Ослепление и эффект «дохлой рыбы»

Традиция Просвещения способствовала появлению такой схемы объяснения, согласно которой оно состоит в ретроспективном обобщении вероятностного характера, а предвидение — в проспективном использовании того же обобщения. Тем самым постепенное уменьшение числа неудачных предвидений есть признак прогресса науки. Однако еще никто не занимался систематизацией неудачных предвидений, высказанных на протяжении последних двухсот лет экономистами, социологами и политологами. Сами ученые обходят эту тему. В результате нынешнее поколение ученых в сфере социальных наук ничуть не больше может предвидеть будущие социальные процессы, войны и революции, нежели астрологи и другие чародеи. Практика использования результатов социальных исследований в манипулятивных целях стала правилом функционирования социальных систем. И ученые не выступают против этой практики, поскольку она обосновывает их социальный статус.

Итак, концепции факта, опыта, объяснения и профессионализма, сложившиеся в рамках Просвещения, породили хронические болезни всей системы социальных наук. Поэтому теоретики коммунитаризма предлагают называть Просвещение эпохой Ослепления. В ее рамках сформировались главные идеологии современности. А также сложились познавательная, институциональная и организационная структуры естественных и социальных наук и образования. Они существуют до сих пор практически в неизменном виде.

В эту эпоху философы, ученые и политики создали настолько сильнодействующие иллюзии, что сами потеряли спо-

собность видеть мир и мыслить о нем. Абсолютное большинство представителей естественных и социальных наук не смогли отказаться от сотрудничества с властью и использования науки во властно-политических процессах. Ученые стали государственными чиновниками. Это породило множество познавательных деформаций. Архетипическим примером может быть следующая ситуация.

Однажды Карл II попросил членов Королевского Общества (одна из первых организационных форм науки нового времени, которая стала основой организации национальных академий наук) объяснить ему, почему дохлая рыба весит меньше, чем живая. В объяснениях недостатка не было. Выслушав ученых, король сказал, что живая и дохлая рыба весят одинаково. И продемонстрировал истинность своего суждения взвешиванием.

Эффект «дохлой рыбы» многократно усилился на протяжении XX в. Например, применение теории игр для объяснения социальных процессов не учитывает неопределенности и обратимости ситуаций. Они связаны с неполным знанием индивидов, зависимостью их поведения от интересов, организационными и институциональными барьерами и т.д. Короче говоря, любое использование науки в процессах социального управления не учитывает принципиальной непредсказуемости будущих социальных событий.

В состав причин такой непредсказуемости входят: специфика радикальных понятийных инноваций; связь непредсказуемости индивидуального поведения и социальных (коллективных) действий; природа социальной реальности; возможность случайного совпадения обстоятельств.

Правда, в социальной жизни существуют и элементы предвидимости. Они связаны с необходимостью планирования и координации социальных действий, статистическими закономерностями, знанием причинно- следственных связей в природе и обществе. Однако социальная материя не имеет никаких других шансов противостоять манипулированию со стороны политиков, бюрократии и ученых-экспертов, кроме действительного стремления большинства индивидов к свободе.

Для реализации такой свободы каждый индивид обязан сохранять непредсказуемость собственного поведения относительно всей системы социальных структур, институтов и технологий: «Мы существуем в мире, в котором стремимся сделать предвидимым окружающее нас общество, а самим остаться непредсказуемыми» (2, 141).

При таком понимании существа социальной жизни социальные науки должны культивировать другую модель объяснения: базироваться на тщательных социологических исследованиях, но вследствие индуктивного характера последних не претендовать на универсальные законы; строгие формулировки правил поведения социальных объектов сосуществуют с опровержениями любых обобщений; никакое множество обобщений (социальная теория и идеология) не имплицирует другое множество контрфактических суждений.

Отсюда вытекает, что по любому вопросу социальной жизни одновременно существуют взаимоисключающие конкурирующие теории. Но ни одна из них не может быть признана основанием для принятия любого политического и властно-управленческого решения. Для выработки такой модели вся система социальных наук должна прежде всего отвергнуть традицию Ослепления и сложившиеся в ее рамках идеологии — либерализм, консерватизм, марксизм и социализм. Но выполнить эту задачу крайне сложно. И все же предпосылки для ее реализации существуют в линии Н.Макиавелли, особенно в его концепции Фортуны. Можно согласиться с итальянским мыслителем в том, что элемент Фортуны неустраним из социальной жизни. Остается неясным, как его измерить. Предварительная рекомендация теоретиков коммунитаризма звучит так: ученые в сфере социальных наук обязаны трактовать ошибку в предвидении как обычную неудачу, если она не является решающим примером-экспериментом фальсификации.

Для этого вся история всех социальных наук (политической экономии, социологии, политологии) должна быть переписана заново — под углом зрения ошибок и фальсификаций, а не успехов. Позиции ученых в социальных науках в 284

решающей степени зависят от выбора определенных идеологий. Следовательно, теории либерализма, консерватизма, марксизма и социализма должны включать опровержения своих главных постулатов. То же самое относится ко всем концепциям, разработанным в рамках указанных идеологий.

Такой истории социальных наук пока не существует. Но чисто гипотетически можно сказать: предполагаемый реестр ошибок и фальсификаций не будет совершенно случайным. На его основе станут возможными новые классы обобщений. Какими они будут, пока невозможно сказать. Для этого вначале надо написать историю ошибок, неудач и поражений всех идеологий и социальных наук.

В социальной деятельности взамен ненаписанной истории организаторы социальной жизни (т.е. политики) стремятся преодолеть непредсказуемость путем создания новых организаций. Ученые «специалисты-эксперты» поддакивают политикам. Все организации до сих пор создавались для воплощения в жизнь определенных социальных проектов — от достижения дохода до создания государства и полного преобразования действительности в соответствии с целями той или иной идеологии. «Отцы-основатели» всех организационных структур стремились сделать собственную организацию абсолютно предсказуемой, направить ее на успешное достижение поставленной цели, сохранение в социальной среде, которая подлежит изменению. Наиболее яркими примерами в этом отношении являются Ленин и Гитлер и созданные ими партии.

Однако предвидимость и успех как свойства организаций исключают друг друга. Поэтому сами проекты создания целиком предвидимой в своих действиях организации, направленной на создание не менее предсказуемого общества, были осуждены на поражение с самого начала. Как известно, фашистская и большевистская партии рухнули. Но вторая просуществовала в три с половиной раза больше времени, нежели первая. Созданные в рамках фашистского и коммунистического социальных проектов государственные аппараты существуют до сих пор. Они обладают несокрушимой тенденцией

собственного воспроизводства. Эта тенденция в коммунизме выражена значительно сильнее, нежели в фашизме,

Речь не идет об обычной политико-бюрократической рутине — смене людей на множестве постов. Государственные аппараты индустриальных стран до сих пор опираются на просвещенческую идеологию и философию социальных наук. Пока ни одна страна не осознала в полной мере ослепляющий характер данной идеологии и философии. По крайней мере еще не было такого прецедента, чтобы какая-либо страна взялась за систематическое искоренение организационных структур, социальных групп, профессий и ролей, возникших на протяжении последних двухсот лет. Все они шагнули в жизнь под эгидой просвещенческой идеологии и философии.

Зато в конце XX в. стало совершенно ясно: идеи успешности, рациональности, эффективности и профессионализма государственных и управленческих аппаратов являются наиболее опасными иллюзиями. Способности этих аппаратов к предсказанию социальных событий были и остаются нулевыми. А мера ответственности за отсутствие такой способности еще даже не сформулирована ни в одной системе конституционного и уголовного права. Кроме того, установившиеся способы социального управления не связаны ни с каким особым успехом. Здесь ситуация остается прежней: «Наш социальный порядок лежит за пределами любого контроля. Обществом не руководит никто, поскольку никто не в состоянии этого сделать» (2, 148).