2015-05-18
4591
Русский философ, богослов, ученый Павел Александрович Флоренский (1882-1937), полагает, что природа и культура существуют не друг против друга, а друг с другом. Поскольку культура никогда не дается нам без стихийной своей подосновы, служащей ей средой и материей. Даже могучие технические сооружения, в известной мере противостоящие природе, были бы невозможны без тех материалов, которые она дает. Культура не рождается из воздуха, вне природы; в основе каждого ее явления лежит некое природное явление, «возделываемое» культурой. Даже огонь – этот дар культуры – рождается из органики, из природного вещества. Человек как носитель культуры ничего не творит из пустоты, а лишь образует и преобразует природное, стихийное начало.
Однако утверждает П. А. Флоренский, природа никогда не дается нам без своей культурной формы, которая ограничивает ее и делает доступной нашему познанию. Природа не входит в человеческий разум, не становится его достоянием, если предварительно не преображается соответствующей культурной формой. П.А. Флоренский приводит следующий пример. Мы видим на небе не просто звезды, а некое созвездие, к примеру, Большую Медведицу. Но ведь это название дано не природой. Это человек, наблюдающий через призму культуры, разглядел в небе нечто, напомнившее ему огромную медведицу. Созвездие и есть та форма, которая придана природе культурой.
Исследования П.А. Флоренского в области культуры конкретны. Сквозь них – сквозь керамические остатки, орнаменты, средневековые фрески и коны – прорастает «общий ход истории»[187]. Например, пишет П.А. Флоренский, статуэтки, подчеркивающие те или иные особенности тела, не оставляют «ни малейшего сомнения в неслучайности» преувеличений или преуменьшений: «То, что может показаться простым следствием слабой техники ваятеля, на деле оказывается весьма сознательным усилием выразить некоторую идею»[188].
Этимологии, к которым постоянно обращается мыслитель, взрезают устоявшиеся культурные пласты и выявляют их актуальный культурный смысл. Но это значит, что и о природе вещей, и тем более о предмете культуры нельзя говорить иначе, как об истории вещи и предмета, что вещь в своем эстетическом воплощении нагружена историзмом, связана со всем бытием. История культуры для П.А. Флоренского – путь для познания того, что есть Божий промысел. Это вехи на пути к внеисторическому, к Божественному.
В работе «У водоразделов мысли» (1918) П.А. Флоренский интерпретирует мир, создаваемый человеком, – мир техники и мир культуры как «органопроекции» человеческих чувств и мышления. Техника и вообще мир культуры является проекцией человеческой чувственности, расширяющей ее и представляющей ей новые возможности. Философ наполняет культуру религиозным содержанием: мир, созданный и создаваемый человеком, является продолжением и развертыванием человеческих чувств и мышления, а завершается этот процесс построением храма, воплощающего в себе не только синтез различных искусств, но и сакральное бытие. Каждая вещь, окружающая человека, каждый предмет культуры своим бытием выражает богатство человеческой субъективности и одновременно направлен на божественное бытие. Это тем более относится к иконе и к храму. Сам П.А. Флоренский называет свое мировоззрение «конкретным идеализмом»[189].
Определяя культуру как деятельность по организации нашего пространства (техника – организация пространства жизни, наука – мысленная модель действительности), П.А. Флоренский всесторонне исследует пространственную и временную организацию художественно-изобразительных произведений, прежде всего живописи и графики, а также прямую и обратную перспективу в иконах и живописных произведениях.
П.А. Флоренский связывает культуру с культом – этот подход он развивает и в своих первых работах (например, «Столп и утверждение истины» (1914) и в одной из последних своих работ – «Философии культа», написанной в начале 20-х годов и опубликованной в 1977 году). Согласно П.А. Флоренскому, необходимость существования человека представлена в его свободном творчестве во всей полноте своего эмпирического содержания, т.е. в круге создаваемого им мира культуры. Вместе с тем человек возвышается над эмпирическими условиями своего существования и своей деятельности. В этом и заключается доказательство не-эмпирической – божественной – природы его бытия и его творчества. В его свободе и его творчестве обнаруживается божественный мир. Каждое произведение человека есть откровение Бога человеку и человека Богу.
Сам способ философствования П.А. Флоренского является способом помещения человеческого, телесного, вещественного в саму мысль Бога, в истину, внутрь абсолютного помышления. Когда усилием мышления, направленного на поиски своих начал, культурно-историческое прорывается сквозь природно-вещное, человеческий разум находится либо в состоянии причащения к истине, либо в состоянии разлада с нею. В последнем случае «душа теряет свое субстанциональное единство, теряет сознание своей творческой природы, теряется в хаотическом вихре своих же состояний»[190]. Состояние причащения можно назвать «дневным» сознанием, ситуацию распада – «ночным». «Цельное жизнепонимание культурного Эона примыкает не к веку предыдущей ночи, а к пред-предыдущему веку дня и смыкает все дни одною, по возможности непрерывною, чередою»[191]. Здесь мыслитель определяет исторические этапы как культурные эоны, т.е. так же, как и Н.А. Бердяев, он обнаруживает альтернативу внешнему, природному миру в культуре, под которой понимается преображение вещи в идею вещи, преображение земной, грубой, материальной плоти в «святую плоть».
П.А. Флоренский производит этимологию латинского слова cultura от cultus. Культура – то, что «от культа присно отщепляется, – как бы прорастания культа, побеги его, боковые стебли его. Святыня – это первичное творчество человека, культурные ценности – это производные культа»[192]. Культура в различных концепциях мыслится как самодовлеющий мир ценностей, как нечто самозаконное и самодостаточное. Такого рода подход для философа неприемлем, поскольку в нем нет критериев различения того, что принадлежит миру культуры, и того, что этому миру не принадлежит. Ценности превращаются либо в идолы, либо в имитации и подделки подлинной культуры. Для него культура – «выветривание святынь».
Культура, по мнению П.А. Флоренского, утверждена на определенных незыблемых основаниях, поэтому он отвергает идею развития и эволюции культуры. Этим основанием является культ, Феургия (искусство Богоделания – А. Ч.). Философ выстраивает следующую цепочку: вера определяет культ, культ – миропонимание, из которого далее следует культура. Обнаружив, что культура вырастает из совокупности святынь, а именно так определяет он культ, которые, будучи незыблемыми, предопределяют и невозможность культуры кардинально обновляться, П.А. Флоренский в то же время не мог проигнорировать факт удаления современной культуры от религии. Поэтому он обозначает такое положение вещей как отчуждение культуры от своих истоков, как затемнение ее псевдоценностями западной цивилизации.
Подлинная культура всегда предполагает вычленение критериев оценки ценностей культуры, и эти критерии выходят за границы культуры и ведут к религии, «культурное определение требует, чтобы в конкретной реальности, нас окружающей, был установлен какой-то смысл, а признание смысла в реальности корнями своими уходит в недра культа»[193]. Культура – это окружение культа, но не сам культ.
Итак, культура, в сущности своей неизменная, типологически предстает в двух видах: возрожденческая и средневековая. Последняя целостна, возвышенна, ибо укоренена в идее Бога как центра бытия. Первая, напротив, раздробленна и поверхностна, поскольку она постулирует в качестве центра человека. Чтобы высветить основания возрожденческого типа культуры, дабы наметить пути к ее преодолению, П.А. Флоренский совершает редукцию, сведение возрожденческой культуры к кантианству, а кантианства – к протестантизму, который и знаменует собой отрицание истинной средневековой культуры. Антирелигиозность, западная цивилизация, западное христианство, рационализм – таковы однокоренные явления возрожденческого типа культуры, негативно характеризуемые философом в духе славянофильства.
Отмечая симптомы стагнации возрожденческой культуры, мыслитель предсказывает возврат средневекового типа, одной из самых характерных черт которого является тенденция к всеединству. Эта тенденция потребует синтеза абсолютно всех способностей человека, всех сфер реализации человеческого духа в своеобразное «целостное познание», с одной стороны, для постижения «единства всего со всем», мудрого Божественного замысла о мире (Софии) и, с другой стороны, соответствия в деятельности этому принципу.
Существуют путь нисхождения божественной реальности в материю культуры и путь восхождения от культуры к Богу. Начало пути восхождения культуры к Богу – орудия труда, орудия созидания материального благосостояния и оружие защиты нашей жизни: «культурой мы называем совокупность орудий производства и понятий мировоззрения, наличных у данного народа в данную эпоху»[194]. Но культура не ограничивается лишь произведениями материального производства. П.А. Флоренский подчеркивает значимость словесного творчества: «человеческая деятельность, или культура … существенно словесна, и это не в том только смысле, что человеческие действия сопровождаются словом, имеют при себе словесное изъяснение, но и в несравненно более глубоком значении внутренней пронизанности словом»[195]. Но для него слова не знак, а символ – живое проникновение двух энергий – энергии человека и энергии Бога.
Мировоззрение П.А. Флоренского вполне обосновано называют символизмом – он делает акцент на символическом характере имени, вместе с символистами подчеркивает теургический характер искусства и вообще ориентирует философию на возрождение теургии. Отношение Н.А. Бердяева и П.А. Флоренского к технологической цивилизации различно: у первого как противника любых объективаций она порождает пессимизм, у второго, который в вещи видит мысли Бога, а в имени вещи – саму мистическую реальность, она, напротив, порождает подъем духа. Первый под символом понимает уплощение действительности, а второй – ее удвоение, симметрию небесного и земного миров.
Данная позиция особенно ярко проявляется в трактовке личности. В противовес персоналисту Н.А. Бердяеву, личность в представлении П.А. Флоренского объективна, ибо, великая и свободная, она все же не что иное, как «реальность высшей плотности», т.е. идея, глаз рода, глядящего сквозь неповторимый глаз личности. Род понимается мыслителем как единый объект знания. «Лик человека тем и интересен, что в нем сквозит идея его» – эта формула о. Павла вполне соотносима со средневековым реализмом. Род, таким образом, понимается не как свойство естества, а как свойство ипостаси, Божества как единого начала, ибо в противном случае в самой ипостаси «не созерцалось бы рожденное и нерожденное»[196]. Лик привязан не только к человеку, но к любому телу, к любой вещи (как к «лику природы»), поскольку они – мысли Бога.
