Максима великодушия

Максима великодушия есть максима необременения собеседника.

Фактически она предохраняет собеседников от до­минирования в ходе коммуникативного акта. Коммуни­кативный акт, кто бы его ни инициировал и ни был за него ответственным, принадлежит обеим взаимодейст­вующим сторонам и строится в соответствии с демокра­тическим принципом равномерного распределения речевой инициативы. Любое речевое взаимодействие есть обмен коммуникативными стратегиями, обмен же есть процедура добровольная. Поэтому навязывание партнеру собственной коммуникативной стратегии, какой бы хорошей тебе самому она ни казалась, следо­вало бы внести в список запрещенных форм речевого поведения.

Коммуникантам, вступающим в речевое взаимодей­ствие, нелишне помнить, что «идеальное пространство коммуникативного акта» есть такое пространство, в ко­тором возможно бесконфликтное существование двух и более коммуникативных стратегий. Поэтому ровно в той же самой степени, в которой важно реализовать од­ну коммуникативную стратегию, важно реализовать и остальные. Принцип «живи и давай жить другим» как нельзя лучше подходит для описания полноценной рече­вой ситуации.

Ясно, что принцип такой заставляет собеседников идти на определенные жертвы по отношению друг к другу. Эти жертвы носят этикетный характер и могут быть сформулированы как речевая модель: я всецело в Вашем распоряжении. Однако такая речевая модель, вне всякого сомнения, есть лишь гротескная модель и в ре­альных ситуациях взаимодействия почти всегда оказы­вается, что реально следовать ей нет никакой возможно­сти. Ибо реальное следование ей фактически означало бы эксплуатацию собеседниками друг друга, в то время как очевидно, что если квалифицировать коммуника­цию в качестве вида игры, то принцип вежливости име­ет более игровую природу, чем принцип кооперации. И если собеседник утверждает, что готов есть землю, лишь бы ему поверили, надеяться на подобную трапезу все же особенно не стоит.

Что означает максима великодушия практически?

Скажем, предложение в хорошем коммуникативном акте всегда сформулировано таким образом, чтобы его можно было отклонить (ср.: вместо «Жду Вас сегодня в шесть ноль-ноль у себя»,— «Вы не заглянете ко мне ча­сиков в шесть?»). Это может быть форма просьбы, что­бы удобнее было отказать (вместо «Умоляю Вас: помоги­те мне — иначе я умру»,— «Я, конечно, легко бы справился и сам, но как насчет того, чтобы вместе сде­лать это?»).

Воспитанный собеседник не свяжет партнера обе­щанием или клятвой (вместо «Поклянитесь матерью, что не забудете купить сигарет по дороге»,— «Вы не захвати­те сигареты, если будете проезжать мимо какого-нибудь киоска?»); не станет брать с него обязательств (вместо «Дайте слово, что не обидитесь»,— «Я прошу Вас не при­нимать этого близко к сердцу») или ставить ему условий (вместо «Если Вы поддержите меня на собрании...»,— «Надеюсь, что на собрании мне удастся управлять ситу­ацией самому, но в случае чего...»). Иными словами, хо­роший коммуникативный акт не дискомфортен по отно­шению ни к одному из собеседников.

Однако, с другой стороны, коммуникантов следует предостеречь и против «слишком комфортных комму­никативных актов», поскольку как в дискомфортной, так и в чрезмерно комфортной ситуации собеседники чувствуют себя не в своей тарелке (подобно тому, как не очень удобно следовать классическому стилю одежды в течение всего дня, но не менее неудобно в течение всего дня репрезентировать и спортивный стиль. Поэтому «люди со вкусом» находят, как правило, некий промежу­точный вариант, который мог бы быть пригодным для максимально широкого крута ситуаций. (Ср. типичный в Дании неосторожно-иронический вопрос к человеку, который с утра при полном параде: «Простите, у Вас кто-нибудь умер?»).

В соответствии с принципом вежливости высоко це­нится умение таким образом вести беседу, чтобы, с одной стороны, избежать дискомфорта, с другой стороны — не доводить ощущение комфорта до абсурда.

Иными словами, собеседнику не следует быть обе­зоруживающе любезным: если он и приносит себя в жертву, то формы демонстративного речевого поведе­ния исключены. Так, согласие оказать помощь не мо­жет быть сформулировано следующим образом: «Это разрушает все мои планы, но я, разумеется, не могу от­казать Вам», утешение не предлагают в соответствии с моделью: «Не переживайте — мне еще хуже, чем Вам!», солидарность не проявляют так: «По-моему, Вы совер­шенно не правы, но, поскольку Вы мой друг, мне ничего не остается, как согласиться с Вами» и т. д.

Неприемлемость подобных форм речевого поведе­ния, в сущности очевидная, объясняется тем, что эти­кет запрещает ставить собеседника в неловкое поло­жение, когда ему приходится выбирать нужную партнеру реакцию (например, сомнительное предло­жение предполагает напряженный поиск решения, в силу чего сомнительное предложение и считается не­корректным). Исследователи этикета едины в своем мнении о том, что ситуацию речевого взаимодействия

нельзя превращать в экзамен, ибо приемлемый комму­никативный акт имеет достаточно свободную и доста­точно открытую структуру — во всяком случае, на­столько свободную и открытую, чтобы собеседники не чувствовали себя связанными по рукам и ногам ничем, даже избыточной любезностью друг друга.

В этом случае хорошими формами «демонстрации» любезности и являются формы косвенной речевой тактики.