Готфрид Вильгельм Лейбниц (1646–1716) назвал проблему свободы и необходимости и связанный с нею вопрос о происхождении зла «лабиринтом, данным от Бога человеку». В «Опытах теодицеи о благости Божией, свободе человека и начале зла» он попытался выбраться из этого лабиринта, опираясь на свою «Монадологию». Лейбниц вводит понятие вероятности. В акте творения Бог избирает «наилучший из возможных миров». Поскольку Бог Лейбница – воплощение могущества, разума и воли, сотворенный им мир есть предустановленная гармония, а его воля есть благодать. Человек, по Лейбницу, «маленький Бог в своем микромире» и в его пределах также способен выбирать между разными возможностями. Будучи жестко детерминирован в мире физическом, в мире духовном он обладает свободой выбора и потому ответствен за то, что совершает или не совершает.
Размышления Лейбница и этические взгляды Xристиана Вольфа (1679–1754) в духе философско-правового истолкования морали определили поиски Иммануила Канта (1724–1804). Этика Канта, изложенная в «Критике практического разума», утверждает автономию свободной воли человека. В отличие от обыденного поведения, в полной мере объясняемого условиями места и времени (гипотетическими императивами), нравственный поступок определяется категорическим, то есть безусловным, императивом: «Поступай так, чтобы ты всегда относился к человечеству и в своем лице и в лице всякого другого так же, как к цели, и никогда не относился бы к нему только как к средству». Кант провозглашает абсолютное бескорыстие нравственного поступка. Проведенный через «Метафизику нравов» категорический императив трансформируется во всеобщий принцип права и подводит Канта к идее вечного мира между народами. «Две вещи наполняют дух все новым и все возрастающим удивлением и благоговением, чем чаще и чем упорнее размышление ими занимается: звездное небо надо мною и нравственный закон во мне».
Георг Вильгельм Фридрих Гегель (1770–1831) рассматривал проблемы этики в «Философии права». Для Гегеля саморазвитие воли составляет сущность этических и правовых проблем. Абстрактное право, раскрывающееся в процессе рассмотрения проблем собственности, подводит к моральности – сфере субъективной. Здесь Гегель преодолевает, по его мнению, субъективизм Канта, для которого совесть личности, понятая как «голос категорического императива, звучащего, как набат, в душе человека», непогрешима. Именно в силу своей субъективности, полагал Гегель, совесть может обернуться злой совестью и оправдать превращение свободной воли в произвол. Нравственность как синтез права и морали, как проявление объективного духа в трех формах – семьи, гражданского общества и государства, есть завершение всех изменений, поскольку государство есть «шествие Бога в мире». Формула, приведенная в «Философии права», – «все действительное разумно» – стала причиной прямо противоположных толкований, поскольку оказывалась афористическим выражением противоречия системы и метода Гегеля.
Яростный ненавистник Гегеля, Артур Шопенгауэр (1788–1860) противопоставил рационализму, связывающему Лейбница, Канта и Гегеля, иррационализм, поскольку в «Мире, как воле и представлении» провозглашал первоосновой всего не идею, не разум, а слепую, нерассуждающую волю. Естественно, что мир, порожденный такой волей, оказывается худшим из возможных миров, а человек – эгоистом до мозга костей. В «Двух основных проблемах этики» Шопенгауэр отрицает свободу воли, поскольку человек сам, как и мир, есть порождение мировой воли и по природе склонен к злу, а не к добру. Однако, обладая интеллектом, человек может осознать свое положение в мире, что проявляется в стремлении к спасению от зла мира через индивидуальную аскезу в духе индийской философии. Основанием этики Шопенгауэр считает чувство сострадания как результат неосознаваемого единства людей, порожденных мировой волей.
Фридрих Ницше (1844–1900) выступил с «переоценкой всех ценностей», подразумевая под этим отказ от христианской морали как морали рабов со всеми ее отрицательными чертами, и прежде всего завистью и ненавистью ко всем сильным и лучшим. В «Генеалогии морали», «Человеческом, слишком человеческом», «По ту сторону добра и зла» Ницше беспощадно критикует современную ему мораль, проповедует «волю к власти» и пришествие «сверхчеловека», свободного от фальши, характерной для морали современного человека. Называя себя «антихристианином», Ницше утверждает, что «Бог умер», а «переоценка всех ценностей» и отказ от христианской морали подводит его к мысли об «имморализме», вседозволенности. Ницше объявляет себя противником идеи равенства людей, поскольку и эта идея – проявление все той же «стадной, рабской морали». Парадоксальность взглядов Ницше вызвала противоречивую их оценку – от восторженной до резко отрицательной. В определенном смысле Ницше развивает идеи волюнтаризма, своеобразно соединяя его с эволюционизмом.
Последним словом немецкой этики XIX в. были марксизм и неокантианство, оказавшие значительное влияние на этику ХХ в.






