Н.Н. Перцова

(Москва, Nikolay.Pertsov@avicomp.com)

ЛИТЕРАТУРНАЯ КРИТИКА КАК ОСОБЫЙ ТИП ПОНИМАНИЯ

(НА МАТЕРИАЛЕ РОССИЙСКОЙ ПРЕССЫ НАЧАЛА XX В.)

Понимание – это всегда активный процесс, в котором вольно или невольно отражается личность понимающего. Однажды мною был проведен эксперимент по пониманию стандартного текста. Сотня испытуемых, студентов технического вуза, должна была письменно изложить содержание газетной заметки о пребывании в полете на околоземной орбите двух космонавтов. Результаты были поистине удивительными. Наряду с простым изложением испытуемые допускали множество вольностей, иногда дополняя исходный текст своими знаниями или воображением, иногда изменяя его содержание из-за недопонимания или неверных общих представлений. Пик фантазии был связан с тем местом заметки, где один космонавт говорит другому: «Пролетаем над Крымом». Эта фраза вызвала множество дополнений, касающихся и географического положения Крыма, и его видов, и «ласковых морских волн», омывающих побережье (подробнее см. в статье [Перцова 1977]).

Задача доклада – исследование того типа понимания, в котором круг ассоциаций и личностных вольностей является максимальным, а именно, литературной критики. Материал доклада – критические отзывы современников о творчестве Леонида Андреева, в особенности о его пьесе «Царь Голод» (первое издание – [Андреев 1908]).

В докладе рассматриваются следующие аспекты критических статей.

1. Изложение содержания произведения.

2. Нахождение его источников.

3. Определение жанра произведения или произведений, соотнесение с тем или иным общим литературным направлением.

4. Разного рода сопоставления: сравнения разных героев одного произведения или разных произведений одного автора, сравнение с творчеством того или иного отдельного писателя или той или иной литературной группы, сравнение с другой формой искусства (например, достаточно часто литературу сравнивали с живописью).

5. Оценка отдельного произведения или творчества автора в целом по разным параметром: новое – традиционное, реалистическое – символическое, тривиальное – нетривиальное и т.д.

Леонид Андреев как одна из самых ярких фигур новой русской литературы начала XX в. привлекал особое внимание читающей публики. Часто на его примере критики пытались ответить на ключевой вопрос о соотношении эстетических систем реализма и постреализма в русской литературе. Системы эти столь различны, что, как однажды заметил в частном письме Н.С. Трубецкой, доведись Пушкину прочитать Хлебникова, он, вероятно, просто не распознал бы в нем поэта. Тонкие замечания на этот счет высказал И. Анненский, сравнивая Андреева с Чеховым [Анненский 1979]:

Другая у Леонида Андреева трактовка и характеров. У него как-то все люди немного противные и нечистые какие-то. Попробуем в этом разобраться.

Нет, в сущности, человека, покладистее скептика. Не правда ли, что Чехов кажется иногда удивительно круглым?

Для художника-скептика, в сущности, ведь один только человек и есть на свете, а именно он. В других он только разнообразно любуется собою же, т. е. своим я, единственным, что для него несомненно.

Но не таков фаталист. Для него, собственно, никакое я и в счет не идет. Есть в них, во всех, что-то другое – большое и страшное, но это – уж, наверное, не-я. Эстетически это не-я требует иллюстраций и своеобразно изменяет психологию людей, через которых действует. Оно придает жизни и отдельным людям у Леонида Андреева особый колорит и как-то их от нас отделяет: мы перестали за них бояться, их любить и даже жалеть.

Люди Леонида Андреева жутко символизируются, и в сценической трактовке это кажется особенно неестественным и страшным. Но странное дело, андреевские люди нам чужды, а чеховские, наоборот, близки, – ведь это же все мы, все я.

Отчего же, скажите, Маша Полозова с ее столь изящной всамделишностью кажется просто китайской тенью, если вы сравните ее с лубочной Анфисой?

Не в том ли тут суть, что просто-напросто нам начинает уже надоедать вертеться в заколдованном круге я в чеховском вкусе, что мы сами больше не хотим, чтобы настроения этого я вырастали чуть что не в мировые проблемы, что нам это смешно, наконец, стало.

В многоголосице критических отзывов на пьесу «Царь Голод», глубоких или поверхностных, хвалебных или ругательных, нет только реакций на главную идею пьесы: предвидение социального взрыва и трагичности его последствий независимо от того, сытые или голодные окажутся победителями. Андреев пугал, но современникам было не страшно.

Литература

Андреев 1908 – Леонид Андреев. Царь Голод. СПб.: Шиповник, 1908.

Анненский 1979 – Иннокентий Анненский. Театр Леонида Андреева // Иннокентий Анненский. “Книги отражений”. Серия “Литературные памятники”. М., "Наука", 1979. (Впервые – в газете “Голос Севера”, 1909, 6.XII, с. 3.)

Перцова 1977 – Н.Н.Перцова. Понимание естественного языка как активный процесс // ИРЯ АН СССР. Проблемная группа по экспериментальной и прикладной лингвистике. Предварительные публикации. Вып. 93. М., 1977. С. 39–45.