Наследницей, но не преемницей северо-восточной Руси стало московское царство, с еще более выраженными чертами «азиатщины» и византийски утонченного деспотизма в культуре.
Византийское влияние через культуру в большей степени обнаружилось именно в Московский период русской истории, когда сама Византия уже пала под ударами турок. В самой России в это время зарождается новая, московская, или «евразийская» субцивилизация, доминантной формой интеграции которой становится государственность, формирующая на православно-византийской основе особый нормативно-целостной порядок.
Изменяется также социальный генотип России: страна переходит с эволюционного на мобилизационный путь развития с особым типом социальных связей, основу которых составляет министериалитет.
По наблюдениям некоторых исследователей центральным моментом в процессе формирования московской субцивилизации и ее культуры был социально-экологический кризис XIV в., который был спровоцирован чрезмерной антропогенизацией ландшафта, приведшей к кризису технологических основ подсечно-огневого земледелия.
|
|
Выйдя под влиянием кризиса из леса, русские люди стали сельскими, деревенскими, вовлеченными хозяйственно и культурно в состав соседской общины, а через церковь и государство — в жизнь всего этноса. С этим был связан переход от разорванности общества и культуры на две части — крестьян- полуязычников, жителей лесов, хозяйствующих по технологии подсечно-огневого земледелия, с одной стороны, и христианско-православного мира: князей, церкви, горожан, крестьян ополий, анклавов пашенного земледелия, с другой, — в единое российское общество и культуру.
В условиях социально-экологического кризиса сработало универсальное правило: если сами люди не могут остановить падение уровня и качества жизни, то общество делегирует государству право на проведение радикальных реформ. При этом предполагался и пересмотр, если не всей системы культурных ценностей, то по крайней мере некоторых фундаментальных ее элементов.
Поэтому московское государство присвоило неограниченные права по отношению к обществу. Это в значительной степени и предопределило выбор пути социального развития, связанного с переходом общества в мобилизационное состояние, основу которого составляли внеэкономические факторы государственного хозяйствования, экстенсивное использование природных ресурсов, ставка на принудительный труд, внешнеполитическая экспансия и колонизация, ставшая, по выражению В.О. Ключевского, стержнем всей российской истории.
Экспансия Московского государства привела к ликвидации последнего очага древнерусской субцивилизации — новгородской культуры, которая была конвергентной и внутренне открытой для диалога с Западом.
|
|
Культура Московского царства внешне, казалось, была открытой и для Востока и для Запада, но на практике являлась дивергентной, ориентированной на самоизоляцию.
Москва и Новгород в то время в России — это две культурные альтернативы. Первая делала, с одной стороны, геополитическую возможность маргинализации России исторической реальностью, а с другой стороны, «обрекала» страну на мессианскую культурную исключительность. Вторая альтернатива показывала путь вхождения России в общий мир христианской цивилизации, приобщения к «универсальным» европейским культурным ценностям. Однако эта культурная альтернатива реализована не была.
В конце XV в. Новгород насильно был присоединен к Москве, а в XVI в. уже при Иване Гроз ном были окончательно ликвидированы остатки самобытной новгородской культуры. В результате в Московской субцивилизации утвердился особый тип маргинальной культуры, который, с од ной стороны, утратил связь с западноевропейской христианской цивилизацией, но и не стал, с другой стороны, частью цивилизации восточной.
Уклад жизни московского царства — восточно-бюрократический централизм, насилие как основной способ функционирования общественных структур, презрительное отношение ко всякой производительной деятельности, неприятие этической легитимизации торговли и купечества — создали тот особый тип русской культуры, который долгое время доминировал и сохранялся в России.
Победа иосифлян над нестяжателями утвердила в православной культуре московской субцивилизации идеал повиновения и покаяния, вытеснив положительный идеал созидания Нила Сорского, рассматривавшего физический труд в качестве обязательной предпосылки «умного делания», и близкого в этом плане идеологическим постулатам западной ветви христианства с ее принципами — «молись и работай».
Главная ценность христианства — спасение души после смерти, — с одной стороны, и труд как ценность, с другой стороны, оказались в культуре московской субцивилизации отделены и противопоставлены друг другу.
Важным элементом в культуре Московского царства стал синтез религиозного и общинного традиционализма. Религиозный преследовал всякие нововведения, любое проявление независимости мысли и в особенности скептицизм. Традиционализм общинный выражался в растворении личности в обществе.
Функции, которые исполняет человек в традиционном обществе, определяют права и обязанности человека, его неизменный социальный статус, закрепляемые государством. Поэтому для людей традиционного общества чужды идеи изначального равенства и неотъемлемых прав человека, или эти идеи принимают извращенный вид, типа равенства всех перед Богом или государством.
Культурными императивами московской субцивилизации были «чинность» и «урядство», составляющие основу социального порядка. Этот порядок соблюдался, начиная с момента появления человека на свет и сопровождал его на всю жизнь до самой смерти. Согласно этим императивам каждый человек, как и любая вещь, должен был занимать свое отведенное ему место в общем «ряду». Нарушение порядка, «чина» — безобразно, соблюдение удивления».
Наличие традиционных корпоративных ценностей, неукоснительное следование заведенным правилам было жизненной установкой не только человека на уровне безмолвствующего большинства, но и на уровне элиты общества. Поэтому феодальная знать в Московском царстве щепетильно от носилась к различного рода ритуалам и символам, в которые отливалась ее деятельность и поведение в обществе.
|
|
Излагать события, освещать жизнь так, как это должно быть, а не так, как это было в действительности, являлось основным требованием писательского ремесла в период средневековья. Поэтому создавались не реальные образы действующих лиц, а идеализированные и во многом трафаретные описания.
Так, например, князь, с точки зрения летописца, не мог принадлежать самому себе. Князь — это прежде всего исторический деятель, и если его деяния направлены на благо общества, государства, то летописец всячески прославляет его, наделяя качествами наперед заданного идеала. Если деятельность князя идет вразрез с интересами общества, то летописец не жалеет черной краски и приписывает отрицательному персонажу все смертные грехи, причем набор их также известен заранее — гордость, зависть, честолюбие, корыстолюбие, «тяжкоумие», сластолюбие, «бяше бо нравы убийца», «пианица» и т.д. Поэтому в русских летописях и других литературных произведениях «свой» князь — «храбр яко барс», «неповторяем языком и выше меры дароподатлив ко всем». «Свой» монах — это всегда «книжник», «непоколебим умом», «долготерпелив на согрешающа безмерно» и «сужаще навсегда праведно». Таким образом, «сказать по ряду» означало изобразить человека или как воплощение порока или как воплощение добродетели.
Русскому человеку присущ был и традиционный стиль мышления. Основным его догматом было представление о том, что все таково, каким оно есть и было всегда и, следовательно, по-другому быть не может. Главная задача мышления в этом случае — не спорить, а находить способы примирения с существующим положением вещей. Вот почему даже в самые мрачные века русского средневековья, в годы правления Ивана Грозного «безмолвствующее» большинство оставалось «безмолвствующим», а всякое «обличение» воспринималось как юродство, хотя на самом деле «обличительство» было следствием подвига юродивого.
В культуре эпохи Московского царства преобладал не только традиционализм. В ней отчетливо просматривалась прежде всего «боязнь» западного, католического религиозного влияний и латинской образованности, основами которой были философия и наука.
|
|
Культурный изоляционизм Москвы, порой принимавший откровенно ксенофобские формы, был направлен именно против Запада, но не против Востока. Особенно сильным было «ориенталистское» влияние на политическую культуру аристократического слоя.
Вместе с тем культурный мир московской субцивилизации можно сравнить со вселенной. Россия втягивалась то в одну вселенную, то в другую, примыкая то к одной, то к другой цивилизации. Московское самодержавие строилось по татарским образцам, заимствованным последними у китайцев, духовная культура Сергия Радонежского и Нила Сорского, Рублева и Дионисия уходит своими корнями в Византию; и вместе в тем «Троица» Рублева, как показал Б. Раушенбах, строго следует всем постановлениям VII Вселенского собора.
Как соединить в русской культуре степную волю и византийский канон, татарский деспотизм и европейский дух свободы? Ф. Достоевский писал, что в России только гению удается найти «приличную» для этого форму, а в Европе сложившаяся форма — достояние всякого коммивояжера».