Тематический модуль 4: Элокуция классической риторики

Тема 1. Тропы.

Красота и образность речи не только привлекают внимание к сказанному, но делают высказывания яснее и осязаемее. Как известно оратор и его речь должны быть максимально понятными для аудитории. А красивая, образно оформленная речь – это то, что поймет и оценит каждый, вне зависимости от уровня интеллекта и социального статуса.

Образная речь возникает еще на ранней стадии развития человечества. Ярким примером тому служит эпос, а также множество пословиц и поговорок. Все подобные образцы народного слова содержат риторические фигуры. И это вполне закономерно, ведь риторический троп дает возможность усилить впечатление от сказанного с помощью голоса, мимики и жестов.

Все тропы, по классификации О. В. Петрова, делятся на количественные и качественные. К первым могут быть отнесены все случаи, когда различие между традиционным именованием объекта и фактически употребленным словом должно рассматриваться как количественное: оратор преувеличивает или преуменьшает называемый объект. Тропы количества имеют две разновидности: гиперболу и мейозис.

Тропы качества в общем сводимы к следующим трем наиболее распространенным видам: метафора, ирония, метонимия.

Метонимия ( древнегреч. «переименование») – троп, механизм речи, состоящий в регулированном или окказиональном переносе имени с одного класса объектов или единиц на другой класс или отдельный предмет, ассоциируемый с данным по смежности. Метонимия – это перенос имени с одного объекта на другой, он основан на сходстве, между объектами. Если какие-либо предметы связаны между собой некоторым образом, то имя каждого из них может быть использовано вместо имени другого. Так, могут переименовываться явления и процессы, связанные причинной зависимостью.

Например, вместо «читаю Булгакова», редко в бытовой речи можно услышать «читаю произведения, напи­санные Булгаковым», «Выпить напиток в чашке» вместо «Выпить чашку».

Суть этих переименований в том, что метонимия как бы сосредоточивает наше внимание на предметах, более для нас понятных.

Мария Новохацкая была владелицей имения в 3000 десятин земли. Ф. Н. Плевако в речи, про­изнесенной в защиту братьев Новохацких, использовал метонимию, чтобы обыграть этот факт.

«Когда Марию Новохацкую увезли в Москву лечить, кто-то пи­сал на имя жены Вейгнера, что Новохацкую увезли в сумасшедший дом. При этом в письме писалось прямо: «спасите ее 3000 десятин, ее имение из рук братьев». (Плевако Ф.Н. Речь в защиту Новохацких.)

Подобное использование метонимии, когда владелец отождествляется с его собственностью, было оправдано обстоятельствами дела: за Марией Новохацкой охотились женихи, для которых девушка ассоциировалась только с ее богатством.

В речи против Гая Верреса Цицерон также использует метонимию:

(3) «Если вы вынесете ему строгий и беспристрастный приговор, то авторитет, которым вы должны обладать, будет упрочен; но если его огромные богатства возьмут верх над добросовестностью судей, я все-таки достигну одного: все увидят, что в государстве не оказалось суда...» (Цицерон М.Т. Речь против Гая Верреса в суде, первая сессия)

Гай Веррес был богат, с помощью подкупа он пытался повлиять на судей. Цицерон, используя метонимию, говорит о том, что на судей воздействуют огромные богатства, а имя «Веррес» даже не упоминает. В этом же отрывке содержится пример другого вида метони­мии, когда характеристики «предмета» заменяют сам «предмет»: Цице­рон говорит не о судьях, а об их добросовестности и честности.

Известным и частым видом переименования в риторике является си­некдоха (древнегреч. – подразумеваемость). Многие теоретики риторикиназываютсинекдохуразновидностью метонимии. В метонимии объект сравнивают преимущественно по качеству, а в синекдохе – по количеству.

Синекдоха – это переименование, в котором владелец заменяется его собственностью. В синекдохе подобное переименование предполагает однородность объектов сопоставления и представляет собой отношение части и целого:

«А пуще всего, Павлуша, береги копейку». (Н.В. Гоголь.). В данном примере копейка – это часть, а деньги – целое.

В суде часто звучит фраза: «Защита требует оправдания подсу­димого». Если при этом имеется в виду просто «защитник», то в данном предложении также используется синекдоха: целое заменя­ет собой часть.

Синекдоху использовал в своих речах видный адвокат Ф. Н. Плевако:

«Этот скачок обвинения не оправдывается судебным следствием, хотя понятно, зачем он сделан. Дело в том, что обвинитель не может по своему произволу карать деяния людей и подвергать их наказанию» (Плевако Ф.Н. Речь в защиту Новохацких.)

Метафора (древнегреч. " перенос») – троп, механизм речи, состоящий в употреблении слова, обозначающего некоторый класс предметов, явлений и т.п. для характеристики или наименовании объекта, входящего в другой класс, либо наименование другого класса объектов, аналогичного данному в каком-либо отношении.

Метафора – одна из самых распространенных фигур речи. В ней образ одного явления представляет другое явление. В основе создания метафоры лежит сходство между сравниваемым. Метафоры очень часто употребляются в самых различных стилях и областях риторики. Этот троп используется при создании терминологии, например, для описания технических приспособлений: ручка, мост, дужка, каретка, мышка. В бытовой речи стереотипные метафоры превращаются в шаблонные выражения и фразеологизмы: прожигать жизнь, золотое сердце, железные нервы, райская жизнь.

Метафоры используют знакомые носителям языка образы и наименования для называния неизвестных нам вещей, процессов и явлений. Метафора поэтического слова может складываться не только из одного слова или словосочетания, например, «крик ветра», «вой ветра»:

Когда ты болеешь, все мы больны,

Байкал, - ты хрустальная печень страны!

(А. Вознесенский)

Метафора в речи употребляется для того, чтобы придать большую наглядность сказанному, воздействуя на эстетические чувства и эмоции слушателей. П. С. Пороховщиков (П. Сергеич) писал: «Известно, что все мы по привычке говорим метафорами, не замечая этого. Они так понятны для окружающих и так оживляют разговор, что мы всегда охотно слышим их в чужих речах. Аристотель говорит: в прозе хороши только самые точные или самые простые слова или метафоры.

Не следует скупиться на метафоры. Я готов сказать: чем больше их, тем лучше; но надо употреблять или настолько привычные для всех, что они уже стали незаметными, как например, рассудок говорит, закон требует, давление нужды, строгость наказания, и т. п. - или новые, своеобразные, неожиданные. Не говорите: преступление совершено под покровом ночи; цепь улик сковала подсудимого; он должен преклониться перед мечом правосудия. Уши вянут от таких речей. А удачная метафора вызывает восторг у слушателей».

Доказывая необходимость употребления метафор, известный русский юрист П. С. Пороховщиков писал, что речь, полная только сухими и очень логичными рассуждениями, не может удержать и поразить людей непривычных; она исчезает из памяти присяжных, как только они входят в совещательную комнату. Однако эффектные картины, красота и эмоциональная сила не даст присяжным забыть не столько смысл, сколько впечатление от сказанного. П. С. Пороховщиков пишет: «Следует не только описывать факты, но изображать их подробности так живо и образно, чтобы слушателям казалось, что они почти видят их; вот отчего и поэт и художник имеют так много общего; поэзия отличается от красноречия только большей смелостью и увлечением; проза имеет свои картины, хотя более сдержанные; без них обойтись нельзя; простой рассказ не может ни привлечь внимание слушателей, ни растрогать их; и поэтому поэзия, то есть живое изображение действительности, есть душа красноречия».

Античные ораторы выделяли четыре вида метафоры. Такое различие сохраняется и в русской риторике:

1. Один одушевленный объект заменяется другим, также одушевленным. Например, Тит Ливий говорит, что Катон непрестанно лаял на Сципиона.

2. Вместо одной неодушевленной вещи употребляется другая, также неодушевленная:

На проселочную глину

Отсыревшая земля

Отпечатывает шину

В виде зубчиков Кремля.

Беспредельная Россия,

Что за ангел иль ОРУД

Эту дактилоскопию

На дорогах разберут?

(А. Вознесенский)

3. Вместо объектов одушевленных употребляют неодушевленные:

На путях трамвай искрит и злится,

Хочет провода перекусить…

Как раскаяться? Кому молиться?

У кого прощения просить?

(В. Костров)

4. Для характеристики вещей неодушевленных употребляют выражения, присущие одушевленным существам:

Расступись, о старец-море,

Дай приют моей волне...

(М.Ю. Лермонтов.)

Подобная поэтическая метафора считается наиболее предпочтительной, поскольку, оживляя неодушевленное, поэт и оратор делают речь ди­намичной и образной. Однако употреблять метафору в речи необходимо умеренно, что подтверждается печальным опытом риторики барокко.

Многовековая практика показала, что избыточное употребление метафор в речи, делает высказывание запутанным, затруднительным для понимания, львиная доля усилий аудитории уходит на понимание услышанного.

В судебной речи нельзя использовать так же смелые метафоры, такие как в поэзии, а в речи политической или рекламной с метафорами следует обращаться крайне осторожно. Одно из главных правил употребления метафоры: надо помнить, что любая фигура речи только словесная форма мысли и эмоции, а форма всегда должна соответствовать содержанию.

В судебном красноречии необходимо избегать и стереотипов и штампов в метафоре. Иронизируя по этому поводу, П. С. Пороховщиков утверждал, что если в деле имеются вещественные доказательства, можно заранее сказать, что обвинитель или защитник назовут их «бессловесными уликами» или «немыми свидетелями».

Сходство между сравниваемыми предметами, на основании которого создается метафора, должно быть ясным и четким, а не отдаленным и трудным для восприятия. Нарушение этого правила приводит к использованию вычурных метафор, которые не проясняют, а даже затемняют смысл сказанного.

Нельзя, например, соединять две разнородные метафоры для описания одного предмета. Несообразность такого сочетания очевидна из следующего примера: «вооружиться против моря несчастий». Сказанное нереально и трудно представимо и, услышав подобное, человек просто запутывается в сети противоречий. Для того, чтобы избавиться от подобных ошибок, говорящему нужно постараться представить описываемую с помощью метафор картину, как будто бы он художник и переносит сказанное на холст. Противоречащие друг другу тропы тогда легко обнаружатся.

Обычно рекомендуют не слишком растягивать метафоры. Если же оратор чересчур долго останавливается на сходстве между предметами, которое служит основанием для образования метафоры, и излагает его тщательно и подробно, то тогда метафора превращается в аллегорию.

Аллегория – это выражение общей отвлеченной идеи через конкретный образ. Классическим примером аллегории является стихотворение М. Ю. Лермонтова «Парус...» – фактически сплошная аллегория.

Белеет парус одинокий

В тумане море голубом

Что ищет он в стране далекой?

Что кинул он в краю родном?

М. Ю. Лермонтов

И метафора, и аллегория диктуют необходимость сравнения объектов, о которых идет речь. В случаях, когда можно заменить один объект другим, используется метафора, когда же использование метафоры кажется слишком рискованным, прибегают к сравнению.

Сравнение – это сопоставление двух явлений для пояснения одного при помощи другого. Сравнительный оборот обычно создается при помощи сравнительных союзов как, словно, подобно или же творительным падежом. Например: «Под ним Казбек, как грань алмаза, снегами вечными сиял». (М. Ю. Лермонтов); «Лед неокрепший на речке студеной, словно как тающий сахар, лежит». (Н. А. Некрасов);

И он придет, как вождь народный,

Как бури радостный раскат,

И в песне пламенной свободной

И наши песни зазвучат.

(А. Маширов)

Наряду с простыми сравнениями, в которых два явления сближают по какому-то общему для них признаку, используются сравнения развернутые, в которых сопоставляются многие сходные черты: «Всякое должностное, начальствующее лицо представляется мне в виде двуликого Януса, поставленного в храме на горе: одна сторона Януса обращена к закону, к начальству, к суду, она ими освещается и обсуждается…; другая сторона обращена к нам, простым смертным, стоящим в притворе храма, под горой». (П. А. Александров.)

В риторике разработаны также общие рекомендации по употреблению сравнений. Приведем важнейшие из них:

1. Сравнения используемые для пояснения чего-либо, должны быть более ясными, понятными и привычными для аудитории, более, чем объясняемый предмет.

2. Сравниваемые предметы на первый взгляд должны казать­ся совершенно различными.

Не следует сравнивать предметы, имеющие очевидное сходство между собой или относящиеся, как говорят логики, к близким предметным областям. Например, нельзя говорить, что «лев как пантера»: оба названия лежат в одной предметной области и включаются в определение «кошачьи»; такое сравнение будет простым и ненужным.

3. Сравнения должны быть ориги­нальны, иначе они скучны. Нельзя использовать сравнения, которые стали литературными штампами или разговорными шаблонами. Таковы, скажем, сравнения мужчины с орлом, красивой девушки – с распустившейся розой.

Гипербола – это преувеличение каких-либо свойств или качеств описываемого предмета.Частотакие утверждения противоречат реальности, однако гиперболы популярны не только в художественной литературе, но и в обыденной речи. Преувеличения в просторечье порой воспринимаются как словесные штампы, они переходят в ранг фразеологизмов: «солнце встает», «бел как мел», «тысячу раз говорил» и т.п.

Гипербола разделяется на два вида (по принципу употребления) один – создает описание, другой – выражает чувства и переживания. В риторике более употребительными являются последние. Человеческие чувства и страсти (любовь, страх, удивление, ненависть, гнев, печаль и т.д.), предполагают возможность преувеличения и тогда вызывают у слушателей необходимое понимание и сочувствие. Такая гипербола часто воспринимается ими как нечто естественное. А гипербола описательного характера характерна для фольклора и народного творчества.

Гипербола преувеличивает какие-то свойства объекта, но это делается не с целью ввести в заблуждение того, кому она адресована, а например, чтобы вызвать восхищение или смех.

Гиперболы широко использовал в своем творчестве Н. В. Гоголь: «шаровары шириною с Черное море», «редкая птица долетит до середины Днепра».

В современном ораторском искусстве к гиперболам прибегают редко (прежде всего потому, что это предполагает некий отход от истинности), а античные ораторы широко использовали данный троп в своих речах, и сегодня ещё остающиеся образцами красноречия. Вот характерный пример:

«Повторяю, проснись и выдохни винные пары. Или чтобы тебя разбудить, надо приставить к твоему телу факелы, если ты засыпаешь при разборе столь важного дела?» (Цицерон М. Т. Вторая филиппика против Марка Антония.)

Использовали гиперболу и мастера судебного красноречия.

«Вычеркните статью из Свода, вырвите обычай из правовых убеждений страны, тогда ставьте в вину им их заботу, а пока – братья, везущие больную сестру на излечение, мать, желающая счастья дочери и препятствующая безумному браку, – не злодеи, и подсудимым место не здесь, а там, среди добрых сограждан, в стороне от сплетников...» (Плевако Ф. Н.).

В данном отрывке гипербола употребляется вместе с метафорой и иронией. Действительно, ведь слушателя к гиперболе надо подготовить. Оратор не должен начинать с гиперболы – аудитория может не понять и тем более по достоинству оценить иносказание.

Мейозис – это логическая и психологическую противоположность гиперболы, намеренное преуменьшение объекта речи и его характеристик («мужичок с ноготок»). Однако, по сравнению с гиперболой, психологическая структура мейозиса более сложна и утонченна. Говорящий обращается к способности аудитории понять его игру: он намеренно скромен и сдержан, но надеется на адекватную оценку того несоответствия, в котором находятся утверждение и реальный предмет. Например, когда о предстоящих больших затратах кто-нибудь скажет, что «дело влетит в копеечку», то здесь использован мейозис.

Мейозис часто путают с гиперболой. На самом деле мейозисом называют только преуменьшение нормального или большего, чем нормальное. Поэтому назвать хорошее или отличное нормальным – это значит употребить мейозис. Если же объект действительно невелик, незначителен, неудовлетворителен, а языковая характеристика усиливает и подчеркивает эту незначительность – это гипербола. Например, когда говорящий хочет сказать, что расстояние велико, то используя выражение «как до неба», он употребляет гиперболу.

В судебном выступлении мейозис может оказаться очень эффективным средством воздействия на слушателей. Вот как, например, его использовал А. Ф. Кони, для того чтобы вызвать у присяжных недоверие к показаниям убийцы отца Иллариона, иеромонаха Александро-Невской Лавры. Подсудимый утверждал, что совершил убийство, не имея заранее обдуманного намерения.

«По его словам, он взял отца Иллариона, человека здорового и высокого роста, за ворот. Тот его оттолкнул. Тогда подсудимый взял «ножичек», как он выразился весьма нежно, и стал его колоть!» (Кони А. Ф.)

Мейозис может быть выражен разнообразными языковыми средствами. Исключение составляет специфическая разновидность мейозиса – литота, имеющая строго определенную логико-грамматическую форму. В основе литоты лежит двойное отрицание: небесполезный, небезопасный, не без повода. В соответствии с логикой, двойное отрицание равняется утверждению (полезный, небезопасный), однако очевидно, что выражение-литота имеет другой оттенок значения по сравнению с утверждениями.

К литоте относится также отрицание, которое добавляется к слову или выражению, имеющему отрицательные признаки (плохой – неплохой, злой - недобрый), а также при замене какого-либо выражения на противоположное, к которому добавляют отрицание, например вместо «согласен» говорят «не возражаю».

Вот пример литоты, взятой из речи Ф. Н. Плевако:

«Ребенок сохранил и другую черту материнскую – нелюбовь к блеску и роскоши». (Речь гражданского истца в защиту интересов опеки А. В. Мазуриной.) Здесь слово «отвращение» заменяется «нелюбовь».

Перейдем теперь к рассмотрению также популярного в речи стилистического приема как ирония. Ирония – это стилистический прием, основанный на переименовании по контрасту, подразумевающее прямую противоположность двух объектов.

Понятие «ирония» в литературоведении является довольно расплывча­тым, и назвать его существенные признаки трудно. Дело в том, что ироничным может быть не только какое-то одно высказывание, но и целое художественное произведение. В качестве примера можно привести рассказы М. Зощенко, М. Задорнова и др. Что касается тропа, имеющего такое же название, то в переводе с древнегреческого ирония означает притворство. Ирония – это отрицание, облекаемое в форму согласия или одобрения. Оно основано на иносказании, когда истинным смыслом высказывания оказывается противоположный ему, подразумеваемый. Используя данный троп, говорящий стремится продемонстрировать пропасть между произносимым текстом и настоящим мнением автора. Если в метафоре переименование предметов производится на основе сходных черт, то в иронии – на основе противоположности переименовываемых объектов. Иными словами, вместо необходимого слова используется его антоним. Обычно ирония используется в высказываниях, имеющих оценочный характер. Например: «Отколе, умная,бредешь ты, голова?» – обращение лисицы к ослу в басне И. Крылова.

Ирония в судебной речи вполне допустима. Ею пользовались как античные, так и русские ораторы. Например, в речи П. А. Александрова в защиту В. Засулич, совершившей акт покушения, известный адвокат говорил так: «Всё замерло в тревожном ожидании стона; этот стон раздался – то не был стон физической боли – не на неё рассчитывали: то был мучительный стон удушенного, униженного, поруганного, раздавленного человеческого достоинства. Священнодействие свершилось, позорная жертва была принесена!.. (Аплодисменты, громкие крики: браво!)».

Сложное слово «священнодействие» употреблено явно в ироничном смысле. По материалам дела было известно, что бесчеловечное и формальное полицейских властей с подсудимой привели к безумному поступку – покушению на генерала. Слово «жертва» само по себе не сочетается с эпитетом «позорная», однако несочетаемое сочетается, тем самым усиливается эффект иронического. Оратор усиливает его гиперболой «священнодействие» – и антоним создан. Итак, используемые оратором слова являются антонимами заложенных новых значений. Противоположность между тем, что думает оратор, и тем, что он говорит, очевидна.

Тема 2. Фигуры мысли

Наряду с тропами для организации языкового сообщения используют фигуры мысли. Фигура мысли – это речевой прием, который отличается от традиционных, действуя как усиливающее впечатление средство.

Фигуры мысли по выполняемым функциям разделяются на:

• фигуры убеждения.

• фигуры украшения.

• фигуры эмоционального воздействия.

1. Фигурами убеждения считаются следующие:

• Риторический вопрос – это утверждение или отрицание с вопросительной и восклицательной интонацией.

Например: А судьи кто?

• Каскад вопросов, которые ставятся один за другим.

• Оратор сам задает вопрос и тут же сам на него отвечает.

• Предварение или предупреждение вопроса уже готовым ответом. Например: Сразу же возникает вопрос…Ответ на него будет таким…

• Сообщение, где оратор словно советуется со слушателями и пускается ради них в рассуждения.

• Говорящий делает вид, что растерян и не очень ориентируется в том, о чем следует говорить, а о чем умолчать. Впечатление искренности и правдивости достигнуто.

• Concessio – озвучивается утверждение оппонента, из которого затем выводится следствие, свидетельствующее о недостатках исходного утверждения.

2. К фигурам украшения относят ряд таких речевых приемов оратора:

• «Характеристика» используется в судебной и публицистической риторике. Характеристика описывает действующие лица речи: она должна быть яркой, логически последовательной и подтвержденной фактами.

• Sermocinatio. Оратор виртуально исполняет роль действующего лица в описываемых событиях. Он не абстрагировано рассказывает о произошедшем, а словно бы сам участвует в них.

• «Параллель». В тексте речи проводится сопоставление явлений, предметов, лиц и т.д. Это наглядная демонстрация всех преимуществ и недостатков сравниваемых объектов.

• «Картина» – эффект от произнесения речи, который служит для создания ощущения сиюминутности происходящего. Оратор рисует события так, словно бы они происходят на глазах слушателей.

3. Фигур эмоционального воздействия в риторике насчитывается довольно много. Рассмотрим основные из них.

• Обращение – риторическая фигура. В отличие от традиционного обращения оратор делает специальную интонационную паузу и лишь после обращается к аудитории.

• Восклицание – риторическая фигура, которая складывается из нескольких восклицаний. Этой фигурой оратор пользуется, чтобы поделиться с аудиторией своими эмоциями.

• Умолчание – это нарочно незаконченное суждение, которое стимулирует слушателей самостоятельно додумывать услышанное и делать выводы. Умолчание используют в случаях, когда оратор из этических или поэтических соображений не может закончить свою мысль публично.

• Усиление или наращение – оратор повторяет одну мысль несколько раз, придавая ей разную словесную форму. Каждое повторение закрепляет содержание речи в памяти аудитории и приводит к пониманию важности информации.

• Желание – это выраженное словесно стремление что-либо сделать или почувствовать. Обычно это стремление обусловлено необходимостью добиться справедливости или избежать ошибок.

• Олицетворение – приписывание неодушевленному характеристик и возможностей одушевленного.

• Приемы, создающие впечатление импровизированной речи: наличие искусственных оговорок и исправлений; пауза для поиска, вроде бы потерянной мысли; нарочитое незнание какого-либо обстоятельства.