Восток как социокультурный и цивилизационный феномен

С древних времен и до наших дней Восток неизменно привлекал к себе внимание философов, поэтов, художников, путешественников необычностью и загадочностью своей истории, культуры, религии, но прежде всего тем, что именно он стал колыбелью человеческой цивилизации. Еще древние римляне говорили: «Ех Oriente Lux» («Свет с Востока»).

В интересующем нас контексте Восток – это историко-культурологическое, цивилизационное понятие, позволяющее говорить о двух различных типах культуры – восточной и западной, о том, как возникала дихотомия Восток–Запад, что ее породило. Обращение к культурному наследию древних цивилизаций, концентрирующих знания и опыт наших далеких предков, помогает ответить на поставленные вопросы.

Как известно, история культуры началась на Востоке. В плодородных долинах и предгорьях Ближнего Востока зародились древнейшие очаги мировой цивилизации. Правда, специалисты расходятся во мнениях относительно того, была ли ближневосточная зона антропогенеза (происхождения человека) единственной. Так, Л.С. Васильев считает, что именно здесь около 40 тысячелетий назад появились первые люди типа homo sapiens, миграция которых в различные регионы послужила основой появления многочисленных расовых типов [1, с. 14]. По мнению К. Ясперса, древние культуры возникли почти одновременно в трех областях земного шара. Это, во-первых, шумеро-вавилонская, египетская и эгейская культуры VI тыс. до н.э.; во-вторых, доарийская культура долины Инда III тыс. до н.э. (связанная с Шумером); в-третьих, оставившая скудные следы архаическая культура Китая II тыс. до н.э. [12, с. 70].

Определенные сложности возникают в процессе установления хронологии и периодизации истории Древнего Востока. Прежде всего это связано с тем, что в каждой стране существовали свои весьма несовершенные способы определения прошедшего времени. Например, в государствах Двуречья было принято обозначать годы по выдающимся событиям (война, строительство), а в Египте счет лет велся по периодам царствования каждого фараона и возобновлялся с каждым новым правлением. Кроме того, хронологические рамки периодов радикальных трансформаций не совпадают для различных регионов и стран Древнего Востока. Для учебных целей можно руководствоваться наиболее распространенной периодизацией древних обществ:

I этап – складывание классового общества и государства, ранних форм этого общества (конец IV – конец II тыс. до н.э.);

II этап – период расцвета древних обществ, наивысшего развития рабовладельческих отношений (рубеж II-I тыс. до н.э.– конец I тыс. до н.э.);

III этап – упадок древних обществ, появление черт перехода к феодализму (I–V вв. н.э.).

Таким образом, история древних цивилизаций Востока охватывает огромный период, хронологические рамки которого можно условно обозначить так: верхняя граница – с IV по III тыс. до н.э., нижняя граница между древностью и средневековьем (достаточно условная) – примерно V в. н.э.

В последнее время историки все чаще настаивают на том, что эпоху древности следует подразделять на две части: раннюю и позднюю. Важнейшими характеристиками ранней древности являются:

• существование соседской общины, сохраняющей в той или иной мере право собственности на землю и контроль над ней;

• общинная психология;

• общинные политеистические религии;

• номовое, или территориальное, государство;

• патриархальное рабство наряду с другими формами зависимости.

Для поздней древности характерны следующие признаки:

• распад общинной земельной собственности;

• утрата общинами (кроме храмовых городов) самоуправления;

• развитие индивидуализма;

• возникновение мировых монотеистических религий;

• возникновение мировых держав – империй;

• рабство классического типа.

Указанные выше признаки по-разному проявлялись в различных регионах, но главные различия все же были между древними культурами Запада и Востока. Первыми это заметили греки. Столкнувшись с персами и египтянами, они увидели серьезные расхождения в понимании ими человека, его места в мире, человеческой свободы.

Аристотель в своей книге «Политика», анализируя различные формы государственной власти, особо вычленяет тиранию, определяя ее как «деспотическую монархию». И хотя тирания и деспотизм были хорошо известны грекам по своим правителям, все же понятие «деспотия» связывалось прежде всего с Востоком, в частности с персидской династией Ахеменидов. Позднее, уже в XIV в., в Европе появилась концепция «азиатского деспотизма», которая тесно связывалась с отсутствием частной земельной собственности и правовых гарантий личности, а начиная с XVI в. символом такого положения стала Османская империя с присущими ей неограниченной властью султана и произволом администрации.

В дальнейшем среди европейских мыслителей свой вклад в анализ восточных обществ внесли французские просветители Ф. Вольтер, Ж.-Ж. Руссо, Ш. Монтескье, А. Смит, Г. Гегель, К. Маркс, А. Тойнби, М. Вебер, К. Ясперс и др.

К. Марксу принадлежит историческое высказывание, которое позднее породило немало дискуссий об особом восточном обществе, а также способствовало появлению концепции азиатского способа производства: «В общих чертах азиатский, античный, феодальный и современный буржуазный способы производства можно обозначить как прогрессивные эпохи экономической общественной формации» [6, с. 7]. Следует заметить, что после выхода в свет первого тома «Капитала» термин «азиатский способ производства» в работах К. Маркса не встречается, однако как в отечественной, так и в зарубежной марксистской литературе неоднократно возникали дискуссии по названной проблеме. Перечислить все высказывания, концепции и доводы невозможно. Назовем лишь основные из них.

• Концепция азиатского способа производства как особой формации, существовавшей параллельно рабовладельческой формации. Ее путь развития предопределен географическими условиями, потребностью в искусственном орошении и централизованной власти деспотического характера (сторонники этой точки зрения – Е.С. Варга, В.В. Струве с некоторыми оговорками).

• Концепция «вторичной» формации, т.е. единой формации, лежащей между первобытно-общинным строем и капитализмом, в рамках которой первобытное общество может в дальнейшем пойти по одному из трех путей – рабовладельческому, феодальному или азиатскому, представляющему сочетание двух первых (сторонники этой точки зрения – Л.С. Васильев и И.А. Стучевский).

• Концепция единства процесса исторического развития человечества. Ее разделяют многие отечественные историки. Признавая множественность путей развития древнего общества, они не видят в них разные общественно-экономические формации и разные способы производства, а считают, что это лишь варианты одного и того же древнего способа производства (сторонники этого направления – И.М. Дьяконов, В.Д. Неронова и др.) [5].

К концу XIX в. исследователи древнего мира стали понимать, что европейская история, на которую они ориентировались, не должна быть эталоном для изучения всей древности. Необходимо преодолеть европоцентризм, расширить кругозор в ходе изучения всего древнего мира, преодолеть схематизм и отдать должное своеобразию развития и уникальности каждой цивилизации. В этом смысле чрезвычайно интересной и плодотворной является теория осевого времени К. Ясперса [12], дающая возможность понять, что различия между Востоком и Западом не носят абсолютного характера. Обращение к концепции Ясперса позволяет выяснить специфику Востока с точки зрения его развития в древности и до наших дней, а именно установить причину исчезновения великих культур древности, просуществовавших целые тысячелетия.

Согласно К. Ясперсу, «осевая эпоха» – это время между 800 и 200 гг. до н.э. В данный период возникают духовные движения в Китае, Индии, Палестине и Древней Греции, сформировавшие тот тип личности, который существует и в настоящее время. Главной отличительной чертой «осевой эпохи» является прорыв мифологического миросозерцания, составляющего духовную основу «доосевых культур». На смену политеизму и мифологическому сознанию приходят мировые монотеистические религии и философия. Человек как бы впервые пробуждается к ясному мышлению, проявляет недоверие к непосредственному опыту и эмпирическому знанию. Он осознает конечность своего существования, ставит «философские вопросы бытия» и создает идеи и образы, которые помогают ему выжить, т.е. создает религии спасения, рационализирует свое существование. В этих условиях мышление, рефлексия, рациональность побеждают мифологические образы, эмпирический опыт, т.е. логос побеждает миф.

Пробуждение духа является, по Ясперсу, началом подлинной общей истории человечества. «Осевое время» служит тем масштабом, который позволяет определить историческое значение отдельных народов. К «осевым народам» Ясперс относит те народы, которые совершили духовный прорыв от мифа к логосу и продолжили свою историю,– китайцев, индийцев, иранцев, иудеев и греков.

Некоторые народы великих культур древности не вышли за рамки мифологического мышления, не смогли прорваться за пределы непосредственного существования и оставались такими же, как прежде. Достигнув значительных успехов в области организации государственной и общественной жизни, в архитектуре и искусстве, они все же были обречены на медленное умирание и перерождение, как это произошло с Месопотамией и Египтом.

Культуру Египта и Вавилона можно сопоставить с культурами Китая на ранней стадии его развития и Индии в III тыс. до н.э., но не Китая и Индии вообще. В последнем случае имеем дело с определенными типами культур, а именно индо-буддийским и конфуцианско-даосистским, которые сложились уже на основе духовного прорыва в «осевое время», когда стали ощутимы безграничные возможности человеческого духа, человеческого познания.

Характерно, что почти одновременно в Китае, Индии и на Западе в течение немногих столетий произошел этот духовный прорыв, связанный с именами Лао-Цзы и Конфуция в Китае, Будды в Индии, Заратустры в Иране, Илии, Исайи и др. в Палестине, Парменида, Гераклита в Греции.

Теория «осевого времени» Ясперса позволяет увидеть, что такие специфические особенности восточных культур, как традиционализм, неподвижность и т.п., в большей степени относятся к «доосевому времени», как и целый ряд других особенностей традиционных обществ, собственно и составляющих, воплощающих феномен Востока.

Традиционным можно назвать такое общество, которое воспроизводит уже имеющиеся экономические и духовные отношения на протяжении длительного времени. Оно характеризуется определенными особенностями, основные из которых:

• неизменность социально-экономического уклада; новаторство почти отсутствует или играет в данном обществе подчиненную роль;

• сакрализация власти правителя и возникновение феномена власти-собственности; абсолютная власть порождает абсолютную собственность, неограниченное право ею распоряжаться;

• основная производственная единица – земледельческая община, привязанная к водным артериям, что требует коллективных усилий и организации совместной деятельности;

• деспотическое государство с развитым централизованным бюрократическим аппаратом. Резкое поляризирование общества на привилегированные слои, причастные к аппарату власти, и простых производителей;

• господство общинных связей, коллективизм. От рождения судьба человека определяется принадлежностью к социальной группе (касте, роду, сословию, общине и т.п.). За социальной группой закрепляется вид деятельности и профессия, что позволяет без особых изменений технологии и орудий труда усложнить деятельность за счет специализации. Это – эффективный способ организации коллективной деятельности;

• мировосприятие человека в традиционном обществе, определяемое мифом, магией и религией, что характеризует неотделимость человека от окружающей живой природы и собственной телесности. Природное и социальное воспринималось как единое, неразрывное и гармоничное.

Указанные особенности находили свое конкретное воплощение в каждой из древнейших цивилизаций Востока в той или иной мере. Именно эти особенности и обусловили возникновение дихотомии Восток – Запад. И с этой точки зрения Восток стал восприниматься уже не как географическое понятие, а как иной мир, предполагающий свои законы, порядки, логику существования. Поэтому со времен античности начинает осознаваться разница между европейским и неевропейским миром, причем анализ различий между европейским и неевропейским общественным устройством первыми осуществили европейцы, заложив тем самым основы востоковедения как науки.

1. 5 ВОПРОС Из истории культуры речи в России.

Культура речи — распространённое в советской и российской лингвистике XX века понятие, объединяющее владение языковой нормой устного и письменного языка, а также «умение использовать выразительные языковые средства в разных условиях общения»^[1]. Этим же словосочетанием обозначается лингвистическая дисциплина, занимающаяся определением границ культурного (в вышеприведённом смысле) речевого поведения, разработкой нормативных пособий, пропагандой языковой нормы и выразительных языковых средств.

В культуру речи, помимо нормативной стилистики, включается регулирование «тех речевых явлений и сфер, которые ещё не входят в канон литературной речи и систему литературных норм»^[1] — то есть всего повседневного письменного и устного общения, включая такие формы, как просторечие, различного рода жаргоны и т. п.

В других лингвистических традициях (европейской, американской) проблема нормирования разговорной речи (пособия типа «как надо говорить») не обособляется от нормативной стилистики, а понятие «культура речи», соответственно, не употребляется. В языкознании восточноевропейских стран, испытавшем во второй половине XX века влияние советской лингвистики, употреблялось в основном понятие «культура языка».

История понятия[править | править вики-текст]

Плакат у средней школы в г.Янчжоу призывает прохожих говорить на китайском литературном языке и культурно выражаться

Нормативная стилистика развивалась в России задолго до революции под античным, немецким и французским влиянием (начиная уже с грамматик Ломоносова; наиболее развёрнутым пособием в начале XX в. была книга В. И. Чернышёва «Правильность и чистота русской речи», 1911)^[1]. Однако, понятие «культура речи» и близкое к ней понятие «культура языка» возникают лишь в 1920-е годы в связи с появлением новой советской интеллигенции и с общей послереволюционной установкой на то, чтобы «массы» «овладевали рабоче-крестьянской (пролетарской) культурой», важной частью которой была борьба за «чистоту русского языка» (обычно с опорой на соответствующие высказывания Ленина). Книга под названием «Культура языка» написана Г. О. Винокуром (2-е издание в 1929), о «культуре русского языка» в 1930-е годы писалС. П. Обнорский. Обычным термин «культура речи» становится после войны: в 1948 выходит книга Е. С. Истриной «Нормы русского литературного языка и культура речи», а в 1952 году создаётся сектор культуры речи Института русского языка АН СССР и его возглавляетС. И. Ожегов, под редакцией которого с 1955 по 1968 г. выходят непериодические сборники «Вопросы культуры речи». Этому понятию посвящены теоретические работы В. В. Виноградова 1960-х годов, Д. Э. Розенталя и Л. И. Скворцова 1960—1970-х годов, в это же время появляются попытки отграничить его от термина «культура языка» (под которой предлагают понимать прежде всего свойства образцовых литературных текстов).

Теоретические положения[править | править вики-текст]

Владение «культурой речи» советские теоретики разделяли на «правильность речи» (соблюдение литературной нормы, определяемой категорически: например, недопустимость вариантов вроде одел пальто или сколько время?) и «речевое мастерство» (умение выбора наиболее стилистически уместных, выразительных или доходчивых вариантов); в этом последнем случае варианты характеризуются не как «правильный или неправильный», а оценочно — «лучше или хуже» (ср. нежелательность я кушаю, а не я ем, или я сумел в смысле «смог»).

Идеальным эталоном культуры речи признаётся литературный язык, понимаемый прежде всего как язык художественной литературы. Культуре речи противопоставляется влияние диалектов, просторечия, засорение речи излишними заимствованиями, словесными штампамии «канцеляризмами» (особую известность получило публицистическое понятие «канцелярит», введённое Корнеем Чуковским в книге «Живой как жизнь»).

Крайностями, между которыми находится культура речи, считаются пуризм, ведущий к «отрыву от народной почвы, живых процессов национального языка»^[1] и «антинормализаторство» (отрицание необходимости вмешательства в языковой процесс).

Суждения о культуре речи, содержащиеся в советских лингвистических работах, обычно содержат много идеологических и философских деклараций: она связывается с общей культурой человека, любовью к языку, культурными традициями народа, достоянием социалистической культуры (название книги Скворцова 1981 г.) и т. п.

Культура речи как языковая политика[править | править вики-текст]

Культура речи в понимании ведущих советских теоретиков подразумевает не только теоретическую дисциплину, но и определённую языковую политику, пропаганду языковой нормы: в ней решающую роль играют не только лингвисты, но и педагоги, писатели, «широкие круги общественности». Просветительская деятельность в области языковой нормы носила в СССР весьма широкий характер: велась передача всесоюзного радио «В мире слов» (с 1962), детская передача «Радионяня», выходил телевизионный альманах «Русская речь» (с 1966).

Культура речи — распространённое в советской и российской лингвистике XX века понятие, объединяющее владение языковой нормой устного и письменного языка, а также «умение использовать выразительные языковые средства в разных условиях общения». Этим же словосочетанием обозначается лингвистическая дисциплина, занимающаяся определением границ культурного (в вышеприведённом смысле) речевого поведения, разработкой нормативных пособий, пропагандой языковой нормы и выразительных языковых средств.

В культуру речи, помимо нормативной стилистики, включается регулирование «тех речевых явлений и сфер, которые ещё не входят в канон литературной речи и систему литературных норм» — то есть всего повседневного письменного и устного общения, включая такие формы, как просторечие, различного рода жаргоны и т. п.

В других лингвистических традициях (европейской, американской) проблема нормирования разговорной речи (пособия типа «как надо говорить») не обособляется от нормативной стилистики, а понятие «культура речи», соответственно, не употребляется. В языкознании восточноевропейских стран, испытавшем во второй половине XX века влияние советской лингвистики, употреблялось в основном понятие «культура языка» (нем. Sprachkultur, болг. езикова култура и т. п.) /

Культу́ра ре́чи —

1) владение нормами устного и письменного литературного языка (правилами произношения, ударе­ния, слово­упо­треб­ле­ния, грамматики, стилистики), а также умение исполь­зо­вать вырази­тель­ные средства языка в различных условиях общения в соответ­ствии с целями и содержанием речи; 2) раздел языкознания, исследующий проблемы нормализации (см. Норма языковая) с целью совершен­ство­ва­ния языка как орудия культуры.

В зарубежном языкознании в общем значении часто употребляется термин «культура языка» (ср. нем. Sprachkultur или Sprachpflege, чеш. jazyková kultura, словац. jazyková kultúra, болг. езикова култура,польск. kultura języka и т. п.). Однако в отечественном языкознании существу­ет тенденция разгра­ни­чи­вать понятия «культура языка» (когда имеются в виду свойства образ­цо­вых текстов, закреп­лён­ных в памятниках письменности, а также выразительные и смысловые возмож­но­сти языко­вой систе­мы) и «культура речи», под которой понимают конкретную реализацию языковых свойств и возмож­но­стей в условиях повседневного и массо­во­го — устного и письмен­но­го — общения. Но такое термино­ло­ги­че­ское разграничение не является пока обще­при­ня­тым. Особое понимание К. р. представ­ле­но в теории и практике «языкового существо­ва­ния» современной Японии, направленных на активную рационализацию речевых действий (сфер и актов коммуникации), повышение их эффектив­но­сти.

Понятие К. р. (в 1‑м значении) включает в себя две ступени освоения литературного языка: правиль­ность речи, т. е. соблюдение литературных норм, воспринимаемых говорящими и пишущими в качестве «идеала» или общепринятого и традиционно охраняемого обычая, образца, и речевое мастерство, т. е. не только следование нормам литературного языка, но и умение выби­рать из сосуще­ству­ю­щих вариантов наиболее точный в смысловом отношении, стилистически и ситуатив­но уместный, выразительный и т. п. Высокая К. р. предполагает высокую общую культуру человека, культуру мышления, сознательную любовь к языку.

Центральное понятие теории К. р. — норма языка. Основной задачей К. р. (во 2‑м значении) являет­ся изучение объективных языковых норм (на всех уровнях языка) в их отстоявшихся формах, противо­ре­чи­ях, в возникающих тенденциях и т. п. с целью активного воздействия на языковую обще­ствен­ную практику (см. Языковая политика).

Проблемы языковой нормы как функционального, лингвосоциологического и конкретно-истори­че­ско­го понятия активно разрабатывали представители пражской лингвистической школы. Они разграничили «узус» (речевой обычай) и «литературный язык», а также «норму» (объективные прави­ла) и «кодификацию» (научное описание, практическое закрепление этих правил), функцио­наль­ность, т. е. соответствие языковых средств целям общения, и связанная с ней объективная вариант­ность нормы (см. Вариантность) составляют основу научной пробле­ма­ти­ки К. р. Норма динамически соотно­сит­ся с узусом, традицией употребления и структурой литературного языка. Успехи созна­тель­ной нормализации языка зависят от соблюдения условий, сформулированных Пражским лингви­сти­че­ским кружком: 1) способ­ство­вать стабили­за­ции литературного языка. Стремление к стабилизации литературного языка не должно приво­дить к его нивелировке; 2) не углублять различий между устным и письменным языком; 3) сохранять варианты и не устранять функциональных и стилистических различий.

Современная К. р. — это теоретическая и практическая дисциплина, обобщающая достиже­ния и выводы истории литературного языка, грамматики, стилистики и других разделов языкознания с целью воздействия на языковую практику. К. р. как наука оказывается смежной с нормативной грамматикой и стилистикой. Однако в отличие от нормативной стилистики учение о К. р. распространяется и на те речевые явления и сферы, которые не входят в систему литературных норм (просторечие, терри­то­ри­аль­ные и социальные диалекты, сленги, жаргоны и арго и т. п.). В теории К. р. высшей формой национального языка признаётся литературный язык; язык художественной литературы — в лучших своих образцах — закрепляет и накап­ли­ва­ет, как в сокровищнице, культурные достижения и традиции народа.

Нормализация включает в себя стихийные и сознательные процессы отбора нормативных реали­за­ций в условиях их общественной оценки. Соотношение стихийности и сознательности в ходе нормали­за­ции отдельных литературных языков зависит от характера исторических условий их форми­ро­ва­ния, наличия или отсутствия длительной литературно-письменной традиции (старопись­мен­ные и младо­пись­мен­ные литературные языки) и т. п. Сознательность и целе­на­прав­лен­ность нормализации прояв­ля­ет­ся ярче там, где есть значительные расхождения между нормами письменного и устного общения и где, следовательно, есть необходимость в их взаимном сближении.

Научная языковая нормализация проходит в борьбе с двумя крайностями: пуризмом и анти­нор­ма­ли­за­тор­ством. Пуризм (франц. purisme, от лат. purus — чистый) — стремление очистить литературный язык от иноязычных заимствований, разного рода новообразований, от элементов внелитературной речи (диалектизмов, просторечия и др.). Положительные стороны пуризма связаны с заботой о разви­тии самобытной национальной культуры, обращением к богатствам родного языка, его лексико-семанти­че­ским и слово­обра­зо­ва­тель­ным ресурсам. Отрицательные стороны пуризма — субъективность его последователей, неисторичность, непонимание поступа­тель­но­го развития языка. Пуризм ретро­спек­ти­вен (при отрицании новых фактов признаётся то, что уже закрепилось в языке) или прямо консерва­ти­вен (отказ даже от освоенных и употребительных заимствований, стремление заменить их новообразованиями из исконных корней и морфем).

Пуризм характерен для времени становления национальных литературных языков, он прояв­ля­ет­ся также в периоды важных общественных событий (подъём демократического движения, революции, войны и т. п.) и связанных с ними значительных сдвигов в языке (главным образом в лексике), когда язык быстро и наглядно изменяется, вбирая много заимствований, неологизмов, стилистически пере­стра­и­ваясь, и т. п.

Антинормализаторство — это отрицание необходимости сознательного вмешательства в языко­вой процесс и процесс научной нормализации. Сторонники антинормализаторства обычно высту­па­ют с субъективных, вкусовых позиций при оценке фактов языка.

Вопросы К. р. встают особенно остро в периоды становления национальных литературных языков, формирования системы литературных норм, что может быть связано с противо­дей­стви­ем иноязычному влиянию, неравноправным двуязычием, а также с процессами различных социальных преобразований. С развитием национальных литературных языков литературные нормы стабилизируются, происходит их усложнение: увеличивается избирательность, вариа­тив­ная дифференцированность и т. п. В условиях социалистического общества нормализация (кодификация) литературных норм происходит на широкой социальной основе, при активном участии научной, педагогической, писательской общественности и широких слоёв образованных носителей литературного языка.

Особая роль в становлении и развитии К. р. принадлежит реформаторам литературных языков (напри­мер, В. С. Караджич в сербскохорватском языке, Й. Добровский, Й. Юнгман в чешском, Л. Штур всловацком языках), а также авторитетным в языковом отношении учреж­де­ни­ям, например Француз­ской академии (основана в 17 в.) или Академии Российской.

Важную роль в нормализации литературного языка и развитии теории К. р. занимает лексико­гра­фия, главным образом нормативные толковые, орфографические, орфоэпические, учебные, грамма­ти­че­ские и другие словари, а также специальные словари «правильностей», «трудностей» и т. п.

В истории русского языкознания вопросы нормализации литературного языка разработаны впервые М. В. Ломоносовым, заложившим основы нормативной грамматики и стилистики русского языка. Разра­бот­ка этой проблематики продолжалась в трудах А. Х. Востокова, Ф. И. Буслаева, К. С. Аксакова, Я. К. Грота, А. А. Потебни и других. Расцвет сравнительно-исторического языкознания во 2‑й половине 19 в. привёл к значительному отходу русских языко­ве­дов от теоретических проблем К. р. В конце 19 — начале 20 вв. была широко распро­стра­не­на концепция А. А. Шахматова, выводившего вопросы нормали­за­ции языка за пределы акаде­ми­че­ской лингвистической науки. Исклю­че­ни­ем явилась книга В. И. Чернышёва «Правиль­ность и чистота русской речи. Опыт русской стилистической грамматики» (1911).

Интенсивные изменения русском языке в советское время, потребности национального языкового строительства повысили интерес языковедов к проблемам К. р. и научной норма­ли­за­ции. Работы Г. О. Винокура, Е. С. Истриной, С. П. Обнорского, А. М. Пешковского, Д. Н. Ушакова, Л. В. Щербы, Л. П. Якубинского, а позднее Р. И. Аванесова, С. И. Ожегова, Ф. П. Филина и других сыграли большую роль в установлении современных литературных норм в области произношения и ударения, грамма­ти­ки, стилистики и словоупотребления. Особое значе­ние для теоретических разработки вопросов К. р. и нормализации современного русского языка как самостоятельного научного направления имели труды В. В. Виноградова.

Развитие науки о К. р. основывается на признании советскими языковедами принципиальной возмож­но­сти регулировать социальную речевую деятельность и эффективно решать актуальные вопро­сы нормализации и языковой политики при понимании объективности законов форми­ро­ва­ния норм литературного языка. Задачи научной языковой политики состоят в том, чтобы удерживать литера­тур­ную речь на высшем уровне современной культуры и книжно-письменной традиции и в то же время не допускать ее отрыва от народной почвы, живых процессов развития национального языка.

Вопросы К. р. в условиях национально-русского двуязычия решаются с учётом национальных особен­но­стей конкретных языков, характера интерференции на разных этапах овладения русским литера­тур­ным языком.

В различные периоды развития общества на первый план выдвигаются свойственные этому этапу пробле­мы К. р. В эпоху научно-технической революции особенно остро встают вопросы упорядочения научно-технической терминологии, рационализации и кодификации языка науки (научного стиля), а также проблемы совершенствования языка массовой информации (печать, радио, телевидение и др.).

К. р. как общественная наука предполагает широкое лингвистическое воспитание и стили­сти­че­ское просвещение масс, внедрение в школьную практику достижений современного языкознания. В СССР издаются серии книг и брошюр научно-популярного характера о культуре русской речи и нацио­наль­ных языков. С 1962 ведутся передачи Всесоюзного радио «В мире слов» — ответы на письма радио­слу­ша­те­лей о русском языке. С 1967 выпускается теле­ви­зи­он­ный альманах «Русская речь». При Инсти­ту­те русского языка АН СССР с 1967 издаётся научно-популярный журнал «Русская речь», ведётся справочная телефонная «Служба русского языка». В массовой печати («Литературная газета» и др.) организованы постоянные рубрики, посвя­щён­ные практическом вопросам К. р. В работе по повышению К. р. активно участвуют писатели, журналисты, педагоги. Многие советские писатели (М. Горький, А. Н. Толстой, К. А. Федин, М. А. Шолохов, Л. М. Леонов, Ф. В. Гладков, К. И. Чуковский, Л. В. Успенский, А. К. Югов и другие) были инициаторами и участниками дискуссий о языке на страни­цах газет и журналов.

1. 6 ВОПРОС Этика и культура поведения. Профессиональная этика