Методологический статус ЗДО в этике

Мы будем исходить из того предположения, что этика является наукой. Такое понимание этики, несомненно, вызовет множество вопросов, для обсуждения и парирования которых потребовалось бы написать по крайней мере одну и достаточно объемную статью. Но все-таки некоторые возражения уместно разобрать вкратце. Во-первых, нам могут возразить, что научные истины содержат описание объектов и связей их с другими, а этика имеет дело с оценочными и императивными суждениями. Например, о свете наука говорит, что «скорость света равна 3*10⁸м/с», а этика либо провозгласит «ученье – свет», либо призовет «нести свет людям». Во-вторых, наука едина, и все ее истины общезначимы, а этические системы множественны и непримиримы, и то, что одним кажется благом, для других является преступлением (например, самоубийство). Более того, нам еще попеняют на святость выбора каждого, которую мы хотим изъять. В-третьих, если в науке критерии истины, как будто, более или менее ясны, то какими средствами предлагается проверять истинность этических теорий?

Имея в виду эти естественные вопросы, не претендуя на точность формулировок, охарактеризуем наше видение этики. Этика – наука о том, как человеку следует поступать. Заметим, что в данном определении отсутствуют привычные слова о категориях добра и зла, что избавляет нас от зависимости от вкладываемого в них содержания. В определении также говорится о единичном человеке, а не о группах людей, «человечестве» или неком усредненном индивиде, обладающем только родовыми общечеловеческими чертами. Хотя иногда говорят, например, «Германия объявила войну», но эта фигура речи не должна смущать: решение всегда принимает единичный человек, даже если результативность его, выраженная изолированным физическим действием, имеет место только при сонаправленности этих решений. При этом не исключается, что, например, факт существования человечества может оказывать сильное влияние на ту или иную этическую систему. Гораздо соблазнительнее заставить этику оперировать понятием «индивид» вместо «индивидуума», стирая у него частные свойства. И даже основание для этого находится в опыте физики, абстрагирующейся в понятии «шар» от неровностей футбольного мяча, равно как и юриспруденции, исповедующей принцип «перед законом все равны», «не взирая на лица…». В самом деле, разве не нелепо рассчитывать, что наука этика сможет дать рецепты на все случаи жизни? Чтобы решить данное затруднение, разделим этику на две части: практическую и теоретическую, причем последнюю назовем «метаэтика» и определим как «науку об общих принципах морали». Именно в метаэтике и удовлетворяется требование «неразличения лиц». Такое различение должно делаться в практической этике. Практическая этика должна содержать формулы подстановки в метаэтические конструкции более или менее ясных неискушенному уму категорий. В нашем определении этики сделан акцент не на намерении, а на поступке. Мы не ставим, однако, целью рассматривать результаты поступка, хотя и они имеют значение. Последняя только тогда будет считаться полной, если она окажется в состоянии сформулировать что-то практически полезное (хотя бы алгоритмическим путем, когда результат не задан, а только путь к нему), на основании чего и совершается позитивное действие. Смысл поступка укрыт в недосягаемых вершинах метаэтики, но условия и формы его совершения, зависимые как от антропологических характеристик индивидуума, так и от социальных ограничений и требований местной обстановки, определяются практической этикой. Разумеется, поступком может быть как деяние, так и недеяние. В определении использовано слово «следует». Очень часто человек поступает так, так он того «хочет», при этом называя это свободой. На самом деле это хаос и произвол безосновательности, вопиющее противоречие с законом достаточного основания (ЗДО). Поскольку именно здесь у нас вновь возник этот великий закон, остановимся на этом моменте подробнее.

Если бы это «следует поступать» мы понимали как «должно поступать», где существенный акцент лежит на долженствовании, свойственном категорическому императиву, то мы поставили бы человека на колени перед законом. Даже этика древних стоиков вряд ли принимала такой ригоризм. С другой стороны, если мы чрезмерно ослабим долженствование, то перейдем к хаосу в поступках, приводящему к практической беспомощности этики, а ведь от всякой науки мы ожидаем в конечном итоге плодов. Даже чистая математика, витающая в облаках, через физику дает нам технику. Следовательно, если мы ожидаем видеть поступки человека упорядоченными, «гармоничными», то нам нужна такая наука, которая бы определяла принципы такого порядка. Идея привнесения в наши поступки порядка как раз и содержится в слове «следует» нашего определения этики. Порядок же не мыслим без связи одних поступков с другими, и здесь уже проглядывает суть ЗДО, связывающего идеей основания (и даже достаточного) одно с другим. Кстати, ЗДО не мешает поступку выступать в качестве основания. Например, античность сохранила историю о том, как один человек пришел к тирану просить о чем-то, и когда тиран спросил надменно: «А почему я должен выполнять твою просьбу?», тот, ища основание, учтиво напомнил о тех благодеяниях, которые тиран сделал его отцу. Здесь нам следует сделать важное замечание.

В математике характер связи есть необходимый и логический, что обеспечивает всеобщность связи («все прямоугольные треугольники…). В физике характер связи также необходимый, хотя отдельного анализа требуют квантовые явления, и причинный, а значит всеобщий («Если сблизить два любых заряда одного знака, то они будут отталкиваться»). В этике и даже метаэтике(!), которая исповедует принцип неразличимости, характер связи не предполагается непременно необходимым, ибо в большинстве систем предполагается свобода воли и выбора. Он также не предполагается непременно семантико-логическим, но скорее ассоциативным. В первом случае, невзирая на синтаксические тонкости, мы могли бы полагать основание «все люди обычно завтракают утром» для поступка «я съел сегодня утром яйцо», делая умозаключение вида SaP®SiP (в записи Аристотелевой логики). Во втором случае вообразим пучок ассоциаций: «Яйцо шарообразно, как Солнце», «Бог есть свет людям», «Утром светлеет»® «я съел сегодня утром яйцо». Вместе с тем ассоциации не должны быть произвольными, но должны опираться в части своей на то, что содержится в метаэтике; в противном случае они потеряли бы право быть основанием. В этике характер связи мыслится не всеобщим, а по большинству случаев, иначе, если противоположные поступки преобладали бы, то эта связь предстала бы исключением, т.е. по сути перестала бы быть именно связью. Даже в метаэтике мы должны допустить появление оснований, природа которых сугубо эмпирическая (например, общее впечатление от незнакомца) и потому случайна. Точнее говоря, метаэтике они даны из-вне, но место для их присоединения или подстановки должно быть подготовлено в метаэтике заблаговременно. Принципиально важным мы считаем то, чтобы субъект поступка, хотя и имел бы реально-психологическое основание, эмпирической или нет природы, для совершения оного, но также и мыслил отчетливо его таковым. Иными словами, для действия ЗДО в этике важно не объективное наличие такой связи, эмпирической или нет, а присутствие ее в субъекте субъект-объективно. Таким образом, ЗДО является первейшим условием применения этики к поведению конкретного человека: «Всякий поступок должен обладать достаточным основанием для субъекта». Сформулирует ЗДО более развернуто: «Ни одному поступку не следует быть безосновательным, но каждому поступку до его совершения должно предшествовать мысль о его достаточном основании». Эту формулу ЗДО нужно рассматривать не как закон, а как настоятельную рекомендацию.

Требование совершать поступок по основанию не есть только прихоть автора или даже законное требование и условие для существования этики в качестве науки, а представляет собой лишь формальную и усиленную сторону естественного состояния человека. Хотя, конечно, немалое число людей склонны к спонтанным и непродуманным поступкам, но они же и часто весьма тщательно рассчитывают свои действия. Мы знаем, что иногда разумнее воспользоваться советом более опытного друга, чем что-то изобретать самому. Наряду с получением ценной информации от человека мы слышим иногда «а я бы на вашем месте…», и вовсе не зазорно, смотря по ситуации и авторитету, поверить совету, смирив гордость. У человека есть естественная привычка переложить бремя выбора на кого-то (родителей, старшего друга) или что-то (общественное мнение, обычай). В некоторых странах судопроизводство основано на принципе прецедента, когда в роли советчика судьи выступает решение суда из прошлого времени. Но не лучше ли обратиться в сложном бытовом конфликте не к другому человеку, которому свойственно ошибаться не менее, чем это делаете вы, а к коллективной науке – этике, чьи суждения по крайней мере проверялись многими мудрецами? У иудеев есть пословица: «Не знаешь? Спроси раввина» – Иосиф идет к местному ребе; раввин открывает ученые трактаты, например, Шульхан Арух, написанные близкими по времени авторами; если вопрос по-прежнему неразрешим, то спрашиваются через Талмуд древнейшие авторитеты; если и это не помогает, то пытаются вывести правильный поступок, учитывая все современные особенности (работа действительно творческая), из Торы; последняя инстанция – устная речь самого Яхве, обращенная к Моисею, но к ней обращаться затруднительно. Вот наглядный пример действия ЗДО в этике, комплиментарный доказательству следствия теоремы из набора аксиом. В конституционном государстве подобным образом все нормативные акты «выводятся» из Основного закона (с привлечением эмпирического материала) – достаточно даже, чтобы они не противоречили статьям Основного закона, и процедура их принятия была законной. Также и в этике ЗДО дает нам возможность вывода поступка из метаэтики с привлечением эмпирического материала практической этики. И здесь главное в отсутствии противоречия и продуманности принятия решения.

Мы выдвинем тезис о единственности этики. Такую этику, которая бы гарантировала совершение единственно верного поступка в данной ситуации, мы назовем абсолютной этикой. Если в прежнее время данный тезис, комплиментарный тезису об абсолютной истине, не вызвал бы сомнения, то во время прилива волны релятивизма, похоронившей под собой даже слабый намек на абсолют, его придется защищать от современных релятивистов всех сортов. Во-первых, начнем с простого, когда человек приходит к вам за советом, он надеется с вашей помощью выбрать наилучший «правильный» поступок. И вот, представьте, что выслушав его долгие словоизлияния, вы отвечаете либо с холодной отстраненностью «у тебя своя голова на плечах, думай [выбирай] сам», либо с безмятежным спокойствием «друг, не волнуйся, чтобы ты не сделал, все к лучшему». Я думаю, что этот человек может почувствовать себя даже оскорбленным от такого релятивистского отношения. Во-вторых, и это более сильное возражение, наш будничный мир единственен: в нем привычно действует закон Кулона, евклидова геометрия, двузначная логика, обычная арифметика. Как упражнение для ума, можно представить риманову геометрию, нечеткую логику и арифметику сверхбольших чисел, но никакого практического применения видоизменения традиционных аксиом иметь не будут (неевклидовы геометрии полюбили сторонники общей теории относительности, но применять их удобно только для каких-то черных дыр и ядер гигантов, скоплений галактик и в нано- и фемтомасштабах, но никак не в привычном мире метров и килограммов). Кстати говоря, все эти «особые» науки имеют под собой более сложную аксиоматику, чем «наша» (квадратичная форма евклидовой геометрии, например, математически есть канонический, приведенный вид квадратичной формы римановой геометрии). А простота есть признак совершенства. Поэтому легко представить, что несмотря на множество воображаемых Метаэтик, в нашем мире, где люди живут бок о бок, «справедлива» только одна, Абсолютная Метаэтика, и именно это только и важно, ибо применяют этику люди на Земле.

Подобно тому, как идея последовательного приближения и даже открытия абсолютной истины двигала натурфилософами 16-19вв., идея существования Абсолютной этики способна двигать работу исследователей этических систем. Пусть даже из недостижимости абсолютной истины и следует недостижимость абсолютной истины (например, по слабости нашего языка), это не заставит потускнеть свет этой большой идеи. Какими, однако, правилами мы должны руководствоваться при построении этической системы и проверке ее истинности (как близости к Абсолюту)? По-видимому, все внутритеоретические критерии остаются в силе, в том числе и ЗДО. Его методологический статус, состоящий в идее доказательности любого этического суждения, по-прежнему высок. Он отличен от того «антропологического» статуса, который мы обсуждали немного раньше. Но тем не менее оба этих применения ЗДО возможны только при предположении, что этика является наукой. Что же касается внешних критериев истинности этики, то ответ, по-видимому, банален – это «практика». Если принимаемые в метаэтике истины в преломлении свойств внешней среды (культурно-исторического социума, малых групп) и самого индивидуума, составляющие предмет изучения практической этики, приводят к появлению рецептов поведения, которые не могут быть реализованы в течении длительного времени или массово, то где-то допущена ошибка – либо внутри переходов практической этики, либо в одном или нескольких положениях метаэтики.

Методологический статус ЗДО в этике осложнен по сравнению со статусом ЗДО в естествознании следующими обстоятельствами:

1. Необходимостью четче прописать псевдологические переходы этическими суждениями («я хочу..», «плохо быть..») и логическими высказываниями, т.е. нужно создать новую «этическую» силлогистику
2. Необходимостью разграничения типов этических суждений, особенностей обращения с ними как с основаниями; возможно также описать их иерархию и приоритеты (например, для принципа достаточного основания)
3. Необходимостью корректно реализовать подстановки суждений и терминов практической этики в формулы метаэтики, т.е. реализовать взаимодействие двух языков

Здесь стоит остановиться на принципе достаточного основания (ПДО), который мы вводим с целью облегчения действия ЗДО. Мы постулируем его наличие в любой метаэтической системе (и даже на практическую этику можно распространить сферу его действия). Его форма и содержание фиксированы в рамках выбранной этической системе, но вариабельны при переходе от системы к системе. Поэтому мы не в состоянии дать ему здесь формулировку. Важно только то, что, будучи добавлен к основанию одного типа, как бы в качестве дополнительной аксиомы метаэтики, он дает суждение другого типа в выводе. Это очень полезно, если мы пытаемся из посылки в изъявительном наклонении получить вывод в повелительном наклонении. Например, из посылки «все люди братья» с привлечением принципа достаточного основания в виде «лучше быть активным, чем пассивным» получаем «дай воды жаждущему в пустыне». Разумеется, само суждение принципа, которое задано оценочным предложением, можно положить одной из аксиом метаэтики. Но это сделает невозможным получение данного вывода. Лишь когда некому суждению мы приписали статус принципа достаточного основания, у нас технически присоединяется дополнительная посылка и, что более важно, получается «достаточность» условий для переворота вывода в нужную форму (в примере – повелительную).