У окна

Закат! Это великолепно! Чаша земли, со стеклянными стенками неба, до краёв наполнена кровавым горячим вином, которое тёмными клубами уносится ввысь; искрит в тёмно-синей, почти чёрной вышине брызгами звёзд. Выпей со мной, дорогая, пригуби этот волшебный бокал, и нас согреет любовь. Мы не утонем в этом гигантском кубке, а растворимся в нектаре воздуха и вознесёмся голубым туманом за хрустальные стены чаши. Летим! Выше, выше! Теперь видно дно. Там, в самом низу растут прекрасные цветы, но ты уже не видишь их. Мы вернёмся ранним утром капельками росы - слезами умиления и радости, а может, слезами неописуемого горя и страданий. Мы обязательно вернёмся и засверкаем в солнечных лучах, раскатившись по бутонам цветов и изумрудной листве. Мы не упадём с бархатных лепестков в пыль затверделой почвы, а дождёмся первых горячих лучей светила- и снова умчимся в небо, чтобы опять вернуться дождём, чтобы опять превратиться в туман.

-Нет, не так! А вот как!

Море пенится, играя,

В чашу собрано земли,

У заката похищая

Тёмно-красные огни.

Небо, как сосуд огромный

Голубого хрусталя,

Сей напиток благородный

Бережёт, в себе храня.

И кипит вино, искрится

За прозрачными краями,

К звёздам в темноту стремится

Ввысь тяжёлыми клубами.

Выпьем вместе, дорогая,

Нас любовь испепелит.

В этом кубке утопая,

Плоть и душу растворит,

Превратит в туман легчайший.

Мы рубеж перелетим,

Мир земной, мир настоящий

Вдруг покажется чужим.

Исчезают в прошлом грустном

И минуты и часы.

Мы вернёмся летним утром

С неба каплями росы,

Засверкаем, раскатившись

По бутонам и листве.

В ликовании забывшись,

Вдруг не скатимся к земле,

В почву пыльную не канем

Под лучами солнца, да?

Мы туманом снова станем,

Испарившись, мчим туда,

Где дождями став, сольёмся

В ливень, красками играя.

Завтра бурею вернёмся,

Кубок жизни наполняя.

Иногда так приторно хочется говорить о закате, о северном закате. Хочется забыться в этой сладкой неге, утонуть в вязкой лени, в потоке образов. Пусть помпезно, но иногда очень хочется, и даже можно и нужно, намалевать что-то яркое на сером полотне действительности. Тем более, закат прошёл, и действительность превратилась во мрак. Началась самая обыкновенная осенне-летняя ночь. Город словно вымер. Всему свое время, даже белым ночам. Но на самом деле есть люди, для которых время как бы вообще не существует. Нет, это не какие-то там мудрецы, в тишине соприкасающиеся с вечностью и для себя открывающие её безграничность, безвременность. Это не поэты и художники, забывающие о временном, как о данности, не влюблённые, которые, как известно, его не наблюдают. Вы спросите, кто же они? Это своего рода «умные сущности», живущие определённо в своём особом мире, мире очень замкнутом, недоступном окружающим.

Попросту - это пьяницы, алкоголики. И всё же наш реальный мир знает и учитывает все тонкости внутреннего мира пьяниц. Ибо они его обитатели, хотя об этом и забывающие. Вино, отбирающее разум, совесть, стыд, чувство меры, чувство времени, саму жизнь - спокойно продаётся в любом магазинчике даже ночью. Так и снуют посланники угарного мира в мире реальности - туда-сюда, туда-сюда, живя только во временном коридоре от прокуренной комнаты до магазина и обратно. Обратно - непонятная страна полусуществования. Другое дело - не завсегдатаи этой страны. Эти путешественники теперь возвращаются по домам, что-то кому-то бормоча. А завтра утром! Клятвы и обещания самим себе, конечно, что больше ни-ни, хватит! Это не профи, потому что время наблюдают хотя бы утром, а вечером опять непреодолимое желание посетить страну без времени. Но с каждым новым днем путешествие всё затягивается и затягивается, всё дольше и дольше остаётся наивный беглец от суеты в стране без времени. Постепенно приобщаясь обычаем её, изучает язык. Да, в стране зелёного змия есть свой язык, универсальная речь. Два-три слова и - всё понятно. Грязный смысл этих слов не предполагается даже, он почти забыт, он и не важен. Главное - общение. Одно слово-это и существительное, и глагол, и прилагательное, и наречие, и междометие, и восклицание. Главное - понимание. Эсперанто, воляпюк просто, да и только! Чтобы выучить, скажем, испанский, потребуется несколько лет. А этот язык заучивают сразу, благо не сложно. Но дело даже не в этом. Человек говорит не только голосовыми связками, губами, не только выражает мысли. Разведчики, полиглоты даже мыслить умеют на чужом языке, наверно. Но предпочитают свой родной, тот, который усвоили с молоком матери, качаясь в люльке под тягучую русскую колыбельную. Дело в том, что языку обучается и сердце, а через него усваивает и душа. Поэтому внимательному человеку через речь легко понять внутреннее состояние собеседника. Овладел примитивным языком пьяниц – значит, шансов на возвращение в реальный мир почти нет.

Вы спросите, при чём здесь пьяницы? Что о них вспоминать, ведь только что был закат. Да, был закат, а теперь опустевшие улицы, по которым двигаются пьяные люди. Что ещё можно увидеть, сидя у окна после заката?

-Ну, зачем же так грубо, так сразу? От поэзии к реальной жизни можно вернуться как-то помягче, увидеть из окошка что-то более достойное, дающее больше пищи для размышлений.

-Позвольте! Поразмышлять как раз есть о чём. Я не о социальных предпосылках этого явления, а о более тонких, таинственных предметах. О душе, например.

-О какой душе? При чём здесь душа? По-моему пьянство и душа несовместимые понятия.

-Но получается так, что русскую душу легче всего познать в попойке. Да, она открывается всеми своими гранями, красками именно в пьянке. Всё самое хорошее и плохое выходит наружу, обнаруживается, когда ум спит. Отравленный алкоголем, он не может особо влиять на душу, совладать с ней. Душа тогда свободна, она живёт и думает сердцем. Если сердце злое, то и поступки отвратительны, а если доброе, то даже добровольное сумасшествие от чрезмерного винопития не сможет исказить, умалить прекрасные порывы души.

Думаете, почему у нас так жалеют пьяных? Да, да именно по этой причине, зная, что разум спит. В древней Греции пьяница подвергался смертной казни, пьющий не в меру человек считался опасным для общества безумцем, и его устраняли. А у нас такое безумие или дурость как-то мало волнует это самое общество. Мол, попридуряется человек да протрезвеет. Он же временно в таком состоянии, на самом деле он же хороший. Даже если он совершает по пьяному делу нечто преступное, сердобольные давай причитать: «Он же пьяный был». Как будто с пьяного спрос меньше. А всё почему? Да потому, что наши люди смотрят не на проявление ума или безрассудность, а на душу человеческую, на душу, которую именно в такие минуты и можно увидеть. Русский человек видит и верит, что хороших людей с добрым сердцем больше, чем плохих, а всё остальное- лишь временное, наносное, словно грязь: подул ветер раскаяния, полился дождик слёз и нет её, этой самой грязи. Лишь бы сердце не безумствовало от страстей, душа не пьянела от греха, замуровавшись в могилу злых пожеланий и пристрастий.

И всё же, с вашего разрешения я вернусь к окну.

-Как же так! - возмутится кто-то. - На алкашей не интересно смотреть. Они сбежали от жизни, ушли, как вы говорите, в мир без времени.

-Ошибаетесь! Во вселенной всё взаимосвязано. Это только кажется, что из времени можно сбежать, отсидеться где-то в тихом уголке, созерцая реальность, никак на неё не влияя. Может ли закат повлиять на ход истории? Он как бы не имеет отношения к жизни человеческой, тем более, не может повлиять на неё. Закат сам по себе украшает небо, а многим до него и вовсе дела нет, некогда и голову на небо поднять: суета сует, беготня, заботы… А всё же красиво! Хотя бы из окна. А? Сколько мыслей, чувств вызывает эта жизнь красок, их пульсация, биение, угасание и новое зарождение. У кого-то это вызывает прилив сил, желание новых свершений, подвигов. У кого-то умиление и восторг, а через это, глядишь, отпадают злые, глупые мысли, следовательно, и злые дела. Старика уходящий день заставляет философствовать о прошедшей жизни, её целесообразности или никчемности. Юнца быстро наступившие сумерки заставляют отдохнуть, набраться сил для завтрашнего праздника жизни. Для глупца закат - обычный отсчет времени. Для художника - целая жизнь. Конечно, не все выражают свои чувства, мысли, глядя на вечернее небо. Что происходит там внутри, в сердце человеческом? Кто художник, кто глупец - попробуй разберись. Удивительное дело, но смена красок неба влияет на человека, на его настроение, поступки, значит, и на жизнь, значит, и на ход истории. История и складывается из миллиардов жизней, судеб, мыслей, дел, поступков. На ход истории влияют люди не в зависимости от того, пьяницы они или трезвенники, умные или глупые, красивые или безобразные, находящиеся всегда на виду у всех или совсем незаметные.

-Позвольте, закат видят все. А пьяниц из окна предлагаете посмотреть только вы.

-А кто вам сказал, что сейчас из окна на мир смотрю только я один? Тысячи людей созерцают из своих окон жизнь, не в смысле, что созерцают бесстрастно, наоборот, кто-то даже очень предвзято. Кто-то с любовью, кто-то с гневом. То есть, через чувства жизнь вторгается в жизнь этих выглядывающих из окон глаз, и через эти же чувства вершится вся история. Я же не виноват, что перед моим окном ходят пьяницы. Я же не собираюсь писать о них стихи. Но алкоголики реальны, даже в какой-то мере реальней, чем закат, потому что люди, потому что живые. Тем более, сегодня человек алкоголик, а завтра он может бросить пить, изменить всю свою жизнь, может- и не только свою.

Между прочим, и закат существует только ради этих самых людей. Каждый человек - это своего рода краска, окрашивающая небо жизни в неповторимые цвета.

-Значит, то, что сейчас происходит за окном, всю эту банальную возню, беготню, можно описать так же приторно и слащаво, как закат в начале?

-Зачем же! Можно и в чёрно-белом исполнении. Что-то вроде детской книжки-раскраски. Раскрашивайте, как хотите, в каких угодно тонах и цветах. Я же вернусь к моему окошку. Позвольте.

После прекрасного заката два кудесника матерного жанра двигались по старой деревянной мостовой, возвышающейся над пожухшей крапивой. Такие «золотые» дороги ещё сохранились в Архангельске. Мало того, что ночная тишина нарушалась изъяснениями на понятном языке, её, тишины, можно сказать, и вообще не было, так как короткие паузы диалога немедленно заполнялись впечатляющим бряканьем расстроенной до безобразия гитары и каким-то печальным воем, что, наверно, соответствовало задушевному пению.

-Валя! Давай нашу… …у-у-у, у -у-у..

Дальше что-то неразборчивое, переходящее с шепота на почти крик, и опять плавно, словно перекат волны- на мягкий добрый шепот. Но вдруг в этом волнообразном движении-общении что-то не заладилось. Несколько отчётливых фраз и… Валя, получив гитарой по башке, летит в крапиву. В наступившей всё-таки тишине его голова медленно подымается на уровень мостовой. Бум, бум, бум, -разносится эхом от близстоящих многоэтажек. Это его товарищ, словно по футбольному мячу, ударил по высунувшейся некстати голове друга. И опять мёртвая тишина. Вроде бы и время остановилось.

-Валя? Валюха! Живой!?

-А.. мг..да..мг.

Опять какая-то непонятная возня. Из всех звуков отчётливее других слышится чмокание поцелуев, тихие всхлипывания.

-Прости! Ну, стукни меня, врежь.

Почти уже уверенную в победе тишину просто разрывает вновь зародившаяся песня под аккомпанемент уже никакой гитары. Парочка, обнявшись, удалялась к рассвету, вырываясь из ночи к серой действительности.