В чем особенности культуры имперской субцивилизации?

В XVIII в. в российской культуре начала скла­дываться новая система ценностей. До Петра I в этой системе религиозные ориентации, несомнен­но, доминировали над мирскими и политическими. При Петре 1 произошла инверсия этих начал рус­ской культуры, более того, православие было по­ставлено на службу государственным интересам.

На смену религиозной, преимущественно традиционалистской ментальности, основу которой составляли «служение государю», пришли новые светские принципы, и главный среди них — «слу­жение Отечеству» как принцип национально-куль­турной идентификации.

Предметом сакрализации, национальным сим­волом становится государство, оттеснившее систему православных ценностей на второй план. Государство, в свою очередь, стало активно про­пагандировать и распространять идеи государ­ственного патернализма, взяв на себя функции опеки и попечительства по отношению к народу.

В начале XVIII в. были преодолены ксенофобия и самоизоляция, произошел «большой» пово­рот к Западу. Россия, с одной стороны, устреми­лась навстречу европейской цивилизации, а с дру­гой, — стала проявлять повышенную активность в распространении благ «просвещенного европе­изма» на все близлежащие народы и очень горди­лась ролью «европейца» по отношению к странам Востока.

В Европе к этому времени в цивилизованном развитии произошли кардинальные перемены, свя­занные с резкой трансформацией универсального нормативно-ценностного порядка. «Национализа­ция» церкви государством и религиозная рефор­мация привели к тому, что «единой и единственной матрицей европейской цивилизации» как резуль­татом социального компромисса стал либерализм.

Ядром исторической эволюции либерализма явились идеи свободы и толерантности: свободы как возможности и необходимости ответственного вы­бора и признания права на свободу за другими; толерантности — как уважения не только своих, но и чужих ценностей, как осмысление и использова­ние другого духовного опыта в его самобытности.

Кроме того, цивилизационный сдвиг в Запад­ной Европе в это время был связан с переходом от эволюционного пути развития на инновационный. Этот путь характеризуется сознательным вмеша­тельством людей в общественные процессы путем культивирования таких интенсивных факторов развития, как наука и техника. Активизация этих факторов в условиях господства частной собствен­ности, формирования гражданского общества при­вела к мощному технико-технологическому рывку западноевропейской цивилизации и возникновению в разных странах такой формы политического ре­жима, как либеральная демократия.

Для того, чтобы перейти на инновационный путь развития, необходимо было особое духовное состояние, становление трудовой этики, превра­щающей труд из бытовой нормы в одну из глав­ных духовных ценностей культуры. Такая этика сформировалась под воздействием протестантиз­ма, в рамках которого труд вошел в систему глав­ных ценностей европейской цивилизации.

Протестантский идеал — «молись и работай», заложивший основы «духа капитализма», означал, что человек, через работу обретя спасение души, не делегирует свои права наверх, а сам решает все возникшие перед ним проблемы, решает «здесь и теперь», не откладывая на завтра, не перенося решение в другое место. Человек делает выбор между решением своих проблем самостоятельно и их решением с помощью других людей, социальных групп, государства в пользу самостоятельности, между интенсивным и экстенсивным путями веде­ния хозяйства в пользу интенсивного, в конечном счете, между зависимостью и свободой в пользу свободы.

Кризис маргинальной культуры Московского царства и «ксенофобской» политики самоизоляци­онизма обусловил реформы Петра I, которые мож­но рассматривать как попытку «вестернизации» России и перехода с дивергентной модели разви­тия культуры на конвергентную.

Однако российский культурный архетип ока­зался настолько сильным и устойчивым, что по­пытка включить «русское азиатское своеобразие» в «европейское единообразие» закончилась тем, что петровская «вестернизация» по целям и фор­ме стала глубочайшей «антивестернизацией» по сути, а «революционер» и западник Петр I ока­зался охранителем и традиционалистом.

В эпоху Петра I произошел наиболее ради­кальный разрыв государства со своим прошлым. Это привело к тому, что российское государство (политическая элита) постоянно разрабатывало политику, ориентируясь на европейские институ­ты и ценности, которые, однако, под влиянием сложной природы этнической культуры превраща­лись совершенно в нечто иное, непредсказуемое и в дальнейшей перспективе часто роковое для су­деб самого государства.

Сущностные новации европейской цивилиза­ции, ее ценностная система оказались не востре­бованы Россией. Предметом ее «европеизации» были по преимуществу социально-престижные формы культуры (политико-административной, судебной, военной, образовательной и особенно художественной) и новейшие технологии промыш­ленного производства, в первую очередь военного.

Во всем остальном «европеизация» осущест­влялась путем имитации форм. Весь XVIII в. про­шел под знаком игрового, подражательного нача­ла, а не воспроизводства сущностных институтов Запада. Российское «европеизированное» общество во всех своих социально-престижных проявлениях было весьма театрализованным: люди постоянно чувствовали себя на сцене «театра Истории». В элитарном слое сложилась своеобразная культура «театрального жеста», связанная с маскарадностью, аффективностью, имперским лицедейством.

Лишь позже, в середине XIX в., в ходе полемики между «западниками» и «славянофилами» у не­значительного слоя русской интеллигенции стала формироваться система либеральных взглядов, что и предопределило его драматическую судьбу. Рос­сийская интеллигенция, «европеизированная» по своим социально-ценностным ориентациям, была окружена чуждым Западу культурным миром, в котором преобладали «слободские» (маргиналь­ные) и «вечевые» (охлократические) установки массовой ментальности.

Однако важнейшим следствием петровских преобразований, основанных прежде всего на на­силии, было возникновение дихотомии двух суб­культур: дивергентной («почвенической») и конвер­гентной («западнической»).

Носителями первой субкультуры были в основ­ном трудящиеся массы. Носителями другой — ев­ропеизированные верхи страны. В.О. Ключевский отмечал, что если византийское влияние на Россию было религиозно-культурным, то западное — госу­дарственным. Захватывая человека целиком и как личность, и как гражданина, оно не захватывало всего общества: с такой поглощающей силой оно подействовало лишь на тонкий, вечно подвижный слой. В начале появилось стремление украшать на иностранный манер жизнь) затем добавилось стрем­ление украшать ум, но сопровождалось это лишь усвоением отвлеченных идей, условный смысл ко­торых был не понятен русской знати. «Она прини­мала их буквально, и поэтому отвлеченные западноевропейские понятия у русских людей превра­щались в безусловные догматы, политические, нрав­ственные, которые усваивались без размышления, и еще более отрывавшие усвоившие их умы от ок­ружающей действительности, не имевшей ничего общего с этими идеями».

Благодаря этому, замечает В.О. Ключевский, в русском обществе обнаруживаются две привыч­ки: одна — это утрата привычки, охоты к размыш­лению, другая — потеря понимания действитель­ности.

Народ же в отличие от верхов, быстро пере­ориентировавшихся в XVIII в. на новоевропейс­кий тип культуры, долго хранил культурные тра­диции допетровской старины.

Однако не стоит упрощенно рассматривать «почвеническую» культуру как культуру «низов», а «западническую» — как культуру «верхов», ибо в основе культурной принадлежности их предста­вителей лежали не социальные признаки, а стиль жизни и способ освоения мира.

Следует учитывать также, что дивергенты и конвергенты являются представителями не раз­ных типов культур, а различных субкультур одно­го российского типа культуры, и поэтому имеют при всех своих отличительных особенностях общие черты.

Доминантой российской культуры эпохи им­перской субцивилизации является ее интравертный характер. Открытая для внешних воздействий, она внутренне к ним не восприимчива в силу вы­работанного веками культурного иммунитета и «подозрительного» отношения к другим, чуждым ей культурам.

Интравертный характер российской культуры порождает латентный культурный ригоризм, по­зволяющий сохранить ее самобытность в услови­ях внешней открытости для воздействия других культур.

Атрибутом российской культуры является этноцентризм, стремление оценивать все явления окружающего мира в масштабе ценностей своего типа культуры и, следовательно, навязывать эти ценности, придавая им универсальный характер, другим культурам. Поэтому неотъемлемой чертой российского образа мышления и действия являет­ся мессианизм.

Характерным признаком российского типа культуры является монументализм, склонность к грандиозным формам культурного самовыраже­ния и самоутверждения.

Все эти черты российского типа культуры при­сущи как для дивергентной, так и конвергентной стороны се субкультур, но проявляются они на этом уровне в особой, специфичной для каждой суб­культуры форме.

В целом российский тип культуры и ее суб­культуры плохо подготовлены к диалогу куль­тур. поскольку сами трудны для понимания и об­наруживают слабую способность к адекватному восприятию других культур.