Глава 6. Иногда самые большие 12 дюймов - между сердцем и головой – анонимный пользователь

Голливудские ночи

Иногда самые большие 12 дюймов - между сердцем и головой – анонимный пользователь

Безумие началось во время гастролей в поддержку «So Far, So Good…So What!». Я был на вечеринке, где Никки Сикс из Mötley Crüe принял большую дозу наркотиков и в течение нескольких минут был мертв. Этот случай он описал в своей книге «Героиновые дневники». Барабанщик Guns’N’Roses Стивен Адлер пригласил меня в отель Франклин Плаза в Голливуде, где он и его группа находились в тот момент. У него была сломана рука, поэтому не играл. Тем не менее, GNR отыграли несколько концертов в Пасадене и взяли барабанщика Фреда Коури из Cinderella в качестве временной замены.

Я отправился в Франклин Плаза со своим другом Мэттом Фрименом, звукоинженером из Мьюзик Грайндер Студиос. Мэтт также работал студийным ассистентом на альбоме «So Far, So Good…So What!» В какой-то момент Слэш и Никки завалились в комнату Стивена, пьяные в умат. Я раньше не встречал Никки, и хотя позднее мы стали хорошими друзьями, той ночью он был настоящим бедствием. Представьте себе парня, одержимого дьяволом, да еще сидящего на наркоте: в этом был весь Никки. У него был пугающий взгляд. Тем не менее, я подумал, может у них есть немного герыча, которым я мог бы закинуться. Не тут-то было. В итоге они покинули нашу квартиру, направились в соседнюю комнату и мы продолжили тусить.

Немного времени спустя молодая женщина, которая тусила в соседней комнате, ввалилась в нашу комнату с криком: “Быстро! Дайте льда, у Никки передоз”. Фред лихорадочно посмотрел на меня и сказал: “Чувак, у тебя есть тачка? Увези меня отсюда!” Мы тут же выбежали из комнаты, на улице уже ревели сирены пожарной команды и скорой помощи. Мы с Мэттом отвели Фреда в Хайатт Ридженси на бульваре Сансет, также известное как скандальный “Riot House”. Это легендарный отель, где группы вроде The Who и Led Zeppelin сделали себе репутацию на масштабных диких вечеринках.

Фред не был наркоманом; он предпочитал пару банок пива. Он был опытным профессионалом и сказал мне: “Я не хочу во всем этом принимать участия”. Само собой он был рассержен сложившейся ситуацией и не хотел иметь проблемы в жизни. И хотя с музыкальной точки зрения мы сильно отличались друг от друга, Megadeth, Mötley Crüe и GNR произошли из одной и той же дикой живой материи, поэтому я понял тот вечер как нечто безумное.

Никки парамедики реанимировали уколом адреналина в сердце. В следующий раз, когда я увидел его, он уже девять месяцев вел трезвый образ жизни, пройдя курс реабилитации. Он навестил меня в мое первое пребывание в центре лечения от алкоголя и наркотиков в Вэлли Пресбайтериан Хоспитал в Вэн Найс, когда прошло меньше года после случая в Франклин Плаза, тот дружеский жест я никогда не забуду. У него был замечательный вид: он был подтянутым, потому что ходил в тренажерный зал, и был спокойным и полностью находился “в себе”. У него была очень легкая, естественная, поднимающая настроение манера поведения, полная противоположность того демона, который был со мной в Франклин Плаза всего несколько месяцев назад. Он был настоящим проявлением трезвости и ее переломных моментов.

Короче, «So Far, So Good…So What!» был на самом деле кульминацией того, что началось в 1983-ем: мое превращение в человека, которым я по сути не был. Я закинул в себя такое количество наркотиков и бухла, что вел себя как совершенно другой человек. Может я родился с разумом наркомана? Не знаю. Все, что я знаю, это что после многократного приема всех этих наркотиков, я стал зависимым от них. Я не мог умерить эту зависимость, потому что мое тело привыкло иметь в себе это дерьмо, и у меня начиналась ломка от наркотиков, когда все заканчивалось. В сущности, я отрицал свое “истинное я” и позволил своей зависимости превратить меня в того, кем я не был.

Мое употребление герыча продолжилось, потому что по сравнению с другими парнями, с которыми я зависал, я мог торчать и контролировать этот процесс. Я занюхивал дорожку кокса и хранил косячок в пепельнице машины, и по-прежнему мог подъезжать к адвокатам и менеджерам и вести с ними адекватную беседу. Другие парни не контролировали это так же хорошо, как я. Это закрепило ложь и сделало меня самым лживым наркоманом, потому что этого нельзя было заметить во мне, особенно когда я находился рядом с теми, кто достиг гораздо более плачевных результатов.

Мой нравственный ориентир в этот момент тоже достаточно отклонился. Я стал очень хитрым. Когда я думал, что кто-то в комнате хранил наркотики, я просто кивал или смотрел и спрашивал: “Эй, ты хранишь?” Все, что мне нужно было сделать после этого, это небольшая пауза, и затем я незаметно скрывался в ванной и занюхивал дорожку.

Когда я отправился на гастроли и не мог найти героина, я знал, что у меня начнется ломка от того, что я перестал его принимать, поэтому я напивался до беспамятства, чтобы смягчить свои муки. Когда не было гастролей, я отправлялся в центр ЭлЭй, где мог купить героин и кокаин прямо из окна номера в отеле на Церес Стрит. На гастролях я мог контролировать свою зависимость, дома - нет. Однако это безумие не могло продолжаться вечно. Должен был наступить поворотный момент, и в конце концов он наступил, когда мы приехали в Англию.

В июне 1988-го у Megadeth был запланирован концерт на фестивале «Монстры Рока» в Донингтоне, Англия, на одном из самых престижных фестивалей в мире и наивысшим достижением в нашей карьере на тот момент. За несколько дней до вылета мне позвонил друг, когда мы с моей девушкой Чарли лежали в постели. Я думал, что Чарли еще спит, когда друг сказал мне: “Эй, чувак, у тебя есть наркота? Можно взять у тебя немного?”

После того, как я повесил трубку, Чарли спросила: “Я все слышала! Что происходит?” Она рассердилась, пошла в ванную, нашла мою нычку коричневого персидского героина и бросила на коричневый ковер в нашей гостиной. В этот момент я понял, что через полчаса у меня начнется настоящая ломка. Хуже того, она позвонила моим родителям и сказала: “Дэвид сидит на героине!”

Теперь кота вынули из мешка. Мои родители были ужасно шокированы. Отец особенно расстроился. Он по-настоящему поддерживал меня и избранный мной музыкальный путь, и много раз предупреждал меня о наркотиках, девушках и обо всем, что могло встать на пути к моей мечте. “Не делай глупостей и не попадай в неприятности” – говорил он мне. “У тебя хорошая возможность добиться успеха”.

С полета в Англию прошло два-три дня, и у меня была ломка. Чарли не отпускала меня никуда одного, поэтому я не мог сбежать и пойти искать наркоту. Это было ужасно. Чарли поставила передо мной ультиматум, говоря, что если я хочу быть с ней, мне придется пройти курс реабилитации в госпитале Вэн Найс после поездки в Донингтон.

Трезвость витала в воздухе в 1988-ом. Примите во внимание, что Aerosmith уже обрели трезвость, как и парни из Mötley Crüe. Протрезвели бывалые музыканты 1960-х и 70-х вроде Дэвида Кросби, как и музыканты и актеры всех жанров. Все публично высказывались о своем решении вести трезвый образ жизни, и индустрия развлечений была восхищена этим новым честным образом жизни. Кроме того мы недавно приобрели новых менеджеров из МакГи Энтертейнмент, Дока МакГи и его партнера Дуга Талера. Они сказали мне: “Если хочешь вести трезвый образ жизни, мы тебе поможем, у нас есть нужные люди”, но они также четко дали мне понять, что больше не собираются таскать по миру недееспособных людей. “С нас хватит” – сказали они. “Мы больше в этом не участвуем”.

В то время, как менеджеры и лейблы с радостью занимались трезвостью своих музыкантов, я думал: “Это движение трезвости намного опережает мое время!” Я был подростком из фермы в Миннесоте, и открыв для себя весь этот секс, наркотики и рок-н-ролл, я подумал, что добился успеха. Теперь настало время не дать свече погаснуть! Я видел фильм «Сид и Нэнси», где Сида спрашивает отец Нэнси о его целях в жизни и Сид отвечает: “Думаю, что перееду в Париж и утону в блеске славы”. Именно так в какой-то мере теперь и жили Megadeth: мы занимались тем, что подожгли запал и позволили ему гореть, пока не произошел взрыв.

Мы вылетели из ЭлЭй в Нью-Йорке и сыграли в Ritz на пути в Англию в качестве разогревающего концерта. Я смог найти немного наркоты и “выздороветь”, как мы это называли, так что эта небольшая двухдневная поездка прошла хорошо. Чарли встретила меня в Нью-Йорке и полетела со мной в Лондон, и само собой, ты можешь торчать сколько хочешь, пока не сел на самолет. Мне удавалось оставаться под герычем насколько можно, лишь по той причине, что неизбежное было не за горами.

Мы прилетели в Англию и поехали к месту проведения концерта в Лечестершире. Парни из Guns’N’Roses только приехали туда, и я думал, что у них может быть немного наркоты, но они были как я в том, что когда находясь дома в ЭлЭй они могли творить что хотят, но на гастролях их вечеринки ограничивались лишь алкоголем. Ни у кого не была ни грамма герыча. Неизбежное лечение, которое я знал будет болезненным, пришло в тот момент, когда мне требовалось быть на высоте на самом крупном концерте своей жизни. Поэтому я пошел в отель, Холидей Инн в Лейчестере и мне стало так плохо, что все тут же узнали об этом. Многие из этих людей были злы, потому что я лгал им о своей зависимости, но они также знали, что внутри я был хорошим парнем и забота взяла верх над гневом.

Коварная сущность наркомании состоит в том, что когда ты протягиваешь одну руку для помощи, при этом ты протягиваешь вторую своему наркодилеру. Доктор пришел в отель и выписал мне рецепт на аспирин на основе кодеина, который ничем мне не помог. И он не выразил ко мне ни малейшего сочувствия. “Ты американский торчок!” - сказал он с отвращением.

На следующий день я кое-как отыграл концерт в Донингтоне – крупнейшем концерте в своей жизни перед 107 000 людей, но меня настолько ломало и я был таким ослабленным, что умирал прямо на сцене. На сцене я изо всех сил стимулировал себя, используя адреналин, чтобы отвлечься от боли. Как только я спустился со сцены, меня так ломало, что я лишь зашел в автобус и упал, слыша вдалеке выступление KISS, пока мы ехали в отель, чтобы остаться на ночь.

Сразу после Донингтона у нас было еще три стадионных фестивальных выступления, запланированные с участием Iron Maiden в Германии, и в конце концов мне пришлось отказаться от участия во всех трех, чтобы я смог поехать домой и попасть в центр реабилитации, как мы с Чарли договорились. Наш агент в шоке стоял рядом со мной. Я не знаю, кто автор объяснения, которое заключалось в том, что я сломал руку в душе и мне пришлось отменить концерты, и я хотел каким-то образом взять на себя вину за отмену концертов, пусть и не хотел, чтобы говорилось, что “Дэвид Эллефсон сидит на героине и ему нужно отправиться в центр реабилитации”. Я еще был не особо к этому готов.

Сейчас, конечно, каждый может говорить о центре реабилитации, потому что наша культура привыкла к тому, что звезды крупно лажают. Тогда это еще не было в моде. Это было ужасно и стыдно. С того момента вернулся и постарался наладить со всеми отношения, потому что я поставил людей в ситуацию, когда им приходилось лгать, чтобы выгородить меня. Вероятно это худшая сторона наркомании: можно думать, что будешь тонуть в блеске славы сам и твоя жизнь – твоя собственность. Просто хочешь, чтобы тебя не трогали и ты мог делать, что захочешь. Но реальность заключается в том, что ты связан с другими людьми и занижаешь их моральные качества, унося в огонь вместе с собой. Все вокруг страдают от наркоманов.

Мы прилетели домой в Лос-Анджелес и я прямиком записался на программу реабилитации от наркотиков в Вэлли Пресбайтериан Хоспитэл, при помощи гуру трезвого образа жизни Боба Тиммонса, которого мне порекомендовал наш менеджмент. Предполагалось, что это будет десятидневное лечение, но я выдержал всего три дня. В самом начале лечения мне сказали: “Дэвид, существует лишь одна вещь, которую тебе нужно поменять - все”, это прозвучало пугающе. Я подумал: “Знаете, что? Ни одна девушка не стоит таких мучений”. Я уехал и нарыл наркоты, чтобы кайфануть по дороге домой.

Чарли вскоре довольно быстро смотала удочки.

И хотя мое первое посещение центра реабилитации провалилось, я по-прежнему посещал клинику, практикующую лечение метадоном в ЭлЭй, пытаясь начать трезвый образ жизни или по крайней мере пытаясь слезть с героина, что было не одно и то же. В то же самое время мы играли демоверсии песен для следующего альбома, который получит название «Rust In Peace», включая «Holy Wars…The Punishment Due», «Tornado Of Souls» и «Rust In Peace…Polaris».

У нас была репетиционная комната на Доджерс Стэдиум, ветхое местечко под названием Халли Галли. Дэйв, Чак и я репетировали там каждую ночь. Обычно я просыпался около трех-четырех дня, закидывался и начинал репетировать к семи или восьми часам. Я бодрствовал до пяти или шести часов утра. Я начинал, когда солнце садилось и вырубался вскоре после рассвета. Я был настоящим вампиром.

Несмотря на написание песен для «Rust In Peace», это были по-настоящему самые мрачные наши дни. Я хотел вылечиться, но не был готов к этому. Я не хотел жить той жизнью, которой жил, но не знал, хочу ли я жить новой. Я просто умирал где-то между, с одной ногой в завтра и одной во вчера, не обращая при этом внимания на сегодня.

Слэш из Guns’N’Roses часто приходил потусить со мной и Дейвом, когда GNR с успехом завершали свое мировое турне в поддержку альбома «Appetite For Destruction». Мы хорошо проводили вместе время, играя на гитаре, веселясь и полностью наслаждаясь собой. Было весело, потому что я много играл на гитаре со Слэшем, и мне казалось, что это очень творческий период, но Дейв просто смотрел на нас и говорил: “Парни, вы играете один и тот же рифф снова и снова…”

Слэш был замечательным гитаристом и суперклевым парнем. Было настоящим удовольствием джеммовать с ним. Он по-настоящему понимал металлическую музыку, но также был очень универсальным рок-н-ролл гитаристом, с напористым духом в игре. С успешным завершением тура “Appetite For Destruction” финансовые ворота готовились открыться для GNR, но в то время он по-прежнему жил в крохотной квартире с одной спальней прямо за Тауэр Рекордс на бульваре Сансет. Было много болтовни по части: “Каково бы это было, если бы Слэш пришел в Megadeth?”, вот вам и ответ.

Мне по-прежнему приходилось бороться с моей продолжающейся наркотической зависимостью. Моя первая попытка пойти в центр реабилитации провалилась, поэтому я лег в медицинский центр Бротмана в Калвер Сити в феврале ’89-го. За время пребывания я перенес короткий промежуток ясности. Там был большой холл, где они постоянно проводили воскресные собрания, и они были обязательными к посещению всеми пациентами центра. Меня так ломало и выворачивало, что это было похоже на грипп, мононуклеоз и пневмонию вместе взятые. Как-то вечером на обязательном собрании спикер вечера говорил, стоя прямо передо мной. Я находился всего в нескольких рядах позади него, и просто склонил голову для молитвы и сказал: “Господи, пожалуйста, сделай так, чтобы я не чувствовал себя сейчас так плохо”. Несколько минут спустя понял, что я по сути единственный, кто обращает внимание на спикера, и больше не думаю о себе и о том, как ужасно я себя чувствую. Я отчетливо это помню: я помолился, попросил о помощи, и получил мгновенный результат – даже если это было мимолетно. Это был мой первый духовный опыт с четырнадцати лет.

Я по-прежнему не хотел вести трезвый образ жизни; я просто не хотел кайфовать. Я не хотел менять свою жизнь, потому что боялся оставить свою зону комфорта, хотя она была довольно неудобной. В результате этот второй центр реабилитации тоже ничем мне не помог, как и третья попытка в следующем месяце. Я продолжал слушать на собраниях, что частичные меры не принесут пользы, только пан или пропал – все так просто. Кроме того, что я был на последнем издыхании, у меня заканчивались деньги, росли долги, и я не мог платить по счетам. Я действительно жил так, будто доживал последние дни во всех аспектах – финансовом, духовном и моральном.

В этот период в 1989-ом нам пришлось заменить барабанщика Чака Белера, который записал и принял участие в гастролях «So Far, So Good… So What!» Его барабанный техник Ник Менза всегда присутствовал в этом турне как дублер Чака, в случае, если с ним что-то случится и нам потребуется замена за ударной установкой. Дейв попросил меня заценить его, так что я пошел и прослушал Ника в небольшом репетиционном зале западнее аэропорта Бербанка в Сан-Фернандо Вэлли.

Ник был очень харизматичным парнем и кроме того достаточно творческим. Ему нравилось рисовать и он достаточно хорошо играл на гитаре, когда писал собственные песни. Его отец был известным джаз би-боп саксофонистом по имени Дон Менза. Когда ты упоминал его имя в джазовых кругах, лица людей просто расцветали. Ник был очень взволнован, проходя прослушивание в группу, и отлично смотрелся за ударной установкой. Он постоянно говорил “чувак” и напоминал мне Томми Ли трэш-метала.

Майк Крюгер (Nickelback): Игра Эллефсона на басу невероятна, потому что стиль музыки, в котором играет его группа, требует от него по-настоящему сложных партий. Я выучил несколько песен, из тех, что пишет Дейв Мастейн, и они довольно трудные – и при этом у Эллефсона они получаются безупречно.

Когда Ника приняли в группу, мы начали прослушивания гитаристов, чтобы доукомплектовать новый состав. Мы попробовали парня из Jag Panzer и парочку других, некоторые из которых были готовы, какие-то нет. Некоторые из них утверждали, что получат место, не зная многих тонкостей в музыке Megadeth, которые необходимы для руки, извлекающей звуки, а не от руки, бегающей по ладам. Многие парни выучили ноты для руки со стороны грифа, но никогда не понимали остального, пока не оказывались с нами в одной комнате. Другие музыканты, однако, понимали сложную технику, стоящую за нашей музыкой.

У Дейва, Ника и меня была договоренность, что этот парень будет на прослушивании вместе со мной, потому что я был фактически дипломатом группы. Я помогал ему настраиваться, а Дейв задавал тон. За первых четыре-восемь тактов песни мы могли сказать, чувствовался ли дух: все было настолько быстро. Это почти как с девушкой – за первые несколько предложений разговора можно понять, щелкает у тебя или нет. У нас с Дейвом было секретное послание, когда мы отходили назад и менялись беспроводными передатчиками на гитарах, чтобы было понятно, что прослушивание закончено. Затем Ник провожал кандидата за дверь. Мы прослушали полдюжины гитаристов. Именно я обычно говорил им, что ничего не получится.

Примерно в это же время мы пригласили “Даймберга” Дэрелла Эбботта из Pantera на прослушивание. Когда я встречался с Чарли, мы отправились к ее родителям в Техас. В поездке она предложила найти время и потусить с парнями из Pantera. Думаю, что она встречалась с Даймбергом или что-то вроде того. Его тогда называли “Diamond” Дэрреллом, и он был большой звездой гитары в журналах. В то время Pantera были правящими чемпионами из Техаса, но они по-прежнему были хэйр-бандой, только что взяв Фила Ансельмо в группу и записали свой альбом «Power Metal». Мы немного выпили и Дэррелл сказал мне: “Чувак, «Peace Sells…» изменил мою жизнь”. Следующим вечером мы пошли их послушать в клубе в Далласе. Они были великолепны: это были в основном кавера плюс парочка своих вещей. Они пригласили меня присоединиться к ним на сцене, чтобы исполнить «Peace Sells». Они отлично играли несмотря на то, что нажирались вусмерть.

Я сказал Дейву об этом в начале 1989-го, когда мы начали забрасывать удочки на прослушивания гитаристов, и упомянул имя Дайма. Дела у Pantera только-только пошли на лад, потому что они собирались подписать контракт с Атко и готовились записать «Cowboys From Hell».

Мы также рассматривали Джеффа Уотерса из Annihilator. Мы с Ником были большими фэнами Annihilator, но Джефф в те дни находился в совершенно другом сознании, поскольку Annihilator быстро выходили в лидеры. Поэтому это так никуда и не зашло. В последние годы мы стали хорошими друзьями с Джеффом, и говорили о “что если”, если бы он присоединился к группе. Он отличный парень и мне нравится зависать с ним.

Мы уже почти сдались. Мы с Дейвом переехали в новый многоквартирный комплекс под названием Студио Колони в Студио Сити, и к тому времени я был на последнем издыхании. Я просыпался в три или четыре дня после прошлой вечеринки, опоздав на репетицию на час. Ник приходил вовремя и часто часами ждал нашего появления. Несмотря на все это мы записали три демки песен в Трек Рекорд Студиос еще когда Чак Белер был в группе, и они послужили основой для нового альбома. Это были “Tornado Of Souls”, “Polaris” и “Holy Wars”. Мы проводили время, прослушивания гитаристов и записывали оставшуюся часть пластинки. Ник был единственным успешным прослушиванием из всего списка, так что мы трое не отступали.

В это время я принимал участие в различных метадоновых программах, и мне приходилось проезжать около тридцати-сорока пяти минут в час пик из Сан Фернандино Вэлли в Голливуд, чтобы попасть туда, потому что клиника предлагала свои услуги с шести до десяти утра. Если ты пропускал эти часы, у тебя неминуемо начиналась ломка.

У меня начали случаться серьезные эмоциональные и ментальные срывы от того, что я принимал так много кокаина. Помню один вечер, в частности, когда я позвонил Нику и его девушке Стефани после того, как обдолбался коксом, хотя все считали, что я трезв, и я очень нервничал по этому поводу. Я психанул, оставил Нику бессвязное сообщение на автоответчике, и в панике, вызванной наркотой, смыл весь кокаин в унитаз. На следующий день Ник и Стефани спросили меня, все ли в порядке, и я постарался замести следы и дать понять, что все классно. Мне просто было стыдно.

Как я уже говорил раньше, трезвость была в то время очень популярна. Как-то я сидел дома, ожидая звонка своего драг-дилера, и вдруг телефон позвонил. Это был Стивен Тайлер из Aerosmith. Он позвонил по настоянию Боба Тиммонса, чтобы поговорить о трезвости. По сути один наркоман пытался протянуть руку помощи, рассказывая свою исповедь другому наркоману. Я понял, зачем он звонит. Я вырос на музыке Aerosmith. Теперь, будучи профессионалом и его современником я по-настоящему оценил цель этого звонка. Но я сидел и думал: “Чувак, поверить не могу, что я сижу и слушаю, как мой кумир говорит мне, чтобы я слез с наркотиков, и в то же время мне приходится торопить его, чтобы завершить звонок, чтобы мне смог дозвониться мой драг-дилер!” Все мои детские мечты оказались заблокированы моей зависимостью. Так для меня прошел весь 1989-ый, я скрылся и вынюхивал вокруг, чем бы подпитать свою зависимость.

Примерно в это время мы поменяли менеджеров на Рона Лаффитта, который очень помог группе, дав нам новые замечательные возможности.

Рон Лаффитт (бывший менеджер Megadeth): Я уже знал участников Megadeth, благодаря годам, проведенным на хэви-метал сцене Калифорнии. Я занялся их менеджментом во время кампании «So Far, So Good…So What!», когда они все вышли из-под контроля. Дэвид Эллефсон играл ключевую роль в равновесии группы. Такой же впечатляющий, как Дейв Мастейн, Дэвид был сдержанным, спокойным и сдержанным. Он казалось всегда находился в постоянном контроле, несмотря на тот факт, что страдал от наркотической зависимости, как и все они. Он всегда казался сосредоточенным, здравым и внимательным, и он всегда приходил, что было очень обнадеживающе для меня, особенно в ранние дни, когда я меня переводили, чтобы я занялся менеджментом группы. Я приходил на встречу или репетицию, и там не было никого кроме Дэвида. Он мог принимать наркоту, или у него была ломка и он находился в очень плохой форме, а я даже не подозревал об этом.

В течение года я пытался сохранить иллюзию трезвости, посещая несколько встреч, назначая встречи с консультантом-наркологом, и даже покупал чипы трезвости на тридцать, шестьдесят, девяносто дней. Правда в том, что перед каждым чипом я по сути возвращался к наркомании, хотя это было только на день. Помню, как сидел в квартире и думал: “Это настоящий наркотик. Все думают, что я трезвый. У меня больше нет девушки и я даже никого не могу пригласить, чтобы вместе заторчать, потому что все они думают, что я веду трезвый образ жизни!” Так прошел месяц и я заторчал. Затем прошел второй месяц и произошло то же самое, и я никому не говорил – поэтому все думали, что я уже три месяца трезвый, когда я всего лишь месяц был трезвым, потому что срывался каждый месяц из трех. Это было стыдно, и я понял, каким на самом деле бессильным я был против своей зависимости.

Сознание включилось, это было здорово. Многие люди, которые считали меня нарком, отдалились от меня, потому мне нельзя было доверять. Есть поговорка “Живот, полный бухла и голова, полная наркотиков – достаточно ужасное чувство”, там я и находился в это время в жизни. Я знал, какой была трезвость, но просто не мог заставить себя обуздать ее. Это было все равно что балдеть от вина в джунглях и, но слишком бояться отпустить его и взять следующую бутылку вина перед собой. Я застрял.

Затем летом 1989-го Рон Лаффитт пригласил нас к Дезмонд Чайлд, который был в списке лучших композиторов для музыкантов вроде Бон Джови и другие крупных стадионных рок-звезд. Его пригласили, чтобы спродюсировать наш сингл “No More Mr. Nice Guy”, кавер-версию известной песни Элиса Купера, предназначавшуюся для саундтрека к фильму «Шокер». Это была первая песня, которую мы записали с Ником Менза. В то время я терпеть не мог эту песню, хотя не скажу, что теперь она мне не нравится. Не из-за самой песни, а из-за того, как весь процесс был осуществлен с точки зрения бизнеса людьми, окружавшими группу. Эта песня больше напоминала сольную песню Дейва Мастейна, чем песню Megadeth.

Между тем я по-прежнему резко падал в яму своей зависимости. Реабилитация не помогла, метадон не помог, и последней соломинкой, за которую я держался, то есть мое лицо в Megadeth, была под угрозой, потому что мой старший коллега сказал мне, что если я буду торчать, я потеряю место в группе. То, за что я держался, было похоже на отношение “Эй, это рок-н-ролл”, когда я мог принимать наркотики, тусоваться с девушками, выходить на сцену и по-прежнему ощущать свою значимость. Плохая новость в рок-н-ролле это то, что он снисходителен к декадентству; он по сути прославляет этот стиль жизни.

Рон Лаффитт хотел помочь мне начать трезвый образ жизни, и он действительно помог мне, именно тогда, когда я больше всего в этом нуждался. Помню, как расплакался перед ним как-то в квартире на Студио Колони, когда я больше всего страдал и говорил ему, что мне нужна помощь. Он ответил: “Если тебе нужна помощь, я могу помочь тебе, но тебе придется очень захотеть завязать с наркотиками, чтобы это помогло”. Я ответил: “Да, я очень хочу завязать”. Тогда он познакомил меня с доктором в Голливуде, который выписал мне лекарство под названием Бупренекс. Ты вводишь его в ягодицу при помощи шприца для диабетиков, и он сдерживает абстинентные синдромы героина. Это было начало завершения моей зависимости, но я еще не до конца был вне опасности.

Рон Лаффитт (бывший менеджер Megadeth): Я никогда в жизни не употреблял наркотиков, поэтому когда я стал менеджером Megadeth, я подумал, что было важно узнать о наркомании и поведении, которое их сопровождает. В результате я потратил много времени, занимаясь самообразованием и посещая собрания анонимных алкоголиков. Я встречался с парочкой экспертов по трезвости в музыкальном бизнесе: Бобом Тиммонсом, который помог поставить на путь трезвости различных рок-музыкантов; Тимом Коллинсом, который был менеджером Aerosmith и стал моим учителем и Джоном Би, который сыграл ключевую роль в том, что помог Дейву встать на путь трезвости.

Теперь мне помогал профессиональный консультант, парень по имени Джон Би, и я начал работать с ним в направлении трезвости. Он был бывшим наркоманом, который уже пять лет вел трезвый образ жизни, пропагандируя программы реабилитации, и параллельно проводил консультации индивидуально и в группах.

Хотите знать, как я наконец стал трезвым? Это было так: к ноябрю 1989-го у меня были большие проблемы с зависимостью, вызванные приемом этого Бупренекса. В течение 1989-го я прошел несколько программ лечения метадоном, ни одна из которых не дала результата, потому что я принимал метадон и был под таким кайфом, что понимал, что мне нужно достать кокаина – и достав кокаин, я понимал, что уже 12 часов ночи, и что мне нужно достать героина, чтобы попуститься, поэтому я мог достать немного метадона из клиники. Моя зависимость от опиатов прогрессировала достаточно быстро, и я отчаянно нуждался в помощи.

Так, в начале ноября я пошел на вечеринку RIP, хард-рок журнала, принадлежавшего издательству Ларри Флинта. Я вернулся домой с вечеринки, и просто не мог больше торчать. Ничего мне не помогало. Я достиг самого дна, лежал на постели и молился: “Пожалуйста, Господи, помоги мне. Я очень устал”. Я знал, что больше не смогу сам с этим справиться и тогда я обратился к Богу. Это была последняя ночь, когда я пил, я только еще пару раз закинулся герычем в следующие несколько месяцев.

Вдруг, с нарастающей частотой меня стали посещать мысли о вере. Я часто молился, начал читать книги о религии, я также начал вырабатывать свою собственную философию и свое определение Бога. Я не знал, кому я молился прежде всего, но мое предвзятое отношение к религии смягчилось после посещения церкви вместе с отцом на Рождество в том же году. Я слушал проповедь и что-то щелкнуло у меня в мозгу; моя ненависть к религии растаяла и я тут же обрел надежду.

И вдруг произошло нечто странное. На этот раз я молился так: “Господи, помоги, помоги, помоги!”, и в быстрой последовательности мои две основных зависимости были “арестованы и отправлены за решетку”. Было чувство, что Бог делал для меня то, чего я сам не мог сделать. Мой путь очистился и мои искушения испарились.

В той же степени молитва казалось также отворила двери в другие сферы моей жизни. Прослушивания гитариста наконец принесли результаты, когда мы как-то отправились с Дейвом в офис Рона Лаффитта, и у него на пульте управления лежали альбом Cacophony и сольный альбом Марти Фридмана. Рон рассказал нам, что Марти хотел пройти прослушивание у Megadeth, и мы спросили: “Это тот самый Марти Фридман из группы Hawaii?”, и он ответил да. Мы согласились на прослушивание и подключили аппаратуру. Марти профессионально подошел к делу, приведя своего гитарного техника, который настроил для него оборудование. Марти был одет в высокие кроссовки и черные джинсы в дудочку с прорезями как у Ramones, футболку Ramones и кожанку: он выглядел как рок-звезда. Слабенькая рок-звезда, но тем не менее рок-звезда. Он играл очень хорошо. Он понял тонкости нашей музыки и отлично сыграл все песни.

Мы сошлись на мнении, что Марти наш парень. Я немного поиграл с ним, как делал это со всеми остальными. У Ника была друг, который снимал на камеру все прослушивания гитаристов, включая прослушивание Марти, и мы передали все пленки в Кэпитол с идеей сделать закулисный фильм с участием Megadeth, но Кэпитол утилизировали их. Мне сказали, что их выбросили в мусорный бак и что парень, который в то время красил здание вытащил их оттуда. Теперь все они само собой есть на Youtube. По-прежнему весело смотреть их, спустя все эти годы.

Марти Фридман (бывший гитарист Megadeth): Это прослушивание было таким естественным, словно остальные трое парней в группе были мои школьными приятелями. Не было неловких пауз или чего-то такого: это было что-то типа: “Давайте джеммовать!” и очень хорошо звучало. Мастейн поручил Эллефсону показать мне песни: он действительно очень помог мне, особенно в начале. Я был в восторге, что он играл на гитаре так же хорошо, как и на басу, потому что это очень облегчило мой переход в группу. Я был в полном восторге от того, что играл в группе, музыку которой я так любил.

Теперь мы были готовы войти и начать запись «Rest In Peace». Группа и продюсер Майк Клинк приходили в студию каждый день, записывая начало «Rest In Peace» с басом и ударными и кое-какими гитарными треками Марти.

Джимми Бейн из Dio, с которым я подружился в турне 1988-го, одолжил мне восьмиструнный бас Ямаха, и как-то играя у себя в квартире я придумал “Dawn Patrol”. Интересно, как другие инструменты вдохновляют тебя играть и писать иначе. Майк Клинк, Ник и я наложили бас и ударные, и я записал “Dawn Patrol”. Дейв выбирал между моей песней и той, которую написал Ник, и хотя ему понравилась песня Ника, он все же предпочел мою, так “Dawn Patrol” оказалась на альбоме. Эта единственная песня на альбоме «RiP» с мягким вступлением.

К тому времени Дейв бросил курить. Он находился на здоровой ноге, поэтому я тоже постарался бросить. В то же время Федеральное Управление Авиации постановило о запрете курения на самолетах и я подумал: “О, нет! Для меня, путешествующего рок-н-ролльщика, это будет серьезная преграда!” Было одно местечко в Беверли Хилз, где сигаретная зависимость была приравнена к наркотической. Мне сделали укол в шею какого-то искажающего сознание вещества, и укол в руку, блокиратор никотина, плюс налепили парочку скопламиновых пластырей, и сказали: “Иди домой, очисти свою пепельницу и помой одежду, когда уйдешь отсюда, ты больше не будешь курить”. Я был совершенно обдолбан, каким бы ни было это лекарство. Помню, как ехал в машине с Ником и Марти, а Дейв был за рулем и все они угорали, потому что я был не в себе из-за этого наркотика, который мне дала эта клиника.

Но эти наркотики помогли мне на той же неделе слезть с Бупренекса, и после этой клиники прекращения курения я больше никогда не принимал других наркотиков. Не принимаю их до сих пор. Это была последняя неделя февраля 1990-го, поэтому я называю 1 марта 1990-го своим первым днем трезвости. Это было начало настоящего освобождения от всех моих зависимостей.

МЫСЛЬ:

Хорошо организованное направление

Мой опыт показывает, что я пытался жить своей жизнью, следуя своим корыстным методами за годы зависимости, чтобы наконец начать их придерживаться. В конце концов они стали стилем жизни, который я не мог остановить или самостоятельно избавиться.

Когда я окончательно офигел от своих зависимостей, я понял, что у меня два выбора. Первый - дойти до предела, слепо надеясь, что однажды все волшебным образом изменится. Или я смогу сдаться перед высшей силой и поверить, что она вытащит меня из моей дилеммы. Это звучит просто, но на самом деле это было не так. Однако, когда у меня не было вариантов, верный выбор к тому моменту приобрел более отчетливые очертания.

Я был в центре реабилитации от наркотиков в 1989-ом, в один из самых мрачных периодов своей героиновой зависимости. Некоторые вещи быстро изменились, когда я обрел трезвость. Но не все изменилось зараз. Скорее моя новая жизнь изменилась в течение многих лет.

Что помогало мне в эти жизненные перемены это концепция, о которой я услышал на собраниях, милая поговорочка, которая каким-то образом прошла долгие 12 дюймов, от головы до сердца. Я боролся с идеей Бога, но услышал, что просто должен считать Бога хорошо организованным направлением. Мне посоветовали молиться Богу, даже если не верю в него, и затем делать что-то правильное, что лежит передо мной. Другими словами, я должен был перестать пытаться все контролировать и начать верить, что каким бы не был исход, на все воля Божья.

Вне зависимости от того, как каждый из нас может это называть, эта концепция Х.О.Н.а показалась мне несложной, и представление о Боге по-настоящему активировалось в моей жизни.