Религиозные и эстетические принципы

Пение раннекатолической и вообще раннехристианской церкви первого тысячелетия нашей эры было исключительно монодическим, одноголосным, что отвечало установкам Отцов Церкви: «дух, умеряя голос каждого, из многих голосов составляет одну мелодию» (Иоанн Златоуст); «Бог не заповедует каждому частную молитву, а повелевает всем мо­литься за всех молитвою общею и молитвою единодушною» (Киприан).

В соответствии с теоцентричностью средневекового мировоззрения, музыка была «пением во славу Бога». Евангелические ее прообразы сос­тавляло пение ангелов в Вифлееме, оповестивших о рождении Спасителя. По преданию, апостольская церковь оставила в устной традиции образцы ангелогласного пения. Уподобляясь ему, литургические мелодии в обряде, где господствовало не реальное, а сакральное начало с его идеями вневре­менного и вечного, должны были хранить надмирный характер, устрем­ленный к красоте горней. В таких мелодиях не было ни динамической устремленности, ни энергии ритма, ни острых ладовых тяготений. Ведь там, где вечность, невозможно говорить о действии, о прогрессе. 160

Хоральный мелос, обусловленный календарной цикличностью цер­ковного года с неизменной повторяемостью в ней извечных событий священной истории, также подчинялся этой повторности. Но музыкаль­ная повторность измерялась не частотой повторения в обряде конкрет­ных композиций, а «пребыванием» хоральной мелодики в формульной интонационной сфере. Отсутствие направленности движения, неизмен­ность ладовых моделей и их вариантная подобность, отраженная в измен­чивости тождественных мотивов, в их комбинаторике, сообщали хоралу открытость, разомкнутость, которая никогда не приводила к новому, а всегда возвращала к тому, что было, к тому, что находится одновре­менно и «позади» и «впереди». Подобное свойство формульного мелоса отвечало основным концептуальным понятиям христианской культуры (вечности, вневременности, цикличности) и в совокупности со Словом Божиим оно приобщало прихожан к ощущению вечности.

В средневековой псалмодии не было четкой стопной метрики, какая была присуща гимнам или светскому пению трубадуров и труверов. Из­бегание периодичности выразилось в общей принципиальной опоре песнопений на молитвенную прозу, лишь с минимальным допущением жанров со стиховой основой. Размеренность псалмодического пения, следуя предписаниям Анонима X столетия, «должна была для всякой мелодии измеряться просодическим метром» [GS I, 228 (см. сокращения на С.4)]. Это значит, что в распеваемых псалмодических текстах должно было соблюдаться соотношение длинных и коротких слогов 2:1.

Языком службы была латынь, как язык «чистый», удаленный от при­нятой в миру речи. Типично западная манера распевания текстов выра­жалась в мягком сладостном пении голосов в нежном высоком регистре. Сама сладость пения отождествлялась со святостью, ведь «если душа сладостно поет перед Богом, то и в людях сладость пения возбуждает святую страсть» [GS I, 213]. Основу хорового звучания хорала составля­ли тенора и дисканты.

Музыкальные инструменты в католической службе запрещались. Исключением был поддерживающий орган, введенный в службы в VII ст.