2015-04-30
1524
Фрэнсис Бэкон (1561–1626) в «Опытах, или Наставлениях нравственных и политических», критикуя отвлеченные моральные проповеди, подчеркивает значение этики для практической деятельности. По природе человек эгоист, и слова: «Возлюби ближнего как самого себя» подразумевают, что любовь к себе – оригинал, а любовь к ближнему – не более чем слепок. Поэтому правитель должен руководствоваться знанием человеческой природы, уметь использовать ее особенности. Идет ли речь о скрытности и притворстве, о доброте или зависти, на первом плане всегда польза. Если Монтень в опыте «О полезном и честном» решительно высказывается за честность, Бэкон рекомендует полезность.
Продолжая и систематизируя взгляды Бэкона, Томас Гоббс (1588–1679) в «Левиафане» и других произведениях утверждал, что изначальный эгоизм, присущий человеку, и его свобода обусловили «войну всех против всех» в первобытности. Лишь осознание этой опасности привело к естественному взаимоограничению свободы и возникновению государства. «Все естественные законы содержатся в одном, признанном всеми положении: не делай другому того, что ты считал бы неразумным со стороны другого по отношению к себе самому». Согласно Гоббсу в основе морали лежит право. Он считал, что добродетель подданного заключается в подчинении законам государства и все поступки и привычки следует оценивать как благие или дурные по их мотивам и приносимой ими пользе государству.
Противниками Бэкона и Гоббса выступили кембриджские платоники Бенджамин Уичкот (1609–1683), Ральф Кедворт (1617–1688), Генри Мор (1614–1687). Они считали, что сфера морали вечна и неизменна. Идеи добра, справедливости, любви к ближнему врожденные и лишь открываются постигающему их разуму.
Джон Локк (1632–1704) в «Опыте о человеческом разуме» подверг критике эти взгляды, дав психологическое истолкование возникновения различения добра и зла в процессе развития ребенка. В политических произведениях он развивает идею естественного права, утверждая равенство и свободу. Закон природы, по Локку, в том, что ни один из людей «не должен наносить ущерб жизни, свободе и собственности другого». Государство обеспечивает гражданские интересы людей, к которым Локк относит жизнь, свободу, здоровье и владение внешними благами. На первое место Локк ставит нравственное воспитание. Раз нет врожденных моральных принципов, цель всего воспитания – добродетель и мудрость. «Научите его (воспитанника) приобрести господство над своими склонностями и подчинить свои вожделения разуму. Когда это достигнуто и посредством постоянного упражнения обращено в привычку, тогда труднейшая часть сделана…» Так Локк вскрывает социальную природу нравственности.
Его воспитанник Антони Эшли Купер Шефтсбери (1671–1713), напротив, продолжает по-своему «этику чувства», восходящую к кембриджским платоникам. Выступая против религии как источника фанатизма, Шефтсбери ставит мораль выше религии, но при этом превращает ее в вечную и неизменную. Он полагал, что нравственная оценка производится не разумом, а сердцем, а мировая гармония, как и гармония внутренняя, – от Бога. Каждой человеческой душе врождена внутренняя гармония как основа добродетели и моральное чувство, как «внутренний цензор».
Уничтожающей критике все варианты вечной и неизменной морали подверг Бернар де Мандевиль (ок. 1670–1733). В сатире «Басня о пчелах» (1706) он развивал мысль, что причиной развития общества послужили нужда, слабость, страсти человека и его эгоистические интересы – своекорыстие, зависть и лживость. Нравственные добродетели есть порождение политики. Сами добродетели порождены пороками, поэтому задача воспитания – так направить эгоистические наклонности, чтобы они работали на благо других лиц. Если Гоббс подчинял мораль закону, то Мандевиль всецело подчиняет ее политике.
Фрэнсис Хатчесон (1694 – ок. 1747), продолжатель учения Шефтсбери, в «Исследовании о происхождении наших идей красоты и добродетели» (1725) отрицал эгоистическую природу человека и утверждал, что люди наделены «инстинктом великодушия», а человеческая природа «устроена для всеобщей любви и взаимных услуг». Добродетель «признается выше всех удовольствий и составляет главное счастье…»
Эти две концепции – эгоизма и альтруизма – сумел объединить Дэвид Юм (1711–1776). Движущей человека силой, по Юму, являются аффекты, а их источник – удовольствие и страдание. К прямым аффектам относятся желание и отвращение, любовь и ненависть, гордость и униженность, радость и горе, надежда и страх. Источником нравственного чувства оказываются два принципа: полезность (эгоистичное стремление) и симпатия (альтруистическое стремление). Последняя порождает нравственное чувство, проявляющееся во всех искусственных добродетелях. Искусственными (социальными) добродетелями Юм называет те, которые являются результатом воспитания и жизни в обществе, главной из которых он считает справедливость. Личный интерес как социально-преобразованный эгоизм – первичный мотив установления справедливости, а симпатия является источником нравственного одобрения. В результате именно социальные и всеобщие принципы морали оказываются определяющими, подавляя аффекты эгоистические и частные.
Очевиден психологизм и субъективизм Юма. Он едва ли не впервые вводит понятие ценности, общее для этики и эстетики. Мерилом ценности оказывается вкус. В суждениях о ценностях существуют значительные различия, источником которых оказываются воспитание, привычки, капризы, нравы, разные для разных народов и эпох.
В целом этика Юма, соединившая утилитаризм и «этику чувства», оказывается оптимистично-гедонистичной.
Адам Смит (1723–1790) систематизировал этику Юма в «теории нравственных чувств». Из симпатии как зародыша вырастает древо нравственности. Нравственный поступок похвален, коль скоро представляет собой единство пристойности (намерения) и полезности (по цели и результатам). Из симпатии выводится как содержание нравственного закона, так и критерий блага. На основе опыта формируются критика и самокритика своих поступков, моральная рефлексия, которая и есть совесть. Благодаря совести преодолеваются ослепление страсти и себялюбие. Наконец, уважение всеобщих жизненных правил формирует чувство долга.
Опираясь на Юма и Смита, свою интерпретацию этики и права дает Иеремия Бентам (1748–1832). Во «Введении в принципы нравственности и законодательства» он утверждает всеобщий и фундаментальный характер человеческого эгоизма: «Не надейтесь, что вы можете заставить кого-нибудь шевельнуть для другого хоть кончиком пальца, если это не принесет ему выгоды или не доставит удовольствия: этого никогда не бывает и никогда не будет». Человек – стремящееся к удовольствию и избегающее страданий существо. Принцип пользы, который одобряет или не одобряет наши действия, смотря по тому, увеличивают они или уменьшают получаемые нами удовольствия, является всеобъемлющим. Он действует в четырех сферах: физической, политической, моральной и религиозной, и поэтому оказывается исходным принципом всякого законодательства. Свою концепцию Бентам назвал «деонтологией», то есть наукой о должном, и полагал, что она лежит в основе морали и права (этики и юриспруденции). В отличие от французских энциклопедистов, различающих общественный и частный интересы, он считал единственно существующими лишь индивидуальные интересы. Итогом деонтологии является «максимизация счастья», то есть «наибольшее счастье наибольшего числа людей». Под этим Бентам (и впоследствии Д. С. Милль) понимал совокупное благо сообщества (народа, государства). Бентам ввел количественное измерение удовольствия и страдания, позволяющее отделить добродетель от порока (так называемая «шкала Бентама»).
Джон Стюарт Милль (1806–1873), последовательный защитник прав человека, прежде всего прав политических, вместе с тем настаивает на разумном балансе равенства и свободы. Свободу произвола необходимо ограничить законами, не допускающими причинения вреда другим. Отсюда понимание справедливости как рода нравственных правил, имеющих наибольшую обязательность. Самые яркие проявления несправедливости – насилие над человеком и отнятие того, что по праву принадлежит человеку. Справедливость есть название социальных полезностей, превосходящих все остальные своей важностью. Связав, таким образом, полезность, справедливость и правила, Милль дает определение нравственности. Нравственность – правила для руководства человеку в его поступках, соблюдение которых доставляет всему человечеству существование, наивозможно свободное от страданий и наивозможно богатое наслаждениями.
Милль впервые, рассматривая обязанности человека, связывает долг и ответственность – внешнее требование и отношение к нему самого человека. Именно совесть как внутренняя санкция нравственной обязанности оказывается, по Миллю, определяющей. Это чувство – наше мучение от нарушения долга, совершенно бескорыстное, свидетельствующее о высоте духовного развития личности.
Последним представителем этики утилитаризма в XIX в. был Генри Сиджвик (1838–1900), автор «Методов этики», которого вместе с тем считают и глубоким критиком утилитаризма предшественников. В отличие от Милля, отвергавшего интуитивизм и априоризм в этике, Сиджвик утверждал, что только философский интуитивизм позволяет обнаружить принципы утилитаризма: принцип равенства или справедливости, благоразумия и рациональной благожелательности. Он считал, что все «идеальные виды добра» дают человеку ощущение удовлетворения и одобряются здравым смыслом в той степени, в какой вызывают удовольствие. Соотношение разумного эгоизма и разумной доброжелательности Сиджвик называл самой глубокой проблемой этики.
Важным направлением английской этики со второй половины XIX в. становится эволюционная этика, представленная Чарльзом Дарвином (1809–1882) и Гербертом Спенсером (1820–1903).
Дарвин в книге «Происхождение человека и половой подбор» тщательно исследует и сопоставляет поведение животных и человека. Показав, что близость поведения животных и людей несомненна, Дарвин сделал следующий вывод.
«Как бы ни было велико умственное различие между человеком и высшими животными, оно только количественное, а не качественное.
Я старался показать, что общественные инстинкты, близкие у высших животных и человека, – первое основание нравственного склада человека, – с помощью деятельных умственных способностей и влияния привычки, естественно, ведут к золотому правилу: "Как вы хотите, чтобы люди поступали с вами, так поступайте и вы с ними", а это составляет основание нравственности».
Герберт Спенсер, разделяя взгляды Дарвина, попытался принцип эволюционизма трактовать в космическом масштабе как ритмическую смену эволюции и диссолюции. По сути дела, Спенсер рассматривает мораль как способ приспособления организма к среде на уровне взаимосвязи индивида и общества. Конечный вывод Спенсера оптимистичен: «Можно быть уверенным, что то, что мы называем злом и безнравственностью, некогда исчезнет… Мы приближаемся к эпохе свободы и равенства, когда чувства людей будут приспособлены к условиям существования нашего рода, а потому желания их будут самопроизвольно подчиняться великому экономическому закону предложения и спроса, который будет носить тогда название справедливости…»
Точка зрения Спенсера, что мораль есть приспособление организма к среде на уровне человека и человеческого общества, сегодня оказывается не более чем метафорой. Однако на рубеже XIX-ХХ вв. она своим гуманистическим содержанием противостояла и социал-дарвинизму, и расистским теориям.
