Телеграмма Полномочного Представителя СССР во Франции В. С. Довгалевского в Народный Комиссариат Иностранных Дел СССР

8 июня 1932 е.

Сегодня я был у Эррио**. Он с первых же слов принялся, правда в весьма задушевном тоне, жаловаться на нашу неблагодарность, выразившуюся «в союзе Французской компартии с Советским правительством на выборах 1928 г.», подчеркнул, что он много претерпел во Франции из-за дружественного отношения к СССР и из-за восстановления с ним отношений; он с огорчением констатировал, что ошибся в своих расчетах на сближение между Францией и СССР, и добавил, что был бы рад, если бы мы дали ему свидетельство изменения наших позиций, что позволило бы ему искать базу для нормализации советско-французских отношений. Я в том же задушевном тоне отклонил от себя жалобу на Французскую коммунистическую партию и многократно уверял его, что память о нем в широких общественных кругах и в правительстве СССР ассоциируется с восстановлением отношений; что же касается базы для нормализации отношений, то за ней ходить далеко не нужно, а надо лишь подписать и ратифицировать парафированный пакт*** и завершить торговые переговоры. Эррио ответил, что с переговорами он ознакомился поверхностно и просит меня отложить подробные разговоры до его возвращения нз Лозанны и Женевы. Когда я намекнул ему, что считал бы небесполезным, чтобы он был ориентирован мною раньше его поездки в Берлин, Лозанну и Женеву, где у него, наверное, будут встречи с руководителями внешней политики ряда стран, то Эррио ответил, что было бы очень хорошо, если бы я съездил в Женеву н там вместе с Литвиновым встретился с ним. Он добавил, что, вопреки газетным сообщениям, он не установил еще точно, когда поедет в Женеву, но что он заблаговременно поставит меня в известность,

* См. также док. J\s 185, 281. ** Председатель совета министров и министр иностранных дел Франции с 3 нюня 1932 г.

*** См. т. XIV, дон. № 229.


попросив для этого забежать к нему в конце недели !69. Эррио намекнул, что. Вертело, вероятно, больше не вернется на Кэ д'Орсе *.

Полпред

Пенат. по арх.

245. Запись беседы члена Коллегнн Народного Комиссариата Иностранных Дел СССР с Посланником Норвегии в СССР Урби

9 июня 1932 г.

\. После обычных любезностей Урбн сказал взволнованным тоном, что он пришел ко мне по поручению своего правительства с необычным и неприятным делом, по которому он имеет поручение вручить нам ноту**. Вытащив большое дело и перелистывая его, Урбн сделал пространный комментарий к этой ноте.

В июне прошлого года т. Морштын *** вызвал Даниэльсена и сообщил ему, что «Союзлеспром» намеревается возобновить эксплуатацию угольных рудников на Шпицбергене, принадлежавших «Русскому Груманту», н имеет в виду с этой целью установить на руднике радиостанцию. Даниэльсен доложил об этом норвежскому правительству, и 28 сентября минувшего года норвежская миссия прислала НКИД ноту, в которой по поручению своего правительства сообщила, что последнее не имеет ничего против постройки радиостанции на Шпицбергене, с тем, однако, что должны быть соблюдены известные условия, которые и были перечислены в этой ноте под пп. 1—8. 26 ноября минувшего года норвежская миссия получила от НКИД ноту, в которой принимаются 5**** из поставленных норвежским правительством условий, а остальные условия, со ссылкой на ст. 4 Шпицбергенской конвенции, отклоняются '70. Норвежское правительство потом, к своему изумлению, узнало, что, несмотря на эту переписку, радиостанция начала свою работу еще в декабре минувшего года. (В заметках, которые я делал во время беседы с Урби, отмечено, что «норвежское правительство узнало в декабре, что радиостанция начала работать», однако я не убежден, что эта заметка соответствует в точности тому, что сказал Урби. Возможно, что он сказал, что норвежское правительство потом узнало, что станция

* См. также док. M 298.

*ч Содержание ноты изложено в данной беседе. Ответ НКИД СССР на эту ногу — см. док. Кя 249.

*** Помощник заведующего I Западным отделом НКИД СССР. **** В тексте ошибочно — 8.


начала работать в декабре.— Б. С.) Норвежское правительство полагает, что заключенная в Париже Шпицбергенская конвенция неприменима в данном случае, ибо тут имеется особый договор, заключенный «Английским Грумантом» с «Стуре-Норске», в котором совершенно определенно сказано, что, если на участке «Английского Груманта» будет построена радиостанция, она может сноситься с внешним миром (вне Шпицбергена) только через государственную норвежскую радиостанцию на Шпицбергене. Кроме того, специальное решение норвежского министерства торговли, принятое «позднее, чем Парижская шпицбергенская конвенция, на которую была сделана ссылка в ноте НКИД, также устанавливает, что все частные радиостанции, которые были бы построены на участке «Груманта», должны сноситься со станциями вне Шпицбергена исключительно через государственную норвежскую радиостанцию на Шпицбергене и, кроме того, должны соблюдать все предписания норвежского государства на сен предмет». (Урби передал мне при этом прилагаемую выписку на немецком языке из этого решения норвежского министерства торговли *,) «Норвежское правительство жалеет,— заявил Урби,— что радиостанция на участке «Груманта» была пущена в работу без того, чтобы были выполнены различные условия, Поставленные норвежским правительством, н что особенно неприятно, без того, чтобы были соблюдены даже и те условия, которые были приняты НКИД в ноте от 26 ноября». В заключение Урби, передавая мне ноту, заявил, что «норвежское правительство требует, чтобы радиостанция прекратила свою работу с внешним миром и чтобы все условия, поставленные норвежским правительством в его ноте от 28 сентября минувшего года, были соблюдены».

Я сказал, что дело, с которым пришел посланник, действительно очень сложное и что я должен буду затребовать заключение наших юристов, прежде чем я составлю свое мнение и внесу его на разрешение коллегии. Я сделаю, что могу, чтобы заблаговременно получить заключение юристов и изучить дело, с тем чтобы обсудить вопрос в коллегии еше 11-го сего месяца. Уже теперь, однако, после первого ознакомления с делом на основании изложения посланника, я должен сделать следующие замечания по существу дела.

Во-первых, мне кажется неправильной ссылка посланника на неприменимость в данном случае Шпицбергенской конвенции вследствие наличия частноправового договора «Английского Груманта» с «Стуре-Норске» и решения норвежского министерства торговли. Ни то, ни другое не может ограни-

* Содержание выписки изложено в этой беседе.


чить применения международного договора. Во-вторых, мне непонятно, почему норвежское правительство только теперь обращается к нам по этому делу с такими претензиями и такими требованиями, когда радиостанция, по словам посланника же, работает уже полгода. Больше же всего меня удивляет то обстоятельство, что по такому деловому случаю, к тому же требующему серьезного и длительного юридического изучения, норвежское правительство сочло нужным послать нам такую острую ноту, содержащую по существу бессрочный ультиматум. Посмотрев на часы, я сказал Урби, что его нота по существу означает, что с 16 час. 20 мин. 9 июня норвежское правительство оставляет за собой право применить насильственные меры к нашей радиостанции на Шпицбергене. Ведь даже при желании согласиться с ним я не могу в этот момент, не зная юридической сущности вопроса, дать ему другого ответа, кроме заявления, что я принимаю его ноту к сведению и обещаю возможно скоро изучить вопрос и дать ему ответ. Вместе с тем я прошу его сообщить норвежскому правительству, что я изумлен (бефремдет), что оно нашло возможным по такому маленькому деловому вопросу послать нам ноту, вносящую совершенно ненужное обострение в наши отношения. Я не сомневаюсь, что коллегия будет также изумлена, тем более что это уже не первый случай, когда за последние месяцы с норвежской стороны по незначительным фактам вносятся серьезные обострения в наши отношения.

Урби, и без того волновавшийся, густо покраснел и сказал, что ои передаст мое заявление в Осло. В то же время он прибавил: «Что бы вы сказали, если бы на вашей территории внезапно стала работать без вашего разрешения чужая радиостанция?».

Я ответил, что одно дело — наша территория и территория самой Норвегии, и совсем другое дело — ненаселенный Шпицберген, к тому же находящийся в особом международном положении, поскольку насчет его имеется специальный международный договор. С другой стороны, наша радиостанция начала действовать на Шпицбергене вовсе не внезапно. Тот факт, что, как это вытекает из слов самого же посланника, радиостанция работала спокойно уже полгода, и теперь норвежское правительство действительно «внезапно», без всякого предварительного обсуждения вопроса, посылает нам ультиматум, показывает, что не мы, а норвежское правительство осложняет отношения между нашими странами.

Урби сказал, как бы оправдывающимся тоном, что мы Должны принять во внимание ненормальность положения, когда строится и пускается в ход новая станция без учета того, что на Шпицбергене уже имелась радиостанция и что

3ä5


постройка ее «стоила денег». В ответ на мое замечание, что наши организации имели право построить такую станцию и пользоваться ею на основании Шпицбергенской конвенции, Урби сказал еще, что мы приняли сами в договоре «Груманта» с «Стуре-Норске» известные условия функционирования радиостанции, и, кроме того, мы «приняли без протеста» опубликованное решение министерства торговли относительно условий работы радиостанции на участке «Груманта». (Вообще в течение беседы Урбн неоднократно ссылался на это решение норвежского министерства, и оно занимало центральное место в его аргументации.)

Я сказал, что я должен во всем этом деле разобраться, н выразил сожаление, что вместо спокойного делового обсуждения таких деловых вопросов в Осло прибегают к таким чрезвычайным мерам н вносят обострение в наши отношения.

Урби развел руками, и его жест показывал, что, несмотря на свою, вообще говоря, враждебную установку, он не согласен со своим правительством в данном случае *.

2. Затем Урби вручил мне прилагаемый эд-мемуар]71 и просил ускорить принятие мер для обеспечения связи с нашей радиостанцией на Земле Франца-Иоснфа с целью получения норвежскими станциями метеорологических бюллетеней с Земли Франца-Иосифа, которые, по заявлению Урбн, представляют очень большую ценность, в особенности для Норвегии.

Я обещал это сделать, сказав, что мы будем очень рады, если наша радиостанция иа Земле Франца-Иоснфа окажет пользу Норвегии.

Б. Стомоняков

Пеяат. по арх.

246. Сообщение Полномочного Представителя СССР в Японии о заседании Японо-Советского общества **•

11 июня 1932 г.

Сегодня у прнниа Канъина заседание Советско-Японского общества с последующим чаепитием. Я решил подчеркнуть роль общества в улучшении отношений между СССР и Японией за последнее время ***, имея в виду и шагн Санто, прннца Канъина, адмирала Като, Куратн****. В самом деле, за

* См. также дой- Ks 257. ** Из дневника полпреда СССР в Японки за 8—30 июня 1932 г, *** См. док. № 147. **** Один нз директоров Японо-Советского общества.


минувший год общество кое-что сделало. Надо его поощрить.

Заседание происходило в очень торжественной обстановке.

До заседания в отдельной комнате собрались принц Канъ-ин, я, виконт Сайто, который, несмотря на свою занятость в парламенте, пришел на это заседание, и адмирал Като, неизменно подчеркивающий свое положительное отношение к советско-японской дружбе.

С принцем Канъином мы беседуем как старые знакомые. Для меня это уже пятое годовое собрание Советско-Японского общества. Я благодарил Сайто и Като за их внимание к делам Советско-Японского общества, особенно Сайто. Правда, и покойный барон Танака, будучи премьером, всегда являлся иа заседания нашего общества.

После беседы мы вместе с Канъином перешли в зал, где собралось около 150 человек членов общества. Среди присутствовавших я заметил: из МИД — Арита * и Такэтомн **, затем Курати, Магоси (90-летний старик), проф. Ясугн, чаепро-мышленника и члена верхней палаты Накамура, Фудзияма ***, Таиакамару и многих других. Дипломатическая часть посольства была в полном составе. Из торгпредства был только одни Асаткии****, что. конечно, совершенно неправильно. Ссылаются на то, что у них нет визиток. Это — не-резон, визитки надо сшнть.

Первым говорил прннц Канъин. В короткой речи ои указал, что «с каждым годом развиваются дружественные отношения между Японией и СССР».

Внконт Сайто говорил между прочим: «Идя постепенно все больше и больше по пути развития, работа нашего Общества, к счастью, получила возможность оправдать предполагавшиеся ожидания, и мы, безусловно, можем уже констатировать достижения Общества *****... поскольку в такое время, как теперь, стремление к дружественным отношениям между странами на основе постепенного ознакомления с состоянием других стран на базе взаимного понимания содействует сохранению постоянного мнра в Азии».

Моя речь была более определенной:

«На сегодняшнем торжественном годовом собрании Общества мы должны прежде всего отметить, что за истекший год активность нашего Общества сильно возросла.

* Заместитель министра иностранных дел Японии с мая 1932 г.

** Заведующий департаментом торгозли ДШД Японнн. *** Крупный японский промышленник. **** Торговый представитель СССР в Японии. ***** Многоточие в документе.


Это объясняется прежде всего тем, что наше Общество действует под покровительством е. и. выс-ва принца Канъина и под председательством виконта Сайто, своими указаниями и опытом много содействовавших работе Общества.

За этот год имели место крупные события на Дальнем Востоке. Укрепление дружественных отношений между Японией и Советским Союзом было особенно важно, И наше Общество делало все возможное, чтобы эти дружеские отношения между обеими странами крепли и развивались не на словах, а на деле. В этом большая, можно сказать, историческая заслуга Общества.

Японо-Советское общество за минувший год предприняло ряд шагов для улучшения экономических отношений между нашими странами и много заботилось о том, чтобы расчистить путь для осуществления тех больших возможностей, которые имеются для развития в большом масштабе торговли между Японией и СССР, и содействовало работе нашего торгового представительства.

Общество не прошло мимо и культурных отношений между народами обеих стран и предприняло ряд шагов для установления взаимного понимания в культурной области и взаимного обмена культурными достижениями обеих стран.

Я не могу не отметить, что за прошедший год почетный покровитель нашего Общества е. и. выс-во принц Канъин был назначен на важнейший пост начальника генштаба японской армии, а председатель Общества виконт Сайто стал во главе правительства японского государства.

Это подчеркивает значение Общества, ибо указывает, что оно находится под руководством двух действительно выдающихся государственных деятелей Японии.

При этих условиях можно быть вполне уверенным, что наше Общество с успехом выполнит свои задачи по содействию реальной дружбе наших народов и работа Общества в следующем году принесет не меньшие, а, может быть, даже большие плоды».

Отдавая дань всяким условностям и этикету, я хотел заострить внимание на вопросе о наших отношениях и подтолкнуть Общество к более активным шагам в деле улучшения отношений между Японией и СССР.

Полпред СССР в Японии А. Трояновский

Печет, по арх.


247. Телеграмма Полномочного Представителя СССР в Германии в Народный Комиссариат Иностранных Дел СССР

13 июня 1932 г.

Только что меня посетил Нейрат *. После взаимного обмена приветствиями он заявил, что он — один из участников Ра-палло и свое отношение выявил на Генуэзской конференции. Этим определяется его отношение к СССР. Я ему сказал, что в курсе этого и поэтому надеюсь, что наши дружеские и хозяйственные отношения еще больше углубятся и расширятся при его руководстве внешней политикой Германии. Далее он сообщил подробности своего вступления в имперское правительство. После Курциуса ** ему предложил Брюнинг этот пост, но он отклонил, ибо как непартийный не имел никакой опоры в рейхстаге. Теперь он вынужден был принять предложение Гинденбурга. После своего назначения он поехал в Лондон сделать прощальный визит. На мое заявление, что пресса указывает на успех его в Лондоне в сторону изменения там отношения к новому правительству, он скромно сказал, что успех действительно был. Он сказал, что основной вопрос в Лозанне — это репарационный***, однако нельзя ожидать его там разрешения теперь, но необходимо добиваться, чтобы были намечены меры к этому, ибо ясно, что никто не думает, что немцы платить могут и будут. Это скорее стало престижным вопросом. На мой вопрос, предстоят ли дипломатические перемены, в частности у нас, он заявил, что пока об этом не думают, что Дирксен во всяком случае остается у нас, что он ие назначает посла в Лондон, выжидая результатов выборов в рейхстаг, что, быть может, ему придется вернуться в Лондон. Я ему сказал, что у меня взаимоотношения с МИД таковы, что при всяких затруднениях и осложнениях я являюсь, н мы взаимно ищем путей к устранению трудностей. Надеюсь, что таковые же отношения у меня будут с ним. Он ответил, что таково и его желание, прибавив, что сейчас как будто основные переговоры закончены. Я ответил, что вопрос не о переговорах, а о практическом проведении уже решенных вопросов. Меня озабочивает речь Брауна **** о борьбе с иностранным лесоэкспортом. На это Нейрат ответил, что каждый новый министр старается вначале выступать со своими ведомственными интересами, просил меня несколько подождать с

* Министр иностранных дел Германии. ** Министр иностранных дел Германии с октября 1929 г. по октябрь 1931 г.

*es См. «Сборники документов по международной политике...» вып. IV. M., I933, стр. 7—30.

**** -Министр продовольствия и сельского хозяйства Геоманин; см. также док. № 265.


этим делом — все образуется. Далее он извинился, что не может продолжать беседу, ибо у него заседание, надеется в Женеве повидаться с Литвиновым и просил возвратить ему визит после его приезда из Лозанны, так как завтра уже едет туда.

Хинчук

Печат. по арх.


Понравилась статья? Добавь ее в закладку (CTRL+D) и не забудь поделиться с друзьями:  



double arrow
Сейчас читают про: