Часть 1. Введение. все или большую часть других характерных особенностей данной культуры как «функцию», «надстройку» или «следствие» этой пе­ременной 15

все или большую часть других характерных особенностей данной культуры как «функцию», «надстройку» или «следствие» этой пе­ременной ¹⁵, — все эти теории, как я уже писал, предполагают, что между этими составляющими существует причинно-функ­циональная интеграция. Иными словами, авторы этих теорий, по-видимому, разделяют мнение, будто все элементы культуры образуют функциональное единство.

Поскольку такое мнение является фактически всеобщим, нет особой необходимости доказывать существование причинно-функциональной разновидности интеграции как формы sui generis¹⁶. Но сферу применения этой теории следует несколько ограничить. Мы уже видели — и еще увидим, что не все, а толь­ко некоторые из компонентов любой культуры причинно связаны друг с другом. В каждой культуре есть еще и пространственные и внешние соединения, в которых причинно-следственную связь — в узком смысле этого слова — обнаружить нельзя. Кроме того, во многих культурных комплексах имеются «логико-смысловые» един­ства, отличающиеся от причинно-функциональных.

Таким образом, неправильно утверждать (как делают мно­гие сторонники «причинной связи»), что любая конгломерация объектов культуры является функциональным единством и что все ее компоненты должны находиться в функциональной связи друг с другом.

D. Логико-смысловая интеграция культуры. Не сумев отличить функционально связанные элементы культуры от тех, которые про­сто соседствуют в пространстве и лишь внешне связаны в крайне разнородных культурных конгломерациях, многие сторонники ин­тегрального подхода затемнили истинную природу функциональ­ного единства. А ведь есть еще одна форма ассоциации, совершен­но от нее отличная и еще больше отличная от пространственного и внешнего соединения элементов культуры.

За неимением лучшего термина я называю ее логико-смысло­вым единством элементов культуры. Это — высшая форма ин­теграции. В чем она заключается? Каковы ее особенности? Пред­положим, перед нами рассыпанные страницы какой-нибудь великой поэмы или кантовской «Критики чистого разума», а может быть, фрагменты статуи Венеры Милосской или же раз­розненные страницы из партитуры «Третьей симфонии» Бетхо­вена. Если мы знаем их подлинный смысл и ценность, то мы мо­жем сложить эти страницы или части в смысловое единство, в рамках которого каждая страница или фрагмент займет свое собственное место, обретет смысл, и все вместе они создадут тот

/ формы и проблемы культурной интеграции 41

эффект «сверхинтеграции», который был в них заложен. Я го­ворю о «сверхинтеграции», потому что в таких случаях каждая часть, будучи на предназначенном ей месте, уже не воспринима­ется как фрагмент, все части вместе образуют, так сказать, одеж­ду, сшитую из одного куска ткани. Их связь гораздо глубже, чем в случае простого функционального объединения. Эта связь, по сути, похожа на ту, которая существует между логическими посылками: «Все люди смертны», «Сократ — человек» и выво­дом: «Следовательно, Сократ смертен». Является ли эта связь функциональной? Навряд ли — по крайней мере, если мы не придадим понятию функциональной связи столь широкого зна­чения, что оно вообще потеряет отчетливый смысл.

Чем нужно воспользоваться, так это логическими законами тождества, противоречия и последовательности. Именно их не­обходимо применять, для выяснения того, является или не яв­ляется тот или иной синтез логико-смысловым. Однако, чтобы определить наличие столь высокого единства или его отсутствие, наряду с этими логическими законами следует использовать и более широкие принципы «гармоничности» внутреннего состо­яния. Они выражаются в терминах «последовательный стиль» или же «последовательное и гармоничное целое» — в отличие от «противоречивой смеси стилей», «всякой всячины» и «эклек­тики» ¹⁷. Подобная терминология особенно характерна для ана­лиза произведений искусства.

Впрочем, многие такого рода гармоничные (superlative) един­ства нельзя описать с помощью словесного анализа — они лишь ощущаются как таковые, что, однако, не делает их предельную гармоничность сомнительной. Нельзя доказать с помощью слов — какими бы точными эти слова ни были — внугрен-'ее един­ство и сверхинтеграцию Шартрского собора¹⁸, грегорйанского песнопения¹⁹, музыкальных композиций Баха, Моцарта и Бет­ховена, трагедий Шекспира, статуй Фидия, картин Дюрера, Ра­фаэля или Рембрандта и многих других логико-смысловых единств. Но, не поддаваясь словесному описанию, это высшее единство тем не менее ощущается как таковое компетентными знатоками, причем столь же несомненно, как если бы оно могло быть проанализировано с математической или логической точ-^н°стью. Все такие единства рассматриваются здесь как «логико-смысловые», хотя многие из них и не являются логическими един­ствами в формальном значении слова «логика».

Ряд конкретных примеров даст еще более ясное представле­ние о характере интеграции подобного рода. Допустим, мы