Запись беседы Заместителя Народного Комиссара Иностранных Дел СССР с Послом Турции в СССР Зекяи-беем

21 ноября 1925 г.

Мне сообщили в Совнарком, что турецкий посол хочет быть принятым мною немедленно по срочному делу и именно не т. Араловым» а обязательно лично мною. Пришлось удовлетворить его просьбу.

Мининдел поручил ему заявить нам приблизительно нижеследующее (цитирую на память);

Значение Локарно теперь достаточно ясно как для СССР, так и для Турции. Турецкое правительство считает, что перед лицом этого события политика Советского Союза и Турции должна быть одинакова. Турецкое правительство хотело бы знать мнение и соображения нашего правительства на этот

счет.

Я ответил, что совершенно согласен с турецкой оценкой

локарискнх событий и сделанными отсюда Турцией выводами. В Локарио, очевидно, состоялось полуофициальное соглашение между Англией, Францией, Италией и Германией о вовлечении СССР в Лигу наций. Неуклюжие попытки в

22* 675

этом направлении уже делались. Для облегчения задач Штре-земана распространяются сведения о якобы изменении нашей позиции в отношении Лиги наций и Локарно. Мы всеми доступными нам средствами стараемся опровергать эти слухи, Мы теперь так же далеки от вступления в Лигу, как были до Локарно. Поскольку от нас будет зависеть, мы намерены впредь поддерживать самые дружественные отношения с Германией, Мы стремимся также к улучшению наших отношений с Францией и Польшей, Локарно диктует сближение между теми странами, против которых оно направлено, и общую политику в отношении Лиги наций. Попытки Франции и Англии столковаться по вопросам о Сирии, Палестине и Ираке также являются, очевидно, плодом Локарно. Мы хотели бы еще больше усилить нашу дружбу со странами Востока и в первую очередь с Турцией. Мы рады отметить такое же стремление со стороны турецкого правительства-.Я считаю момент назревшим для облечения этих стремлений в материальную или, скорее, легальную форму. Таковой я считал бы подписание того дополнительного соглашения, о котором переговоры у нас ведутся уже около года. Мы очень рады были приглашению Чичерина в Турцию. Мы с ним списывались, но оказалось, что состояние здоровья не позволяет т. Чичерину предпринять такую поездку, которая могла бы уничтожить все плоды его лечения. К тому же Чичерин технически ие мог бы попасть в Турцию раньше отъезда турецкого министра иностранных дел в Женеву*.

Посол заметил, что министр мог бы отложить свою поездку, если бы Чичерин согласился приехать.

Продолжая, я сказал, что это дела, однако, теперь уже не меняет, но что мы позволяем себе предложить министру встретиться с Чичериным где-нибудь за границей или же (что мы предпочли бы) заехать в Москву, Мы тогда могли бы вернуться к прерванным переговорам о дополнительном соглашении. Необходимо совместными усилиями согласовать то небольшое разногласие, которое в прошлый раз помешало подписанию соглашения ¹³¹.

На вопрос посла я ему изложил сущность разногласия. Зекяи-бей спросил, почему нельзя включить и Персию в соглашение. Я ответил, что мы против этого не возражаем, но что это от нас не зависит. Если Персия почему-либо от соглашения по тем или иным соображениям уклоняется, то это не должно помешать нашему соглашению с Турцией.

Зекяи-бей вновь стал убеждать меня в необходимости привлечения персов. Если Персия из-за Англии официально откажется, то нам по крайней мере будет ясна ее позиция, Я возражал, что отказ от этого соглашения вовсе не означал

* См. док. №371, 385.

бы проявления англофильской политики со стороны Реза-хана. Во всяком случае, переговоры с Персией потребуют значительного времени, и не известно, к каким результатам приведут. Зачем же нам откладывать на столь неопределенный срок соглашение между нами, т. е. СССР и Турцией.

Зекяи-бей делал попытки узнать, в чем заключается наша новая формула. Я ответил, что она еще не принята окончательно нашим правительством, находится лишь в стадии обсуждения и поэтому я считал бы преждевременным сообщать о ней. Я закончил разговор просьбой сообщить нам, предполагает ли министр иностранных дел Турции искать встречи с т. Чичериным в Западной Европе или же приехать в Москву *, Посол обещал немедленно запросить об этом Ангору ¹⁶⁸.

Литвинов

Печат. по арх.

389. Телеграмма Полномочного Представителя СССР в Италии Заместителю Народного Комиссара Иностранных Дел СССР M. M. Литвинову

22 ноября 1925 г.

Вчера во время визита имел обстоятельную беседу с посланником Югославии. Он высказывает уверенность в скором признании. Их опасение—Коминтерн, но симпатии всех слоев населения к СССР сейчас столь велики, что они боятся также чересчур сильного влияния СССР на страну. Посланник СССР встретит самый восторженный прием.

Югославский генеральный консул в Триесте Степанович, который в настоящее время назначается заведующим договорным отделом министерства иностранных дел, говорил Гольдбергу, ссылаясь иа специальную телеграмму, о том, что они хотели бы теперь вести формальные переговоры с официально уполномоченным лицом**.

Керженцев

Печат. па арх.

390. Телеграмма Заместителя Народного Комиссара Иностранных Дел СССР Полномочному Представителю СССР в Германии***

23 ноября 1925 г.

Договор с Чехословакией не был ратифицирован чешским парламентом ****, так как Бенеш опасался провала его партией Крамаржа. Согласно чешским законам, договор имеет силу на основании утверждения его советом министров.

* См. док. № 395.

** См. док. № 396.

*** См. док. № 386.

**** См. т. V, док- К". 180 и прим. 110.

Щтреземан явно оттягивает переговоры и заключение соглашения до получения в Лондоне благословения Бриана и

Чемберлена.

Литейное

Лечат, по арх*

391, Доклад Полномочного Представителя СССР в Германии Заместителю Народного Комиссара Иностранных Дел СССР M. M. Литвинову*

24 ноября 1925 г,

Многоуважаемый Максим Максимович,

I

Только в субботу [21 ноября] в 5 часов вечера виделся со Штреземаном. Как Вы помните, предполагалось свидание со Штреземаном и Лютером вместе, но в субботу утром мне позвонили от Штреземана, что в эти перегруженные дни невозможно соединить Лютера и Штреземана, и спросили, согласен ли я на разговор без Лютера со Штреземаном и Шубертом. Так как идея привлечения Лютера исходила от Штреземана, то у меня не было никаких оснований возражать против свидания с одним Штреземаном,

Свидание состоялось в 5 часов, Я вкратце телеграфировал Вам о нем **. От нас были я и Бродовский, от немцев — Штреземан и Шуберт. Вначале я спросил, почему в рейхстаге не слушается сегодня наш торговый договор. Щтреземан сделал вид, что он не в курсе. Шуберт также не зиал детально, в чем дело, бросился в соседнюю комнату к телефону и через пять минут принес справку, что договор не прошел еще через союзный совет***. Хотя правительство настаивает на ускорении, но не считает возможным применять меры политического давления. Рейхсрат же состоит в отличие от рейхстага не из партийных полигиков, а из представителей отдельных германских стран**** и провинций, проявляющих большой интерес к содержанию договора- Тем не.менее есть основания надеяться, что во вторник 24-го договор поступит в пленум рейхсрата и не позднее пятницы 27-го будет рейхсратом принят. Из рейхсрата он сразу переходит в рейхстаг, а там, конечно, все дело пойдет гораздо скорее. Мы можем быть спокойны, что договор будет ратифицирован рейхстагом до окончания нынешней сессии, т. е. не позднее половины декабря.

* Печатается с сокращением, ** См. л ок. № 386. *** Имеется в виду рейхсрат. **** Имеются в виду земли.

II

Затем перешли к вопросу о дополнительном политическом соглашении. Никаких политических вступлений не потребовалось. Тов. Бродовский прочел текст сообщения фон Дирк-сена, сделанного в Москве в конце июня, затем текст нашего контрпроекта, переданного т. Чичериным графу [Брокдорфу-Ранцау] в начале июля, наконец, наш теперешний проект*. После прочтения я выяснил, чем отличается наш теперешний текст от чичеринского контрпроекта. Отличий два. Во-первых, введен пункт о взаимном нейтралитете, заимствованный из советско-чешского договора **, иа который несколько раз в прошлых беседах ссылался г. Штреземан. Во-вторых, последний пункт о Лиге наций изменен ввиду изменившихся обстоятельств, В прежнем проекте говорилось о том, что обе стороны обязуются предварительно согласовывать свои шаги, касающиеся вступления в Лигу наций или посылки туда наблюдателя. Сейчас, после Локарно, Германия уже накануне вступления в Лигу наций. Мы поэтому предусматриваем в договоре, что должна будет делать Германия, если предусмотренное в Локарно вступление в Лигу наций совершится.

Тогда Германия обязуется в Лиге наций и в ее Совете вести себя так, чтобы не допустить применения к нам санкций, предусмотренных 16 и 17 статьями статута. Пункт формулирован односторонне, потому что мы в Лигу наций вступать не собираемся и, следовательно, аналогичное обязательство принять на себя не можем.

Штреземан спросил, ратифицирован ли Чехословакией договор с нами, Я ответил, что у меня нет сведений, ратифицирован ли он парламентом. Насколько я помню, чешское правительство сообщило нам, что договор не нуждается в ратификации парламентом. Я помню, что Штреземан при весенних переговорах интересовался этим вопросом***, но так как по возвращении из Локарно он сказал мне, что говорил по вопросу об этом договоре с Бенешем и Бриаиом и не имеет сомнений насчет возможности заключения подобного договора с нами, то я не позаботился навести эту справку. Могу в понедельник доставить ему точную выписку преамбулы к нашему договору с Чехословакией, в которой содержится пункт о нейтралитете, и справку о ратификации.

Далее Штреземан сказал, что мыслим один случай, когда германский представитель в Лиге наций вынужден будет признать Советский Союз нападающей стороной. Это было бы в том случае, если бы мы, напавши, например, на Бессарабию, выпустили бы листовки, в которых бы объявляли, что

* См. док. № 233, 387. ** См. т, V, док. № 180. *** См, док, № 124.

мы занимаем Бессарабию в целях освобождения бессарабского народа и т. п. Я ответил, что пример с Бессарабией неудачен, потому что, если бы даже мы заняли Бессарабию, чего мы не собираемся делать, то в этом случае нельзя было бы говорить о нашем нападении или нападении с нашей стороны, так как Бессарабия — это есть часть советской территории, насильственно, незаконно оккупированная Румынией. Штреземаи признал, что пример выбран неудачно, и сказал, что он меняет географическую часть своего примера, но остается при его сущности. Мы с т. Бродовским ответили, что, конечно, если бы мы сами заявляли о том, что мы нападаем, то мы не могли бы требовать от германского правительства признания нас ненападающей стороной, но мы считаем такой случай невозможным. Штреземаи сказал, что он хотел лишь выяснить, как смотрим мы на подобный случай, ибо во всех остальных случаях нашего столкновения с третьей державой Германия всегда будет в состоянии высказаться в нашу пользу.

Затем он задал вопрос, как мыслим мы себе этот договор: в качестве тайного договора или в качестве открыто заключенного договора, который Германия должна будет зарегистрировать в Лиге наций. Я ответил, что при начале переговоров в декабре прошлого года мы имели в виду тайное соглашение ¹⁶⁹. Штреземаи первый в апреле поднял вопрос о том, что он предпочел бы заключить с нами открытое соглашение'. Теперь, когда прошло уже столько времени и когда заключен уже Локарнский договор, возможно, что и у нас выскажутся за то, чтобы договор был заключен в форме открытого политического соглашения. Я, во всяком случае, в ближайшем письме в Москву поставлю этот вопрос.

Штреземаи сказал, что он хочет выяснить для себя возможность обоих путей, поэтому он хочет выяснить детально положение нашего договора с Чехословакией и затребует

юридическое заключение от г. Гауса.

Шуберт совершенно определенно сказал: «Вы понимаете, что сейчас, вступая в Лигу наций, мы не сможем немедленно заключить такой договор, который противоречил бы статуту Лиги наций и который Лига наций отказалась бы зарегистрировать»,

Я сказал, что в предложенном нами проекте лишь последний пункт может вызвать некоторые сомнения с точки зрения статута Лиги наций. Пожалуй, Лига наций не может допустить, чтобы участник ее заранее принимал те нли другие обязательства перед третьей стороной по поводу своих будущих голосований в Лиге наций. Поэтому этот пункт, может быть, придется выделить в отдельное неопубликованное соглашение. Что касается всего остального соглашения, то я не сомневаюсь, что оно не противоречит статуту Лиги наций или, во всяком случае, противоречит ему менее, чем со-

глашения Франции с Польшей и Чехословакией, заключенные в Локарно *. Конечно, если Германия запросила бы заранее мнение держав Антанты, то они ответили бы ей в отрицательном смысле, признали бы иаш проект соглашения несоответствующим статуту Лиги наций. Но Германии незачем запрашивать союзников, а при самостоятельном обсуждении нужно подходить к этому вопросу не только юридически, но и политически. Я не внжу особой беды в том, если когда-либо в будущем, может быть через пару лет, Лига наций откажет в регистрации этого договора. Тогда Германия при новом, неизвестном сейчас нам политическом положении будет думать, как реагировать ей на этот отказ в регистрации. До тех же пор во всяком случае необходимое и нам и Германии соглашение будет существовать и действовать.

Штреземан ответил, что он не собирается зондировать предварительно мнение держав Антанты, что он удовлетворится юридическим заключением Гауса. Он не подходит к вопросу исключительно юридически, но для того, чтобы принять сознательно политическое решение, ему нужно вполне ясно на основании юридического анализа представлять себе возможные последствия этого политического решения.

В заключение Штреземан сказал, что он надеется во второй половине предстоящей недели, т. е. еще до отъезда в Лондон, встретиться совместно со мной и канцлером для продолжения начатых сегодня разговоров.

Я тут же спросил Шуберта, едет ли и он в Лондон. Шуберт.ответил, что до снх пор предполагалось, что поедут только главные делегаты, т. е. Лютер и Штреземан. Сейчас произошел новый факт—смерть вдовствующей английской королевы. Это изменяет всю программу торжеств, и, может быть, изменится и состав германской делегации. Он говорил по этому поводу сегодня с лордом д'Аберноном, но у того нет еще никаких сообщений из Лондона,

Ш

Последние дни имел довольно тесный контакт с графом [Брокдорфом-Ранцау]. В пятницу, под вечер, он вызвал к себе Якубовича, расспрашивал его, виделся ли я уже со Штрезе-маном и Лютером, говорил, что он недоволен отношением к себе и чувствует себя несколько изолированным. В этот вечер Гинденбург устраивал большой прием человек на 40 для высших чиновников всех министерств. Граф был приглашен на этот прием, и ему сообщили, что Гинденбург просил посадить его рядом с собой, чтобы иметь возможность с ним переговорить. Граф возлагал большие надежды на этот

* См. сб. «Локарнская конференция 1925 г. Документы», М., 1959, _стр, 497—498.

р

вечер. Он сказал Якубовичу, что если будет вполне доволен разговором с президентом, то на другой день, в субботу

21-го, зайдет ко мне и расскажет о своем разговоре. Если же удовлетворен он вполне не будет, тогда он позволит себе еще раз пригласить к себе Якубовича.

На другой день граф позвонил Якубовичу и просил его •заехать к нему в 5 Va час. Визит Якубовича совпал с тем временем, когда мы с Бродовским были у Штреземана. Граф был чрезвычайно поражен тем, что ему Штреземан ничего не сказал о предстоящем свидании, хотя они встретились накануне у Гинденбурга. Граф увидел в этом совершенно естественно стремление обойти его, тем более демонстративное,.что перед этим Штреземан оттянул на две недели начало переговоров со ссылкой на желательность приезда графа и участия его в переговорах.

Накануне у Гинденбурга граф сидел по левую руку от президента, а Лютер по правую. Такое расположение не дало графу возможности поговорить с полной откровенностью, но • президент все-таки обещал ему полную поддержку. На вопрос Якубовича — в чем, граф от определенного ответа уклонился. Затем он просил, чтобы я принял его в воскресенье, чтобы он мог поговорить со мной подробно о разговоре моем со Штреземаном, так как, по-вндимому, у него нет другого.способа быть в курсе моих переговоров с министерством. Он прибавил, правда, что вечером в этот день встретит где-то Шуберта и, может быть, поговорит еще с ним по вопросу • о наших переговорах.

В воскресенье 22-го после обеда был у меня граф. Разговаривали мы втроем: он, я и Бродовский. Граф рассказал, что встретился накануне у Карла Фюрстенберга * с фон Шубертом и задал ему вопрос, был ли я в этот день у Штреземана. Шуберт без особенной охоты вынужден был ему рассказать о том, что свидание действительно состоялось, что мы передали небольшой предварительный проект, но что разговоров по существу еще не было. Граф заявил Шуберту, что поскольку он здесь, он претендует на участие в переговорах. Шуберт, конечно, против этого не возражал.

Я передал графу один экземпляр нашего проекта, переданного накануне Штреземану. Он его тут же прочел, а я дополнительно сообщил ему, что наш договор с Чехословакией ратифицирован еще в 1922 г. у нас Президиумом ВЦИК, в Чехии — советом министров, и что тогда же, в 1922 г., произошел обмен нотами о состоявшемся утверждении договоров обоими государствами. Граф просил нас выяснить точные условия, на которых в 1923 г. вступила в Лигу наций Канада. Ои запрашивал об этом Шуберта, но тот сказал ему, что

Немецкий банкир, владелец банка «Берлинер хандельсгезельшафт».

условия, на которых вступила Канада, гораздо менее широки, чем те, на которых вступает сейчас Германия. Я ответил, что т. Раковский совсем недавно перед своим отъездом из Англии слышал от одного из английских политиков, что Канада принята в Лигу наций после заявления, что она будет принимать участие лишь в тех санкциях, которые сама признает для-себя приемлемыми. Письмо т. Раковского было много уже отослано для прочтения Георгию Васильевичу [Чичерину], я не помнил точно, кто это ему говорил, да у меня и не было, особого желания сообщать графу имя собеседника Раковского. Мы обещали постараться выяснить точные условия вступления Каиады.

Из дальнейших разговоров графа я понял, что все его старания в разговорах с Гинденбургом и Лютером сводились к тому, чтобы Лютер в своем выступлении в рейхстаге 23 ноября совершенно открыто заявил, что Германия вполне свободна участвовать или не участвовать в санкциях, что германское правительство само решает для себя вопросы, связанные со ст. 16, и что Совет Лиги наций не может навязать Германии принудительного участия в санкциях. Еслн Лютер, сказал граф, официально сделает в рейхстаге такое заявление и если на него не последует возражений со стороны Чемберлена и Бриана и других участников Локарно, то это будет обозначать молчаливое согласие держав Антанты или Лиги наций с германским толкованием ст. 16. Это в значительной степени уменьшит отрицательные стороны вступления в Лигу наций.

Граф сказал, что он и его брат приглашены в следующую субботу (28 ноября) на интимный обед к Гинденбургу, где не будет никого, кроме членов семьи президента, и там он сможет переговорить подробно* о необходимости заключить с нами дополнительное соглашение.

Граф не думает, чтобы наши переговоры о дополнительном соглашении скоро пришли к концу и чтобы правительство приняло целиком наши предложения. Сам он тоже не ангажировался выражением своего согласия с нашим предложением в целом.

IV

Вчера начались локарнские дебаты в рейхстаге. Выступил Лютер с декларацией правительства. Затем пленум закрылся, и началось заседание комиссии по'иностранным делам. Доклада об этом заседании у меня еще нет, но до ухода почты будет, и я приложу запись об этом заседании к моему докладу. Речь Лютера подробно передана вчера агентством Вольфа. Напишите, кстати, получаете ли Вы. в Москве вместе с Иноростой и вольфовские телеграммы. Если ие получаете, то я буду добиваться от нашего отделения

ТАСС, чтобы оно передавало важнейшие касающиеся нас выступления независимо от того, телеграфирует ли их Вольф.

Лютер начал свою речь с заявления, что после отставки министров-националистов перед ним и кабинетом стоял вопрос, должны [ли] они немедленно выйти в отставку. Они по совести ответили себе, что они должны довести до конца начатое в Локарно дело, лишь после этого подать в отставку. Президент с их мнением согласился, Но Лютер уже теперь заявляет от имени всего кабинета, что после подписания Ло-карнских соглашений он вручит президенту свою отставку. Такое заявление Лютера явилось очень удачным ходом, ибо оно отнимало почву для внесения всякого рода вотумов недоверия. Конечно, коммунисты внесли уже вотум недоверия, националисты вносят сегодня такой ж.е вотум, причем формулированный так, что за него могли бы голосовать и социал-демократы. Но все эти вотумы будут отклонены или при воздержании социал-демократов, или даже при их активном голосовании вместе с правительственными партиями.

В дальнейшем Лютер изложил содержание Локарнского соглашения, подробно останавливался на так называемых «рюквиркунген» *, а излагая ст. 16, сделал совершенно решительно то заявление, которого от него желал и ждал граф Брокдорф-Ранцау.

Вообще и тем, что он говорил о будущих отношениях Германии с Россией, и заявлением по поводу ст. 16 мы можем быть довольны ¹⁷°.

Сейчас идут прения, голосование будет, вероятно, в четверг, а третье чтение состоится в субботу. • Рейхсрат принял Локарнские соглашения не единогласно. Ряд членов рейхсрата — националистов голосовали Против них, правда, они остались в общем в незначительном меньшинстве. [...]

Полномочный Представитель СССР в Германии

Печат. по арх.

Г