Глава 11. Нравственность и мораль в буржуазном обществе

При характеристике нравственности и морали буржуазного общества в последние годы стало типичным обращение к работам Макса Вебера (1864–1920) о протестантской морали. Вебер нащупал реальную связь между моральными максимами, которые провозглашали Лютер, Меланхтон и Кальвин, и укреплением уважения к труду и богатству, которое добыто честным трудом. Я разделяю мнение авторов, полагающих, что протестантизм сыграл определенную роль в том, что трудолюбие и честность становятся важнейшими добродетелями, характеризовавшими не только буржуа XVII–XVIII вв., но и граждан нынешних развитых стран. В качестве «нормы-цели» для буржуазной личности выступали изначально успех, выгода, но только честным путем.

Права и Мария Оссовская, считавшая, что уже деятели итальянского Возрождения, в частности Леон Баттиста Альберти (1404–1472), весьма подробно писали о трудолюбии, цене времени и достатке: «Человек не для того родился на свет, чтобы проспать свою жизнь, но чтобы прожить ее деятельно».

Если иметь в виду, что сам Лютер – выходец из семьи бюргера, справедливее было бы сказать, что подобные суждения не исток, а скорее обобщение определенного житейского опыта, уходящего корнями в предшествовавшую эпоху. Лютер в своих проповедях говорил, что честно трудящийся и накапливающий состояние ремесленник и крестьянин угодны Господу. Труд и нажитое трудом богатство получали религиозную санкцию, что было если не основанием, то важным подкреплением буржуазного духа.

Действительно, новым в мировоззрении людей буржуазного склада было ощущение полной самостоятельности, независимости от цеховых или гильдийских ограничений, готовность действовать на свой страх и риск, а в конечном счете – убежденность, что каждый человек сам кузнец своего счастья.

Бенджамин Франклин (1706–1792) – образец человека, который сам себя сделал. Сын ремесленника, с детских лет привыкший к труду, самоучка, он из рабочего в типографии брата стал владельцем типографии, издателем и одновременно государственным служащим, ученым и деятелем культуры, политиком и дипломатом, одним из составителей Конституции Соединенных Штатов. Основу его практической морали составляли трудолюбие, бережливость, честность и предприимчивость.

Практика и соответствующее ей нравственное поведение складываются значительно раньше, чем получают выражение в массовом моральном сознании; а только на основе этого сознания возникают кодексы, появляются толкования, возникают афоризмы: «Время – деньги!», «Честность и труд к богатству ведут».

С точки зрения экономики капиталист – персонификация капитала, наемный рабочий – персонификация рабочей силы. Однако нравственные, а тем более человеческие типы буржуа весьма многообразны и широко представлены в художественной, исторической и мемуарной литературе XVIII–XX вв.

Банкир и барон Нюсинген, судовладелец и промышленник сэр Антони Глостер, финансист Франк Каупервуд, заводчик Илья Артамонов весьма различны, но их роднит одно: они – создатели дела, основатели капитала, родоначальники династий. Каждый из них первоначально действовал на свой страх и риск.

Победители в беспощадной конкурентной борьбе, первые миллионеры и миллиардеры – Джон Форд, Джон Рокфеллер-старший, Джон Морган – стали воплощением «американской мечты», нового мифа, владеющего помыслами многих американских молодых людей не только в конце XIX в., но и в конце XX в.: «Каждый разносчик газет может стать миллионером». И сегодня эта идеологема пропагандируется бесчисленными книгами и брошюрами – «Как сделать первый миллион», «Как стать богатым».

Однако XX в. внес существенный корректив в «американскую мечту». В сфере бизнеса ныне господствуют не «хваткие одиночки», но мощные транснациональные корпорации, будь то промышленность, банки, освоение недр. Во главе их – советы директоров, они располагают мощным и глубоко разветвленным аппаратом, тратят огромные суммы на рекламу и пропаганду. По традиции их именуют кланами: клан Рокфеллеров, клан Морганов, клан Кеннеди. Их лозунги сходны: «Что хорошо для "Дженерал моторс", то хорошо и для Америки!»

Не менее стойким, но, пожалуй, более общим идеологическим мифом буржуазного общества является миф о том, что оно – «общество равных возможностей». Этот миф в сочетании с буржуазным индивидуализмом до сих пор «подпитывает» не только «американскую мечту», но и притязания многих молодых людей, вступающих в жизнь.

Индивидуализм – «становой хребет» буржуазной личности. О его сильных сторонах уже было сказано. Но в конечном счете индивидуализм оказывается разрушителен и для личности, и особенно для всей сферы межчеловеческих отношений – от семейно-брачных до дружеских.

Капиталистическое общество, ликвидируя все формы личной зависимости, характерные для предшествующих эпох, и заменив их экономической зависимостью, привело к «прозрачности» отношений между эксплуататорами и эксплуатируемыми. Оно противопоставило буржуазную мораль пролетарской морали, каждая из которых впервые предъявила претензии на всеобщий характер. Каждая из них устами своих идеологов объявила себя единственной системой морали, в рамках которой реализуют моральные потребности все члены общества.

Первоначальное буржуазное накопление сопровождалось массовым разорением крестьян и ремесленников, которые, будучи лишены собственности и средств к существованию, вынуждены были продавать свою рабочую силу мануфактурщику. Деморализация вчерашних крестьян и ремесленников в условиях фабричного производства – следствие крушения привычных условий жизни и результат безграничной эксплуатации.

Английские буржуазные моралисты XVIII в. с благородным возмущением описывали безнравственность обитателей работных домов, приютов и фабричного люда.

Однако, по справедливому замечанию Людвига Фейербаха (18041872), «моральность зависит не только от моей произвольной деятельности, но также и от внешних благ, от природы, от тела. Добродетель так же, как и тело, нуждается в питании, в одежде, в свете, в воздухе, в жилище. Там, где люди скучены друг с другом, как, например, на английских фабриках и в рабочих жилищах, если только можно назвать жилищами свиные стойла, где людям недостает в достаточном количестве даже кислорода – воздуха (см. Маркс «Капитал»), там для морали не остается места, там добродетель самое большее – монополия господ, фабрикантов и капиталистов. Там, где недостает необходимого для жизни, там отсутствует и нравственная необходимость. Основа жизни – это основа для морали».

Никакая добродетельность отдельного капиталиста не может изменить бесчеловечной сущности капиталистических производственных отношений. Как правило, капиталист никогда и ничего не делает для рабочих из добрых побуждений, рабочий для него – лишь один из элементов производства, и все издержки на его содержание нужно свести к минимуму.

Но, лишив рабочих всего, капитал уравнивает их, соединяет вместе, и рабочие в кромешном аду фабрики познают общие мучения, притеснения, штрафы. Объединенная условиями труда масса, протестуя, обнаруживает в себе неведомую до того силу совместного действия.

Труден и долог путь к осознанию общности интересов, к пониманию того, что у рабочего нет иного средства борьбы с произволом хозяина, кроме объединения усилий. Жестокая школа жизни вырабатывает в среде самого угнетенного, самого бесправного класса новые, неизвестные другим социальным группам моральные качества.

Первое из них – пролетарская солидарность, которую пролетарии выковывают как могучее оружие в борьбе и как новую, присущую им взаимоподдержку.

Пролетарскую солидарность не столько поняли, сколько предчувствовали и предвидели Анри Сен-Симон (1760–1825) и Шарль Фурье (1772–1837). Энгельс увидел пролетарскую солидарность в Англии и был потрясен ею: взаимопомощь, забота, совместные усилия в борьбе за улучшение экономических условий, в борьбе за образование – во всем этом он видел силу нового, могучего оружия рабочих. И прогремевший на весь мир призыв коммунистического манифеста – «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» – был выражением пролетарской солидарности.

В отличие от буржуа у рабочего двойственное отношение к труду. В этом трагизм положения пролетария. Труд подневольный, труд на хозяина ненавистен ему. И вместе с тем он любит труд как выражение своей творческой силы. Взаимная выручка, самопожертвование, забота о товарищах – эти нравственные качества пролетария вырабатываются именно в сфере производства.

За всю историю человечества не было до пролетариата класса, представители которого проявили бы большее мужество, стойкость и героизм в борьбе. Глубокая убежденность в своей исторической миссии придает пролетариату нравственную силу.

Эта вера вдохновляла революционеров конца XIX и начала ХХ в., она привела Россию к двум пролетарским революциям. На энтузиазме трудящихся было начато строительство социализма в России – самая грандиозная попытка прорыва в будущее, попытка осуществить вековечную мечту человечества об обществе социальной справедливости, подлинного равенства и счастья всех людей.

Один из основателей социальной психологии Густав Лебон (18411931) в книге «Психология социализма» истолковывает веру, надежду и энтузиазм масс трудящихся как вариант религиозной веры: «Социализм – гораздо более религиозное верование, чем рассудочная теория. Ему подчиняются, но его не оспаривают.

Опыт скоро покажет приверженцам социалистических иллюзий всю тщетность их мечты, и тогда они с яростью разобьют идола, которого почитали, прежде чем познать. Рабство, нищета и цезаризм – вот неизбежные пропасти, куда ведут все социалистические пути.

Нужно, чтобы хотя бы одна страна испытала его на себе в назидание всему миру».

Век XIX поставил проблему, предоставив решать ее веку ХХ.