Символ. Командировка в маленький посёлок – это скука неимоверная

Командировка в маленький посёлок – это скука неимоверная. Но только не для созерцателя, развлекающегося наблюдением и поиском занимательных сюжетов. Именно занимательных, которые на какое-то короткое время отвлекают, а потом опять рутина, скука и ожидание быстрейшего отъезда в спасительную суету города. Впрочем, это только кажется, что суета отвлекает от скуки. «Суета сует - всё суета и томление духа». Так, по крайней мере, сказано в Библии. Коллеги и друзья, спасаясь от вечернего безделья, пытаются развлечься в местном клубе, полагая, что просмотр наиглупейшего американского фильма - прекрасное времяпрепровождение. Выбора нет, идём в кино.

Малюсенькое помещение почти всё забито такими же искателями развлечений, как и мы. Но первые ряды вплоть до шестого пусты. На самом первом сидит один человек, потом полоса разделения и вновь занятые места.

-Это что такое?

-А-а! Каля-маля или Калямбус. Местный дурачок Коля. Но Каля-маля его зовут не из-за имени. Он, когда в хорошем настроении, начинает разговаривать на немецком языке, как бы на немецком. Но получается только каля-маля, каля-маля. Только это талдычит, да ещё парочку известных слов, одно название, что немецкий язык.

-А что, вполне разумно. Немцев мы называем немцами, потому что они для нас немые, чтобы ни говорили, не понимаем мы их. Поэтому они для нас именно немцы, а не германцы. Непонятный язык, каля-маля и есть. Ты мне лучше скажи, как местный житель, почему этот Калямбус в такой холод ходит в шёлковых брюках?

-Это не брюки совсем, а обыкновенные кальсоны. Он их, не стирая, лет восемь носит, вот они и почернели и заблестели.

-Оригинально!

-Живёт он с матерью - старухой, подрабатывает тем, что чистит канализации, пробивает засоры. От такой работы все отказываются, а он не боится, нырь в колодец и давай «наяривает». Правда, потом не моется, отряхнётся- и в кино. Сядет на первый ряд, вот рядов восемь после него и пустые.

-Значит, давно не работал, потому что только пять рядов пустует!

-А попробуй его не пусти, начнёт ругаться да буянить. Никто с ним не связывается, а вообще-то он безобидный, добрый и безотказный. Большой ребёнок, одним словом.

-Как же он ругается, если ребёнок?

-Понимаешь, он, словно губка, впитывает в себя все разговоры «взрослых», поэтому в этом «ребёнке» можно увидеть всякую испорченность. Он может запомнить, а потом выдать полнейшую чушь. Однажды наслушался умников вроде тебя и говорит. «Истина есть проявление блесков божественного величия без знака. Устранение умозаключительного и проявление познанного». Ведь полная бессмыслица, а он запомнил.

-Это ты зря! Это совсем не бессмыслица. Не знаю, где он мог такое услышать? Изречение мусульманское, вернее, в некоторых мистических ответвлениях ислама употребляется нечто подобное.

-Не понимаю, какой же тут смысл? Так, для оболванивания простецов туману напускают.

-Не скажи! Монотеизм дело серьёзное!

-Тогда объясни, если не шутишь?

-Людям, не любящим размышлять, кажется, что в таких изречениях нет смысла.

-Я сейчас обижусь!

-Да подожди ты. Это я для вступления. На самом деле Бог открывается непосвящённым в знаках, символах. Созданный Богом мир, космос – это символический язык для познания Творца.

Но это ещё не есть истина, истина - когда человек узрит Бога в личном опыте, в молитве, в полной тишине и покое, один на один. Вот тогда все знаки и символы становятся ненужными, истина открывается. Всё, что есть в мире, служит лишь для того, чтобы через познание этих знаков соприкоснуться с Богом, Творцом мира. А если ты увидел, услышал Бога, зачем тебе знаки. Теперь стоит лишь двигаться в правильном направлении к свету, ведь Бог – это свет. К высшему свету, от ступеньки к ступеньке и так до бесконечности. Всё в мире есть непознанные пока знаки и символы, только надо ключ к шифру найти.

-Говоришь, во всём есть смысл? Какой же смысл в дураке этом? Пусть он и запоминает отдельные фразы, но он же не размышляет об их смысле.

-А ты-то размышляешь? Для тебя это изречение не имело смысла ещё пять минут назад. Ты его запомнил точно так же, как и Каля-маля. Более того, запомнил и назвал наиглупейшим изречением. Ведь так?

-Ну и что! Ты же не хочешь сравнить меня с этим дурачком, он же почти животное.

-Нет, дорогой ты мой, он человек. Животное, которым ты хочешь его представить, живёт по инстинктам. То есть, у животного выбора нет, нет воли. Иногда, по какому-то неведомому закону животное может оставаться верным до смерти, даже любить, но не может говорить, творить, сострадать, даже кино животному не нужно. И вообще, ответь мне, что, по-твоему, делает человека человеком? Побрейся, помойся, оденься и ты уже человек?

-Нормальность общения!

-Что значит нормальность общения? Это когда поддерживается беседа, разговоры о политике, науке, искусстве, шуточки, анекдоты? Потом кто-то скажет, как весело время провели? Но иногда в молчании бывает больше общения.

-Это уже выходит за рамки общения с коллективом.

-Можно и не общаться с коллективом. Для меня, например, слова: «скучный ты человек» звучат как комплимент. Ну не устраивают меня разговоры «весёлые». Что же я - не человек теперь?

-Да подожди ты, не кипятись. Я о разуме хочу сказать.

-О разуме? По-твоему, у животных нет разума?

-Есть, конечно, но ума нет! Идей нет!

-А я сейчас не об идеях говорю. Искусство, наука, религия, размышлизмы там разные нужны миллионам, а нас миллиарды! Люди стремятся к удовольствиям, и у большинства поэтому преобладает животный ум. Более того, умники от размышлений тоже удовольствие получают, но это считается более благородным.

-Ты мне здесь ещё Эпикура вспомни!

-Подожди, подожди, я не к тому веду. Все стремятся к удовольствиям, но только одни направленно добиваются их, посвящая этому всю свою жизнь, а другие принимают их как дар. В Калямбусе почти нет ничего лишнего, если не считать одежды, ему ничего лишнего и не надо. Но он не самодостаточен, человек не может быть один. Он может дополнить любого человека и спокойно принять дополнение в себя. Более того, он - знак, буква. Сама по себе буква ещё ни о чём не говорит, а если их несколько, получается слово. А это уже символ. Если символов много, появляется смысл. Нет, не правильно! Калямбус - это не знак, это уже символ. Символ всех символов, потому что он, словно эхо не услышанного и неувиденного смысла. И напротив, он, словно зеркало, отображает неприглядность, замаскированную в повседневности.

-Поясни, что-то с трудом понимаю.

-Ты говоришь, что он, словно губка, впитывает все разговоры. Приглядись, и ты увидишь в этом «ребёнке» испорченность взрослого человека. Это ругательства грубые и матерщина, спесь, подлость, гордыня. А на самом-то деле у него всех этих качеств просто не может быть! Он только зеркало, отражающее реальность взрослого, умного мира.

-Точно! Я однажды наблюдал, как он заложил двух пьяных грузчиков начальнику. Сделал, заметьте, это с чувством выполненного долга. Где уж он это подсмотрел? Точно зеркало!

- На самом деле каждый человек - зеркало. Только, смотря куда это зеркало направить, направишь в небо- отразится вся его глубина и красота, направишь в землю- увидишь грязь да пыль. А если зеркало повреждено, то совсем ничего отражать не сможет, в нём только муть да пелена. Калямбус свободней всех нас, чище и счастливей, он вообще может отражать всё, что захочет. Амальгама не повреждена!

-Да это же гимн дурости!

-Пусть будет так. О, если бы все были такими, как Каля-маля! Это же справедливейшее общество было бы, без войн и насилия, без техники и прочего-прочего, что мы называем цивилизацией. Мы цепляемся за комфорт и пытаемся эту самую цивилизацию восхвалять и даже любить.

-Ха-ха! Да это же новая утопия! Надо же придумал – общество, цивилизация дураков. Томас Мор ты наш, Кампанелла! «Город Солнца» увядает. Надо же, додумался! А не боишься ли ты, что в твоём городе солнца появится несправедливость, зло?

-Боюсь, да, боюсь! Но это может произойти лишь в случае появления умников–эгоистов. Общество простаков Калямбусов – общество зеркал отражает то, что вокруг. По-моему, нет умников, нет и зла! Значит, и отразить его неоткуда.

-Да что же ты говоришь такое! Ты же… ты же выступаешь против разума, против того, что делает человека человеком. Зло в мире от ума? Так, по-твоему, получается?

-Мы только что говорили о разуме и, по-моему, я чётко объяснил свою позицию! Умники, позволь, я так буду именовать большинство, как раз и напоминают животных. Именно они опускаются до уровня инстинктов, живя только земным. Как ведёт себя современный цивилизованный человек? На чём основывается его превозношение над так называемой серостью, глупостью, дикостью? Всё очень просто: человек внушает себе, что имеет или знает то, чего нет у других людей, является обладателем истины. Для кого-то это, скажем, может быть - богатый мир искусства, науки. Мне совершенно непонятно, почему некоторые народы, называясь цивилизованными, отделяют себя от варваров, основываясь только на этом. Если у кого-то нет ни ракет, ни самолётов, ни кофеварок, то они неполноценные? Им это и не нужно, они живут в гармонии с природой, в простоте. Они не глупее других народов: любой из них, если захочет учиться, станет и космонавтом, и врачом, и инженером. Вопрос, надо ли это им? Нужен ли им комфорт? По сути, слово прогресс, скрывает стремление к комфорту, ничегоне- деланию, лени. А праздность, как известно – мать всех пороков.

-Хватит тебе! Признайся, ты же шутишь? Тебе не нравится в кино? Пожалуйста, иди на улицу, на холод. Сливайся с природой.

-Вот-вот! Не могу! Не имею такой чистоты, как Калямбус, я всего лишь плод цивилизации. Но от своих слов не отрекаюсь, считаю, что самым справедливым обществом было бы общество таких вот Калямбусов.

-Значит, ты против правления наиболее одарённых?

-И не только! Но и против демократии, монархии и прочих «кратий».

-Значит, по-твоему, миром должен управлять Каля-маля или ещё какой-нибудь Вася Куку?

-По-моему, миром вообще никто не может управлять, кроме Бога. А Божий свет могут отражать только такие чистые кристаллы, как Каля-маля.

-Что же это получается? Общество бомжей.

-И здесь ты не прав. Бомжи – это плод цивилизации, её производное, страшный плод равнодушия. Это просто опустившиеся люди, по разным причинам выкинутые за борт комфортного существования. В них нет ни простоты, ни чистоты. Они стремятся к удовольствиям низшей ступеньки, подбирают остатки со стола прогресса с минимальными затратами.

-Но и дурачки твои тоже не стремятся ни к простоте, ни к чистоте.

-Совершенно верно, они имеют это от рождения, они самые счастливые люди. Цивилизация не в силах отнять или купить за удовольствия этот дар, она только завидует их свободе и независимости, даже ненавидит. Гитлер пытался истребить неполноценных, но после войны в Европе их стало ровно столько, сколько и было до войны. Понимаешь, во всём есть смысл, если Бог посылает в мир дурачков, значит, надо так.

-А для чего, какой в этом смысл?

-А ты подумай, подумай для чего.

-Ничего на ум не приходит!

-Ты сравнивал этих самых калямбусов с бомжами. Но в старину бомжей почти не было, а, если и были, то - пьяницы, тунеядцы, лентяи. А жить хотели красиво. С такими людьми боролись во все времена и во всех странах. Дурачкам ничего не надо из плодов цивилизации. В древней Греции подобных людей называли киниками, то есть собаками. Уже тогда их низводили на животный уровень, а ты сейчас лишь повторяешь слова сытых, чистых, самодовольных греческих граждан. На калямбусах проверяется наша человечность, гуманность, если хочешь. Солнце светит и на плохих и на хороших. Большинство способно только поглощать этот свет, отражать же - немногие. Технократия, прогресс, законы – это внешняя, по большому счёту, не нужная сторона жизни. А есть внутренняя, не нуждающаяся ни в науке, ни в культуре, ни в дурацких правилах и манерах. Разве все выдуманные законы и правила облагородили человека за тысячи лет? Нет! Они, словно ограда или оковы, сдерживают стремление к вседозволенности, не более.

-Удивительно! Да ты просто анархист!

-Ничего подобного! Я просто предлагаю взглянуть на Каля-маля, как на некий таинственный символ, заглянуть в него, как в чистое зеркало.

-Неужели так присматриваться надо только к Калямбусу, можно к любому человеку?

-Совершенно верно! Любой человек - это целая вселенная, только подбери ключ и прочитай. Отбрось шелуху, всё наносное и прочитай! Для этого нужен определённый навык, который приобретается в наблюдении чистейших и простейших существ. Заглянешь в такое зеркало и увидишь свою немытую физиономию души. Глядишь, и помыться захочется. Вон смотри! Такой же командировочный, как и мы, пытается выгнать Каля-маля из клуба. Делает серьёзный вид, кричит: «Это что за безобразие?» А Каля-маля послал его куда подальше, к веселью толпы, да дальше сидит. А мужик этот командировочный не любит размышлять, символы постигать, ведь всё могло закончиться иначе. Правда?

-Хорошо. Но мужик этот и сам символ. Ведь так получается?

-Так-то оно так. Но только символ этот слишком замутнён, загрязнён, трудно его без очистки понять. Я же говорю, слишком много шелухи, наносного. Он представляет себя кем угодно, только не самим собой. Без очищения это и невозможно. Умники, извини, всё- таки так я буду именовать большинство, выдумали для себя ложные ориентиры, всякие якобы положительные качества. Благородство, интеллигентские заморочки и прочие глупости. Но присмотрись, загляни глубже в самое зеркало души, которое находится на самом дне сердца. И увидишь, что храбрость граничит с безрассудством и гордостью, рассудительность с трусостью, себялюбием и равнодушием. Смирение, мудрость, любовь, скромность и прочее-прочее у людей с тёмным зеркалом души не настоящие, искажённые. Присмотрись, и ты увидишь, что всё обман, потому что зеркало тёмное.

-Уж не хочешь ли ты сказать, что Калямбус познал себя?

-И нет и да! Вернее, ему этого и делать не надо. Парадокс – к нему не подойдёшь близко, запах неприятный, но он и чище всех остальных в тысячи раз.

-Ну, ты даёшь! Из дурака делаешь героя, человека разумного.

-Нет! Калямбус - эталон человека препростого.

-Говорят, простота хуже воровства. Калямбус однажды ковыряет пальцем в носу, козявки достаёт- и в рот. Я возьми его и спроси, глядя на сие противное занятие: «Что, вкусно?» Он же с простотой достал очередную порцию, протянул мне на кончике пальца со словами: «На, попробуй». Вот она простота!

-Вот ты какой венец природы! Не угодил тебе Калямбус! Нечего вопросы дурацкие задавать. Каков вопрос, таков и ответ. Наивысшая глупость – это то, что мы сидим и смотрим дурацкий фильм, тупой и бессмысленный.

-А Калямбус его зачем смотрит?

-Трудно сказать, но он смеётся лишь тогда, когда смеётся весь зал, и горюет, когда все горюют. Он отражает, как зеркало. Закричи на него- он закричит, улыбнись- он улыбнётся в ответ. Он- таинственный символ нездешнего мира.

Фильм закончился, толпа расступалась, пропуская Калямбуса, словно прокажённого, сбежавшего из лепрозория. А он шёл, улыбаясь, что-то напевая себе под нос. Мои товарищи долго провожали его глазами, рассматривая, как какой-то замысловатый иероглиф, последний иероглиф из потерянного древнего языка неизвестного народа. Его можно прочитать, если бы был найден хотя бы коротенький текст на этом утраченном языке. Похожих символов вокруг нет, кто расшифрует его?

Через год в очередной командировке мы опять искали избавления от скуки. Бедные, бедные несовершенные люди.

-Опять в кино?

-А куда же ещё?

-Слушай, а помнишь Каля-маля?

-Конечно, такое благоухание забудешь!

-Миша, Миша, Михаил! Как там наш Калямбус, наш символ непонятый, нерасшифрованный?

-Знаете, ребята. Боюсь вас опечалить!

-Что такое?

-Весной Калямбуса убили. Запинали ногами пьяные подростки. Убили не просто так, а как бы с идеей. Они, видишь ли, избавляли мир от ненужной грязи, которая мешает жить. Прямо так на суде и заявили. Вот вам и ключ к разгадке символа.

Фильм тянулся и тянулся, он, словно был на чужом языке. Мы размышляли о другом древнем языке, осколки которого остались. Осколков множество, собрать их воедино невозможно. Мир ненавидит эти разрозненные символы. Мир добивает последние из них, пытаясь скрыть от нас язык древности, язык простоты и чистоты.

Черта.

К нам в гости приехал дядя Миша – папкин брат. Видел я его давным-давно в детстве, и не помню совсем. Отец говорит, что не любит дядька разъезжать да дом оставлять. А сейчас его в город нужда привела, какие-то анализы сдавал в больнице или медкомиссию проходил. Главное, что всё хорошо закончилось, и дядя Миша весёлый - развесёлый собирается домой, в родную деревню на краю земли, как он говорит.

-А что значит на краю земли? - интересуюсь я.

-А то и значит, что дальше только море и больше ничего.

-Ничего, ничего?

-Северный полюс, если долго-долго идти на лыжах, – засмеялся дядька.

-Северный полюс? - я представил себе ледяную пустыню.

-Конечно, а что же ещё? А у вас здесь только магазин «Полюс». Кстати, давно хотел узнать, – обратился он к отцу. – Почему у магазинов такие холодные названия? «Снежинка», «Арктика», «Пингвин»? И так холодно, а тут ещё такие наименования! Брр!

-Ты чего развеселился, хочешь, чтобы магазины назывались «Мандарин», «Три пальмы», «Суховей»?

-А что, даже очень согревает.

У дяди Миши настроение распрекрасное, он вообще весёлый и добрый. Вчера не могли его домой увести от магазина. Пока всех бездомных собак, промышлявших там попрошайничеством, не накормил, не одарил, ни в какую не шёл. Потом за ним долго бежала благодарная свора дворняг, сопровождала почти до самого дома. А он как-то ласково-ласково с ними разговаривал и улыбался, сам довольный-предовольный.

-Вот умные твари! Часов у них нет, а приходят точно к открытию магазина, не раньше, не позже. А вид-то, вид какой жалостный делают. Вот артисты! Да вас всех в цирк надо! – смеялся он, кормя с ладони разномастных попрошаек, салютовавших его щедрости ободранными хвостами. Сегодня у него настроение ещё лучше, это и понятно – скоро домой.

-Кстати, Петька! Ты же дома, на родине уже не был лет восемь, - обратился он к отцу.

-Давненько не бывал, что правда, то правда. А хочется, как вспомню наши места рыбные! А помнишь… – тут они начинают вспоминать детство, просто утопать в приятных воспоминаниях. Долго говорили. И вдруг дядька неожиданно:

-Петька, давай махнём со мной прямо завтра домой, – отец также неожиданно.

-А что, и давай! Я ещё отпуск не отгулял. Сейчас зима, и меня спокойно отпустят, без всяких проблем.

-Какая зима, уже весна!

-Это по календарю весна. Всё, всё, едем, едем!

-С проездом, вернее, с перелётом я договорюсь, не сомневайся! И Витьку с собой возьмём, пусть посмотрит откуда родом его предки, где корни исторические.

-Ура, ура! – заорал я.

-Со своими шалопаями познакомлю, ты и не помнишь наверно их, а вы почти одногодки. Когда-то летом приезжали к вам.

-Плохо припоминаю, я тогда маленький был.

-Ладно, дело поправимое, познакомитесь. На рыбалку сходите. Хоть на природу посмотришь, а то что здесь у вас в городе, серость одна. Дома-то и то все серые.

Дядька долго рассказывает о море, о приливах и отливах, вспоминает каких-то соседей, родственников. Отец курит и молчит, он уже весь там, там, на краю земли. Я засыпаю под сказочные воспоминания дяди Миши и отца. Вернее, ещё не засыпаю, а мне уже снятся заснеженные просторы Белого моря, зелёный лес…Пока я спал, все вопросы с отъездом решились, осталось собрать чемоданы. Я встаю с постели и первым делом спрашиваю:

-А как мы доберёмся до края земли?

-На вертолёте, то ли с геологами, то ли с метеорологами. Да и не важно, главное, берут нас, я уже договорился. А через две недели назад, если конечно погода будет хорошая, лётная. Понял?

-Понял, понял! Здорово! И на рыбалку пойдём?

-Пойдём. И не только на рыбалку, и на охоту. Я же обещал. Какой ты помор без охоты и рыбалки!

Свершилось, свершилось! Мы летим, летим! Вертолёт болтается над болотами и редким лесом. Болот больше, чем деревьев, а внизу на земле всё кажется наоборот. Впечатление от полёта не очень хорошее, уже через десять минут меня начало тошнить, через пятнадцать рвать, а через двадцать просто выворачивать наизнанку. Поэтому осмотреть место посадки с высоты мне не удалось. Радость встречи с родственниками была омрачена послеполётной вялостью. Двоюродный брат Вовчик, увидев меня выпадающего из вертолёта, громко сказал:

-У-у! Ты! Зелёный какой!

Уж не знаю, на что он намекал: на то, что я его младше или на цвет моего лица. Первые дни по приезду, прилёту, были посвящены обходу посёлка и встрече со всеми родственниками и знакомыми. Очень скоро по понятным обстоятельствам про меня забыли и, получив долгожданную свободу, я отправился знакомиться с ребятами. Я общался с братьями и их друзьями с первых минут приземления, но как-то в спешке. Пора было оформить знакомство официально. Всё было строго, ребята пожимали и трясли мою руку, делая серьёзный вид, произносили имена: Толян, Вовчик, Саня, Владик. Толян и Вовчик два дня на шаг от меня не отходили, тем не менее, церемонию знакомства нарушить не захотели.

За детскими забавами и шалостями пролетело ещё несколько дней и однажды вечером Толян объявил мне по секрету, что на днях намечается охота. А берут только его да меня, как самых старших.

-Малышам нельзя, а то слюни распустят, – разъяснял Толян.

-А что значит слюни распустят? – не понял я. Толян удивлённо посмотрел и добавил:

-Как бы ты их сам не распустил. Надеюсь, ты не записался в «Грин Пис»? Жаловаться не побежишь после охоты?

-Ты что думаешь, я слабонервный какой, малахольный? Понимаю без тебя, что охота есть охота, без пролития крови не обойдётся. И если я городской, думаешь…

-Да ничего я не думаю! Знаю, что впервой тебе это. Поэтому батяньки наши долго совещались, брать тебя или нет.

-Как же так, они меня совсем что ли за сосунка считают? Обидно даже!

-Ты не обижайся, а готовься уже. На днях начнём.

-Чего готовиться-то, я всегда готов, сел да поехал.

-Ладно, ладно, только ты того – тихо! Понимаешь? Ещё никто не знает, я сам случайно подслушал, когда у батьки папиросы со стола стрелял. Только парочку из пачки достал, как они с твоим отцом заходят. Мне пришлось под кроватью схорониться от греха подальше, а то папаня, если бы увидел меня с куревом, так бы выпорол. У-у! Пока под кроватью сидел и узнал об охоте. Здорово! Правда!? Кстати, хочешь покурить? На, держи, – Толян протянул мне помятую папиросу.

-Хорошо, буду молчать!

-То-то!

-А готовиться всё-таки надо. Я никогда из ружья не стрелял.

-Да стрелять-то никто и не будет.

-То есть, как не будем? Это что же за охота без стрельбы? Как же охотится?

-Пойдём, покажу чем будем охотится, – Толян повёл меня в сарай. – Во! На, смотри, – он протянул мне багор с каким-то набалдашником на ручке.

-Да это же багор обыкновенный.

-Сам ты багор! У пожарников да на лесосплаве багор, а это – хвостяга. Видишь, шишка на древке. Вот хвостягой и будем зверя бить.

-Как это бить?

-Да очень просто- прямо по башке.

-Это что же, багром по голове?

-Оно конечно, остриём-то удобнее. Раз! Бах и всё! Но дед Гришка орёт всегда, не даёт наконечником. Крови, говорит, много, молодёжь нынче дурная, бьёт зверя, кровь почём зря проливает - грех это. Меньше крови- меньше греха, говорит. А какой там грех? Есть кровь или нет, какая разница? Всё равно зверь мёртвый. А вот кутило, на, смотри.

-Это же гарпун.

-Кутило! Запомни, кутило, а не гарпун. Им можно тюленя в воде подцепить.

-А мы что, на тюленя охотиться будем?

-Да, но только на белька. Утельга нам не нужна.

-Что за утельга?

-Мамаша белька.

-Значит, белёк- это маленький тюлень?

-Да маленький, беленький. Мы с тюленей только шкуру снимаем, а мясо выбрасываем. Хоровину берём. Понял? А что тебе объяснять!

-Понял, понял! Только не понял, ведь тюлени в море живут. Мы в море поедем или пойдём?

-Ну, ты даёшь! Это раньше в море ходили, ледянки волочили.

-Что за ледянки? Санки что ли?

-Ха-ха! Сам ты санки! Это лодка такая – пятерник. Замучаешься её по льду тащить. Сейчас всё проще, со зверобоями на вертолёте- и никаких тебе ледянок.

-Да ну, опять на вертолёте.

-Не боись, это быстро. Всё, готовься, а я пойду, может, ещё чего узнаю.

Готовиться не пришлось. Всё произошло неожиданно, словно во сне. Вернее, так оно и было. Витька спал и видел заснеженные просторы, высматривал зверя среди торосов. И вдруг!

-Быстро, быстро! Подъём! Не будут ждать зверобои. – Отец растряс мальчугана. Через пятнадцать минут полусонный Витька оказался в вертолёте и снова заснул. Проснувшись, ничего не соображая, он очутился на льду – охота началась.

На охоту это совсем не походило, это было убийство маленьких плачущих существ.

Они кричали и плакали, смотрели на могучих умных людей огромными глазами и умоляли оставить им жизнь. Умоляли отпустить их на океанские просторы, умоляли дать ещё раз вдохнуть холодный воздух опьяняющей свободы. Но люди забыли, что такое свобода, забыли, что у тюленей есть свой мир, не похожий на наш, забыли и язык меньших братьев наших. Гулкие удары хвостяги уносили в тишину человечество, человечность, то, что отличает людей от животных. Вместе с ударами хвостяги смерть уносила в тишину жалость, любовь, сострадание, мудрость. А на льду оставалась кровь, как укор человеку, венцу природы, что он не сумел сохранить чистоту белоснежного океана своей души. Витька, словно загипнотизированный, смотрит в глаза белька – это пропасть, это бездна. Он тонет в этой глубине, ноги становятся ватными, тело тяжелеет, тяжелеет, он падает лицом в снег. Его растирают, приводят в чувства, бьют по щекам.

-Что же ты! Что же! Ну-ка тащи его сюда, сади, сади.

Время исчезает. Вертолёт несётся в безвременном пространстве. Вот и деревня, но времени нет, оно остановилось. Витька замолчал, онемел. Он не разговаривал ни с кем, лежал на кровати, отвернувшись к стене. Походили, походили вокруг него, да и отстали. Не хочешь говорить и не надо. Жизнь продолжалась. Молчание Витькино донимало только дядю Мишу, давило его невидимым грузом. Он долго ходил возле кровати, потом неуклюже уселся на краю.

-Ты думаешь, мне не жалко? Но так повелось у нас, время приходит и мы всей деревней на лёд. Знаешь, сейчас даже шкурки не принимают, спроса на них нет. А всё равно бьём! - дядя Миша задумался. - Действительно, и чего бьём? Толку-то нет никакого, а всё равно бьём. Кстати, по последним исследованиям, я читал недавно, тюлень этот рыбу всю поедает! – дядя Миша проговорил это с таким странным выражением, словно сделал открытие. А Витька, наверно, должен был, по его мнению, при этом ответить: «Ах, вот оно как! Раз они рыбу пожирают, давай их за это палкой по голове!»

-А-а! Что там! – дядя Миша махнул рукой, достал из кармана пачку папирос и пошёл курить, ворча себе под нос. – Склад до верха шкурами забит, а им, видишь ли, не надо! – Он долго курил, поглаживая кота, примостившегося на коленях. Витька смотрел как он чешет за ухом у разомлевшего от тепла печки Мурзика грубыми мужицкими пальцами.

Эти огромные руки ещё несколько часов назад проливали кровь. Дядя Миша добрый, но почему он так безжалостно убивал беззащитных детёнышей? Значит, эти руки, поставившие избу, смастерившие изумительный парусник из спичек и прочие безделушки, косящие сено, сильные и умелые, можно сказать, золотые руки могут убивать? Что заставляет эти руки творить зло? Нужды в убийстве детёнышей нет, денег за шкурки не дают, мясо не едят- воняет сильно. Зачем? Почему? Может, я пока маленький, ещё не понимаю? А папка с дядей Мишей знают зачем. Может, эти вопросы интересуют только меня, а взрослых нет? Они-то понимают, что жизнь сложна. Да и я уже понимаю, это раньше жизнь казалась мне простой и весёлой. А на самом деле она хрупкая: удар- и смерть! Сама смерть не страшна, страшны последние минуты жизни. Жизнь- это страх умереть, страх выйти из действительности. Я слышал, как взрослые говорили о другой жизни, уже там, после смерти. Говорили, что там за чертой всё не так. Но что бы войти туда, в тот мир, нужно эту жизнь прожить правильно. Правильно – значит, никому не делать зла. За зло придётся отвечать ещё здесь, в этой жизни. А дядя Миша с папой? Не пойму, добрые они или злые? Мы умираем каждый день, что-то остаётся в прошлом, а мы движемся к черте. Сегодня умерло моё детство.

-Витька, чего молчишь? – Толян толкнул задумавшегося мальчугана в плечо. – Ну и молчи, маменькин сыночек!

Как ему объяснить, этому Толяну, что моя жизнь в одно мгновение изменилась. Как ему сказать, что я не хочу бегать на перегонки и прыгать в сугробы, что я не хочу смотреть дурацкие мультфильмы и курить, спрятавшись в сарае, украденные из пепельницы бычки. Жизнь побежала вперёд, и я лечу с ней.

Витька молчал ещё неделю, до тех пор, пока вертолёт не унёс его в город. В город, где так много одиноких злых людей и бездомных собак. Вернётся ли он в тихую деревеньку на берегу Белого моря?

Темнеет, уже вечер, ветер стих. Кажется, что море перестало дышать, застыло, потускнело. Да, да, именно, потускнело, а не потемнело. Камни на светлой песчаной полосе прибоя напоминают чёрные кляксы. Опять всё в чёрно-белом цвете? А вот и нет! Море на самом деле сверкает, потому что волны не исчезли. Величественная тёмная гладь – это только иллюзия. Приглядись, едва уловимая рябь на воде – это тоже волны, маленькие, но волны. Чуть-чуть изменилась погода, появился ветерок, и море закипело, засверкало, засветились волны, отражая свет заходящего солнца. Это они оживили матовую пустыню вод. Без них море напоминает плоский чёрный камень, пугающий своею таинственной тяжестью и глубиной монолит. Монолит, из которого ветер высекает волны, солнце творит звёзды, история рождает судьбы. Это только кажется, что, добежав до береговой черты, они гибнут, растворившись в песке. Они вечно рождаются и никогда не умирают, потому что они и есть живое море.