Нравственность в феодальном обществе

Классическое рабство в его наиболее зрелых фор­мах существовало далеко не везде. Гораздо большее распространение имело медленное и постепенное раз­ложение родового общества, его расслоение и соци­альная дифференциация по сферам деятельности, влас­ти, собственности и соответственно правам и обязан­ностям, своему социальному статусу.

В результате расслоения родового общества в нем выделялась родоплеменная знать, захватывающая все больше общинной собственности и распространяющая свою власть на определенную территорию и населяю­щих ее людей. Из нее формируется военная и земле­дельческая аристократия, чье господствующее положе­ние определялось собственностью на основное средст­во производства — землю и природные угодья — и во­енной силой, дающей власть над населяющими эту зем­лю людьми.

Обедневшие же общинники, попадающие во все большую кабалу и зависимость от аристократов, наря­ду с захваченными и покоренными племенами и их потомками, образуют основную массу населения, на­ходящуюся под властью господствующего класса.

Земельные владения, принадлежащие представите­лям господствующего класса, назывались феодом, а их владельцы, имеющие власть над населявшими эту землю людьми, — феодалами. Среди них выделялись наиболее сильные, владевшие наибольшими земельными владениями и обладающие военной силой, которые подчиняли себе более мелких феодалов, — князья и короли. Они окружали себя приближенными — воен­ной дружиной, зависимыми от них феодалами — гер­цогами, графами, баронами, у которых также имелась своя свита. Все вместе они образовывали военное ры­царство, которое вследствие его приближенности ко двору крупнейшего феодала стало называться дворян­ством.

Возникающее на развалинах родового строя госу­дарство становится орудием осуществления господст­ва класса феодалов, при помощи которого удержива­ется в подчинении основная масса населения и поддер­живается установившийся порядок общественных вза­имоотношений.

Значительную эволюцию в связи с разложением родового строя претерпевает и сама община, которая в связи с объединением племен в результате роста насе­ления постепенно превращается из родовой в террито­риальную, соседскую общину, где живут и трудятся сообща уже не только родственники, но и соседи. Од­нако соседская община строится также по принципу «большой семьи» и во многом наследует присущие родовому обществу обычаи, традиции и порядки.

Основным занятием общинников оставался труд на земле. А так как земля становилась собственностью феодалов или государства, то за пользование ею кресть­яне должны были работать на феодалов. Они не име­ли права уходить из селений, да фактически и не мог­ли прожить вне общины. Поэтому они как бы «при­креплялись» к земле и стали называться крепостны­ми. Так постепенно крестьяне лишались воли и пре­вращались в подневольных, зависимых людей, обязан­ных выполнять по отношению к феодалу различные «повинности» и «службы» — отрабатывать барщину, платить оброк и т. д.

Феодализм, таким образом, подобно рабству мож­но отнести ко второму типу общественных отношений — непосредственного господства и подчинения и личной зависимости. Однако если раб в качестве «говорящего орудия» был полностью подчинен господину, то крестьянин относительно более свободен, имеет свое хозяй­ство, семью, защиту от произвола феодала или сти­хийных бедствий в виде соседской, сельскохозяйствен­ной общины. Его труд значительно производительнее рабского, что создает предпосылки для дальнейшего общественного развития, но одновременно разжигает аппетит феодалов, стремящихся ко все большему под­чинению и закабалению крестьян.

Острота общественного противостояния усиливает­ся, и для ее сглаживания, для предотвращения откры­того столкновения между господствующим и угнетен­ным классом возникает необходимость прибавить к прямому политическому, военному и правовому при­нуждению принуждение духовное — религиозное и моральное. Как известно, особенностью религии и мо­рали как раз и является способность накладывать на человека обязательства не извне, а изнутри.

В Европе такой религией стало христианство, воз­никшее в качестве иллюзорной формы выражения ин­тересов униженных и порабощенных классов, но быс­тро превратившееся в официальную религию господствующих классов, чьим интересам оно реально отве­чало в гораздо большей степени. На смену языческой, народной религии многобожия с ее неорганизованными и беспорядочными отношениями между богами пришла монотеистическая религия, отражавшая в своих представлениях об организации духовной власти на небе и Земле присущие феодализму тенденции к постепенной централизации власти и организации всей системы господства и подчинения по иерархическому принципу.

При этом сама христианская церковь стала крупнейшим феодалом, а ее представители — духовенство образовали второе сословие господствующего класса феодалов. Христианская же религия стала способом осмысления моральных проблем и освящения складывающихся в феодальном обществе нравов.

Таким образом, социальная структура феодального общества состояла из господствующего класса феода­лов, включающего два сословия — светское дворянство и духовенство, и угнетенного класса, включающего крепостных крестьян, а позже — ремесленников, ла­вочников, торговцев, мастеров и подмастерьев, ростов­щиков и менял и прочих городских жителей, образую­щих третье сословие. Взаимоотношения между клас­сами, как, впрочем, и внутри классов и сословий, стро­ились по принципу господства и подчинения, личной зависимости и прямого внеэкономического принужде­ния к труду, если речь шла о взаимоотношениях внут­ри одного сословия, к другому виду деятельности.

Поэтому вся политическая, правовая и духовная надстройка феодального общества была подчинена за­даче обеспечения сложившегося порядка. Этот поря­док можно назвать иерархической феодальной лестни­цей, в основание которой помещался принцип силы и влияния.

Во главе всех феодалов стоял наиболее родовитый, сильный и влиятельный князь, позже — король. Он владел большей частью лучших земель и многими крепостными крестьянами. Рядом с ним, но чуть ниже стояли его ближайшие родственники и сподвижни­ки — герцоги, графы, которые уступали ему в могу­ществе и в земельных владениях. Каждый крупный феодал мог пожаловать часть земель феодалам помель­че, выступая по отношению к ним в качестве старшего — сеньора. Те, кто получал земли или находился в зависимости от могущества крупного феодала, были его военными дружинниками, вассалами, обязанными служить господину в ратных делах, а он был их сюзе­реном, сеньором.

Такие же отношения складывались между герцога­ми и графами и баронами, между баронами и мелкими рыцарями. Один и тот же феодал был сеньором более мелкого феодала и вассалом более крупного. Вассалы были обязаны подчиняться только своим непосредствен­ным сеньорам.

Таким образом, на верхней ступени феодальной лестницы стояли самые крупные, сильные и влиятель­ные феодалы, на нижних — все более мелкие. Однако и сеньоры и вассалы были представителями господствующего класса, жившими за счет эксплуатации труда крепостных крестьян.

Такая же феодальная иерархия существовала и в церковной организации, во главе которой стоял рим­ский папа или патриарх, а ниже по ступеням лестни­цы располагались архиепископы, епископы, кардина­лы, аббаты и простые священники и монахи.

Феодальная иерархия была способом военно-поли­тической и идеологической организации класса феода­лов для обеспечения его господства и сохранения ус­тойчивости и стабильности общественной жизни.

Крестьяне и горожане, составляющие третье сосло­вие, не входили в феодальную иерархическую лестни­цу, но сама идея иерархической организации социаль­ного бытия пронизывала жизнь и третьего сословия.

Сословное деление общества всегда имеет тяготе­ние к наследственному закреплению в виде замкнутых каст со своими ценностями, нормами поведения и оп­ределенным статусом в обществе. В свою очередь в рамках самих сословий образуются корпорации — груп­пы и союзы людей, объединенные общностью профес­сиональной деятельности и также построенные по иерархическому признаку. Это и ордена рыцарей, и монашеские ордена, тайные общества, цехи горожан-ремесленников, гильдии купцов, мастеровых, даже нищие и попрошайки образовывали внутри себя неко­торое подобие закрытой иерархической организации.

Такая структура общества предопределила главную особенность нравственности феодального общества — ее сословно-корпоративный характер. Каждое сосло­вие, каждая группа имеет целый набор писаных, на­пример в уставах, или неписаных обязанностей, прав, привилегий, ценностных ориентации и норм поведе­ния. Здесь вырабатываются и формулируются добро­детели, которым должен соответствовать человек и которые определяют его достоинство и цели, которым он должен служить.

По сути дела в феодальном обществе его нравственность расслаивается на множество нравственных кодексов, имеющих ярко выраженный сословно-корпоративный характер, несущих на себе печать кастовой замкнутости. Единая человеческая нравственность дро­бится и расслаивается вследствие статичного и замкну­того, закрытого характера дифференциации социаль­ной структуры и потребностей ее сохранения.

Тем не менее необходимо выделить, зафиксировать и проанализировать формальные и содержательные характеристики этого множества нравственных кодек­сов и систем, являющиеся для них существенно общи­ми и связывающими их в единую систему нравствен­ности феодального общества.

Прежде всего такой универсальной характеристи­кой является похожее на платоновское представление о справедливости и вечности социального неравенст­ва, о необходимости иерархии в жизни, о распределе­нии прав и обязанностей, благ и лишений не в равной степени, а «по достоинству» — родовитости, сословно­му положению, степени добродетельности в соответст­вии со своим социальным статусом. «Высший» и «луч­ший» должен всегда и во всем преобладать над «низ­шим» и «худшим». Не равное, а адекватное воздаяние рассматривается как божественная и нравственная гармония, установленная Богом.

Каждый занимает определенное положение в общес­тве, и именно его сословно-корпоративный статус оп­ределяет престиж, привилегии, нормы поведения и образ жизни, моральные качества и добродетели, ко­торым он должен соответствовать.

Феодальная мораль нацелена на воспитание обос­тренного чувства социальной дистанции между пред­ставителями различных сословий, групп, каст и кла­нов, охраняет ее массой обычаев, запретов, привиле­гий и поощряет верность своей системе норм. Каждый должен заниматься своим делом на своем месте и бла­годарить Бога, если это получается у него хорошо.

Это представление о «подобающем месте» в общес­твенной иерархии сословно-корпоративных статусов, которое должен занимать как индивид в группе, так и группа в обществе, является непреложным и бесспор­ным требованием феодальной морали вообще.

Характерной в этой связи является относительная ценность богатства в феодальном обществе: земля, не­движимость, убранство жилища и одежда, деньги и драгоценности — все эти виды богатства имеют ста­тусный и престижный характер. Сословно-корпоративные разграничения в образе жизни, деятельности, нор­мах поведения жестко закреплялись посредством рег­ламентации материального положения индивидов, его притязаний на владение богатством. Жилище, в кото­ром мог жить человек, одежда, которую должен был носить, украшения, оружие, даже его еда достаточно определенно зависели от его места на ступеньках фео­дальной иерархии.

Таким образом, богатство оценивалось не само по себе, а в зависимости от статуса человека, той общнос­ти, к которой он принадлежал. Допустимо было такое богатство, которое необходимо для обеспечения при­нятого, достойного образа жизни для данного сосло­вия и не слишком выходит за эти рамки. Стремление к выхождению за них, к обогащению любой ценой осуж­дается морально как жадность и алчность, богатство «не по положению» воспринималось как вызов и угро­за всей иерархической системе и сурово каралось.

Здесь богатство существует для человека, оно дол­жно отвечать его общественному положению и выра­жать его зримо и ясно, но человек живет не для богат­ства, его достоинство не может зависеть от него.

Богатство само по себе не хорошо и не плохо, тако­вым оно становится в зависимости от социального ста­туса его хозяина. Посредством него феодал демонстри­рует свой престиж и верность сюзерену, осуществляя в отношении зависимых от него людей «покровитель­ство», щедрость, широту души, «дарения» и «кормле­ния», а в отношении господина — способность выставить войско в его поддержку, вооружить его и т. д. Поэтому главным образом для представителя господствующего класса было умение именно тратить богатство, показывая этим свой высокий статус, а не умение их приобретать — эффективно организовывать производство на принадлежащей ему земле, как-то заинтересовать крестьян в результатах своего труда. Ведь труд — презренное занятие, приличное лишь для «не­благородных», для «черни», смысл существования которых и заключался в том, чтобы обеспечивать гос­под всем необходимым.

Поэтому моральное сознание феодализма расцени­вало материальное богатство как знак неких более высоких, от него непосредственно не зависящих и да­ваемых человеку «от роду» и от Бога ценностей — его сословно-иерархического престижа, его родовитости и знатности.

Все это способствовало примирению угнетенных и обездоленных сословий с их бедственным положением.

В свою очередь верность своему сословному стату­су вознаграждается чувством защищенности и безопас­ности, которое получает индивид в рамках оказывае­мого ему социальной группой «покровительства», ведь теперь на него распространяются закрепленные обычая­ми права и привилегии, принадлежащие всей группе.

Поэтому индивид в феодальном обществе не отли­чается самостоятельностью, он всегда «коллективизи­рованный» индивид, образ мыслей, действий и весь образ жизни которого строго и детально регламенти­рован его сословно-корпоративным статусом, принад­лежностью.

Другой важнейшей существенно-общей чертой нрав­ственности феодализма является патернализм — оте­ческое покровительство «старших» по отношению к «младшим». Эта черта также вытекает из принципа иерархичности мироустройства и в то же время его гармоничности.

Ее проявлением является «сюзеренитет» и «васса­литет» среди феодального дворянства — обязанность высшего феодала помогать и заботиться о своих васса­лах и их обязанность служить ему верой и правдой, почитание крестьянами-общинниками своего феодала как «отца родного», способного рассудить и защитить.

Патернализм в морали различных классов и сосло­вий предполагал обоюдные, хотя и неравные, обязан­ности «высших» и «низших»: если крепостные несут повинности и тяготы в пользу своего господина, то и он обязан оказывать им отеческое покровительство — защищать от насилия и притеснения других феодалов, помогать при стихийных бедствиях и неурожаях, под­держивать «правду» среди общинников.

Патернализм пронизывает собой все оценочные суж­дения феодальной морали, выставляя в качестве об­щего оценочного шаблона взаимоотношения «отцов» и «детей» и уподобляя им практически все связи и взаи­моотношения феодального общества. Хорошо, когда феодал выступает «добрым отцом» своих крестьян, ко­роль или князь — всех своих подданных, господин — «отцом» своих слуг, мастер — работающих у него под­мастерьев. Все «дети» в свою очередь должны беспре­кословно повиноваться и служить своим «отцам» и вообще «старшим».

Все общество как бы уподобляется одной большой семье, верховным Отцом которой является Бог, и поэ­тому ясные и понятные отношения в патриархальной семье выступают в моральном сознании феодального общества как единый и доступный всем трафарет для моральной оценки.

Однако не следует идеализировать такие отноше­ния, ибо патриархальная мораль отнюдь не предпо­лагает равноценность ее субъектов — чем ниже на сту­пеньках сословной иерархии располагалась социаль­ная группа, тем меньше ценности придавалось ее чле­нам, чем больше обязанностей она несла, тем тяжелее был испытываемый ею гнет.

И третьей, характерной чертой, одинаково прису­щей нравственным кодексам различных сословий, яв­ляется механизм реализации заключенных в них тре­бований. Патернализм, патриархальность и закрытость сообществ, на которые они распространяют свое воз­действие, предопределяют характерное для родового, общинного уклада жизни засилье обычаев и традиций, традиционализм средневековой морали.

Личный выбор, индивидуальная мотивация, само­стоятельная нравственная позиция сводятся здесь к правильному осознанию своего статуса, места в общественной иерархии, а далее уже действуют детально рас­писанные и однозначно детерминирующие поведение индивида обычаи и нравы. Индивид находится пол­ностью под их контролем, что препятствует развитию его моральной внутренней свободы и тем самым ста­новлению подлинно зрелой нравственности.

Тем не менее не следует думать, что выявленные общие формальные характеристики нравственности различных сословий исчерпывают внутреннее единст­во нравственности феодального общества. Чрезвычай­но важным общим связующим ядром для нравствен­ных кодексов различных сословий является ценност­ное содержание морального сознания, формируемое христианской религией. Именно религия с ее идеей равной и одинаковой греховности всех людей перед Богом, об их мелочности и ничтожности в качестве рабов божьих, несмотря на огромную социальную диф­ференциацию в мирской жизни, пробивает дорогу основополагающему моральному представлению о моральном равенстве всех людей.

От имени Господа религия санкционирует сложив­шийся иерархический порядок с его распределением прав и обязанностей, стремясь удерживать произвол господствующих классов в установленных Богом гра­ницах и давая духовные силы смиренно переносить все тяготы и лишения, выпадающие на долю угнетен­ных и обездоленных. Фактически именно религия и формируемая ею мораль позволяют духовными, мо­ральными средствами сглаживать, примирять соци­альные антагонизмы в условиях отсутствия возмож­ностей для их ненасильственного разрешения и тем самым препятствовать воцарению хаоса и социаль­ного распада.

Религия давала людям понятия о добре и зле, о справедливости, о необходимости внутреннего покая­ния и очищения для своего совершенствования перед лицом Бога, тем самым способствуя духовной жизни человека и формированию у него моральной рефлек­сии, способности к самоконтролю, к действиям уже не только по обычаю, но и по совести.

Христианство сформулировало и выразило для че­ловечества нравственный идеал личности в образе Христа, ставший на многие века ценностным ориенти­ром для людей разных званий и сословий.

В то же время именно вследствие возвышенности, абстрактной всеобщности, «надстроенности» над ре­альными и противоречивыми интересами различных сообществ в попытке их примирения религиозная мо­раль не только как бы «склеивала» нравственные ко­дексы различных сословий, придавала им внутреннюю силу и энергия и освящала их, но одновременно она противостояла им в качестве идеального царства аб­страктного долженствования.

Человек преклонялся перед самоотверженной и бес­корыстной, пронизанной идеалами любви и всепроще­ния, смирения и ненасилия христианской моралью, ощущал свое несовершенство, раскаивался и пережи­вал, но жил и поступал так, как это требовалось его статусом и непосредственно выражавшим его кодек­сом.

Понятно, что господствующей моралью в феодаль­ном обществе была дворянская — мораль господству­ющего класса. В соответствии со своим положением и кругом занятий его представители культивировали приоритеты, нормы и ценности, подобающие высшему классу, — сознание собственной исключительности и избранности, презрительное высокомерие по отноше­нию к «низшим» людям иного круга.

Подходящим занятием для феодальной знати были войны и походы, рыцарские турниры и придворные балы, охотничьи забавы и верховая езда. Земледель­ческий и ремесленный труд, как и чиновничья служ­ба, считались занятием низменным и «недостойным», а заниматься им было уделом «холопов», «смердов», «подлой черни».

Феодал должен был соответствовать своему стату­су, главными характеристиками которого считались родовитость, благородство, могущество и власть, вер­ность своему сеньору и данной клятве, храбрость а битве, мужество и ловкость в обращении с оружием и конем, наличие «дамы сердца» (что отнюдь не свиде­тельствовало о высоком положении женщины в фео­дальном обществе, а скорее являлось способом внутрисословной конкуренции и самоутверждения в глазах людей своего круга). Он должен быть щедрым и гостеприимным по отношению к равным ему, почи­тать Бога и его земных служителей, сурово наказы­вать всякое проявление непочтительности по отноше­нию к своему сословию со стороны «низших» людей.

Все эти требования воплощались в понятии чести, представление о которой целиком вытекало из сослов­ного положения человека и закреплялось в обычаях и традициях. Тем самым сословная честь защищала до­стоинство «принадлежности» человека к определенной социальной группе.

Дворянин превыше всего дорожил именно честью, ставя ее выше жизни, ибо жить, «уронив лицо», не расплатившись за унижение, не продемонстрировав своего презрения к смерти, было самым большим по­зором и могло даже привести к остракизму, презри­тельному изгнанию из своего круга.

Поэтому так часты были в феодальном обществе дуэли, затеваемые по самым, казалось бы, ничтожным поводам и оборачивающиеся явно неразумным с точки зрения обывателя риском, ибо их смысл заключался в символическом значении — смыть кровью обидчика нанесенное оскорбление, доказать всем, что даже смерть с честью дороже, чем жизнь с унижением.

Фактически в этом феномене отстаивания чести даже ценой жизни дворянская мораль культивировала важ­нейшую черту человеческой морали вообще — превос­ходство честного и благородного имени, то есть духов­ных ценностей, перед расчетливостью и осмотритель­ностью готового терпеть унижения человека.

В то же время чувство чести оборачивалось тщесла­вием, спесью и чванством, если речь шла об отноше­нии к людям низшего звания, достойным, с точки зре­ния феодала, лишь презрения. С ними можно было не церемониться — не платить за товары купцу, не воз­вращать долги ростовщику, без стеснения пользоваться «правом первой ночи» с крепостными красавицами, проявлять грубость, гнев и жестокость в обращении со слугами и крепостными. Беззащитное и зависимое поло­жение низших сословий открывало полный простор для произвола и жестокости феодалов.

Ограничить его могли только религиозная мораль, не устававшая просвещать и вразумлять наиболее сви­репых в своей жестокости феодалов, и зарождение в среде феодалов, чтобы выделяться от простолюдинов и «черни», благородных манер и куртуазного обхож­дения, положивших начало возникновению светского этикета. Распространяясь первоначально только на представителей своего круга и будучи своеобразным средством подчеркнуть свою особую исключительность и благородство, этикет подобно культу «прекрасной дамы» стал способом конкуренции между феодалами и средством самоутверждения. Одежда, походка, осан­ка и умение кланяться, вежливая, обходительная и изысканная речь, умение танцевать, вести себя за сто­лом и вообще в компании, мягкие, деликатные мане­ры, чистота и опрятность, склонность и интерес к ис­кусству — все это позволяло еще больше подчерк­нуть свое благородство и резкой чертой отделиться от «подлых», неблагородных людей либо продемон­стрировать большую культурность по отношению к «своим».

Однако формирование внешней культуры поведе­ния с неизбежностью оказывает воздействие и на внут­ренний духовный мир людей, способствуя его смягче­нию и подлинному облагораживанию, а этикет и куль­тура взаимоотношения людей стали настоящим вкла­дом в общечеловеческую культуру.

Гораздо меньше можно сказать о нравственности трудящегося населения, представленного в феодаль­ном обществе бесправными и зависимыми от произво­ла феодалов крестьянами, живущими соседскими, сель­скохозяйственными общинами как средством защиты от этого произвола, а позднее и мастеровыми горожа­нами, купечеством, также стремящимися к корпора­тивным объединениям.

В глазах привилегированных сословий все это — «подлая чернь», призванная трудиться на своих гос­под и служить им. «Низость» третьего сословия ассо­циировалась ими с бедностью, слабостью, безродностью или неблагородством, темнотой и забитостью, невежес­твом и полной неграмотностью, примитивизмом и ог­раниченностью образа жизни и мышления. Главная их «добродетель» — труд и служение на господ, подчи­нение и смирение, безропотное терпение всех тягот, выпавших на их тяжкую долю в результате самим Богом установленного порядка.

Представители господствующего класса, и прежде всего христианская церковь, усиленно прививают на­роду холопские «добродетели», убеждая, что тяжелый подневольный труд, терпение и смирение являются верным средством «спасения души», и, учитывая бесправное и зависимое положение крестьян, отсутствие для них возможности выбора, весьма преуспевают в этом.

В этом отношении к труду формируется противоре­чивый комплекс нравственных ценностей: с одной сто­роны, крестьянин видит в нем естественный источник жизни, арену своего непосредственного общения с при­родой, способ служения земле, природе и Богу, нако­нец, средство самоутверждения, доказательство своей умелости, хваткости, сообразительности и хозяйствен­ности. Но с другой стороны, изнурительная и подне­вольная работа на господ, угнетающих и обирающих крестьян, заставляет его рассматривать труд как про­клятие. Понятно, что это подтачивает его трудолю­бие, формирует в нем леность, изворотливость и хитрость в общении с господами, угодничество и пре­смыкательство.

Однако высокая моральная ценность трудолюбия в народе преобладает, и в условиях невыносимости даль­нейшего усиления угнетения и брожения настроений бунта именно упрек в паразитизме феодалов становит­ся моральным оружием крестьян: «Когда Адам пахал, а Ева пряла, кто был дворянином?»

Еще большую нравственную ценность приобретает труд в глазах горожан, независимых от прямого произвола феодалов, чье положение непосредственно оп­ределялось мастерством, трудолюбием, упорством, со­измеримостью трудовых затрат и результата.

Безусловно, в нравственном сознании трудящихся сословий преобладало терпение и смирение — «Хрис­тос терпел и нам велел», однако они стремятся защи­тить свои интересы от притязаний феодалов при помо­щи сохраняющихся от родового уклада нравов и обы­чаев жить сообща, помогать друг другу, стоять за об­щие интересы. В этом им помогает идея «вольностей», «правды», которые морально оправдывают защиту закрепленных обычаем общинных прав, отказ от но­вых повинностей и поборов, а также апелляции к хрис­тианской религии с ее идеями всеобщего равенства перед Богом, любви и ненасилия, которые связывали не только угнетенных, но и угнетателей.

Вообще община в отношении крестьян играла ту же роль, что сословия и корпорации у горожан, защищая их положение и интересы, выступая естественной сре­дой жизни. Но в то же время она сковывала становле­ние самостоятельности индивидов, накладывала на них цепи обычаев, суеверий и предрассудков, лишала ис­торической инициативы и тем самым консервировала существующие отношения и затрудняла моральное со­зревание и общества, и индивида.

Таким образом, можно констатировать, что феодаль­ные нравы оказываются глубоко противоречивы — они означают значительный шаг в нравственном развитии человеческого общества, и в то же время они тормозят это развитие и препятствуют ему.

Однако не нравственность является источником ис­торического саморазвития общества — совершенство­вание производительных сил приводит к смене спосо­ба производства и всего общественного устройства, коренным образом изменяя его структуру, положение человека в нем, а тем самым определяя и изменения в сфере нравственности. Из этого исходит материалис­тическое понимание истории и общественной жизни.

В то же время существуют и другие теории, объяс­няющие смену общественного строя прежде всего изменениями в религиозных и моральных ориентациях индивидуального и общественного сознания, зарожде­нием в недрах позднего средневековья так называемой «протестантской этики», означавшей консолидацию и подъем «духа капитализма».

С этих позиций именно буржуазный дух, буржуаз­ная мораль с ее принципами индивидуальной и самос­тоятельной связи человека с Богом, духовной автоно­мии, свободы и личной ответственности, независимос­ти личности от сковывающих ее инициативу сословно-иерархических пут, обычаев и традиций, — именно они проломили бреши в косной и обветшалой системе средневековых социальных норм, а затем и полностью ее опрокинули.