Телеграмма Полномочного Представителя СССР в Китае И. Т. Лугаица-Орельского в Народный Комиссариат Иностранных Дел СССР

27 октября 1938 г.

24 октября я посетил Кун Сян-сн. Последний в беседе заявил, что, «поскольку СССР в связи с имевшими место событиями фактически освободился от своих обязательств по отношению к Франции и Чехословакии, постольку все внимание и более активную политику должен перенести на Дальний Восток. Для активного вмешательства СССР на Востоке обстановка крайне

* См. док. №414, 419.

** См. док. № 438. *** Директор Северного департамента МИД Великобритании.

благоприятна еще и потому, что все державы {Америка, Англия и Франция) не только не будут возражать против этого, а, наоборот, активно помогут и даже сами включатся в борьбу против Японии». Я подробно изложил д-ру Кун Сян-си точку зрения нашего правительства на положение иа Востоке и разъяснил, какие последствия могут быть в случае нашего сепаратного выступления. В дальнейшем Кун, так же как и Сунь Фо, высказал мнение, что японцы сняли три дивизии из Маньчжурии {поскольку считают, что СССР не будет вмешиваться) и развернули операции против Кантона. На мое же замечание, что войска, по нашим данным, взяты из Шанхая, Цнндао и Тяньцзиня, Кун согласился, что две дивнзнн действительно взяты нз этих районов, а не из Маньчжурии. В связи с этим я подчеркнул Куну, что японцы ие сделали бы этого, если бы партизанам в Северном Китае была оказана помощь материально и вооружением, что усилило бы активность партизан и вынудило бы японцев держать в Северном Китае больше войск и не снимать их на другие фронты. В заключение и Кун выразил благодарность СССР от имени всего Китая за оказанную помощь и выразил надежду на дальнейшее сближение обеих стран.

Полпред

Печат. по арх.

442. Запись беседы Временного Поверенного в Делах СССР в Иране с Министром Иностранных Дел Ирана Аалямом

27 октября 1938 г.

Я передал Ааляму ответ Литвинова¹⁶⁶ о редакции письма по поводу пехлевийского порта. Я сказал, что никакой карты пехлевийского порта при обмене нотами в 1927 г.* не фигурировало. Литвинов считает, что ссылка на карту является излишней, и предлагает не растягивать дальше переговоры и закончить наконец с этим делом путем подписания ноты в редакции, переданной наркомом Ааляму в Женеве⁸².

Аалям ответил, что если бы он мог подписать письмо в редакции Литвинова, то он сделал бы это в Женеве и действительно не стал бы тратить лишнего времени, но он не имеет возможности этого сделать. Компетентные работники МИД утверждают, что в 1927 г. основным документом были обозначены границы порта. Литвинов обещал, что по ознакомлении с документами он даст свой ответ. Поэтому он, Аалям, не может согласиться с тем, чтобы в новом обязательстве, которое он готов подписать, умолчать о приложениях к обмену нотами 1927 г., устанавливавших границы порта Пехлеви.

Я спросил его, какие же он имеет в виду документы; Аалям потребовал из архива карту пехлевийского порта. Это — старый

* См. т. X, док. № 227.

39 Докум. вн. полит., т. XXI 609

план порта, составленный в 1927 г., имеющий подписи «экспертов иранской правительственной комиссии» Арасте и еще одного иранца. Никаких русских подписей на карте нет.

Не стоило большого труда объяснить Ааляму, что этот план не представляет никакого документа, нигде не фигурирует и является одним из планов Пехлеви, изготовленных неизвестно для какой цели.

Далее Аалям потребовал из архива документы о приемке иранцами отдельных объектов пехлевийского порта в 1927 г.

Я объяснил ему, что эти документы представляют [собой] приемочные акты и не имеют никакого отношения к интересующему его вопросу о самом порте Пехлеви.

Я сказал Ааляму, что он сам сейчас убедился в искусственности и ненужности предложения ввести в письмо указания на границы пехлевийского порта. Я сказал ему, что народный комиссар продумал тщательно этот вопрос и поручил мне объяснить министру, что нет не только необходимости, но и никакой возможности вносить изменения в редакцию письма, обсуждавшегося между ним и Аалямом в Женеве. Нарком, таким обра-: зом, сказал свое последнее слово, и он ничего не изменит и ничего не добавит.

Аалям ответил, что иранское правительство, даже если бы он этого хотел, никогда не подпишет новое обязательство, идущее еще дальше обмена нотами 1927 г.

Ои не входит сейчас в рассмотрение йоты 1927 г., но он не признает, что передачей германской фирме строительства дока Пехлеви иранское правительство нарушило обещание, в свое время данное СССР. В этом обещании говорилось о неприглашении иностранцев на службу в управление порта, но не в самый порт. Он, Аалям, не хочет оживлять старого спора, он хочет (ликвидировать этот спор путем дачи нам нового обязательства, оставляющего в стороне ноту 1927 г.,— не допускать враждебных СССР иностранцев в пехлевийский порт. Однако он должен твердо установить, что речь идет о границе порта, как это было установлено в 1927 г.

Я заметил министру, что его позиция противоречива. С одной стороны, он ие хочет ссылаться на ноту 1927 г., а с другой стороны, ои настаивает на введении в своем письме ограничения порта Пехлеви неизвестной линией, которую он относит к 1927 г. Вообще из дискуссии можно вынести впечатление, что иранское правительство имеет заднюю мысль и, давая нам сейчас новое заверение, хочет оставить за собой свободу держать в Пехлеви за какой-то чертой тех же иностранцев. Это было бы издевательством над нами, если бы это было действительно так. Неужели министру ие ясно, что в интересах самого иранского правительства нужно рассеять полностью опасения Советского правительства за политику в отношении иностранцев, которую иранское правительство хочет проводить на Каспийском побе-

режье? Для нас ясно одно, что Каспийское море и его побережье должны быть только советско-иранскими.

Аалям ответил, что он в качестве министра иностранных дел рассеял эти опасения Литвинову. Тем ие менее иранское правительство не согласится принимать новых обязательств. В частности, например, не согласится, чтобы мы толковали новое обязательство, как распространяющееся, например, на город Пехлеви.

Я заметил, что в предыдущей дискуссии на эту тему, собственно, не было и возражений против того, что обязательство относится также и к городу Пехлеви, но сейчас я не хочу вдаваться в определение границ обязательства, а нахожу, что главное— это ликвидировать болезненный конфликт, который затянулся на целый год. Письмо Литвинова дает возможность покончить с этим спором.

Аалям повторил, что подписывает письмо Литвинова, но с тем, чтобы указать, что новое обязательство, которое он дает, относится только к границам пехлевийского порта, как они были установлены в 1927 г. Он предлагает передать это Литвинову.

Я ответил ему, что понимаю его поправку таким образом, что в первую вводную фразу ои хочет включить слова: «Порта Пехлеви, переданного СССР Ирану обменом нотами 1927 г.»

Аалям подчеркивал: «Порт Пехлеви в тех границах, как они были установлены в 1927 г.»

После разных уверток, Аалям в конце концов согласился с тем, что он может подписать с той вставкой, как я сказал.

Я предупредил Ааляма, что, хотя Литвинов сказал последнее слово, я ему попробую это передать, но сомневаюсь, что из этого что-нибудь бы вышло. Я просил его не затягивать этого спора и отказаться от всяких поправок.

На это Аалям ответил мне, что и эта поправка потребует от него немало трудов, чтобы убедить совет министров ее принять*. «Пользуйтесь моим присутствием в составе кабинета, чтобы поскорее окончить наши споры. Иранский министр иностранных дел имеет преходящую судьбу. Во всяком случае, он бывает недолговечным».

Я расстался с министром, сказав, что остаются неизменными интересы иранского государства и оии диктуют ему установить искренне дружественные отношения с СССР.

Поверенный в Делах

Печат. по арх.

* См. ДОК. № 461.

611 •