Рассказ Патерика о построении и украшении Великой Печерской церкви

Киев, мать городов русских, был колыбелью нашего искусства. Он послужил первою почвою, на которую пали семена христианства, занесенные из Византии, и где они получили самый ранний уход. Здесь построены были и первые церкви, в которых нашла себе место церковная живопись. Какого рода была эта последняя, и из чьих рук вышли первые произведения киевской церковной кисти, — об этом дошло до нас несколько любопытных, но, к сожалению, отрывочных сведений в Печерском Патерике и начальной летописи. В первом рассказываются обстоятельства появления Печерского монастыря, быт и подвиги его первых насельников и между прочим история построения великой Печерской церкви. Строителями последней были четыре мастера зодчих, пришедшие из Царьграда по указанию свыше. И вот в каком именно виде изображаются подробности этого дела. Богоматерь в сонном видении вызвала мастеров во Влахерны — известное предместье Константинополя, где находился знаменитый монастырь с существовавшею при нем школою царских иконописцев, и здесь не только заповедала им «взградити себе церковь» на Руси, но и дала для нее мощи святых и свою икону со словами: «та наместная да будет». С этою чудотворною иконою зодчие прибыли в Киев и вручили ее удивленным чудесным посольством преп. Антонию и Феодосию. Спустя десять лет, в 1083 году, когда великая церковь была уже окончена строением, но еще не отделана и не освящена, пришли, по сказанию Патерика, из того же богохранимого Константина града мастера иконного писания к блаж. Никону, бывшему тогда печерским игуменом (1078—1088), и сказали ему, что приглашены расписать живописью церковь, но при этом изъявляли негодование на неисполнение одного условия, заключенного ими с нанимателями. Церковь оказывается гораздо больше той, которую они подрядились расписать, и потому они готовы возвратить полученное в задаток золото и отправиться обратно домой. Разумеется, это заявление поставило игумена и всю братию в величайшее недоумение: подобного уговора они ни с кем не заключали, и приезд иконописцев был для них совершенною неожиданностью. Византийцы, в свою очередь, представляли свидетелей договора, описывали наружность двух иноков-старцев, заключавших с ними условие, и по этому описанию монастырская братия узнала в явившихся не кого другого, как препп. Антония и Феодосия. Но прошло уже несколько лет, как они умерли, и, следовательно, могли явиться византийцам не иначе, как в видении. Для удостоверения игумен вынес живописцам икону преподобных, и «видевши греци образ ею, поклонишася, глаголюще, яко сии еста воистину». После этого они остались в монастыре и с благоговейным усердием принялись за украшение его великой церкви мозаикой и живописью. Таков рассказ Патерика Печерского. Как бы ни относился историк искусства к его содержанию, он должен будет прийти на основании его к тому несомненному заключению, что для расписывания Печерской церкви иконники были наняты за определенную плату в Константинополе, причем с ними заключено было условие, в котором показаны были размеры церкви и объяснено, какие и где поместить в ней священные изображения.

Византийские художники, вызванные для росписи Киево-Печерского храма, и были одними из числа первых насадителей византийской иконописи в Русской земле. Они, по словам Патерика, вместе с мастерами-каменоздателями, живот свой скончали в Печерском монастыре и были погребены в нем в особом притворе. Благодаря им, здесь образовалась своя живописная в некотором роде школа, в которой учились иконному мастерству природные русские и между ними преподобный Алипий Печерский. В ранней молодости он отдан был своими родителями в научение «иконного писания» греческим мастерам; в качестве ученика помогал им при отделке мозаикой и живописью великой Печерской церкви и за время расписывания последней хорошо изучил иконописное искусство. Иконы писати, — замечает о нем биограф, — хитр бе зело». Постриженный в иноки, он все время, свободное от церковных служб и келейного правила, проводил в писании икон: работал на игумена, братию и свой монастырь, снабжал своим рукоделием сторонние церкви, принимал заказы от частных лиц и все это делал не ради прибытка и не требуя вознаграждения себе за труд. Работою своей платил он за краски; полученное от христолюбцев за иконы шло у него на милостыню нищим. Разумеется, дорого ценились произведения, выходившие из кельи искусного и добродетельного иконника, к тому же еще при жизни прославленного от Бога даром врачевания болезней. Иконы Алипиева письма были известны не только между простыми христолюбцами, но и людьми знатными, как в Киеве, так и далеко за пределами его области. Всей душой преданный своему рукоделию, преп. Алипий не переставал писать иконы до самой своей смерти. Достоверно не известно, были ли у него ученики; но позднейшее сказание, занесенное в русский иконописный подлинник, об одном из печерских чудотворцев, по имени Григорий, передает, что он «был сотрудником преп. Алипия» и написал много икон. Жизнеописатель последнего — печерский инок Поликарп прикровенно дает понять, что к авторитетному голосу преп. Алипия чутко прислушивались другие живописцы, бывшие уже в то время в Киеве в немалом числе.

Чем послужил Корсунь для Киева при св. Владимире, тем стал потом Киев для всех остальных городов русских. Из него, как средоточия тогдашней религиозной жизни, христианство шло к окраинам России; вместе с верою переносились сюда церковно-обрядовые порядки, а с ними и церковное искусство. Первые храмы в Ростове, Суздале, Новгороде и других городах устраиваются и отделываются по образцу киевских. Фрески, иконы и мозаика являются здесь, как и там, главным средством к украшению церквей и исполняются руками тех же византийских мастеров и их учеников из русских, что и в Киеве. К сожалению, половецкие и татарские погромы, нанесшие удар благосостоянию нашей древней столицы, весьма рано положили конец и ее художественно-просветительному влиянию.

Важнейшим этапом в начальном пе­риоде древнерусского зодчества было строительство церкви Богородицы Де­сятинной. Об этом событии подробно, на редкость для древнерусского лето, писания, сообщает «Повесть временных лет: «Оконча­ние строительства церкви летописи относят к 996 г. (срок строительства больших каменных храмов па Руси в б—7 лет был обычным). (церковь строилась не как простой дворцовый храм, а как кафедральный собор; именно так называет ее летописец Нестор в своем «Чтении о Борисе и Глебе». Вторично, очевидно после ка­ких-то перестроек, церковь освящается в 1039 г. при Ярославе Мудром. Лето­писи сообщают о захоронении в ней князей, о неоднократных разгромах и печальной судьбе этого сооружения, которое послужило последним оплотом героических защитников Киева в тра­гические декабрьские дни 1240 г. Про­рвавшиеся в детинец через Софийские ворота орды Батыя осадили Десятин­ную церковь, где заперлось много народа. Стенобитными орудиями тата­ры стали крутить здание, пока не рух­нули своды.

Руины здания стояли до XVII в., затем в юго-западном углу с использованием остатков южной стены была построе­на небольшая церковь, а но осталь­ной части древнего здания произведе­ны раскопки. Судя По рисункам и описаниям, на древней части здания, сохранившегося на высоту около 6— 7 м, были видны два яруса окон как писал очевидец ремонта церкви в 1758 г., «слова греческие, изображен­ные на внешней стене между больши­ми, круглыми, муравлеными украшениями. В 1824 г. по пору­чению митрополита Евгения Болховитинова К. А. Лохвицкий открыл все фундаменты здания и составил его план. В 1820 г. в связи с возникшей идеей восстановить Десятинную цер­ковь, а по существу, построить на ее руинах новое здание, Академия худо­жеств командирует в Киев архитекто­ра Н. Е. Ефимова. Он еще раз вскрыл и обмерял древние фундаменты и со­ставил проект церкви, план которой был сравнительно близок по характеру к плану древнего здания. Следует отметить, что хотя чертеж Н. Е. Ефи­мова был далек от современных требо­ваний науки, но, как показали после­дующие исследования памятника, зна­чительно приближался к истине. Перед западным входом Ефимов обнаружил квадратные в плаке фундаменты двух каких-то пи­лонов, возможно, пьедесталов для «ме­дяных коней». Построенная в 1828— 1842 гг. по проекту В. Д. Стасова но­вая Десятинная церковь на столетие исключила возможность исследований древнего здания, и предпринятыми в 1908—1914 гг. Д. В. Милеевым рас­копками удалось изучить лишь восточ­ную и северную части памятника. Эти исследования позволили получить исчерпывающие сведения о строитель­ной технике Десятинной церкви и со­вершенно не дали данных для рекон­струкции ее облика. Эти данные в определенной мере удалось получить в результате исследований древней по­стройки Десятинной церкви в 1938— 1939 гг., предпринятых М. К. Каргером. Проведенные с большой тщатель­ностью и на высоком научном уровне раскопки все же не дали всех нужных для реконструкции данных.

По площади Десятштая церковь за­нимала пространство 35X37 м (без вы­ступов абсид и пилястр) и из всех древнерусских зданий Киева уступала по своим размерам лишь Софийскому собору. Фундаменты здания были лен­точными, сложены бутовой кладкой на известковом с примесью цемянки ра­створе. Глубина залегания фундамен­тов центральной части здания 140 см, ширина 110—130 см, а в западной и северо-западной наружных стенах ширина фундамента достигала 2 м.

Под всеми фундаментами, как и в дворцовых зданиях, были уложены деревянные лежни. Эта характерная для всей киевской архитектуры конца X — начала XII в. техника заложения фундаментов вызывала многие споры исследователей, видевших в ней то изобретение пришлых строителей, бояв­шихся строить па мягком киевском грунте, то привычку к деревянным основаниям древнерусских плотников. Очевидно, в условиях киевского релье­фа с его многочисленными оврагами, а также глубоким культурным слоем, оставленным предшествующими века­ми, вопрос о сложности строительства на «рушеном грунте» играл значитель­ную роль для первых строителей ка­менных зданий, и подобные методы укрепления грунта, известные, кстати, византийским мастерам, были вполне закономерно приемлемы. В XII в. киев­ские строители отказались от этого приема, но старались закладывать фун­даменты на большую глубину, часто — на материковом грунте. Стены Десятинной церкви, в основном, были сложены из кирнича-плннфы раз­мером 31X31X2,5 см, кирпич изготов­лен из каолиновых глин и обожжен в сооруженных около места строитель­ства специальных печах. Как показали исследования Д. В. Милеева и М. К. Каргера, ядром Десятин­ной церкви был шестистопный крестовокупольный храм. Ширина его цент­рального нефа равнялась 7 м. Этот тип был известен в византийской архитек­туре X—XI вв., правда в столичной византийской архитектуре был обще­принят так называемый сложный тип крестовокупольной системы (со второй парой столбов к востоку от централь­ного подкупольного пространства), а простой, при котором алтарная часть начиналась нипосредственно за вос­точной парой центральных столбов, в большей степени характерен для про­винциального византийского зодчества. С севера и юга к центральному ядру примыкали широкие галереи. К западу от центрального ядра находились два ряда помещений с неясной планиров­кой, давшей повод для самых различ­ных их реконструкций. Особенно много сомнений вызывали две пары перпен­дикулярных фундаментов, примыкав­ших к западной стене центральной части. Расстояния между каждой парой столь узки, что разместить между ними какие-либо помещения очень трудно.

Существует несколько реконструкций плана и объема Десятинной церкви, но построении ее западной части все еще остается неясным. Так, трудно установить, была ли структура фунда­ментов усложнена результатом позд­нейших перестроек или здесь имели место изменения плана в процессе строительства.

Реконструкция композиции Десятиннон церкви усложняется одним любо­пытным сообщением письменного источ­ника XIV в. — «Списком русских горо­дов дальних и ближних, в котором говорится: «Киев деревян, на Днепре, а церкы: святая Богородица десятиннаа, камена, была о полутретьятцати (т. е. 25.) версех, а святая София о 12 версех». Большин­ство исследователей считают, что составитель Списка явно преувеличил количество глав церкви, но едва ли можно сомневаться в том, что церковь была многоглавой.

Пятиглавым крестовокупольным хра­мом с двумя галереями но бокам пред­ставлял Десятинную церковь амери­канский исследователь К. Д. Конант. отбросив при этом всю западную часть, считая, по-видимому, ее поздней­шей. II. И. Врунов выдвинул гипотезу о том, что запад­ные пристройки могли быть частями двух дворцовых корпусов, а спаренные фундаменты считал лишь основания­ми лестниц, ведущих на хоры. К гипо­тезе Н. И. Врунова скептически отнес­ся М. К. Каргер, хотя мысль о лестни­цах находит подтверждение на черте­же Н. В. Ефимова. На это обстоятель­ство почему-то не обратили внимание все исследователи, занимающиеся ре­конструкцией Десятинной церкви. Основным вопросом реконструкции облика здания в целом явилось опре­деление его композиционной структу­ры. Если считать, что в основе здания лежит шестистолпный крестовокупольный храм, то естественно предположить, что здание имело осевую компо­зицию. Именно так ее реконструирует Н. В. Холостенко, предполагая, что центральное внутреннее пространство храма было решено аналогично Спас­скому собору в Чернигове, т. е. южный и северный рукава пространственного креста были отгорожены аркадами от центрального подкупольного простран­ства, в связи с чем здание приобретало некоторую базиликальность. Эту мысль, высказываемую и рань­ше, Н. В. Холостенко трактует боковые галереи как одно­этажные притворы, равно как и поме­щении западной части; все сооружение исследователь в своей реконструкции перекрывает шестнадцатью куполами различного диаметра. Иную рекон­струкцию — с сохранением осевой структуры композиции, но двухэтаж­ными галереями и притворами — пред­ложил Асеев в макете древнего Киева, выполненного Д. П. Мазюкевич. Близ­кую к этой по характеру реконструк­цию предложил Г. Н. Логвин: он предусматривает в угловых члене­ниях западной части не две, а одну башню. В композиции интерьера Г. Н. Логвин решительно возражает против построения его подобно черни­говскому Спасскому собору и считает, что в Десятинной церкви центральное внутреннее пространство имело центри­ческий (как в киевском Софиевском соборе) характер. Исследование собора Кловского мона­стыря, во многом повторявшего компо­зицию Десятинной церкви, дало осно­вание автору книги предложить новую реконструкцию, в которой четко вы­деляется шестистолпиый крестовокупольный объёмы основной части здания с осевой направленностью. Церковь представляется с притворами и веду­щими на хоры двухмаршевыми лестни­цами, расположенными в четырехуголь­ных в плане башнях. Конеч­но, и эта реконструкция не решает спорных вопросов о первоначальном облике здания и не исключает новых, более обоснованных реконструкций, равно как и правомочности иных точек зрения.

Особо следует остановиться на внутрен­нем убранстве Десятинной церкви. Церковь внутри была расписана фре­сками, а в центральной части украше­на настенными мозаиками, мозаичные полы выложены из различных пород мрамора, порфира, шифера и других пород камня. Церковь называли «марморяной», что подтверждают много­численные находки мраморных дета­лей. Интересны находки черепицы большого размера (65X35 см), покры­вавшей фасадные полукружия — зако­мары, прямоугольных оконных стекол, полукруглых и зубчатых кирпичей от полуколонок и зубчатого (перебрикового) орнаментов, фрагмента западной стены с остатками закомары с карни­зом, на котором сохранился орнамент, полуколонок со следами орнаменталь­ной росписи (что свидетельствует о применении росписей снаружи здания), а также обломка двухступенчатой ниши наружной стены, которая по ре­шительному выводу исследователя па­мятника М. К. Каргера «безусловно не была рассчитана на покрытие штука­туркой». К любопытным находкам, относящим­ся к Десятинной церкви, следует от­нести схематическое изображение трехнефной постройки, напоминающее план центральной части Десятинной церкви. Изображение выложено светло-желтой глиной в пазах, выре­занных на плоскости земли. Оно находилось у печей, в которых обжигали кирпич для Десятинной церкви. С. Р. Килиевич, исследовавшая изобра­жение, пришла к выводу, что это мог быть эскиз, изображающий не план, а фасад центральной части Десятинной церкви. Такое изображение в истории архитектуры встречается впервые и хотя нет уверенности В том, что кон­кретно оно изображает, но с определен­ной долей вероятности его можно от­нести к каким-то графическим упраж­нениям строителем здания.

Церковное искусство украинских земель после монголо-татарского нашествия постепенно получило свое особенное направление развития. В 1-й трети XIV — нач. XV в. произошло объединение литовских, украинских (исключая юго-западные области), белорусских и части великорусских земель в составе ВКЛ. Образование нового гос-ва, население которого имело по преимуществу восточнославянские корни, создавало предпосылки для консолидации нескольких восточнославянских народностей, формирования белорусского и украинского языков и культуры.
Становление ВКЛ в условиях борьбы с русскими князьями, противостояния неослабевавшей угрозе со стороны южных соседей на некоторое время приостановили развитие каменного зодчества, и церковное строительство было по преимуществу деревянным. Новые мон-ри основывались в ранее сложившихся центрах феодальных княжеств западных земель Др. Руси. Насколько позволяют судить немногие сохранившиеся материалы, церковное строительство продолжало старые традиции, мон-рям было присуще наличие нескольких церквей, концентрическая композиция и иррегулярная планировка.

Совершенно иначе развивалось церковное искусство галицко-волынских земель. Здесь осуществлялось обширное каменное строительство, постепенно формировались и одновременно существовали разнообразные, нехарактерные для древнерусской традиции типы каменных церквей. Наиболее широкое распространение получили небольшие по размерам и скромные по декоративному оформлению зальные трехкупольные и однокупольные храмы, архитектура которых несла заметное влияние западного романского и в меньшей степени готического искусства. Появились бесстолпные центрические церкви — Васильевская церковь-октоконх во Владимире-Волынском (рубеж XIII–XIV вв.). Два других типа сформировались на основе прямоугольного в плане сооружения с примыкающими к нему по продольной оси меньшими по размерам объемами. Первый — двухчастный — составляли храм и пристроенный к нему с восточной стороны алтарь, завершенный полуциркульной или граненой апсидой. Второй — трехчастный («трехдельный») — дополнительно включал с западной стороны храма объем притвора («бабинец»). К двухчастным осевым храмам относятся Никольская церковь в Каменце-Подольском (XIII в.), имеющая боковые симметричные часовни, и Пятницкая церковь во Львове (XIII — 1-я пол. XIV в.). К «трехдельному» типу принадлежат двухстолпная с элементами готической архитектуры церковь Рождества Богородицы в г. Рогатин Ивано-Франковской обл. (рубеж XIII–XIV вв.), расположенная в его окрестностях, в с. Чесники, трехкупольная Николаевская церковь (XIV в.), Покровская в Луцке (XV в.), бескупольная Вознесенская в пос. Лужаны Черновицкой обл. (1453–1455).

Планировочная структура осевого бесстолпного каменного храма широко использовалась как в православном, так и в католическом строительстве. Примером тому могут служить храмы в пос. Ширец Львовской обл.— костел Станислава (1400) и Троицкая церковь (XVI в.). Тема трехчастного каменного храма, получившая в дальнейшем множество своеобразных архитектурных вариаций, оказалась самой устойчивой во времени и сохранялась в православном зодчестве многих регионов Украины на протяжении XIII–XVIII вв., что, по мнению специалистов, объясняется близостью к деревянному храмостроению.

Разделение Русской Церкви на две части — Киевскую и Московскую митрополии (1458) наложило отпечаток на дальнейшее развитие церковного искусства в западнорусских землях. Исключение составляли Смоленская земля, Правобережная Украина (ныне Харьковская и Сумская обл.), а также Чернигов и Новгород-Северский, которые на рубеже XV–XVI вв. отошли к Московскому гос-ву и соответственно вошли в юрисдикцию Московской митрополии.

В целом же можно констатировать, что новейшие научные, религиозно-философские и художественные идеи католического и протестантского Запада, проникавшие и укоренявшиеся во всех сферах культурной жизни края, в каждом из видов православного искусства проявлялись по-своему, прививались опосредствованно в процессе сложной и растянутой во времени эволюции традиционных форм, но следование канону в церковном искусстве оставалось неизменным.

Новые черты в православном церковном зодчестве. В Остроге, Луцке, Львове, Вильне и многих других городах при поддержке местных магнатов — князей Острожских, Сапег, Ходкевичей, Тышкевичей и др.— были основаны новые мон-ри. Тесно связанные с православными братствами, они являлись центрами духовной жизни края, одним из результатов деятельности которых стало развитие и обновление православного искусства. Православные братства и мон-ри получили распространение в это время преимущественно в западных и центральных областях Украины и Белоруссии, где активно развивалось каменное зодчество. На западе Украины возникли Троицкий монастырь-крепость в с. Межиричи Ровенской обл. (XV–XVII вв., ктитор кн. Александр Острожский), Николаевский мон-рь в с. Мильцы Волынской обл. (XVI в.), Троицкий монастырь-крепость в с. Успенское-второе Ровенской обл. (каменная церковь — 1610), Успенский — в Почаеве (XVI в.), Крестовоздвиженский монастырь-скит в с. Манява Ивано-Франковской обл. (1611) Приднепровье — Фроловский мон-рь в Киеве (1566).
Инициаторами обновления церковного искусства стали православные братства, активная научная, педагогическая, книгоиздательская деятельность которых проходила в тесном контакте с православными центрами Греции, Валахии, Молдавии. Влияние католических культурных центров — Италии, Германии, Чехии, Польши (в первую очередь Кракова) — осуществлялось постепенно, по мере расширения на территории края прозелитической деятельности католиков и протестантов. Западные влияния кардинальным образом обновили светскую городскую культуру и вслед за ней — православное искусство.

Храмы Успенского братства и Онуфриевского мон-ря во Львове, а также церкви, построенные князьями Острожскими в принадлежавших этому роду Остроге, Дермани, Межиричах, позволяют составить представление об основных направлениях развития православного церковного зодчества XVI в. В архитектурном решении Богоявленского собора в Острожском замке (2-я пол. XV — нач. XVI в.) и Троицкой церкви Межиричского мон-ря (XV в.) очевидно обращение к прерванной традиции древнерусского четырехстолпного, крестово-купольного храма с тремя апсидами и пятью шлемовидными главами. Вместе с тем эти храмы значительно отличаются от своих прототипов упрощением внешних форм сооружения, почти не отражающих построения внутреннего пространства, крестообразная структура которого прочитывается только в рисунке фасадов посредством выделения в их центральной части крупных вертикальных членений в форме закомар. Данная типологическая линия не получила значительного распространения на Украине, где едва ли не единственным примером ее продолжения можно считать главную церковь Успенского мон-ря-крепости в с. Зимно Волынской обл. (1495–1550) (см. Святогорский Зимненский мон-рь).
Во 2-й пол. XVI в. отчетливо проявилась и другая линия православного церковного строительства, связанная с зальными базиликальными бесстолпными сооружениями, имеющими осевую композицию нерасчлененного внутреннего пространства и внешне монолитный объем храма. К данному типу относятся Онуфриевская церковь во Львове (1550, боковые приделы пристроены в 1701 и 1902), трехапсидная Успенская церковь в с. Крылос Галичского р-на (нач. XVI в.), Успенская церковь Уневского мон-ря-крепости (сер. XVI в., с. Межгорье Львовской обл.) и др.

Во 2-й пол. XV–XVI вв. храмостроительство Украины и Белоруссии испытало влияние крепостной гражданской архитектуры. Среди названных памятников церковного зодчества значительное число составляют монастыри-крепости и приспособленные к обороне храмы. Существенной особенностью храмовых сооружений этого времени стали такие характерные для оборонительного зодчества черты, как встроенные и пристроенные к стенам башенные объемы, арочные ярусы машикулей и бойниц.

Особое место в архитектуре Галиции занимают стилистически безупречные ренессансные постройки Львовского Успенского братства — Успенская церковь (1591–1629, архитекторы П. Римлянин, В. Капинос, А. Прихильный), многоярусная колокольня — башня («вежа») Корнякта (1572–1578, архитекторы П. Барбон, П. Римлянин). Они не имеют аналогов ни в других регионах Украины. Начиная с XVI в. для возведения наиболее значимых каменных храмовых сооружений православная Церковь стала привлекать профессиональных архитекторов. Как правило, они составляли интернациональные коллективы зодчих, среди которых наряду с местными мастерами были выходцы из Италии, Германии, Чехии, Польши. Подобная организация работ осуществлялась на Украине вплоть до кон. XVIII в.

Первая половина XI в. в истории ми­ро кото зодчества знаменуется интенсив­ным развитием каменного строитель­ства. Это время, когда архитектура Европы пробуждается от долгого сна, в котором она находилась долгие века раннего средневековья. В Европе на­чинается расцвет романской архитек­туры. Во Франции строятся церкви в Мои-Сен Мишель (1023—1039), Жюмьеже (1037- 1067) нРуане(1037 — 1063), в Германии — Шпайерский собор (1030). В Византин возводятся лучшие постройки средиевизантийского перио­да — церкви в Осиос Лукас и в Дафии, храмы XI в. Константинополя. На ру­беже X и XI вв. зодчий Трдад строит собор в Ани, а в 1036 г. том был со-здп н один из лучших памятников армянской архитектуры — храм Спаси­теля. В 1010—1029 гг. К. Арсакидэе строит прославленный Свети-Цховсли в Мцхете, а в 1030 г. И. Канчанели со­здает замечательный памятник грузип-ского зодчества — храм в Самтавнси. Древний Киев не стоял в стороне от мирового архитектурного процесса. В первой половине XI в. здесь форми­руется строительная школа с ярко вы­раженными чертями новаторства. Ее развитие проходит в творческом обще­нии с передовыми школами Византии и несомненном знакомстве с достиже­ниями архитектуры Квропы, Балкан, Кавказа и Ближнего Востока. На Руси в эту пору создаются три самые вы­дающиеся постройки домонгольского периода — Софийские соборы в Киеве, Новгороде и Полоцке, сыгравшие исключительно важную роль в разви­тии архитектуры восточнославянских народов.

Блистательное время Владимира Свято­славича, время укрепления единства Руси и выхода ее на мироную арену истории, успешной обороны от нати­ска печенегов и установления равно­правных отношений с Византийской империей померкло к концу его прав­ления. Процесс развития феодальных отношений неотвратимо вел страну к феодальной раздробленности, и ее пер­вые симптомы проявились в военном конфликте между Владимиром и его сыном Ярославом Новгородским. Смерть Владимира в 1015 г. послужи-

л а поводом для затяжкой, почти 10-летней феодальной войны, охватившей всю Русь, «первых времен усобицы», как называл это время автор (Слова о полку Игоревен И если борьба за киевский стол закончилась в 1019 г. победой Ярослава, то война с Мсти­славом Тмутараканскнм, в которой Ярослав потерпел в 1024 г. под Ли­ствен» м решительное поражение, при­вела в 1026 г. к раздроблению государ­ства: Правобережье Днепра и Новго­род остались за Ярославом, а Лево­бережье н Тмутаракань были отданы Мстиславу. В Пскове сидел Судислав, в Полоцкой земле хозяйничали Изя-славичи, в Новгороде правила феодаль­но-боярская верхушка. К тому же, над Русью опять нависла печенежская угроза. С начала 1030-х годов печене-

Битва с печенегами в 1036 г. на «ноле вне града», где в 1037 С, был заложен Софийский собор. Миниатюра Радзи вилловской летописи.

ги, теснимые с востока торками и по­ловцами, устремились на запад и уси­лили натиск на южные границы Руси. Ярослав в 1032 г. срочно начинает строительство новой оборонительной линии по реке Рось, южнее Владими­ровой оборонительной линии по реке Стугне. Строятся десятки крепостей, в том числе Корсунь и Юрьев (Белая Церковь). [ 1оследний становится клю­чевым опорным пунктом этой линии. Строительство городов вдоль Росп при­вело к концентрации в Киеве значи­тельных кадров мастеров, сыгравших, как можно предполагать, существен­ную роль в дальнейших строительных замыслах Ярослава Мудрого. В 1036 г. основные силы передвигав­шейся на запад печенежской орды осадили Киев. Поспешивший па Нов города Ярослав в тяжелейшей битве наголову разбивает врагов. Победи Руси над печенегами означала окончание почти столетней борьбы, истощавшей силы молодого государства, и была со-

бытием чрезвычайной важности. В тор­жественной записи под 1036 г. лето­писец писал: «И нобегоша печенези разно, и не ведяхуся, камо бежати... а прок их пробегоша и до сего дни» |86, с. 102], т. е. больше печенеги на Русь не нападали. В том же году произошло событие, ие менее валяное Для Руси: после смерти Мстислава Тмутараканского Ярослав Мудрый опять объединяет Русь вокруг Киева, став исамовластець Русьетой земли». Он срочно предпринимает меры по укреплению единства государства: рас­правляется с новгородским по.-адииком Константином, заключает в «поруб* Суднслава, ставит в областных центрах управителями своих сыновей, упорядо­чивает дела киевской метрополии, укрепляет международное значение

Центральная часть города Ярослава. Макет.

своей династии браками сыновей и до­черен с иноземными властителями и отстраивает свою столицу — Киев, ко­торому отныне суждено быть не толь­ко главным городом Руси, но и одним из крупнейших международных цент­ров, соперником «столицы мира? — Ко нстантннополл.

Под 1037 г. киевский летописец со­общает: * В лето 6545 г. Заложи Ярослав город великий, у него же града суть Златыя врата, заложи же п церковь святые Софья, митрополью. и по семь церковь на Золотых воротех святыя Богородица благовещенье по семь святаго Георгин ма насты рь и святыя Ирины [86, с. 102] и дальше:

• Ярослав же сей...любим бе книгам, п мкогы написа положи в Софье церк­ви, юже созда сам. У краен ю златом и сребром... И ины церкви ставляша по градом и по местам» (86, с 103]. Как считают все исследователи древне­русской архитектуры, в этой записи дана суммарная оценка строительной деятельности Ярослвва Мудрого. Рас­ходятся лишь во времени начала этой деятельности: некоторые исследователи на основании сообщения новгородских летописей и граффити на стене Софий­ского собора, которую они считают записью 1032 г., склонны датировать его заложение или 1017-м годом, или временем более ранним, чем 1037 г. Jib]. Однако внимательный и объектив­ный анализ летописных текстов, эпи­графических источников (надписей граффити на стенах Софийского собо­ра) и исторической обстановки време­ни правления Ярослава Мудрого дают все основания считать правдивым со­общение «Повести временных лет», уточнившей эту дату в предшествую­щем рассказе о битве под Киевом в 1036 г. «на месте, иде же строить ныне святая Софья митрополья русьская: бе бо тогда поле вне града» [86, с. 102]. Изображение детей Ярослава Мудрого взрослыми (старший сын Ярослава Владимир родился в 1020 г.), сообще­ния из византийских источников, под­тверждающих дату разгрома печенегов под Киевом в 1036 г., анализ архитек­турных форм собора и сроков его строительства и, наконец, факта нового объединения Руси в 1036 г. под нлпетью Ярослава Мудрого, что вызва ло необходимость в расширении сто­личного города и строительства «обще­русского религиозного центра» -- «Ми­трополии русьскон»,— убеждают нас в том, что наиболее аргументирован­ной датой строительства Киевской

Софии следует считать 1037—1044 гг.[1] На нагорном плато, в центре которого был построен Софийский собор, на­ходился обширный старинный некро­поль. Там возвышались языческие кур­ганы, в частности могила князя Дира, существовавшая, как свидетельствует летопись, еще во второй половине XI в. «за святою Ориною» — монасты­рем, построенным при Ярославе Муд­ром. Некоторые курганы этого могиль­ника сохранялись среди городской за­стройки еще в XIX в. Нагорное плато, а также территория, примыкающая к современному Креща-тику, площадью до 80 га, были отведе­ны дли новой части города в связи с бурным ростом Киева, особенно после объединения Руси в 1036 г. По мне­нию некоторых исследователей, тер­ритория Ста рок не веко го плато была заселена еще до этого времени и Яро­слав Мудрый лишь оградил уже сфор­мировавшуюся застройку [88, с. 87]. Но с одной стороны, это ле подтверждает­ся массовыми археологическими дан­ными, хотя наличие на этой террито­рии каких-либо отдельных поселений вполне вероятно. Во-вторых, характер планировки города Нрославв, свидетель­ствующий о цельном градостроитель­ном замысле, что соответствует тради­циям византийского и древнерусского градостроительства окружать укрепле­ниями свободные резервные территории при основании новых городов, под­тверждают правильность сообщения «Повести временных лет» о том, что до 1037 г. там было «поле вне града». Киевский детинец — город Владимн­

рв — почти со всех сторон имел есте-сгвеннме преграды — склоны гор и оврагов; город же Ярослава требовал более мощных оборонительных укреп­лений, поскольку с запади и с юга большие участки города оставались открытыми. Линия оборонительных укреплений города Ярослава шла по отрогам Старокиевской горы на запад от современной Владимирской ул. вдоль Большой Житомирской до Львовской площади, куда сходились улицы север­ной части города и где находились западные ворота, игравшие большую роль в жизни древнего Киева. Перед воротами располагались богатые тор­говые предместья. От вирот шел глав­ный городской тракт — «Дорожите» или • Дорогожичи», от которого развет­влялись пути на запад (чероз Белгород),

Застройка города Ярослава. Лядскне ворота. Макет.

север (Вышгород) и севере- восток (через Вы ш го род скую переправу). Обычно с этой стороны происходили бои за Киев:»бе бо на Дорогожичах земля нровию польятц«, как говорили киевляне. Ни современной Львовской площади были обнаружены остатки кузниц, находив шихся при выезде из Киева, как мож­но предполагать, тут же находился и главный торг Верхнего города. Далее оборонительные укрепления резко по­ворачивали ка юго-восток и шли по западным отрогам Старо кие веко го пла­то вдоль улицы Ярославов вал до Золо тых ворот, выходивших на заболочен­ную пойму реки Лыбедь. Предместий перед Золотыми воротами не было и важные пути через них не проходили: их сооружение больше носило харак­тер центра триумфального городского фасада, обращенного на юг, в сторону Царьгрнда.

От Золотых порот шла поперечная ма­гистраль города, очевидно, также за­думанная как главная улица города. Повернув от Золотых ворот на северо-восток, линия оборонителып^гх укрепле­ний спускалась к Крсщатой долине (современный Крещатик) и от нынеш ней площади Октябрьской революции, где находились восточные (Лядскне) ворота, поворачивала на север, под­нимаясь вверх к детинцу. От Лядских ворот начинался путь на юг и юго-во­сток к ВыдубсцкоЙ переправе. Л. М. Тверской считал, что строители города Ярослава не только определили очертание города, создав новые оборо­нительные укрепления, но и создали планировочную схему города в целом [109, с. 24—25].

В городе Ярослава четко прослеживает­ся ось, идущая с запада на восток от Золотых до Софийских ворот города Владимира (ее продолжением становит­ся главная улица детиици, ведшая от Софийских ворот до Бабиного Торжка) и намечается перпендикулярная ось с севера на юг (от Львовских до Ляд­ских ворот]. Ориентация осей на не­сколько градусов сдвинута от компас­ного направления не так называемый легкий восток, что свидетельствует о том, что разбивка города происходила в весеннее время (ориентация Софий­ского собора со значительным откло­нением на летний восток дает основа­ние предположить, что его закладке осуществлялась в разгар лета — в се­редине июня). Ось запад-восток соответ­ствует в настоящее время ориентации

Золотые ворота до реконструкции.

Владимирской улицы, а север-юг — улицам П. Осипенко и Калинина. Дли­на оси запад-восток около 800 м, а о участком улицы, идущей от Софийских до Киевских ворот,— около 1200 м. Длина оси север-юг от Северных ворот до кромки откоса, спускающегося В сторону Крещатика,— также около 800 м, а с участком Софийской улицы, спускающейся к площади Октябрьской революции (Крещатнку),— 1200 м. Не вызывает сомнения, что градостроите­ли, планировавшие город Ярослава, исходили из разработанной еще в античности, и в частности в римской ирхитектуре, системы, при которой две главные улицы («кадро» и «деку-манус») пересекаются под прямым углом. На этом пересечении обычно располагали главные композиционные доминанты города. Принцип этот соб-

Золотые ворота. Рисунки А. Всстер-фельда 1651 г.

людался и в византийском градострои­тельстве [33, с. 61]. Обращает на себя внимание постановки Софийского со­бора не в створе этих магистралей, а рядом с ним, но так, чтобы собор визуально открывался в перспективе. Это аналогично постановке Софийского собора в Константинополе по отноше­нию к створу главной улицы города — Меси. Л. М. Тверской отмечал не­сомненную зависимость от направлен­ности главной улицы Киева монасты­рей Ирины и Георгия, стоявших по бокам этой магистрали перед подхо­дом к воротам Софийского собора [109, с 25]. Вес это, бесспорно, свиде­тельствует о единовременном компози­ционном эадуме всего ансамбля горо­

да Ярослава и строительстве его трех монументальных зданий после плани­ровки новой части городя. Улицы, сходившиеся радилльно к за­падным (Львовским) и восточным (Ляд-ским) воротам, прослеживаются по старым планам Киева. Они сохрани­лись в этой части города до наших дней. При прокладке городских ком­муникаций удалось проследить и по­перечные направления древних улиц, например, на отрезке улицы Чкалова. Это дает основание считать, что плани­ровка города Ярослава была перекре­стно-рядовой, при которой улицы, ро­ди а льно сходившиеся к воротам, пере­секались поперечными переулками. Вся Площадь города Ярослава составляла 72 га и превосходила площадь города Владимира более чем в 7 раз [111, с. 57]. По сложившейся в древнерусском градо­строительстве традиции, при строитель­стве новых городов и обнесении их оборонительными укреплениями остав­лялись резервные территории. Вероят­но, так же было и при строительстве города Ярослава, в силу чего дальней­шая застройка города, и в частности его боковых улиц, складывалась по­степенно. Летописи отмечают наличие в городе Ярослава боярски^ дворов и в некоторых случаях уточняют их месторасположение: Киевского воеводы Коснячка (1068 г.), Бречислава, нахо­дившихся неподалеку от Софийских ворот, тысяцкого Глеба (1147 г.) — так­же неподалеку от Софийских ворот, у моста через крепостной ров детинца, Борислава (1151 г.) — в районе совре­менной Рейтарской улицы, где в 1979 г. были обнаружены остатки бо­гатых усадеб. Эти дворы, как и дворы

бояр в детинце, несомненно представ­ляли собой комплексы сооружений с высокими теремами, жилыми и хозяй­ственными помещениями и самостоя­тельными укреплениями — «хоромы» (как предполагают, от слова «хоро­ниться», т, е. защищаться), О том, что таким хоромам приходилось выдержи­вать осаду восставших киевлян, также неоднократно сообщают летописи. Как замечал Б. Д. Греков, «что ото, как не двор средневекового рыцари, сидящего в своем фамильном вооруженном гнез­де — замке?» (42, с. 42|. Мощность оборонительных сооружений города Ярослава намного превышала укрепления времени Владимира. Балы Ярославовых укреплений существовали до 1830-х годов и запечатлены на многочисленных старых рисунках. После перепланировки Старок невской части города они были срыты, и лишь в одном месте удалось с достаточной полнотой исследовать структуру укреп­лений XI в. В 1951 г. при прокладке Новопушкинской улицы в остатках древних валов были обнаружены дере­вянные срубы, сохранившиеся на срав­нительно большую высоту [44, с. 33— 46; 94. с. 91—99]. Некоторые сведения о Ярославовых валах дали нес ледова ния у Золотых ворот |35, с. 22—38]. В птличие от оборонительных укрепле кий времени Владимира, в стенах Кие­ва XI в. насчитывалось шесть рядов дубовых срубов — «городен». Каждый венец сруба состоял нз соединенных врубкой «в абло* поперечных бревен длиной около Тми продольных дли­ной до 19 м. Бревна иногда были оте­саны на шесть кантов, толщина их в среднем достигала 20 см, что свиде­тельствует о том, что деревья рубили в густых и высоких дубовых лесах. Сруб-городня состоял из 12 ячеек раз­мером около 3X3 м, заполненных лес­совым грунтом, который обычно бра­ли из откапываемых перед укрепления­ми рвов. Высота засыпанных землей городен в оборонительных сооруже­ниях города Ярослава достигала 11м; выше шли открытые внутрь деревян­ные клети, поверх которых на боевых площадках устраивались боевые бру­стверы с бойницами. В отличие от укреплений времени Владимира, где срубы городен с наружной стороны для предохранения от распада земли обыч­но укреплялись откосами из сырцовой кладки, более поздние оборонительные сооружения укрепляли земляными от­косами, внутри которых находилось еще три дополнительных ряда клетей меньшего размера, сложенных из тон­ких бревен и жердей. Эти клети пре­дохраняли откосы от осыпания и при­давали им большую крутизну. Как от­мечали исследователи, у Золотых ворот клети были более капитальными, ве­роятно, в связи со стратегической зна­чимостью места или особенностями ар­хитектуры сооружения. Можно предпо­ложить, что город ни ярусами спуска­лись к городу и с внутренней стороны строить их па всю высоту не было смысла. Как попадали на боевые пло­щадки, точно ответить нельзя: оче­видно, для этого со стороны города обо­рудовали замощенные деревянными бревнами пандусы-спуски, подобные тем, которые обнаружил Б. А. Рыбаков при исследовании замка XI в. в Любечс. О том, что верхние части клетей использовались для военных и хозяй­ственных целей, евндетсльстуют рас­копки многочисленных деревянно-зем­ляных приднепровских замков XI— XII вв., а также древнерусские пись­менные свидетельства, например, со­общение древнерусского письменно­го источника «Пролога» о том. что В «комарах» (кладовых) у Золо-

IIX ворот хранилась княжеская казна.

Высота оборонительных укреплений города Ярослава с заборолами дости­гала, в общей сложности, 16 м, шири­на — до 20 м, а но низу с откосами — до 27 м. По подсчетам, для сооружения 3,5-килоыетровой полосы укреплений необходимо было около 50 тыс. м^а ду­бового леса, около 630 тыс ы³ земли; на строительстве должны были рабо­тать беспрерывно в течение четырих лет более 1000 человек (111, с. 57]. Сроки этих раОот могли быть более сжатыми, если учесть, что после раз­грома и, вероятно, пленения печенегов Ярослав мог иметь в своем распоря­жении много дешевой рабочей силы. Нам неизвестно, были ЛИ в системе укреплений города Ярослава деревян­ные башни между пряслами стен. Боль­ше данных за то, что в XI в., как и в X, их на Руси еще не ставили: соору­жение таких башен, как считает Н. А. Рыбаков, было связано с появле­нием арбалетной стрельбы.

Сашин над воротами играли большую роль г. обороне города.Они были и Б оборонительных укреплениях киевско­го детинца н окольного града (городя Ярослава). Из трех ворог города Яро­слава, как показали последние архео­логические исследования, восточные (Лядские) и западные (Львовские) бы­ли деревянными. Их формы можно представить лишь гипотетически, на основании общих знаний о древнерус­ской деревянной оборонительной архи­тектуре.

Значительно больше данных имеется ч Золотых воротах: вп-первых, летопись сообщает, что над ними была построе­на Благовещенская надпратная цер­ковь; во-вторых, сохранились рисунки 1651 г. голландского художника А. Ве­стерфельда, изображающие руины Зо­лотых ворот с остатками перекрытий и частями надвратной церкви; кроме того, частично сохранились нижние части стен памятника, раскопанные в 1837 г. и восстановленные в продпола гаемом первоначальном виде в 1981 — 1982 гг. по проекту Е. В. Лопушнн ской. Этих данных достаточно, чтобы представить в общих чертах первона чальный облик этого сооружения. Структура Золотых впрот представ­ляется так. В рядах городен, возведен­ных уже па значительную высоту, был оставлен проезд шириной в 10,05 м. В проезде между двумя рядами клетей были возведены две степы смешанной кладкой с некоторыми особенностями: из кирпича и камня выкладывали лишь лицевую (обращенную к проезду) сторону, а промежуток между деревян­ными срубами н этой кладкой забучи­вали известковым бетоном, что не­сколько напоминает римскую технику бетонирования - тик называемую кон­кретную систему. На обращенных К валам поверхностях кладки хорошо видны следы от тесаных на шесть кап тон бревен срубов. Под подошвой фун­даментов стен обнаружена обычная для древнерусских построек конца X — XI вв. система деревянных колышков 36. с. 68]. Цоколь стен с обрезом в 25 см имел высоту около 75 см. Стены внутри проезда членились пилястрами. Ширина проезда ворот между пиля­страми составляла 6,4 м. Пилястры ни высоте около 10 м завершались арка­ми, на которых были возведены коро-бовые своды перекрытия. В трех цент­ральных членениях высота пят арок достигала 12,56 м, что, вероятнее всего, объясняется несколько повышенным над высотой боевых площадок уровнем пола надвратной церкви. На урпвнн около 5 м от древнего уровня проезда

видны ряды гнезд от толстых деревян­ных балок, насквозь пронизывавших толщу стен. Назначение этих балок точно не установлено, но наиболее ве­роятным можно считать, что они под­держивали боевой настил, подобный тому, который существовал в Золотых воротах во Владимире. Нв одной из миниатюр Радзнвнлловской летописи изображены ворота древнего Переясла-ва с боевым балконом над ними и за-боролами, стоящими на таком настиле. Остается неясным, как в киевских Зо­лотых воротах попадали на этот на­стил: возможно, туда вела лестница „ в толще несохранившейся части запад­ной стены |11, с. 52], как это было во Владимирских воротах. К первоначальной кладке стен проез­да ворот с двух сторон примыкают остатки добавочных стен, также рас­члененных пилястрами и выполненных кладкой, характерной для второй по-

ловины XI в. О том, что зги достройки сделаны после строительства ворот, свидетельствуют граффити на плоско­стях, которые были заложены кладкой. Высказывались различные предположе­ния о целях этих достроек (для устройства боевого настила взамен сгоревшего, для укрепления сводов проезда и т. п.), одпако еще этот во­прос исследователями не решен. Мало данных также и о том, какой была надвратная церковь Благовеще­ния. Летописи и позднейшие хроники говорят, что по ее типу были построе­ны Троицкая надвратная церковь Ле-черского монастыря (1108 г.) и церковь на Золотых воротах во Владимире (1164 г.). Вероятно, она представляла собой небольшой четырехстолпный кре-стовокупольиый храм, защищенный со сторон проезда ворот боевыми площад­ками с каменными бойницами. Некоторые сведения о церкви дали ис­следования Золотых ворот, проведен­ные в 1972 — 1973 гг. [36, с. 80—81]. Кубики настенной смальты и фрагмен­ты фресковой штукатурки свидетель­ствуют о том, что церковь была укра­шена моааикой и фресками. Обломкп керамических сосудов — голосников дают возможность предполагать, что в перекрытиях употреблялись облегчен­ные конструкции сводов и забутовок, п фрагменты кирпичей (плинф) с за­остренными и закругленными краями дают основание предположить наличие профилированных пилястр и поребри-кового (зубчатого) орнамента. Главным композиционным центром го­рода Ярослава был Софийский собор, сооружение которого являлось куль­минацией строительной деятельности Ярослапа Мудрого. Функционально со­бор был «митрополией русской», глав-

Софийскнй собор. Восточный фасад.

ним храмом государства, только что вновь объединенного под властью киев­ского князя.

Типологические черты здания в значи­тельной степени определялись его функциональным назначениям, что вы­разилось в больших размерах построй­ки, наличии всех канонических не­обходимых помещений, а также обшир­ных хор, галерей, башен и т. п. Архитектурно-художественный образ собора сформировался под воздей­ствием господствовавших в то время идей: это был памятник единства древнерусского государства, политиче­ского и идейного главенства Киева в Русской земле; это был также памят­ник окончательной победы над врагом, терзавшим Русь более столетия, по­ставленный на месте решающей битвы. Поэтому Софийский собор должен был решительно отличаться от обычных христианских церквей, даже таких как Десятинная церковь, и приближаться к той линии развития типов церков­ных зданий, которые обычно принято называть храмами мемориалами и в которых часто центрическая компози­ция преобладает над канонической церковной осевой направленностью. Это привело к созданию необыкновенно гармоничного, яркого и самобытного архитектурно-художественного произве­дения, столь точно выраженного сло­вами одного из участников и, возмож­но, одного из идейных руководителей создания Киевской Софии — выдаю­щегося писателя и публициста того времени Иллариона «...дом божий ве-ликый евятын его премудрости създа...яже церкви дивна и славна всем округниим страннм, яко же ина не обрятцется в всемь полунощп эемнеемь ото востока до запада. И славный град твои Кыев величьстпом яко венцем обложил...» 195, с. 168J.

Посвящение собора премудрости — Со­фии — это не только подражание сто­личному Константинополю, как обычно считают. В это посвящение вложен глубокий смысл, который хорошо рас­шифровывается большой надписью на греческом языке над грандиозным изображением Богоматери-Оранты в главной апсиде собора: «Бог посреди него (города); он не поколеблется: бог поможет ему с самого раннего утра». Эти слова перекликаются с античном представлением о богине мудрости Афи­не — «градохрапительннце», покровом своих рук защищающей от врагов го­род [2, с. 28—29].

Собор был заложен на наивысшей точ­ке Старокиевского плито и был виден со всех точек нагорного Киева, а так­же из Заднепровья и с Печерска. Раа-бивку здания производили на выров­ненной площадке, имевшей некоторый уклон (около 1,5 м) с запада на восток, что сказалось в дальнейшем на компо­зиции здания. Разбивка плана осуще­ствлялась без угломерных инструмен­тов (что привело к некоторым неточ­ностям в разбивке) при помощи шнура и колышков по принятой в византий-гкой архитектуре того времени систе­ме пропорциопирования. В качестве мо­дуля принят диаметр центрального купола мерой в 25 греческих футов — 7,7 м.

В дальнейшем сочетание рациона.чь­им* и иррациональных соотношений частей и целых чисел модуля доли все горизонтальные н вертикальные измерения здания [21, с. 58—61]. Собор относится к пятинефным кресто-вокупольным храмам, распространен­ным в византийской архитектуре сто­личной константинопольской школы, но прямых аналогий у него нет. Пели для константинопольской школы ха­рактерен так называемый сложный

к ресто во купольный тип (с парой стол­бов перед алтарной частью), то в киев­ском соборе применен простой тип (без этой пары), характерный для ви­зантийской провинциальной архитек­туры. Для киевского собора характер­на центрическая композиция: длнпа его центральной части ноч'ги равна ширине, с трех сторон его окружают два пояси галерей. Две башни у запад: кого фасада но характеру более близ­ки к романскому, чем к византийскому зодчеству. Крбщвтые столбы с сильно выраженными (до 75 см) лопатками также не харктериы для столичного логии лишь в ближневосточной архи­тектуре. Как увидим ниже, уже в пла-внзантпнекого зодчества и имеют ана-не здания и характере его разбивки сказались черты новаторства, прису­щие всей архитектуре собора. Фундименты собора свидетельствуют о явных исканиях строителей. Ленточ­ные фундаменты неглубоки (до 50 см) в центральной части и сложены на за­бутовке почти без применения раство­ра [62, с. 27; 52, с. 176—179J. Фун даменты под наружными степами, га­лереями и башнями — из бутового камня на известковом растворе с при­месью цемянки, их глубина колеблет­ся от 75 до 140 см. В отличие от рвов Десятинной церкви, фундаментные рвы Софийского собора укрепляли деревян­ной опалубкой, между которой засы­пали бут и щебень и заливали их раствором. Кладки из кирпичо и кам­ня начинались лишь поверх обреза. Под подошвой фундаментов системы колышков, характерных для Десятин­ной церкви, Золотых ворот и других древнерусских построек X—XI вв., лежней обнаружено не было. Колыш­ками лшиь укрепляли доски опалубки. Кладка стен собора велась рядами кирпича-плинфы из каолиновых глин

Софийский собор. Вид с запада.

размерами 37X27X3.5 см и 29Х18Х 3,5 см. Эти размеры значительно отли­чаются от кирпичей Десятинной церк­ви и дворцовых зданий детинца. Ряды ломаного неотесанного камня пере­межаются с 2—4 рядами кирпича по типу кладки с утопленными рядами. Раствор известковый с примесью це­мянки и песка (1:1:1). Консистенция раствора довольно плотная, в связи с чем толщина швов достигала 1.6— 2,5 см. Масса кладки требовала значи­тельного времени для просушки. Для крепости медленно схватывающихся масс кладки, а также для предотвра­щения осадочных сдвигов по всему периметру стен н бапабанов глав от обреза фундамента до верхних частей прокладывали системы ясестких свя­зей, состоящие из 3 —4 рядов брусьев сечением от 14 до 18 см, скрепленных в соединениях железными гвоздями. Простенки, столбы и своды клали без

применении кампя. Лекальные кирпи­чи сегментной формы, с заостренными и полукруглыми концами употребля­лись для кладки пилястр, тяг-лнзсноъ, восьмигранных столбов. Внешнюю сторону кладки обрабаты­вали затиркой с подреякий швов. За­тирку расчерчивали квадратами, ими­тируя кладку из квадров. Плоскости стен украшали орнаментами из постав­ленных на ребро и утопленных в клад­ку кирпичей — меандрами, крестами. Общий характер кладки собора, как и других древнерусских построек этого времени, близок к византийской строи­тельной технике XI в, [76, с. 9]. С большим мастерством выполнены своды и купола собора. Весьма интерес­ны конструкции мощных полукруглых арок аркбутанов в наружных гале­реях. Помещения первого яруса пере­крывались купольными и Коробовыми сводами, в перекрытиях второго яруса галорей зафиксированы крестовые сво­ды [18, с. 25—26]. Своды и купола сложены в один перекат толщиной до 40 см. Купола на две трети высоты выложены концентрическими кругами напуском, верхняя часть выполнена на кружилах. Купола Софии, как и дру­гих древнерусских построек Киева XI — начала ХП вв., имеют несколько параболическую форму, что в опреде­ленной степени сближает их с сирий­ской строительной традицией. Свод главного купола покрыт слоем известкового с цемянкой раствора и специальными лекальными плотно по­

догнанными друг к другу плннфамн, поверх которых на слое раствора были уложены свинцовые листы кровли [62, с. 29]. Листы кровельного свинца размером около 45X^0 см, толщиной 4—5 мм и весом до 16 кг неоднократ­но находили при раскопках древнерус­ских зданий. Свинец крепился к сво-дпм гвоздями.

В оконных проемах древнерусских зда­ний обычно ставились оконницы —> деревянные щиты с прорезанными круглыми отверстиями и вставленны­ми круглыми стеклами, В Софийском соборе обнаружена деревянная рама, в прямоугольные отверстия которой были вставлены круглые стекла. Большую роль в сооружении собора играл пирофил лито вый сланец, илп как его еще называют, розовый шифер.

Софийский собор. Фрагмент западного фасада. Рисунок А. В сете рфе льда 1651 г.

Этот легко раскалываемый на пласты и прекрасно поддающийся обработке резцом материал добывали под Овру-чем и в большом количестве привози­ли по роким в приднепровские города. Под пяты сводов и арок укладывали шиферные плиты и их выступающие края образовывали характерные для эпохи Киевской Руси карнизы; из плит делали ограды балконов, пред­алтарных преград, саркофаги, выстила­ли полы.

Строительство собора шло быстро, о чем свидетельствуют «дневные захва­ты* каменщиков, прослеживаемые в кладке стен. Возведение здания про­должалось не более трех-чвтырех се-

ясной и, вероятно, столько же заняли работы по внутреннему оформлению и отделке. Как можно предполагать, основные работы были закончены К 1042 г., а росписи и оформление могли продолжаться еще 2--3 года [65, с. 57). Впервые Софийский собор как закон­ченная постройка упоминается под 1051 г, («поставление» в нем митропо­лита Иллариона), а древнейшая дати­рованная настенная надпись, которую, бесспорно, можно отнести ко времени ее написания, повествует о громе 3 мар­та 1052 г. [34, с. 16—17]. Вопрос о мастерах, строивших Софий­ский собор, неоднократно поднимался в научной печати. Едва ли могут быть сомнения в том, что они принадлежали к византийской строительной школе. Правда, если летописец прямо указы­вает, что строительство Десятинной церкви нелось греческими мастерами, то в записи о строительстве Софий­ского собора об этом не говорится. Есть все основания считать, что роспи­си собора производились византийски­ми художниками, о чем свидетельств у ei также автограф одного из них, сделан­ный на греческом языке. Однако нам известны имена мастеров, строивших в 1045—1050 гг. новгородскую Софию — Крола, Пежка и Якимя — и художни­ков —■ Георгин, Сежира и Олисея [77, с. 57—58|. Надписи, сделанные по-русски, равно как и русские имена, могут свидетельствовать о том, что мастера были русскими. Высказыва­

лись мысли о том, что зодчие, начав­шие строить новгородскую Софию, при­ехали из Киева в 1045 г. после окон­чания работ по сооружению Киевской Софии [123, с. 211].

По результатам последних исследова­ний етапы строительства киевского Софийского собора можно представить так. Сначала строилась центральная часть собора с пятью нефами, завер­шавшихся на востоке апсидами, и двухъярусной галереей, окружавшей центральную часть с трех сторон. Вто­рой ярус галерей начали возводить несколько позже стен центральной части, однако на высоте около 2,5 м кладку вели уже одновременно и гале­реи перекрывали вместе с основной частью здании. Несколько позже, но до окончания возведения центральной

Софийский собор на плане Киева И. Ушакова 1695 г.

части, были построены одноярусные наружные галереи и южная башня с лестницей, ведущей на второй этаж. Галереи были образованы мощными полуарками — аркбутанами, сооружен­ными для укрепления центральной ча­сти. Над перекрытиями галерей был устроен балкон — «гульбище» — с вы­ходом на него из дверей, находящихся по центру ветвей архитектурного кре­ста, и из южной бпшни. Вскоре была построена северная башня для прямой связи северной половины второго яруса С выходом из собора. Вход на башни был снаружи вдапия: южной — с южного фасада, а северной—с запад­ного. Вскоре после окончания всей по-

стройки, очевидна, в связи с необхо димостью устройства княжеской усы­пальницы, проемы а восточной части северной галереи Были заложены. В середине или во второй половине ХЦ в., возможно в правление Иан-слава Мстиславича, в западной галерее рядом с южной башней была устроена крещальня и надстроены наружные однозтажные галереи, вероятно, о связи с необходимостью расширения помеще­ний для библиотеки и других потреб­ностей митрополии,

Б 1240 г. собор был разграблен и по­степенно начал разрушаться, хотя еще в 1280 г. в нем проходило богослуже­ние, функционировал он в XIV и

XV вв., хотя и не раз подвергался раз­граблению. Но в окончательное запу­стение собор пришел в XVT в. В конце

XVI в. один из очевидцев Писал о со­боре: *в таком однако, запущении это прекрасное здание, что кровли на нем нет, и он все более н более близится к уничтожению* [102, с. 23 — 24]. Особенно разрушили собор униаты. В 1605 г. ведавший собором поп Фи­липп «каменье тесаное па столбах и сходах разным людям пора с про да­вал» [52, с. 107]. В начале XVII в. рух­нула западная галерея. С 1632 г. по заданию Петра Могилы собор восста­навливает итальянский архитектор Октавняно Манчини. Работы продол­жались до 40-х годов XVII в., но за­кончены не были — слишком велики были разрушения. Судя по рисунку 1651 г. А. Вестерфельда, Маячили отремонтировал кровли и купола, по­крыл односкатными крышами галереи и украсил собор ренессанснымп деталя­ми — аттиками с волютами и скульп-

турами, поставил контрфорсы; запад­ная часть собора продолжала оставать­ся полуразрушенной. В конце XVII — начале XV1U вв. собоо восстанавли­вается заново и теперь уже приобре­тает барочные черты. Строят новые и надстраивают старые купола, надстраи­вают наружные галереи, здание пере­крывают стропильной крышей, фасады украшают деталями, характерными для русской архитектуры XVII в.,— в этой работе видно участие русских масте­ров.

Внутри собора были забелены древние росписи.

Следующей перестройке собор подверг­ся в 40-х годах XVIII ст. Его фасады

н главы были украшены барочными лепными орнаментами, значительно переделан интерьер — подняты полы, устроен новый иконостас, стены внутри покрыли новыми росписями. Собор приобретает облик, характерный для стиля украинского барокко XVIII в. В 1843 г. обнаруженные под поздней­шими наслоениями древние фрески были записаны масляной живописью, появился новый чугунный пол. В 1882 г. была заново построена в псевдовизаи-тийском стиле западная наружная га­лерея, в западном фасаде устроено огромное окно. В таком виде, в наряде многих эпох собор дошел до наших дней.

В результате многолетних исследова­ний мы с большой долей вероятности можем представить себе первоначаль­ный облик Киевской Софии. Как в любом произведении зодчества, осно­вой ее архитектурно-художественного образа является композиционный ва-мысел. В этом отношении немногие шедевры мировой архитектуры могут сравниться с такой удивительной гар­моничностью форм, какие присущи этому собору. Соотношения между отдельными частями сооружения по­добраны так, что собор, будучи не столь уже большим по своим абсолют­ным размерам (43X56 м по централь­ным осям, с апсидой и галереями), кажется как снаружи, так и внутри необыкновенно величественным и мо­нументальным. Композиция Киевской

Софии — это целая симфония форм, построенная на соотношениях больших и малых масс, ритмов аркад галерей, арочных оконных и дверных проемов, членящих фасады, плоских и профили­рованных пилястр, полуциркульных закомар. Композиция гармонично за­вершается поднимающимися один над другим сводами перекрытий и груп­пой из тринадцати глав — большой центральной, четырех средних и вось­ми малых,

Издали Софийский собор спокойно и величественно возвышался над окру­жающей застройкой. Его сложный си­луэт органически сочетается с разно­великими зданиями этой застройки, а пирамидальная композиция с н ара-Деталь южного фасада.

стающими кверху объемами подчерки­вает главенство собора во всем город­ском ансамбле подобно тому, как главенствовал над городом Софиийский собор в Константинополе. При прибли­жении к Киевской Софии начинали раскрываться ритмические построения, составляющие важнейшую часть архи­тектурно-художественного образа зда­ния. Широкие открытые аркады наруж­ных одноэтажных галерей, окружаю­щих собор с трех сторон, построены на торжественной метрнчностн одина­ковых арок. Их ход замедляется пло­скими пилястрами, членящими фасады галерей, и прерывается в центральных членениях фасадов тройными аркада­ми, акцентирующими входы в собор

Деталь барабана центрального купола.

С западной, южной и северной сторон, и останавливаются двойными аркадами в угловых членениях галерей. Горизон­тальная линия парапета, ограждающая балкон над наружными галереями, завершает композиционную тему пер­вого яруса. Эту же тему в ином, более спокойном ритме продолжают фасады второго яруса внутренних галерей. В отличие от сильных свето-тсневых эффектов, создаваемых на первом ярусе открытыми проемами, которые при­дают композиции здания объемно-пространственный характер, в фасадах второго яруса доминируют плоскости стен. Эти плоскости завершаются полу­циркульными закомарами, образован­ными крестовыми и полуциркульными с распалубками сводами наружных га­лерей. Вместе с тем, тяжелые мону­ментальные плоские лопатки пилонов первого яруса во втором ярусе усту­пают место профилированным пиля­страм, зрительно облегчающим стены фасадов. Чем выше поднимается взгляд, тем стремительнее нарастает ритм ком­позиции в тройных повышениях сво­дов над главными ветвями архитектур­ного пространственного креста, в фор­мах малых и средних глав, с их арочным завершением и мощной, бо­гато декорированной центральной гла­вой, пр