Соратник Ленина

XX век, пожалуй, самый динамичный и бурный в истории человечества и в то же время — самый слож­ный и противоречивый, породил целый ряд полити­ков и государственных деятелей, снискавших себе особое место, на самой вершине политического Олимпа. Но, к сожалению, исторические портреты многих героев давно минувших лет часто изготовля­ются по сложившимся стереотипам, грешат против действительности.

Не случайно еще Маркс указывал на необходи­мость правдивого изображения политических вождей. «Было бы весьма желательно, — писал он, — чтобы люди, стоявшие во главе партии движения... были, наконец, изображены суровыми рембрандтовскими красками во всей своей жизненной правде». Остается надеяться, что все же когда-нибудь придут талантли­вые исследователи и литераторы с незамутненным взглядом, которые смогут найти краски, подобрать нужную палитру для воссоздания объективного обра­за Сталина, и как политика, и как человека. И канут в прошлое «исторические» опусы, построенные на рос­сказнях всякого рода Дурмашкиных, которые исполь­зуются как серьезные доказательства при создании антисталинских «теорий»*.

Говоря о Сталине, нельзя игнорировать тот факт, что его становление происходило в эпоху жесткой, бескомпромиссной классовой борьбы, которая в пол­ной мере отразилась на его характере. И поиск про­стых и прямолинейных решений при анализе его по­ступков и действий обречен на неудачу. Ответить на вопросы, связанные со Сталиным, поможет только диалектический метод исследования.

Сталин — сын своего времени. И это время оказало решающее значение на выбор жизненного пути чело­века, имя которого навеки вошло в историю.

Он родился 21 декабря 1879 года. Если бы станов­ление Иосифа Джугашвили происходило в другое вре­мя, в другую эпоху, его наверняка бы затянуло нето­ропливое течение патриархальной жизни и его удел вряд ли бы серьезно отличался от участи большинства его сверстников, получивших духовное образование. Вполне возможным был и такой сценарий: с малых лет — ученичество, а затем работа сапожником. Имен­но на этом настаивал его отец, который твердил: «Я — сапожник, и мой сын тоже должен стать сапожни­ком». Такой взгляд отца на воспитание сына порож­дал в семье Джугашвили конфликты, которые отдель­ные биографы Сталина совершенно необоснованно связывают с возникновением у него мстительности и других отрицательных черт характера.

* Дурмашкин, по некоторым сведениям, был приятелем вто­рого секретаря Ленинградского обкома партии Чудова и на этом основании любил рассуждать о причинах убийства Кирова. — Прим. ред.

Оставим это на совести сочинителей. Для нас важно, что Сталин с юных лет связал свою судьбу с профессиональной революционной деятельностью. Что на это повлияло? Стоит отметить, что с детства у Сталина формировалось обостренное чувство спра­ведливости. Он мечтал стать писарем и помогать обиженным людям в составлении прошений и жа­лоб. Эта наивная мечта детства отражает свойства ха­рактера, которые в более позднем возрасте получили свое развитие в духовном училище и семинарии: в за­щите бедных и униженных он видит главный смысл сво­ей жизни. Позднее во всей своей деятельности во гла­ву угла он всегда будет ставить интересы народа, простых людей.

Но главное, что подвигло Сталина стать на путь революционной борьбы, — это объективные условия, которые в конце XIX — начале XX века коренным об­разом меняли судьбы людей.

Первое — это развитие капитализма, а вместе с мим — выход на арену политической борьбы рабоче­го класса. Второе — это распространение марксизма в России. И, наконец, — соединение рабочего движе­ния с марксизмом.

Капитализм разрушал патриархальную замкну­тость той среды, в которой формировался Сталин, резко менял образ жизни народов Кавказа. В своей работе «Развитие капитализма в России», написан­ной в 1899 году, Ленин отметил те процессы, которые происходили в этом крае: «Страна, слабо заселенная в начале пореформенного периода или заселенная горцами, стоявшая в стороне от мирового хозяйст­ва и даже в стороне от истории, превращалась в стра­ну нефтепромышленников, торговцев вином, фаб­рикантов... Рядом с процессом усиленной колони­зации Кавказа и усиленного роста его земледельче­ского населения шел также (прикрываемый этим ростом) процесс отвлечения населения от земледе­лия и промышленности. Городское население Кав­каза выросло с 350 тыс. в 1863 г. до ок. 900 тыс. в 1897 г. (все население Кавказа возросло с 1851 г. по 1897 г. на 95%)».

При этом, как отмечает Ленин, число рабочих, за­нятых в горной промышленности, с 1877 по 1890 год здесь увеличилось впятеро.

Россия в конце XIX века уверенно выходит в ми­ровые лидеры по добыче нефти. Наряду с городами, в которых преобладало мелкобуржуазное население, в Закавказье вырастает крупный промышленный центр — Баку, город, сыгравший большую роль в формировании Сталина как революционера. На этот район в 1901 году приходилось 50 процентов мировой и 95 процентов российской добычи нефти.

Зная эти цифры, нетрудно понять главную при­чину оккупации Баку английскими интервентами в 1918 году, оставившую страшную зарубину — звер­ский расстрел двадцати шести бакинских комиссаров после падения там советской власти. Через несколько лет подобная ситуация возникнет вновь, только к Ба­ку уже будут рваться фашистские орды.

В целом по России в 1860 году численность рабо­чего класса составляла около 365 тысяч человек, а в 1897 году пролетариат насчитывал в своих рядах уже 1,5 миллиона человек. С ростом его численности вы­явилась важная российская особенность — полное бесправие промышленных рабочих. Их труд долго не регламентировался законом. Рабочий день в 1900 го­ду официально составлял в среднем 11,2 часа, однако фактически он длился 14 или 15 часов. Заработная плата была в два-три раза ниже, чем в большинстве стран Западной Европы, и в четыре раза меньше, чем В США.

Все это было в полной мере, даже еще в более рель­ефном проявлении капиталистической эксплуатации и бесчеловечности, свойственно и Закавказью, где распространение марксизма осуществлялось русски­ми революционерами, находившимися там в ссылке.

Была в революционном движении Грузии и своя особенность: местная буржуазия формировалась в ос­новном из людей негрузинской национальности. По­этому революционная работа рассматривалась ее участниками как неотъемлемая часть борьбы грузин­ского народа за свою свободу. Это способствовало быстрому распространению марксизма, который оказывал большое влияние не только на рабочий класс, но и на патриотически настроенную грузин­скую интеллигенцию.

Много лет спустя в своей речи на XIX съезде КПСС, ставшей, по сути дела, его политическим за­вещанием, Сталин провозгласит принцип органичес­кого слияния классовой борьбы за социализм с борь­бой за национальную независимость и суверенитет, за демократические права и свободы трудящихся.

...Несомненная одаренность Сталина — важная особенность, имевшая в формировании его личности куда более серьезное значение, чем принято считать. Если быть точнее, эта сторона его натуры в последнее время, по уже упомянутым причинам, как правило, замалчивается. Но как можно не обратить внимание на то, например, что в юности Сталин писал прекрас­ные стихи. Стихи, которые публиковались, и первые из них — в газете «Иверия», выходившей под редак­цией известного грузинского писателя Ильи Чавча-вадзе. Получившее особое признание стихотворение «Рафаилу Эристави» было включено в юбилейный сборник, посвященный этому выдающемуся поэту Грузии. Еще в 1907 году стихотворение вошло в книгу «Грузинская хрестоматия, или Сборник лучших об­разцов грузинской словесности».

Как и всякий образованный грузин, Сталин пре­клонялся перед Шота Руставели, его «Витязем в тиг­ровой шкуре». По воспоминаниям современников, он сам рисовал портреты Руставели, других грузин­ских писателей.

В детстве Сталин зачитывался приключенчески­ми книгами Жюля Верна, Майн Рида, Густава Эмара, позднее познакомился с произведениями Шекспира, Шиллера, Гейне, Бальзака, Гюго, Гиде Мопассана. Но больше всего он любил русскую литературу, особенно произведения Пушкина, очень ценил Чехова, хорошо знал Толстого, Гоголя, Салтыкова-Щедрина.

Сталин почти не расставался с книгой, в молодо­сти друзья его даже порой обижались, что из-за чте­ния он уделял им недостаточно внимания.

В 1925 году у него, как у генерального секретаря, появилась личная библиотека, которая ежегодно по­полнялась сотнями книг. Но для нас интересен не сам факт ее возникновения, а важнее другое — пер­вые книги в ней подбирались и классифицирова­лись по указанию самого Сталина, который собст-венноручно составил перечень разделов библиоте­ки. Вот лишь часть из них: философия, психология, социология, политэкономия, финансы, промыш­ленность, сельское хозяйство, кооперация, русская история, история других стран... Многочисленные пометки в книгах свидетельствуют о том, что Ста­лин с ними серьезно работал. По его собственным словам, ежедневная норма чтения, составляла 400— 500 страниц.

Широта интересов Сталина в литературе поража­ет. И нет ничего удивительного в том, что Сталин изумлял окружающих своей осведомленностью в ее различных областях, в том числе и художественной. Его начитанность и высочайшую эрудицию отмечали практически все знавшие его люди.

Любовь к чтению книг, в том числе высокохудо­жественных, формировала ясный и образный язык, который был характерен в последующем для боль­шинства его работ и выступлений. Заметим, что тру­дился он над своими очерками и докладами самосто-ятельно, не прибегая к услугам «спичрайтеров». В его стиле хорошо просматривается и уважение к людям — всё, о чем он пишет или что говорит, предельно до­ходчиво.

Это — с одной стороны. С другой, уже по первой его крупной самостоятельной статье, написанной в 1904 году — «Как понимает социал-демократия нацио­нальный вопрос?», он сумел подняться до глубоких теоретических обобщений, позволяющих судить о не­заурядных способностях автора.

Через всю жизнь Сталин пронес уважение к высо­кой культуре, прекрасно разбирался в ее проблемах, что позволяло ему на равных обсуждать сложные и специфические вопросы со многими деятелями лите­ратуры и искусства.

Во времена приобщения Сталина к революцией­ному движению очагами распространения марксизма в Грузии были многие духовные учебные заведения. Этот странный на первый взгляд факт вполне объяс­ним: основные заповеди христианской церкви отра,-жают извечное стремление людей к социальной спра-ведливости, а принципы коммунизма в своей основе соответствуют сущности христианской морали, со­держащейся в Новом Завете, главным образом в На­горной проповеди.

То, что христианство и марксистская теория име-ют много общего, замечено не нами. В прошлом веке делалось немало усилий со стороны представителей христианской церкви соединить религию с теорией марксизма. Предпринял такую попытку и один из представителей этого движения настоятель Кентербе-рийского собора — главного англиканского храма Великобритании — Хьюлетт Джонсон. За свою по­движническую деятельность он в 1945 году был на­гражден орденом Трудового Красного Знамени, а за­тем удостоен Международной Сталинской премии «За укрепление мира между народами».

Конечно, об общности христианства и марксизма можно говорить лишь до определенных пределов. Мы же отметим только, что формирование материалисти­ческого мировоззрения Сталина не повлекло у него негативного отношения к религии — сказались кор­ни, заложенные духовным образованием.

Касаясь раннего периода жизни Сталина, нельзя не упомянуть об одном эпизоде, происшедшем уже в 1938 году. Узнав о подготовке к печати книги расска­зов писательницы Веры Смирновой о своем детстве, Сталин направил в Детиздат записку: «Книга изоби­лует массой фактических неверностей, искажений, преувеличений, восхвалений. Автора ввели в заблуж­дение охотники до сказок, брехуны (может быть, "до­бросовестные" брехуны), подхалимы. Жаль автора, но факт остается фактом. Но не это главное. Главное состоит в том, что книжица имеет тенденцию вкоре­нить в сознание советских детей (и людей вообще) культ личностей вождей, непогрешимых героев. Это опасно, вредно. Теория "героев" и "толпы" есть не большевистская, а эсеровская теория. Герои делают народ, превращают его из толпы в народ — говорят эсеры. Народ делает героев — отвечают эсерам боль­шевики. Всякая такая книжка будет лить воду на мельницу эсеров, будет вредить нашему общему боль­шевистскому делу».

Показательно и отношение Сталина к пьесе Ми­хаила Булгакова «Батум», написанной в 1939 году и посвященной раннему, батумскому периоду рево­люционной деятельности Сталина, его боевому кре­щению.. Домыслов, которые не имеют под собой никаких оснований, вокруг этой пьесы много. До­ходит дело вплоть до того, что писатель якобы пытал­ся добиться своей пьесой благосклонности вождя. Но мы оставим их на совести сочинителей, кото­рые всеми силами пытаются подорвать доверие чи­тателей к правдивому и талантливому произведе­нию.

Пьеса «Батум» отражает лишь короткий период в жизни Сталина, но она помогает понять, какими ли­шениями и опасностями была чревата избранная им дорога, задуматься, во имя чего люди выбирают судь­бу, которая не сулит им ничего взамен утраченного спокойствия и других обычных человеческих радос­тей. Сталину (а он понимал толк в большой литерату­ре) пьеса понравилась. Однако, как хорошо известно, он посчитал ее постановку преждевременной.

Написание этой пьесы, как и все творчество Бул­гакова, лишний раз доказывает нелепость утвержде­ния, что советские писатели создавали свои произве­дения по принуждению. Ладно, некоторые критики не воспринимают Горького, Шолохова, Фадеева и других крупных художников слова, полагая, что они состояли у партии на службе. Но ведь Булгаков еще с двадцатых годов считался оппозиционным писате­лем, использовал, как говорилось тогда в одной из статей Большой советской энциклопедии, «теневые стороны советской действительности в целях ее дис­кредитирования и осмеяния». Стоял на крайнем пра­вом фланге современной русской литературы, явля­ясь «художественным выразителем буржуазных слоев нашего общества».

Писал стихи о Сталине и Борис Пастернак. Два его стихотворения были опубликованы 1 января 1936 года в газете «Известия». Нетрудно догадаться, поче­му более поздняя критика расценила стихи Пастерна­ка как «самый крайний для Пастернака компромисс с властью». Сам же автор считал, что это была «искрен­няя, одна из сильнейших... попытка жить думами вре­мени и ему в тон». Но кому важно его собственное мнение, если представляется повод лишний раз «изобличить» нравы эпохи?

...С юных лет Сталина всегда отличали целеуст­ремленность, способность добиваться необходимых результатов в любом деле. «Коба» («Неукротимый») — так звали его товарищи по подпольной работе. По Марксу, классовая борьба — это «внутренняя граж­данская война». А на войне как на войне. Сейчас да­же трудно представить себе, что почти весь отрезок жизни Сталина с начала его революционной деятель­ности по 1917 год представлял собой сплошную цепь арестов, тюрем и ссылок. Впрочем, многих это просто не интересует — цели иные.

Пять побегов из ссылки! Ничто не могло сломить волю человека, убежденного в правоте своего дела. В то же время постоянная жизнь вне закона, огромные лишения, безусловно, наложили свой отпечаток и в какой-то мере ожесточили его.

Дооктябрьский период своей жизни Сталин на­зывал «школой революционного ученичества». Взы­скательная оценка, если учесть, что на такую «учебу» понадобилось около двадцати лет. Хочется подчерк­нуть, что он очень скромно оценивал свое место в революционном движении того времени: «Как прак­тический работник, я был тогда, безусловно, начи­нающим».

Характерно отношение Сталина к окружающим его соратникам по борьбе, обладавшим более значи­тельным стажем революционной работы: «В сравне­нии с этими товарищами я был тогда молокососом...» Называл он себя и «подмастерьем революции», и в этом не было позерства, а заключалось огромное ува­жение к людям, которые вели его по жизни.

Однако в целом Сталин конечно же умалял свою роль в дореволюционной борьбе. Ведь уже с девят­надцати лет он входит в состав социал-демокра­тической организации «Месаме-Даси», а затем, под влиянием ленинской «Искры», принимает активное участие в издании пролетарской газеты «Брдзола» («Борьба»).

Изменилась среда, а вместе с ней и характер его революционной деятельности с тех пор, как он воз­главил пропагандистскую работу среди рабочих Главных железнодорожных мастерских Тифлиса. Важными вехами биографии Сталина явились орга­низация в 1900 году на этом предприятии забастов­ки, к которой присоединились рабочие других фаб­рик, и первомайской демонстрации в грузинской столице. Уже в следующем году маевка проходит под лозунгами, призывающими к свержению царского режима, что означает переход от просветительской деятельности марксистских кружков, которые вел Сталин, от организации стачек с экономическими требованиями к политической борьбе с существую­щим государственным строем. В этом же году Ста­лин избирается членом Тифлисского комитета РСДРП.

И это далеко не полный «послужной список» на­чала его революционной деятельности.

В чем невозможно переоценить роль Сталина, так это в соединении стихийного рабочего движения с марк­сизмом. Только таким путем можно было добиться превращения растущих выступлений трудящихся в сознательную борьбу против угнетения. В одной из ранних своих работ «О партийных разногласиях», на­писанной в мае 1905 года, Сталин рассуждает следую­щим образом:

«Что такое научный социализм без рабочего дви­жения?'Компас, который, будучи оставлен без приме­нения, может лишь ржаветь, и тогда его пришлось бы выбросить за борт.

Что такое рабочее движение без социализма? — Корабль без компаса, который и так пристанет к другому берегу, но, будь у него компас, он достиг бы берега гораздо скорее и встретил бы меньше опас­ностей.

Соедините то и другое вместе, и вы получите пре­красный корабль, который прямо понесется к друго­му берегу и невредимым достигнет пристани».

Какой вывод из этого мы можем сделать для себя сегодня? Каким бы правильным ни представлялся для многочисленных современных движений и орга­низаций — и в России, и за рубежом, — именующих себя коммунистическими, тот «марксизм», который они проповедуют, он навсегда останется «продук­том» для внутреннего пользования и будет «ржа­веть», если оторван от жизни и не находит себе при­менения.

С другой стороны, если в стране еще не созре­ли условия для подлинно массового политического движения трудящихся против своих угнетателей, то никакая, даже самая «умная», теория не сможет сти­мулировать этот процесс. Не говоря уже о тех изыс­каниях многих нынешних «теоретиков», которые ос­новывают свои взгляды на современное движение грудящихся по принципу «Чем хуже — тем лучше». Увы, полный развал экономики страны и катастро­фическое обнищание масс, как свидетельствует прак­тика минувших лет, заметного влияния на радикали­зацию настроений общества не оказали.

В то же время коммунистам чужд исторический фатализм, они не приемлют тактику пассивного ожидания, пока «вызреет» революционная ситуация. Материалистический взгляд на исторический про­цесс невозможен без понимания, что историю дела­ют люди. И без их волевых усилий и практической деятельности ничто не происходит само по себе. Но если научная мысль плетется в хвосте событий, то не­избежно возникают провалы на практике. Развал СССР и КПСС наглядно подтверждает это, ибо фа­тальных причин поражения социализма не было, а возникшие проблемы при наличии глубокого науч­ного анализа развития событий и политической воли партийного руководства могли быть решены иным путем.

Приходится еще сталкиваться со взглядом на со­циалистическую революцию как на одноразовый акт, как на переворот, единственное сражение, призван­ное коренным образом изменить положение трудя­щихся. Однако — в этом убеждает и опыт Октябрь­ской революции, и особенности общественных процессов современности — это всегда целая эпоха обостренных классовых конфликтов, длинный ряд битв по всем фронтам, по всем вопросам экономики и политики.

Революции не делаются по заказу. Сталин уловил этот важный момент и предупреждал о необходимос­ти соблюдения ленинского принципа — «не обгонять развитие масс, не декретировать движение масс, не отрываться от масс, а двигаться вместе с массами и двигать их вперед, подводя их к нашим лозунгам и об­легчая им убеждаться на собственном опыте в пра­вильности наших лозунгов».

Когда на II съезде РСДРП произошло размежева­ние партии, Сталин сразу же полностью поддержал позицию Ленина и его сторонников. Он безогово­рочно признал в Ленине вождя революционного дви­жения в России и ни при каких обстоятельствах не позволял кому-либо усомниться в этом. Главной за­слугой Ленина он считал создание им политической партии, которая оказалась в состоянии взять власть в России.

Только пролетарская партия может указать дорогу к социалистическому обществу. Эту принципиальную ленинскую мысль Сталин всецело поддерживал и раз­вивал. Многие рабочие организации, говорил он, «не могут выйти за рамки капитализма, ибо целью их яв­ляется улучшение положения рабочих в рамках капи­тализма. Но рабочие хотят полного освобождения от капиталистического рабства, они хотят разбить эти самые рамки, а не только вращаться в рамках капи­тализма».

В этом кроется коренное отличие людей, считаю­щих себя коммунистами, от тех, кто называет себя со­циал-демократами. В нашем обществе кремлевские политтехнологи смогли вывести и новый, третий сорт партии — «Справедливую Россию», ставшую левой подпоркой действующей власти. «Эсэры» настойчиво пытаются примазаться к коммунистическому движе­нию и подорвать КПРФ изнутри, рассуждают едва ли не о единстве своих целей с задачами Компартии. По­стоянно пускают в нашем обществе провокационные слухи то об объединении с Компартией, то о выступ­лении с ней «единым фронтом». Удивляют многочис­ленные заявления «Справедливой России» о своем намерении строить социализм, не выходя за рамки капитализма. В народе такой социализм окрестили «небритым»...

Выходец из народа, Сталин высоко ценил в Лени­не скромность и считал это качество одной из самых сильных сторон его как вождя «простых и обыкновен­ных масс, глубочайших "низов" человечества». По­этому он и сам опору на народные, в первую очередь пролетарские, массы считал важнейшим условием достижения поставленных целей. Он не только объ­являл себя последовательным выразителем позиции, наиболее отвечающей интересам трудящихся России, но и доказывал верность этому принципу во всех сво­их практических делах. Именно это помогло ему пре­одолеть сопротивление многочисленных противни­ков внутри партии, когда стоял вопрос о выборе путей социалистического строительства. Добиться неви­данного подъема страны в годы первых пятилеток, мобилизовать людей на отпор врагу в Великой Отече­ственной войне.

Люди верили ему, потому что чувствовали ис­креннее уважение к себе со стороны Сталина, виде­ли, что его слова никогда не расходятся с делом. В этом, на наш взгляд, заключается основная причина безоговорочной поддержки его линии большевиками «Ленинского призыва» в трудный период внутрипар­тийной борьбы или тех горячих отзывов, которые не­изменно находили в народе все его прямые обраще­ния к людям.

В то же время шаткость большей части старой ин­теллигенции, воспитанной в традициях дореволюци­онного времени, особенно часто проявлявшаяся в ее отношении к советской власти, вызывала у Сталина недоверчивое отношение к ней, что порой необосно­ванно сужало социальную базу революционного про­цесса.

Еще в своей статье «Коротко о партийных разно­гласиях» Сталин, например, так трактует главную причину партийных разногласий между большевика­ми и меньшевиками: «В нашей партии выявились две тенденции, тенденция пролетарской стойкости и тен­денция интеллигентской шаткости». Излишне гово­рить, что Сталину больше были по душе стойкие и сильные люди, но не «хлюпики» из интеллигентской среды. Более того, он считал, что слабовольные люди являются наиболее опасными в жизни.

Сталин назвал свою революционную работу в Ба­ку, которая пришлась на 1909—1910 годы, «вторым боевым крещением». Это было тяжелейшее для пар­тии время, когда она еще не оправилась после тяже­лого поражения в первой русской революции и ей не хватало сил для преодоления того давления, которое на нее оказывалось царским правительством. Под его ударами шло резкое снижение численности партии. По существу, стоял вопрос о том, быть пролетарской партии или не быть.

В это трудное для партии время в статье «Партий­ный кризис и наши задачи», опубликованной в газете «Бакинский рабочий», Сталин писал, что из партии в первую очередь побежали неустойчивые, большинство которых составляла (опять-таки!) интеллигенция, или, как он назвал ее представителей, «гости партии». Именно поэтому он считал важным укреплять рабо­чую прослойку в руководстве партии. «Необходимо, — говорил он, — чтобы опытнейшие и влиятельнейшие из передовых рабочих находились во всех местных организациях, чтобы дела организации сосредоточи­вались в их крепких руках, чтобы они, и именно они, занимали важнейшие посты в организации, от прак­тических и организационных вплоть до литератур­ных».

Характерно, что много лет спустя на параде, кото­рый состоялся на Красной площади 7 ноября 1941 го­да, он произнес следующие слова: «Враг не так силен, как изображают его некоторые перепуганные интел-лигентики».

Естественно, что такое предубеждение передава­лось народным массам, которые также относились к интеллигенции с недоверием, тем более что у значи­тельной ее части корни уходили в дореволюционное время и она не была связана должным образом с рабо­чими и крестьянством.

И все же, вместе с успехами в социалистическом строительстве, позиция Сталина претерпевала серь­езные изменения. В докладе на XVIII съезде партии интеллигенции был посвящен целый раздел. В нем отмечалось, что «интеллигенция за период советско­го развития успела измениться в корне как по своему составу, так и по своему положению, сближаясь с на­родом и честно сотрудничая с ним, чем она принци­пиально отличается от старой, буржуазной интелли­генции... Сотни тысяч молодых людей, выходцев из рядов рабочего класса, крестьянства, трудовой ин­теллигенции пошли в вузы и техникумы... Они влили в интеллигенцию новую кровь и оживили ее по-но­вому, по-советски. Они в корне изменили весь облик интеллигенции по образу своему и подобию. Остатки старой интеллигенции оказались растворенными в недрах новой, советской, народной интеллигенции. Создалась, таким образом, новая, советская интел­лигенция, тесно связанная с народом и готовая в сво­ей массе служить ему верой и правдой».

Наверное, в самое тяжелое время — в периоды подготовки революции, строительства социалистиче­ской экономики, смертельной схватки с фашиз­мом — у Сталина были основания сомневаться в пре­данности наиболее шаткой части интеллигенции социалистическим идеалам. Поэтому у определенной группы интеллигентов несомненно были основания платить ему «взаимностью», что и привело в конеч­ном счете к антисталинской вакханалии, поднятой в конце восьмидесятых годов прошлого века.

Следует отметить, что, безоговорочно признавая высочайший авторитет Ленина, Сталин никогда пе­ред ним не заискивал и слепо за ним не шел. Это про­явилось позднее и в его теоретической деятельности, о чем еще будет говориться. А в период работы в Ба­ку он довольно резко критикует ЦК, который воз­главлял в то время Ленин, настойчиво добивается со­здания общерусской политической газеты, которая, по его замыслу, должна была стать центром всей пар­тийной работы, могла связать местные партийные организации.

Замечания Сталина были учтены VI Пражской конференцией РСДРП, которая избрала в состав ЦК и созданного Русского бюро ЦК большое количество партийцев пролетарского происхождения. Достаточ­но вспомнить имена Калинина, Петровского, Бадае­ва и ряда других деятелей партии. То, что руководство РСДРП укрепили люди, отражающие интересы рабо­чего класса России, позволило Сталину впоследствии утверждать, что «Пражская конференция положила начало партии нового типа, партии ленинизма, боль­шевистской партии». Соответствовало ли это на са­мом деле действительности?

Как бы то ни было, в преддверии нового подъема рабочего движения это был перелом традиций, сло­жившихся к тому времени в РСДРП, который, вне всякого сомнения, оказал позитивное воздействие на деятельность всей партии. Некоторые исследова­тели делают чересчур громкие заявления, считая, что Сталин со своими сторонниками совершил в партии «настоящую пролетарскую революцию». Однако в том, что противостояние «"эмигранты-теоретики" — "практики"» до Пражской конференции существова­ло, они, конечно, правы. Во всяком случае, на кон­ференции от руководства партией было отстранено много эмигрантов, привыкших находиться за грани­цей в безопасности. Проявляя склонность к теорети­зированию и абстрактным умозаключениям, на са­мом деле многие из них очень туманно представляли себе реальную политическую обстановку в России, настроения людей.

Огромным событием в истории партии явился выход 5 мая 1912 года первого номера газеты «Прав­да» — той самой «общерусской газеты», создания ко­торой добивался Сталин и которая стала издаваться по решению Пражской конференции. С тех пор вот уже почти 100 лет газета «Правда» находится на пе­реднем крае, в авангарде политической борьбы трудя­щихся за социальную справедливость.

В том же году на Сталина было возложено руко­водство деятельностью фракции большевиков в Госу­дарственной думе. Как и предшествующие внутри­партийные назначения, о которых мы говорили, это стало важной ступенью укрепления его авторитета в партии и означало выдвижение на руководящие роли в РСДРП.

Пройденный Сталиным путь с начала его рево­люционной деятельности позволяет нам сказать, что это был не «карьерный» путь к власти, а закономер­ное и объективное восхождение к ведущим позициям в партии.

В 1917 году, возвратившись после Февральской революции в Петроград из туруханской ссылки, Ста­лин руководит редакцией «Правды», избирается в со­став президиума бюро ЦК партии, делегируется в ис­полком Петроградского Совета. В отсутствие Ленина он фактически возглавляет партию. А соратники по партии называют его между собой «Мастер револю­ции», чем он очень гордился и тогда, и в более позд­нее время.

«Апрельские тезисы» В. И. Ленина, возвестив­шие о возможности прорыва к социализму, взорва­ли политическую жизнь России, в том числе вызва­ли смятение и в руководстве партии. Тезисы рушили известный догмат, согласно которому социалисти­ческая революция возможна только в развитой ка­питалистической стране, где сконцентрирован про­мышленный пролетариат. Призыв к пролетарской революции в крестьянской России многим казался немыслимой авантюрой. Плеханов, в частности, оценил ленинские тезисы как «бред сумасшедшего». Решительно выступили против них Рыков и другие деятели партии.

Сталин же встал на сторону Ленина безоговороч­но и пошел за ним без колебаний, потому что смог по достоинству оценить ленинский метод выработ­ки стратегии политической борьбы. Союз рабочего класса и крестьянства, опора на революционный по­тенциал крестьянства — русского в первую очередь, при ведущей роли пролетариата — это был русский путь в социалистической революции. Ленин предла­гал не «русификацию» марксизма, в чем его обвиня­ли, а диалектическое его использование в соответст­вии с национально-историческими особенностями России.

Сталину был чужд закоснелый подход к делу, при котором руководствуются устоявшимися партийны­ми догмами без учета реальной обстановки. Не толь­ко присущую ему твердость, но и невиданную ранее гибкость он проявил в июльских событиях 1917 года. Речь тогда шла о том, пойти ли вслед за большой группой нетерпеливых большевиков и поддержать попытку захвата власти Советами или удержать пар­тию от преждевременного выступления и спасти ее от неминуемого разгрома, который был бы неизбе­жен в случае первого варианта развития событий. Обстановку до предела накалили члены партии, тре­бовавшие немедленного установления советской власти.

Сталину пришлось приложить немало усилий к тому, чтобы охладить горячие головы, а также, вопре­ки мнению многих членов ЦК, убедить Ленина скрыться от сыщиков Временного правительства за границей, так как был отдан приказ о его аресте. Ста­лин был убежден, что, если бы Ленин был арестован, расправа вслед за этим последовала бы незамедли­тельно. Ведь поводом для ареста послужило очеред­ное, уже не новое, обвинение Ленина в том, что он является германским агентом (впервые оно было сфа­бриковано после возвращения Ленина в Россию через Германию), а июльское восстание было поднято яко­бы по указанию немецкого правительства. Дискреди­тация большевиков в глазах народных масс таким провокационным способом пришлась по душе не только Временному правительству, но и всем анти­большевистским силам тех дней. Через 70 с лишним лет этот «сильный ход», подготовленный в свое время контрразведкой Петроградского военного округа, бу­дет активно использован в целях дискредитации КПСС преемниками циничных «традиций» антиком­мунизма.

В самый разгар июльских событий Сталин так сформулировал главные задачи: «Первая заповедь — не поддаваться провокации контрреволюционеров, вооружиться выдержкой и самообладанием, беречь силы для грядущей борьбы, не допускать никаких преждевременных выступлений». Он убеждал тех, кто надеялся на скорую победу: «Наш пароль: стойкость, выдержка, спокойствие». В ночь на 5 июля ЦК боль­шевистской партии принял решение призвать рабо­чих и солдат прекратить уличные демонстрации. На экстренной конференции петроградских большеви­ков, состоявшейся во второй половине июля, когда накал ситуации в стране несколько ослаб, Сталин за­явил, что главный вопрос состоит не в том, могли взять власть большевики или нет, а в том, могли ли они удержать власть.

Находясь в Разливе, Ленин дал высокую оценку такой тактике, позволившей партии сохранить свои ряды во время политического кризиса. «Передовые отряды пролетариата, — писал он, — сумели выйти из наших июньских и июльских дней без массового обескровления. Партия пролетариата имеет полную возможность выбрать такую тактику и такую форму или такие формы организации, чтобы внезапные (будто бы внезапные) преследования... не могли ни в коем случае прекратить ее существование и ее систематическое обращение со своим словом к на­роду».

С учетом политической обстановки в стране боль­шевики после июльских событий отказались от ло­зунга «Вся власть Советам!». Они вернулись к нему только после Корниловского мятежа, когда перед уг­розой установления в стране военной диктатуры и в результате решительных действий левых сил по ее предотвращению распался единый антибольшевист­ский фронт. Корниловское восстание, писал Ста­лин в сентябре 1917 года, «только развязало свя­занную было революцию, подстегнув ее и толкнув вперед».

Но еще раньше состоялся VI съезд партии, на котором в отсутствие Ленина Сталин делает основ­ной доклад о политическом положении и обосновы­вает новый курс партии — курс на вооруженное вос­стание.

Временный отказ от лозунга «Вся власть Сове­там!», как мы видим, ни в коем случае не означал от­каза от борьбы большевиков за власть.

Очень похожая ситуация сложилась в России на­кануне и во время октябрьских событий 1993 года. До сих пор руководству КПРФ предъявляют обвине­ния в нерешительности, в соглашательстве, а также в том, что партия после расстрела защитников Дома Советов пошла на выборы, получившие название «Выборы на крови». Среди «обвинителей» немало тех, кто, используя в то время напряженность вокруг Верховного Совета, пытался реализовать свои лич­ные цели и амбиции. Нужно было быть совершенно оторванными от жизни, чтобы не увидеть тогда, что основная масса людей, обманутая обещаниями слад­кой жизни, отравленная психологией мелких лавоч­ников, была пассивна и не только не готова к реши­тельным действиям против наступающей ельцин­ской диктатуры, но и поддерживала позицию Ельци­на. Нетрудно понять, чем было чревато в условиях произошедшего раскола общества вооруженное про­тивостояние.

Напрасно нам говорят, что Компартия тогда упус­тила свой шанс в борьбе за власть — таких шансов просто не было, а нагнетание обстановки, расшире­ние масштабов стихийных выступлений только бы спровоцировали более тяжкие последствия, более страшную кровавую бойню, чем та, которая была раз­вязана ельцинистами.

Время только подтвердило правильность пози­ции, занятой в те дни руководством КПРФ. Бла­годаря выдержке ее руководителей удалось спасти партию, не дать спровоцировать ее на открытое вы­ступление против одурманенных опричников Ель­цина, расшибить о стену непонимания со стороны широких масс. Это позволило буквально прорваться в Государственную думу и использовать ее трибуну для защиты интересов народа, для того чтобы от­крыть глаза людям на преступления Ельцина и его пособников, для усиления легальной работы на мес­тах. А что касается главной исторической перспек­тивы, то КПРФ боролась и борется не за свою долю во власти, а за установление подлинного народовла­стия и справедливости, за то, чтобы вместе с сорат­никами взять власть в свои руки.

Не проводя прямых параллелей между временем, предшествовавшим Октябрю, и сегодняшним днем, можно в качестве примеров привести и другие схожие ситуации. Так, характеризуя тяжелый период в жизни партии, который пришелся на годы реакции после первой русской революции, Сталин признавал, что партия была тогда вынуждена «перейти на тактику отступления», ибо наступил отлив революции и упа­док революционного движения. «Соответственно с этим, — писал он, — изменились и формы борьбы, так же как и формы организации. Вместо бойкота Ду­мы — участие в Думе, вместо открытых внедумских революционных выступлений — думские выступле­ния и думская работа, вместо общих политических за­бастовок — частичные экономические забастовки или просто затишье».

В преддверии Октября Сталин обосновывает воз­можность победы социалистической революции в России независимо от того, свершатся или нет рево­люции в европейских странах, от обстановки, скла­дывающейся в них. На VI съезде РСДРП(б), который проходил в условиях подполья 26 июля — 3 августа 1917 года, он фактически открыто выступил против тех, кто не верил в возможность подобного развития событий в России и рассматривал будущую револю­цию только в контексте раздувания «мирового пожа­ра», — в неизбежность мировой революции верили большинство членов партии, она считалась само со­бой разумеющимся делом.

Резко выступая на съезде против позиции Преоб­раженского, которую активно поддерживат и Буха­рин, Сталин прямо заявил о возможности такого раз­вития событий, при котором «именно Россия явится страной, прокладывающей путь к социализму». Он предлагал своим соратникам «откинуть отжившее представление о том, что только Европа может ука­зать нам путь». «Существует марксизм догматический и марксизм творческий, — говорил в связи с этим Сталин. — Я стою на почве последнего». Обосновы­вая предпосылки социалистической революции в России, он обратил внимание делегатов VI съезда на ее базу, которая была шире, чем в Европе, и на под­держку рабочего движения беднейшими слоями кре­стьянства.

Заметим, что позднее устремленные на Запад меч­ты подогрели события в Германии, где социалисты, составлявшие большинство депутатов рейхстага, под­няли всеобщую стачку и заставили Вильгельма II от­речься от престола. В Баварии провозгласили Совет­скую республику, а Карл Либкнехт даже объявил Советской республикой всю Германию. Но не зря го­ворил Сталин в июле 1917 года, что главный вопрос состоит не в том, чтобы взять власть, а в том, чтобы ее удержать. Вот этого-то сделать немецкие революцио­неры как раз и не смогли. По иронии судьбы, броже­ние масс и ожидание нового революционного подъе­ма немецких рабочих обернулись «пивным путчем» Гитлера в Мюнхене...

Надо сказать, что и сам Сталин некоторое время находился под воздействием надуманных лозунгов о неизбежности всемирной революции, той общей пси­хологической атмосферы, в которой многие вещи ка­жутся уже потому правильными, что так считает боль­шинство. Но победил рассудок, жизненные реалии взяли верх. Идя наперекор сложившемуся мнению, он отстаивал свою позицию, основанную на вере в возможности России: «Некоторые товарищи говорят, что так как у нас капитализм слабо развит, то утопич­но ставить вопрос о социалистической революции.

Они были бы правы, если бы не было войны, если бы не было разрухи, не были бы расшатаны основы ка­питалистической организации народного хозяйства... Было бы недостойным педантизмом требовать, чтобы Россия "подождала" с социалистическими преобра­зованиями, пока Европа не "начнет". "Начинает" та страна, у которой больше возможностей».

Эти слова были сказаны еще за три месяца до Ок­тября, до того, как власть, по утверждению некото­рых историков, якобы сама «свалилась» прямо в руки большевиков. Кстати, с таким утверждением молча­ливо соглашаются сейчас и некоторые коммунисты, не способные понять, что такой взгляд на социалис­тическую революцию — большая историческая ложь. Она напрочь игнорирует тяжелые годы огром­ной подготовительной работы, замалчивает много­численные жертвы, которые были принесены боль­шевистской партией во имя победы в нашей стране социализма.

В октябре 1917 года, накануне революционных событий, Сталин избирается в состав Военно-рево­люционного комитета, руководившего вооруженным восстанием, а сразу после его победы входит в Сов­нарком как народный комиссар по делам националь­ностей. Он также избирается в состав бюро ЦК (так называемой «четверки»: Ленин, Сталин, Троцкий, Свердлов) и, таким образом, становится одним из ру­ководителей страны.

«Русский прорыв» — так оценивал Сталин Ок­тябрьскую революцию и ее победоносное шествие. Этими словами он подчеркивал не только выдвиже­ние России на ведущие позиции среди крупнейших и более развитых капиталистических стран, но и ха­рактер, национальные особенности Октября, аван­гардную роль в революционном процессе русского рабочего класса. Это положение, значительно раз­витое и обогащенное применительно к новым усло­виям, помогает современным коммунистам найти верный ответ на вопрос, что такое «русский социа­лизм» и что составляет суть борьбы КПРФ за его победу.

А этот вопрос, как правило, с претензией на иро­нию, ставят в основном те, кто хочет выхолостить на­циональное содержание из социальных отношений, как в паспортах они вытравили пункт о националь­ной принадлежности людей. Его ставят те, кто сомне­вается в способности русского народа возглавить борьбу всех народов России за социализм и нацио­нальное освобождение.

Нетрудно заметить, где эти люди черпают свое вдохновение. Когда Сталин, будучи, заметим, гру­зином, с гордостью говорил о «русском прорыве», ярый русофоб Троцкий утверждал, что Россия самой природой приговорена на долгую отсталость, что ее культура является «лишь поверхностной имитацией высших западных моделей и ничего не внесла в со­кровищницу человечества». Низкого мнения о рус­ских был и Бухарин, который инициировал нападки на творчество Есенина, относился к истории России как к «рабскому» прошлому. Перепевы всех этих и подобных им суждений мы слышим едва ли не каждый день на протяжении и двух последних де­сятилетий.

Стоит сопоставить подобные мнения с позицией Сталина, которая хорошо видна в его письме поэту Демьяну Бедному от 12 декабря 1930 года. «Весь мир признает теперь, — писал Сталин, — что центр рево­люционного движения переместился из Западной Ев­ропы в Россию... Революционные рабочие всех стран единодушно рукоплещут советскому рабочему классу, и прежде всего русскому рабочему классу... А Вы? Вме­сто того чтобы осмыслить этот величайший в истории революции процесс... стали возглашать на весь мир, что Россия в прошлом представляла сосуд мерзости и запустения, что "лень" и стремление "сидеть на печ­ке" является чуть ли не национальной чертой русских вообще, а значит — и русских рабочих, которые, про­делав Октябрьскую революцию, конечно, не переста­ли быть русскими».

Очерняя Ленина и Сталина, подельщики ны­нешней власти из идеологического цеха любят пред­ставить людей, противостоящих большевикам, нахо­дящимся от них по другую сторону баррикад, в первую очередь белых генералов, как идеальных ге­роев, наделенных всевозможными талантами и не­превзойденными качествами, борцами за спасение России. Действительно, знакомясь со страницами Гражданской войны, мы видим среди руководителей Белого движения и интересных людей, талантливых военачальников. Но это не меняет сути дела: боль­шинство «спасителей» России — это те, кто поддер­жал интервенцию западных держав, кто развязал в стране Гражданскую войну, кто отличался невидан­ной жестокостью по отношению к мирному населе­нию, не брезговал самыми грязными методами террора и насилия.

Именуя себя «патриотами», они с энтузиазмом восприняли оккупацию странами Антанты Мурман­ска и Дальнего Востока, связывали свои надежды с восстанием чехословацкого корпуса. Конечно, ос­новная причина восстания чехословацкого корпуса заключалась не в приказе о его разоружении после массовой драки в Челябинске, а в том, что поднятый мятеж отвечал интересам французского правительст­ва. Кстати, этот корпус, насчитывающий около 45 ты­сяч человек, сумел взять под контроль почти все горо­да Транссибирской магистрали и делал попытки продвижения в центральную часть России. А сформи­рованная на юге страны Белая гвардия имела тесные связи и с чехословаками, и с савинковцами, подняв­шими в июле 1918 года мятеж в Ярославской губер­нии.

Четырнадцать государств во главе с Англией, Францией, Японией, США ополчились против моло­дой Советской республики. Англия, например, в под­держку белогвардейской армии решила выстроить блокаду, которая должна была сжать удушающее Рос­сию кольцо. Осуществлять ее предполагалось по схе­ме: Балтийское море, Финляндия, Карелия, Русский Север — Транссибирская магистраль — Владивос­ток — Туркестан, Кавказ, Кубань, Дон, Черное море — Румыния, Польша.

Характерно, что Уильям Донован, крупнейший американский разведчик, который считается «духов­ным отцом» ЦРУ, свою карьеру в разведке сделал по­сле Первой мировой войны, когда Госдепартамент на­значил его офицером по связи с антибольшевистской «белой» Россией (см.: Daninos F. CIA. Une histoire Politique 1947-2007. Paris, 2007).

He будь помощи Антанты — внутренняя контрре­волюция никогда бы не решилась развязать в стране Гражданскую войну.

По поводу «благородных патриотов» России Ста­лин писал в конце 1919 года: «Деникин и Колчак не­сут с собой не только ярмо помещика и капиталиста, но и ярмо англо-французского капитала. Победа Де­никина — Колчака есть потеря самостоятельности России, превращение России в дойную корову анг­ло-французских денежных мешков. В этом смысле правительство Деникина — Колчака есть самое ан­тинародное, самое антинациональное правительст­во...»

Все Белое движение было накрепко связано с ин­тервенцией, полностью зависело от решений, при­нимаемых в Париже, Лондоне и Вашингтоне. Идею верности западным союзникам Деникин и Колчак не подвергали никакому сомнению. Хотя они прекрас­но знали, что ценой возможной победы, если таковая произойдет, станет колонизация России. Украина попадала бы под протекторат Франции, Азербайд­жан, Кавказ и Закавказье — Англии. Даже такой известный деятель российского либерализма, как П. Милюков, признал в 1920 году, что на Западе «те­перь выдвигается в более грубой и откровенной фор­ме идея эксплуатации России как колонии ради ее богатств и необходимости для Европы сырых мате­риалов».

Париж и Лондон удовлетворяли все запросы Кол­чака и Деникина, но делалось это под залог в виде трети золотого запаса России, в обмен на отказ от на­циональных интересов. Одним из условий оказания Западом помощи белой армии был лозунг «К Учреди­тельному собранию!». Это означало утверждение в России либерально-буржуазного парламента по евро­пейским лекалам.

Русский патриотизм вождей Белого движения с их девизом «За единую Россию!» был всего лишь рито­рикой, ширмой прикрытия их прозападных интере­сов. На территориях, занятых интервентами и белы­ми, восстанавливался дореволюционный порядок, земля отдавалась в руки помещиков, скинутых рево­люцией, ликвидировались все революционные завое­вания, провозглашенные в первых декретах совет­ской власти. Особое неприятие крестьян белые вызывали тем, что Колчак и Деникин отменили дек­рет о национализации земли.

Ответной мерой руководства РСДРП(б) и Сов­наркома на бесчинства белогвардейцев и солдат Ан-танты стал «красный террор». Входила ли эта мера в планы правительства молодой Советской республики или была вынужденной?

Ленин по этому поводу писал: «Террор был нам навязан терроризмом Антанты, когда всемирно-могу­щественные державы обрушились на нас своими пол­чищами, не останавливаясь ни перед чем. Мы не мог­ли бы продержаться и двух дней, если бы на эти попытки офицеров и белогвардейцев не ответили бес­пощадным образом, и это означало террор, но это бы­ло навязано нам террористическими приемами Ан­танты.

И как только мы одержали решительную победу, еще до окончания войны, тотчас же после взятия Рос­това, мы отказались от применения смертной казни и этим показали, что к своей собственной программе мы относимся так, как обещали. Мы говорим, что применение насилия вызывается задачей подавить эксплуататоров, подавить помещиков и капиталис­тов; когда это будет разрешено, мы от всяких ис­ключительных мер отказываемся. Мы доказали это на деле».

Конечно, создавая Красную армию фактически заново, с «чистого листа», нельзя было рассчитывать на то, что она сможет самостоятельно защитить ог­ромную территорию от западных границ до Дальнего Востока. Так, к началу Гражданской войны в ее рядах насчитывалось всего лишь 116 тысяч пехотинцев и около восьми тысяч кавалеристов. Советская власть смогла выстоять, только опираясь на широкие народ­ные массы, воспринявшие главные лозунги Октября. В большинстве своем крестьянство приняло сторону Красной армии и оказывало ей помощь. Это — с од­ной стороны. А с другой — во многих регионах стра­ны решающее значение на ход боевых действий ока­зывали отнюдь не регулярные части, а партизанские отряды, созданные из крестьян, простых русских му­жиков, не пожелавших терпеть насилия белых и надеявшихся на большевиков. В первую очередь именно на сопротивление народа натолкнулись, на­пример, армии Колчака, которые оказались бессиль­ны против восставших крестьян и не смогли ничего поделать с повсеместно создаваемыми крестьянски­ми республиками.

Гражданская война подтвердила способность Сталина браться за решение самых тяжелых и небла­годарных вопросов, стоявших перед партией, — не­взирая на опасности, совершенно не заботясь о том, как скажется выполняемая работа на личной репута­ции. Высказывая свое отношение к наделению Ста­лина в мае 1918 года чрезвычайными полномочиями в борьбе с голодом (сначала в центральной части Рос­сии, а затем на юге республики), профессор истории и права Гарвардского университета Адам Улам об­ращает внимание на то, что выполнить подобную за­дачу способен далеко не каждый человек — «влас­толюбец предпочел бы сидеть в сравнительной безопасности в Москве, а не принимать на себя от­ветственность, чреватую многими опасностями, в зо­не боевых действий».

И это — далеко не единственный факт реальной, а не вымышленной истории, опровергающий мифы о «прорыве» Сталина к власти, его диктаторских за­машках. Хочется напомнить, что этот «диктатор» по­сле завершения работы XV съезда ВКП(б), на кото­ром была разгромлена троцкистско-зиновьевская оппозиция, а ее руководители исключены из партии, в очередной, третий раз инициировал вопрос об осво­бождении его с поста генсека. Он заметил, что уже три года просит решить этот вопрос, а с разгромом оппо­зиции отпала-де необходимость удерживать его на этом посту. Однако пленум почти единогласно, при одном воздержавшемся, отклонил эту просьбу. Ста­лин даже пошел на хитрость и предложил ликвидиро­вать пост генерального секретаря. Однако и здесь у пего ничего не получилось — все выступили против его предложения.

Этот «диктатор», как свидетельствуют современ­ники, находясь во главе государства, принимал ре­шения только после всестороннего обсуждения их со своими коллегами и специалистами. Судя по це­лому ряду опубликованных воспоминаний, он с большим уважением относился к людям независи­мым, любил, когда ему открыто и честно возражали и отстаивали свое мнение. Он мог часами выслуши­вать человека и поменять точку зрения, если его со­беседник мог доказать свою правоту, обосновать свои взгляды. Многочисленные свидетельства лю­дей, близких к Сталину, полностью опровергают миф о том, что «властолюбивый, подозрительный и жестокий» Сталин плохо переносил возле себя лю­дей ярких и самостоятельных. Наоборот, многие из тех, кто общался со Сталиным, отмечают его мяг­кость, обходительность, обстоятельность в спорах, которые никогда не выходили за рамки внутрипар­тийной этики.

Верность методу коллективного творчества при решении сложных задач Сталин сохранил на всю жизнь. Например, участвуя в послевоенные годы в создании учебника по политэкономии, он спра­ведливо считал, что такая работа по силам лишь кол­лективу авторов, и высмеивал тех, кто был готов взяться за нее в одиночку. Проект учебника стал предметом широкой дискуссии, состоявшейся в но­ябре 1951 года.

Люди видели в Сталине живой пример народного руководителя, он наиболее полно отвечал их пред­ставлениям и вековым мечтам о своем вожде, спо­собном поставить государство на службу народу, его коренным интересам. Они пошли за ним, потому что поняли и поверили: партия большевиков — это партия народа и для народа. Не случайно Лион Фейхтвангер, говоря о Сталине, заметил: «Он боль­ше, чем любой из известных мне государственных де­ятелей, говорит языком народа...» Всенародная лю­бовь к Сталину, как точно заметил знаменитый писатель, была чувством глубоко органическим, ко­торое выросло «вместе с успехами экономического строительства. Народ благодарен Сталину за хлеб, мясо, порядок, образование и за создание армии, обеспечивающей это новое благополучие».

Ощущая свое духовное родство с простыми людьми, Сталин был убежден, что в первую очередь именно благодаря им и состоялся прорыв России в число индустриально развитых стран мира. Он всегда подчеркивал свое уважение к партийцам «Ленинско­го призыва», проведенного в 1924 году, которые в большинстве своем были представителями рабочего класса и при нем составили костяк партии. К сожале­нию, подавляющее большинство этих людей не вер­нулось с полей сражений Великой Отечественной войны.

По любому принципиальному поводу Сталин всегда находил нужные, доходчивые слова, обращен­ные к народу, к широким партийным массам рядовых партийцев. Он получал от них неизменную поддерж­ку, потому что политика, которую он проводил, дей­ствительно отвечала нуждам подавляющего боль­шинства советского народа и его ядра — русского народа, на которого Сталин постоянно опирался и в повседневной работе, и в решении наиболее слож­ных проблем.

В беседе с Эмилем Людвигом, состоявшейся еще в декабре 1931 года, Сталин имел полные основания сказать: «...Если взять трудящееся население СССР, рабочих и трудящихся крестьян, представляющих не менее 90% населения, то они стоят за Советскую власть и подавляющее большинство их активно под­держивает советский режим. А поддерживают они Советский строй потому, что этот строй обслуживает коренные интересы рабочих и крестьян. В этом осно­ва прочности Советской власти, а не в политике так называемого устрашения».

Сталина поддерживали не только партия и про­летариат, но и патриотически настроенные пред­ставители крестьянства, научной и творческой ин­теллигенции, военные специалисты, гражданские служащие, видевшие в нем последовательного и ре­шительного защитника национальных интересов страны. Народ платил ему взаимностью, понимая и чувствуя, что Сталин верит в его силы, талант, спо­собность к созидательной работе, а не рассматривает его как «человеческий материал» для сомнительных экспериментов.

Отсюда — готовность людей к подвигу, к само­пожертвованию во имя Родины. Без этого невоз­можно было в годы Великой Отечественной войны обеспечить защиту своего Отечества от фашистских агрессоров и добить страшного врага в собственном логове.

Эту внутреннюю, прочную взаимосвязь вождя и народа, пожалуй, лучше других уловил патриарх Алексий, который в день похорон Сталина произнес незабываемые слова: «Упразднилась сила великая, нравственная, общественная: сила, в которой народ наш ощущал собственную силу».

По многочисленным свидетельствам современ­ников, Сталин очень любил детей, без труда находил с ними общий язык. А это уж совсем не вяжется с бы­тующим в некоторых кругах мнением о Сталине как о бесстрастном, холодном человеке, лишенном про­стых человеческих чувств. Став во главе страны, он не раз возвращался к своим детским мечтам о счас­тье, представлениям о мире и переносил их на почву великой советской державы, где они дали обильные всходы. Несмотря на свою занятость, он находил время для того, чтобы заниматься проблемами пио­нерской организации. Например, на вопросах ее ра­боты он подробно остановился в своем докладе на XIII съезде партии в мае 1924 года. Именно в сталин­ское время сложились практически все традиции пи­онерии, которые хорошо знакомы нам по более позд­нему периоду.

И, наконец, всех подкупали его высокая требова­тельность к себе в работе и в личной жизни, исклю­чительная скромность в быту, аскетический образ существования. Человек «кристаллический» — так одним словом охарактеризовал его личные качества маршал Голованов. Никаких двойных стандартов. На примере жизни Сталина все убеждались в явном социальном и бытовом равенстве представителей власти и народа, что, по большому счету, является началом реальной социалистической демократии, заменяемой ныне пустой болтовней о демократичес­ких ценностях.

...Первый крупный опыт Сталина по самостоя­тельному проведению военных операций был связан с обороной Царицына — будущего Сталинграда. Ца­рицын обеспечивал сообщение с югом России, а бо­гатства этого региона страны — хлеб, нефть, уголь, скот, рыба, — как писал тогда Сталин, — сами по се­бе распаляли «алчные аппетиты хищников империа­лизма... Взятие Царицына и перерыв сообщения с югом обеспечило бы достижение всех задач против­ников: оно соединило бы донских контрреволюцио­неров с казачьими верхами астраханского и уральско-ю войск, создав единый фронт контрреволюции от

Дона до чехословаков; оно закрепило бы за контрре­волюционерами, внутренними и внешними, юг и Ка­спий; оно оставило бы в беспомощном состоянии войска Северного Кавказа».

Как видим, в анализе стратегической роли Ца­рицына Сталин проявляет зрелое геополитическое мышление, которое позволит ему в дальнейшем най­ти верный путь к превращению страны в мировую державу.

В те тяжелые дни произошло событие, которое значительно подорвало доверие Сталина к военспе­цам старой армии. Начальник штаба округа бывший полковник царской армии Носович, являвшийся одним из организаторов обороны Царицына, тайно возглавил крупный заговор, призванный помочь белым взять город. Этот случай еще раз подтвер­дил мнение Сталина о необходимости сосредото­чить усилия на создании нового командного состава из офицеров, вышедших из солдат и приобретших опыт в империалистической войне. Только таким образом можно было обеспечить взаимное доверие между командным составом и солдатами Красной армии.

А ведь история с Носовичем — далеко не единст­венный случай предательства. Массовым переходом военспецов на сторону белых была ознаменована так называемая «Пермская катастрофа», которую Ленин поручил расследовать Сталину как заместителю пред­седателя Совета рабочей и крестьянской обороны. 5 января 1919 года партийно-следственная комиссия поставила в известность Ленина, что от 3-й армии «осталось лишь около 11 тысяч усталых, истрепанных солдат, еле сдерживающих напор противника». Как показало расследование, в котором участвовал Дзер­жинский, среди причин падения Перми в конце 1918 года были, помимо прочего, массовая измена и дезер­тирство красноармейцев. В связи с этим Сталин вме­сте с Дзержинским пришел к выводу, что необходимо «строго делить мобилизованных на имущих (нена­дежные) и малоимущих (единственно пригодные для красноармейской службы)».

На VII съезде партии в марте 1919 года Сталин вы­сказался более определенно и жестко: «Я должен ска­зать, что те элементы, нерабочие элементы, которые составляют большинство нашей армии — крестьяне, не будут добровольно драться за социализм... Ряд бунтов в тылу, на фронтах, ряд эксцессов на фронтах показывают, что непролетарские элементы, составля­ющие большинство нашей армии, драться доброволь­но за коммунизм не хотят. Отсюда наша задача — эти элементы перевоспитать в духе железной дисципли­ны, повести их за пролетариатом не только в тылу, но и на фронтах, заставить воевать за наше общее соци­алистическое дело и в ходе войны завершить строи­тельство настоящей регулярной армии, единственно способной защищать страну».

Но главное, что по итогам расследования собы­тий в Перми Сталин и Дзержинский рекомендовали осуществить серьезные меры, касающиеся в целом социальной политики большевиков. Именно там они пришли к выводу, что декрет о чрезвычайном налоге превратился в опаснейшее оружие в руках кулаков для сплочения деревни против советской власти и стал одной из главных причин усиления контрреволюционных настроений в сельской мест­ности.

Курс на союз с середняком, который включал в себя смягчение чрезвычайного налога, сыграл реша­ющую роль в Гражданской войне, укрепил авторитет советской власти среди широких масс населения России.

По ряду высказываний Сталина можно судить, насколько глубоко запало ему в душу все то, что бы­ло пережито в Гражданскую войну, и особенно в 1918 году. Даже обращаясь к советским людям в тя­желейшие дни 1941 года, когда враг стоял у стен Москвы, он счел необходимым напомнить, что были дни, когда страна находилась в еще более тяжелом положении, что в 1918 году, когда на страну наседа­ли четырнадцать государств, три четверти страны находились в руках иностранных интервентов: Укра­ина, Кавказ, Средняя Азия, Урал, Сибирь, Дальний Восток. У большевиков не было союзников, не бы­ло, по сути, Красной армии — она еще только созда­валась — не хватало хлеба, вооружения, обмунди­рования. Но тогда удалось организовать армию, превратить страну в военный лагерь и разбить ин­тервентов.

Во время Гражданской войны Сталин выдержи­вает колоссальные нагрузки. К его обязанностям добавляются новые — он назначается народным ко­миссаром государственного контроля. «Дело гигант­ское, — указывал Ленин, когда создавался Раб-крин. — Но для того, чтобы уметь обращаться с проверкой, нужно, чтобы во главе стоял человек с ав­торитетом, иначе мы погрязнем, потонем в мелких интригах».

Ленин полагался на Сталина в больших и малых делах, ценил его работоспособность, часто ставил его в пример другим партийным деятелям. Он считал, что Сталину можно доверить выполнение любого поруче-ния партии, видя, как тот всегда берется за самую тя­желую работу «не жалуясь и не капризничая». Имен­но по предложению Ленина в 1922 году Сталин стал генеральным секретарем ЦК партии.

Высочайшая ленинская оценка Сталина — это исторический факт, который не ставит под сомнение никто из профессиональных историков. И его невоз­можно опровергнуть, размахивая, например, «Пись­мом к съезду» и не утруждая себя попытками разо­браться в том, а что же говорится в этом документе по сути, при каких обстоятельствах оно готовилось и об­народовано.

Сейчас лишь заметим, что Сталин не был нович­ком в руководстве партии. Он был членом ее ЦК с 1912 года, еще до того, как в его состав вошли Троцкий, Каменев, Бухарин. Именно Сталин (Ле­нин тогда находился в подполье) выступил с полити­ческим отчетом ЦК на нелегальном VI съезде РСДРП(б), состоявшемся летом 1917 года. Он вхо­дил в Политбюро с момента его создания в 1919 году, когда в его составе было пять членов: Ленин, Троц­кий, Каменев, Крестинский, Сталин. Не Сталин «втерся» в доверие «ленинской гвардии», в чем без­успешно пытаются нас убедить некоторые «истори­ки», а Сталина старались оттеснить на задний план новые «звезды» партии, вроде Троцкого, Каменева, Бухарина и других.

...И снова — фронт, руководство обороной Петро­града, которому угрожал Юденич. В июле 1919 года Сталин уже на Западном фронте, а затем — на Юж­ном, где сложилось тяжелейшее положение: наступ­ление Деникина ставило под вопрос само существо­вание советской власти.

Запаниковал председатель Реввоенсовета Троц­кий, который заговорил о неизбеж