Групповое моральное сознание

Первым бесспорным показателем того, что перед нами не стадо, а социальная группа, является «кристаллизация» первых запретов (табу). Табу – первые регулятивы, предваряющие последующие (заповеди, нормы, кодексы). Однако до них исследователи называют явления, которые закрепляются в поведении и отношениях между членами первобытной группы: обычай, традиции, ритуал, обычное право, то, что укладывается в короткую формулу «Так было всегда» и не обязательно включает собственно нравственный аспект. Вследствие этого нередко говорят, что нравственное содержание в них оказывается не осмыслено, не опредмечено, не названо…

Однако дело не в слове, а в предметном, реальном содержании: если в этих формах регуляции жизни членов первобытной группы имеется нравственное содержание, мы вправе видеть в них первые проблески нравственности. Первые табу есть первое моральное осмысление, имеющее основанием пользу для всей группы, но заданное «от противного»: запрещено все то, что может нанести вред группе. Табу – запрет конкретного действия индивида, вредного для группы; закрепленный в обычае образец поведения, полезного для группы, одно из ранних проявлений нравственно-положительного. В этих формах впервые проявляется дихотомия добра и зла, хорошего и плохого.

С развитием группового морального сознания и возникновением индивидуального морального сознания табу сменяется заповедью и нормой. Это разные формы требований, приобретающие два новых качества: императивность и личностную отнесенность. «Не укради!», «Не убий!», «Не лжесвидетельствуй!» – категорическое требование к каждому, принадлежащему к этой социальной группе. Некоторая совокупность требований, обобщающая опыт межчеловеческих отношений и выраженная в форме заповедей или норм, образует моральный кодекс.

Кроме этих способов моральной регуляции в группе (обществе) значительную роль играют санкции, в том числе и санкции моральные, на основе оценки совершенных поступков и действий. Многоцветие реальной картины межчеловеческих отношений в определенную историческую эпоху создают реальные нравы, включающие, каждый раз в определенных сочетаниях, обычаи, традиции, обряды, этикет, обычное право. Объединяет все названные способы регуляции межчеловеческих отношений то, что все они предъявляют некоторые общие требования к каждому члену этой общности. Отсюда императив «Ты должен!» Ты должен уважать старших; помогать слабым; защищать государство; честно трудиться; уничтожать врагов; подчиняться начальникам; уступить место в троллейбусе женщине; склонить голову перед памятью героев; снять шляпу, входя в учреждение; приносить жертвы богам; обнажить голову, входя в церковь; пасть ниц перед Сыном Неба в Древнем Китае; обменяться рукопожатием с товарищем по партии; почтить усопших родственников в день поминовения или на Троицу. Ты должен выполнить принятую в твоей общности норму, заповедь, ритуал, правило этикета, требование кодекса… тем самым свидетельствуя, что принадлежишь к этой общности, соблюдаешь ее установления. В противном случае ты подвергаешься санкциям.

Таким образом, и сегодня, как и в далеком прошлом, групповая мораль выражает интерес, единство группы как целого и вместе с тем защищает каждого члена группы, если он соблюдает предписания ее морали.

Предельно обобщенное выражение сути групповой морали есть принцип коллективизма. Полагаю, что в его основе то, что этики-эволюционисты XIX в. называли «социальным инстинктом», отличающим стадных животных. Вероятно, еще более глубокая основа социального инстинкта – важнейшее свойство живого существа: инстинкт самосохранения, фрейдовское «стремление к жизни», естественное состояние «биофила» по Фромму. Нужда сплачивает стадо. Нужда определяет жизнь первобытного человека в группе: в одиночку он не смог бы существовать. Таков фундамент «естественной, или первобытной, коллективности». Она переходит, по мнению Маркса и Энгельса, в мнимую, или «иллюзорную», в классово-антагонистических формациях с перспективой в будущем бесклассовом обществе смениться подлинной коллективностью.

Мне представляется, что реально меняются лишь формы группового морального сознания при сохранении его глубинного принципа: «мы – хорошие, они – плохие». То есть коллективизм пронизывает все варианты групповой морали – от далекого прошлого до современности. Он всегда присущ реальным межчеловеческим отношениям, усиливаясь или ослабляясь в конкретных исторических обстоятельствах и в определенных социальных группах. «Жить в обществе и быть свободным от общества нельзя» даже для самого крайнего индивидуалиста.

Групповое моральное сознание обнаруживает себя, «кристаллизуется» в определенных нормах, кодексах, идеалах, оказывается закрепленным в обычаях и традициях, проявляется в нравах.

Можно зафиксировать, в каких нормах выражен собственно групповой интерес и какие простые, общечеловеческие нормы разделяются данной группой. Общая картина проста: поскольку «мы – хорошие», то все позитивное приписывается себе, все отрицательное – противостоящим «они». Парадоксально соотношение группового (классового, национального) и общечеловеческого. С одной стороны, человечество во все времена, включая и день сегодняшний, живет в условиях господства групповой морали. Но анализ содержания видов групповой морали подводит к выводу, что ее роль – ограничивающая: «мы» – нравственны, а «они» – безнравственны. Внутри группы провозглашаются моральные ценности дружбы, товарищества, любви. Одновременно утверждается, что «у них» – «псевдо-мораль»: утрачены нравственные основы семьи и брака, процветают взаимная вражда, ненависть. Более того, «их» общество – это общество без морали, а люди, живущие в нем, – без совести. Из этого следует, что к «ним» нормы морали не относятся. Да, «жизнь человека есть ценность», но «если враг не сдается, его уничтожают».

В XX в. оказалось, что в действительности существует множество социальных групп и не только классовых: религиозных, национальных, этнических, профессиональных. Поскольку человек, как правило, входит в разные социальные группы, не будучи поглощен какой-либо целиком (например: буржуа – ирландец – католик; американец – протестант – выходец из Германии – инженер; интеллигент – учитель – русский – буддист и т. п.), ослабляется жесткость групповой морали, оказываются возможными взаимопереходы, а вместе с тем и большая терпимость к людям, входящим в иные группы.

Немаловажно, что групповая мораль, как правило, ориентирована на средний уровень морального сознания тех, кто принадлежит к данной группе, тяготеет к шаблону. Воспитание в духе такой морали апеллирует к образцам, твердо установленным нормам и, как правило, оказывается авторитарным. Иначе говоря, групповая мораль приемлет только интерес группы. Не случайно она тяготеет к идеологии, политике и, в крайнем выражении, к тоталитаризму. Если это финансово-экономическая группа, то что предпочитается: конкуренция или сотрудничество? Если речь идет о государстве, что возводится во главу угла в политике, в воспитании граждан: узкий национализм, пропаганда превосходства своей нации или признание равных международных прав всех государств? Точно так же и в отношениях группы и входящей в нее личности: диктат групповой морали, борьба с инакомыслием, стремление к стандартизации отношений или подлинное уважение личности, человеческого достоинства каждого члена группы, стремление к выработке общих интересов?

Тем не менее ошибочно полагать, что групповое моральное сознание всегда упрощает, усредняет, консервирует худшее. Без существования устойчивой системы моральных ценностей, без взаимной поддержки, без общности идеалов и интересов неизбежны распад и гибель группы. Опасен застой, «почивание на лаврах», стремление «законсервировать» навечно достигнутый уровень развития. Групповая мораль, способная учитывать рекомендации, исходящие от индивидуального морального сознания, создает благоприятные условия для развития данной группы.