Января 1949, Лондон

Обедал с профессором Теодором фон Карманом и Ричардом Вест. Он

привез мне письмо от доктора Вернера фон Браун. Никакого

политического разговора, профессор говорил о своем посещении Нового

ЦАГИ: «Великолепные брюки без пуговиц в самом ответственном месте,

– смеется. – Все было там, но не было мела для писания на доске». Я

возразил, мне приходилось писать на досках разных отделов ЦАГИ, и

мел имелся всегда. Фон Карман развел руками: ну, тогда ему просто

не повезло. Нет, говорю, я еще не встречался ни с одним посетителем

СССР, не выпячивавшим отсутствие мела или пуговиц в штанах. Все

плохо, ничто не работает, у автомобилей нет шин, самолеты не имеют

моторов и так далее.

* * *

Совершенно неожиданно, без всякой связи с ЦАГИ или иными научно-

техническими учреждениями, Ричард вдруг спросил: «А какому идиоту

пришло в голову переименовать Екатеринбург в Свердловск?» Я

растерялся: не знал ответа. Но Ричард сделал заметку в своем

дневнике: это я заметил.

...какая-то женщина-лекторша, узнав, что я – «русский», начинает

стрелять в тысячу русских мишеней: делают то-то в Берлине, делали

другое в Варшаве, их шпионы – везде и так далее, и так далее. «Чего

хотят русские? – спрашивает она. – Своей земли у них хоть отбавляй,

оставили бы нас (Запад) в покое. Захватили всю Восточную Европу –

теперь хотят Корею, всю Германию, а может быть и всю Европу».

Умный разговор с математиком и физиком, а теперь эта взвинченная

женщина из департамента социологии. Ушел с головной болью и

поклялся никогда больше не общаться с женщинами от политики – в

частности и в особенности. Но не тут-то было...

* * *

Не имею ни малейшего понятия о ней; представилась Верой

Ивановной, но фамилия у нее явно нерусская. Имеет какое-то

отношение к австралийскому радиовещанию в Лондоне. Через эту

организацию и узнала мои координаты (Би-Би-Си обычно не дает их

никому). И вот в один день она появляется в Аэродинамической

Лаборатории Имперского Колледжа Науки и Технологии, присаживается

за столом против меня, и начинает:

«Здравствуйте, полковник Токаев. Я рада встретиться с вами.

Старалась целый год, и, наконец, удалось… Я надеюсь, что вы

согласитесь дать мне интервью. Ваш знакомый и друг господин (такой-

то) посоветовал мне не обращаться к Вам с политическими вопросами,

и он предупредил меня о вашем презрении к журналистам, но я хотела

бы убедить вас, что журналисты – народ учтивый»… И так далее.

* * *

Я попросил ее подождать немного. Пошел к главе департамента

Аэронавтики профессору Герберту Скуаэр: знал ли он что-нибудь о г-

же Вере Ивановне? Не слышал о такой. Вызывает секретаршу – тоже

ничего не знает. Посоветовались втроем и решили не устраивать

скандала. Разумнее всего выслушать ее спокойно, а там будет видно.

Я пригласил Веру Ивановну в приемную, секретарша принесла чай с

пряниками, и мы разговорились. Вот некоторые выдержки из

магнитофонной записи.

* * *

В.И.: Честно говоря, никакая я не журналистка и не

профессиональная переводчица. Но жить как-то надо, вот я и

халтурничаю, чтобы подработать, где только возможно. Иногда это

удается – иногда не удается. Как Вы уже чувствуете, мой английский

еще хромает на полторы ноги. Но вы – сенсация, и австралийское

радиовещание думает, что вы не откажете русской женщине-

антикоммунистке ответить на несколько вопросов.

Я: Но позвольте спросить, Вера Ивановна, кто вы? Что принесло вас

в Лондон?

В.И.: Я была в РОА (назвала определенную политическую организацию

внутри РОА). Остальное вам известно: катастрофа 1945 года, лагерь

Ди-Пи. Нашлись добрые люди, с помощью которых мне удалось

перебраться в Англию. Квалификации у меня нет, уборщицей не хочу

быть, удалось зацепиться за краюшек третьестепенной журналистской

работы… Вот господин такой-то и посоветовал мне примазаться к вашей

сенсации, чтобы как-то укрепить свою журналистскую линию…

* * *

Из вопросов Веры Ивановны мне было ясно, что идеологически и

политически нас разделяла пропасть. Она удивилась: разве я

сомневался в ее антикоммунизме? Мой ответ показался ей странным,

минуту-две она смотрела на меня с полураскрытым ртом. А именно, я

сказал ей, что горжусь своей медалью «За победу над Германией»; я

делал все мыслимое и возможное для разгрома гитлеровских

захватчиков, а РОА была в составе гитлеровской машины; ее

антикоммунизм и мой антисталинизм не имеют ничего общего…