Теоретиками не рождаются, но далеко и не все ими становятся. Не каждому дано увидеть историческую перспективу, вдвойне сложно соединить эту перспективу с решением практических задач текущего момента. Не случайно люди, снискавшие себе в партии звание ее «теоретиков» накануне Октября и в первые годы советской власти, с одной стороны, очень гордились им. С другой — они ревниво оберегали свою теоретическую деятельность от «конкуренции», тщательно следили, чтобы в узкий круг «посвященных» не проник кто-нибудь из «посторонних». Чего-чего, а самолюбия и тщеславия у этих людей было в то время хоть отбавляй, в личных амбициях им не откажешь.
Даже теоретическую деятельность Ленина его явные и скрытые оппоненты встречали в штыки вплоть до самой смерти пролетарского вождя, порой воспринимали ее с насмешкой, считая, что ленинизм — это не теория, а всего лишь практическая разработка марксизма применительно к России. Троцкий в одном из своих писем в 1913 году утверждал, что «все здание ленинизма построено на лжи и фальсифика-ции и несет в себе ядовитое начало собственного разложения».
|
|
Время все расставило по местам.
Как в свое время разного рода недруги стремились принизить важность для революции учения Ленина, так и о Сталине они пытались создать представление как о «заскорузлом догматике», годящемся только для практической работы, которая не требует углубленной подготовки по теоретическим вопросам. Не случайно особую ревность записных «теоретиков.» партии вызвало вторжение Сталина в «чужую» сферу выходившую далеко за рамки его сложившейся «специализации» — разработки политики партии по национальному вопросу. Они восприняли попытки Сталина всесторонне осмыслить ленинское наследие как едва ли не покушение на их «вотчину», где можно было спокойно заниматься умственными упражнениями, далекими от реальной жизни. Случилось это в апреле 1924 года, когда Сталин приступил к чтению лекций в Коммунистическом университете им. Я. М. Свердлова, сразу обнаруживших его широкое и целостное мировоззрение, недюжинные творческие способности, логику и убедительность доводов и трактовок.
Цикл лекций «Об основах ленинизма», которыми в последующем открывались все его прижизненные издания сборника «Вопросы ленинизма», посвящался «ленинскому призыву» — людям, к которым Сталин в течение всей жизни питал особенно теплые чувства. К тому же члены партии получили, по сути, учебное пособие по ленинизму.
Для нас особенно важно в этих лекциях станинское определение ленинизма как марксизма эпохи империализма и пролетарской революции. В этом определении кроется диалектический принцип освоения ленинского теоретического наследия, многое из которого в процессе общественного развития претерпевает значительные изменения.
|
|
В то же время Сталин, подчеркивая недопустимость одностороннего подхода к наследию Ленина и огромное всемирное значение ленинизма, писал: «„.Если бы ленинизм являлся только лишь применением марксизма к своеобразной обстановке России, то тогда ленинизм был бы чисто национальным и только национальным, чисто русским и только русским явлением. Между тем мы знаем, что лени-низм есть явление интернациональное, имеющее корни во всем международном развитии, а не только русское».
Можно сравнить эту формулировку с определением Зиновьева, которое Сталин подверг жесткой кри-тике: «Ленинизм есть марксизм эпохи империалистических войн и мировой революции, непосредственно начавшейся в стране, где преобладает крестьянство». Особенно резко он осуждал Зиновьева и его сторонников за подмену понятия «диктатура пролетариата» понятием «диктатура партии». Он, в частности, писал: «Этой формулой, взятой без оговорок, как бы подсказывают: а) беспартийным массам: не смейте противоречить, не смейте рассуждать, ибо партия все может, ибо у нас диктатура партии; б) партийным кадрам: действуйте посмелее, нажимайте покрепче, можно и не прислушиваться к голосу беспартийных масс, — у нас диктатура партии; в) партийным верхам: можно позволить роскошь некоторого самодовольства, пожалуй, можно даже зазнаться, ибо у нас диктатура партии, а значит, и диктатура вождей».
Из пункта «в» вытекало самоуспокоение — по словам Сталина, самая страшная угроза для коммунистов, пришедших к власти. Такое самоуспокоение в совокупности с отсутствием жажды продвижения вперед по пути прогресса, инициативы, любознательности стало, пожалуй, самой главной причиной той катастрофы, которая постигла СССР и КПСС. В тот момент, когда история потребовала от советских коммунистов абсолютной мобилизации разума, воли и всех сил, они не смогли этого сделать. Партия, особенно ее верхи, да и вся государственная система к этому времени, можно сказать, зажирели, впали в дремотное состояние, утратили чувство опасности. Это их и погубило.
Подмена диктатуры пролетариата диктатурой партии произошла в то время, когда Компартия стала подчеркивать свою роль в обществе как единственной «руководящей и направляющей» силы, когда эта роль КПСС была даже закреплена в конституции страны. Беззаботное почивание высшего руководства КПСС на вершине властной пирамиды привело к обюрокрачиванию партии, стагнации хозяйственной и политической жизни.
Сталин прекрасно видел ту угрозу, которую несет стремление бюрократии не только взять власть в свои руки, но и встать над народом, отделиться от него, превратиться в новое привилегированное сословие. Его отношение к этому характеризуют не раз повторявшиеся слова: «Каста проклятая!»
Ныне эти и другие худшие черты КПСС копирует партия «Единая Россия». Она фактически уже стала «руководящей и направляющей силой», правда, при этом на всякий случай согласует все свои действия с Кремлем. Однако «ЕР» не может предложить обществу реального плана поступательного движения. В период выборных кампаний 2007—2008 годов что-то туманно говорилось о якобы имеющемся у «Единой России» так называемом «плане Путина», но теперь и об этом молчат.
Для всех давно уже очевидно, что разговоры о существовании мистического «плана» были лишь популистским приемом, направленным на обман избирателей. А решения Путина то возглавить избирательный список «ЕР», то стать ее председателем служили для того, чтобы манипулировать общественным мнением. Это с одной стороны. А с другой — они открыли «дорогу в жизнь» разных мастей карьеристам. Это то, что случилось в свое время с КПСС после смерти Сталина, когда членство в ней стало трамплином для тысяч людей, преследовавших исключительно эгоистические цели.
|
|
Огромное теоретическое наследство, которое оставил нам Сталин, не потеряло своего значения и по сей день. Но, обращаясь к нему, важно помнить, пожалуй, о самом главном предупреждении Сталина, прозвучавшем на XVIII съезде партии: «Нельзя требовать от классиков марксизма, отделенных от нашего времени периодом в 45—55 лет, чтобы они предвидели все и всякие случаи зигзагов истории в каждой отдельной стране в далеком будущем. Было бы смешно требовать, чтобы классики марксизма выработали для нас готовые решения на все и всякие теоретические вопросы, которые могут возникнуть в каждой отдельной стране спустя 50—100 лет, с тем, чтобы мы, потомки классиков марксизма, имели возможность спокойно лежать на печке и жевать готовые решения. Но мы можем и должны требовать от марксистов-ленинцев нашего времени, чтобы они не ограничивались заучиванием отдельных общих положений марксизма, чтобы они вникали в существо марксизма...»
Эта мысль особенно важна для коммунистов, которым приходится сплошь и рядом сталкиваться с людьми, имеющими весьма странное представление о марксистско-ленинской теории. Имеется в виду та группа людей, которые почему-то полагают, что, твердя слова «марксизм», «рабочий класс» или «диктатура пролетариата», заученные в институтах хрестоматийные формулы из учебных пособий по общественным наукам, можно разом решить все стоящие перед современным коммунистическим движением вопросы.
Сталин словно заглянул в нашу эпоху и вскрыл суть ее жгучих проблем. Ведь очень часто те, кто в последние годы больше других говорит о своей верности марксизму, почему-то упорно не хотят замечать содержащихся и у Ленина, и у Сталина многократных предостережений от его догматического толкования и начетничества.
|
|
Сталин весьма саркастически относился к тем «марксистам», кто свою деятельность основывает не на учете практической работы, а на цитатах из Маркса, Энгельса, Ленина. В частности, он высмеивал тех, кто, прикрывая свои сомнения в созидательной силе России, цеплялся за устаревшую формулу Энгельса о том, что пролетарская революция должна будет произойти одновременно в нескольких ведущих странах, но она невозможна в одной отдельной стране. «...Ясно, — говорил Сталин в 1926 году, — что то, что считал Энгельс в 40-х годах прошлого столетия, в условиях домонополистического капитализма, неосуществимым и невозможным для одной страны, стало осуществимым и возможным в нашей стране, в условиях империализма».
В своей последней теоретической работе «Экономические проблемы социализма в СССР» Сталин отбросил и другое ошибочное положение Энгельса — о том, что стирание грани между городом и деревней должно повести к «гибели больших городов». Хотя, как считал Сталин, в СССР, в полном соответствии с марксистской теорией, и уничтожен антагонизм между городом и деревней, между физическим и умственным трудом, это не означает устранения «существенных различий» между ними. Оно сможет произойти только в отдаленном будущем.
Как известно, и Сталин прекрасно об этом знал, сам Энгельс свои выводы ни в коем случае не считал правилами, которыми надлежит бездумно руководствоваться, и утверждал, что «миропонимание Маркса — это не доктрина, а метод. Оно дает не готовые догмы, а отправные пункты для дальнейшего исследования и метод для этого исследования». На этот счет находим много замечаний и у Маркса. В частности, в 1877 году в письме русским читателям «Отечественных записок», подчеркивая, что он ученый, а не пророк, Маркс писал: «Конструирование будущего и провозглашение раз и навсегда готовых решений для грядущих времен не есть наше дело».
А ведь часто люди, считающие себя марксистами, пытаются перенести на современную действительность то, что в свое время преследовало исключительно тактические цели или частные задачи. Что было применимо только к конкретно-историческим условиям эпохи, от которой отделяют нас несколько десятилетий. Цитаты, формулировки и тезисы, вырванные ими из контекста тех или иных теоретических работ и предлагаемые в качестве готовых рецептов на сегодняшний день, очень часто бывают на руку убежденным противникам марксизма. Подобный подход к марксистско-ленинской теории стал одной из главных причин разрозненности действий многочисленных коммунистических организаций, созданных после распада КПСС, и в конечном счете дезориентировал широкие массы трудящихся. Мешал им консолидироваться и не мог направить их выступления в единое политическое русло.
Часто предпринимаются попытки «теоретических» обобщений, основанных на опыте большевиков в эпоху Октября и первых лет советской власти. Многие конкретные шаги диктовались тогда не только и не столько доктринальными соображениями, сколько касаниями «стенок» весьма узкого «коридора», по которому приходилось идти. Хотя ни Ленин, ни Сталин из применения жестких методов, соответствовавших суровой обстановке, никакого идеала никогда не делали. Однако в партии всегда было немало тех, кто впопыхах принимал эти меры за идеал, будь то «военный коммунизм» и продразверстка в годы Гражданской войны или ускоренная коллективизация в деревне и ликвидация кулачества как класса на рубеже двадцатых — тридцатых годов.
Марксизм — не символ веры, а средство познания и преобразования современности, — считал Сталин, решительно выступая против догматического использования марксистско-ленинской теории. На богатейшем политическом опыте партии он убеждался в том, что теоретические выводы, преобразованные в лозунги для масс, способны мобилизовать людей на поступательное движение, на преодоление многочисленных препятствий на пути к новому обществу.
Уместно в связи с этим напомнить очень важные ленинские слова о сути марксизма и причинах его кризисов, которые всегда находятся в зависимости от складывающихся обстоятельств. Ленин в статье «О некоторых особенностях исторического развития марксизма» (1910) писал:
«Именно потому, что марксизм не мертвая догма, не какое-либо законченное, готовое, неизменное учение, а живое руководство к действию, именно поэтому он не мог не отразить на себе поразительно-резкой смены условий общественной жизни. Отражением смены явился глубокий распад, разброд, всякого рода шатания, одним словом, — серьезнейший внутренний кризис марксизма. Решительный отпор этому распаду, решительная и упорная борьба за основы марксизма встала опять на очередь дня. Чрезвычайно широкие слои тех классов, которые не могут миновать марксизма при формулировке своих задач, усвоили себе марксизм в предыдущую эпоху крайне односторонне, уродливо, затвердив те или иные "лозунги", те или иные ответы на тактические вопросы и не поняв марксистских критериев этих ответов. "Переоценка всех ценностей" в различных областях общественной жизни повела к "ревизии" наиболее абстрактных и общих философских основ марксизма....Повторение заученных, но непонятых, непродуманных "лозунгов" повело к широкому распространению пустой фразы, на деле сводившейся к совершенно немарксистским, мелкобуржуазным течениям...»
Дело здесь не только в том, что мысль о недопустимости догматического подхода к марксизму была полностью воспринята и развита Сталиным. «Поразительно-резкая» смена условий общественной жизни, о которой говорил Ленин, — отличительная черта эпохи, которую мы сейчас переживаем. Меняются времена — суть кризисных ситуаций остается одной и той же: быстрое и стремительное изменение тенденций развития и поверхностное усвоение марксизма значительной массой тех, кто причисляет себя к марксистам.
Характерно, что Сталин изучал труды Ленина до конца своей жизни, с гордостью повторяя в свои зрелые годы: «Я только ученик Ленина и цель моей жизни — быть достойным его учеником». И при этом он предупреждал о недопустимости упрощенного прочтения Ленина:
«Иные думают, что ленинизм есть примат практики перед теорией в том смысле, что главное в нем — претворение марксистских положений в дело, "исполнение" этих положений, что же касается теории, то на этот счет ленинизм довольно будто бы беззаботен... Я должен заявить, что это более чем странное мнение о Ленине и ленинизме совершенно неправильно и ни в коей мере не соответствует действительности, что стремление практиков отмахнуться от теории противоречит духу ленинизма и чревато большими опасностями для дела...
Ленин больше, чем кто-либо другой, понимал важное значение теории, особенно такой партии, как наша, ввиду той роли передового борца международного пролетариата, которая выпала на ее долю, и ввиду той сложности внутренней и внешней обстановки, которая окружает ее».
Отрицание ведущей роли теории в революции Сталину всегда представлялось столь же гибельным для судеб партии, как и ее отрыв от масс. Сталин был убежден, что партия пришла к власти лишь благодаря научно обоснованному объяснению общественных процессов, выдвигая во главу угла марксистский идеал общественного устройства, который долгие годы служил знаменем для рабочего класса и всех трудящихся России.
Сила идеологии сталинской эпохи заключалась в неразрывной связи теории с экономической практикой. Важнейшие выводы марксизма подкреплялись реальными делами и достижениями, зримым улучше-нием жизни большинства граждан Советского Союза.
В своей последней теоретической работе — «Экономические проблемы социализма в СССР» — Сталин подчеркивал необходимость признания законов науки в экономической политике, так как видел в них «отражение объективных процессов, происходящих независимо от воли людей». Он был категорически не согласен с иждивенческим утверждением той части партийных кадров, которые полагали, что советская власть в деле построения социализма играет особую роль, «которая якобы дает ей возможность уничтожить существующие законы экономического развития и "сформировать" новые». Наоборот, достижения советской власти обусловлены тем, что она «опиралась на экономический закон обязательного соответствия производственных отношений характеру производительных сил». Социалистический закон планомерного развития народного хозяйства дает возможность правильно планировать общественное производство. Но эту возможность нельзя смешивать с действительностью. Это, по Сталину, «две разные вещи».
Подчеркивая в этой же работе необходимость марксистского воспитания коммунистов страны, Сталин в очередной раз представляет перед нами свое видение марксизма как науки об общественном развитии, отражающей объективную реальность, а не собрание вечных и безупречных формул.
Здесь же Сталин впервые в марксистской теории сформулировал основной экономический закон социализма как обеспечение максимального удовлетворения постоянно растущих материальных и культурных потребностей всего общества путем непрерывного роста и совершенствования социалистического производства на базе высшей техники. Поставив во главу угла этой формулы человека и его потребности, Сталин указывал на необходимость сокращения рабочего дня «по крайней мере до 6, а потом и до 5 часов», введения общеобразовательного политехнического обучения, улучшения коренным образом жилищных условий и повышения реальной заработной платы рабочих и служащих минимум вдвое, «как путем прямого повышения денежной зарплаты, так и, особенно, путем дальнейшего систематического снижения цен на предметы массового потребления».
Для марксистов использование наследия Сталина сегодня означает отнюдь не слепое следование букве его работ и порядку действий. Необходимо понять и использовать ту методологию, с которой он сам подходил к вопросу об опыте предшественников.
Целый ряд его разработок обладает большей глубиной, чем мы привыкли думать. Десятилетиями многие полагали, что сталинский тезис, выдвинутый в июле 1928 года на пленуме ЦК ВКП(б), об обострении классовой борьбы с развитием социализма и возрастанием сопротивления капиталистических элементов, служил лишь для того, чтобы оправдать жесткие методы руководства страной и чинимые в последующем беззакония. Однако этот тезис приобретает совершенно иное звучание, когда анализируешь причины распада СССР и КПСС, чему так и не смогли воспрепятствовать здоровые силы партии и государства. Никто не ожидал, насколько сплоченными и озлобленными окажутся враги социализма, прятавшиеся до поры до времени за спину Горбачева под видом сторонников перестройки. События, которые произошли во второй половине восьмидесятых годов и в последующие годы, показывают нам, что контрреволюция никуда не делась, не отказывалась от захвата власти любыми, в том числе и кровавыми способами. В нашей стране это проявилось в октябрьских собы-тиях 1993 года. Социализм и целостность Югославии были разрушены в результате внешней агрессии империализма, вмешательства США, которые взяли на себя обязанности мирового жандарма.
Полностью оправдал себя и другой сталинский тезис — о том, что международный капитал не прочь будет «помочь» России в деле перерождения социалистической страны в буржуазную республику. Все мы помним, какие усилия прилагал Запад, чтобы удержать у власти контрреволюцию, реставрировавшую в России капиталистические порядки. В набор этой «помощи» входила даже подготовка проекта ныне действующей Конституции РФ, которая проводилась на Западе. Под непосредственным руководством Международного валютного фонда осуществлялось реформирование экономики в духе ее либерализации и делались попытки ликвидировать социальные завоевания трудящихся. Что удалось осуществить только после того, как большинство Госдумы стало «карманной» фракцией президента. Со временем выяснилось, что и решение о дефолте, объявленное российским правительством 17 августа 1998 года, также было согласовано с Международным валютным фондом. Вот только куда делись выданные им накануне транши в 4 и 6 миллиардов долларов, остается тайной за семью печатями.
А ведь это только отдельные примеры «всесторонней помощи» России со стороны западного капитала.
Для нас также поучительно, что, будучи беззаветно преданным делу рабочего класса, Сталин не рассматривал пролетариат как некую однородную ре-волюционную силу. Класс наемных рабочих, по Сталину, не был устойчивым и четко оформленным социальным образованием; он выделял в нем три слоя. «Первый слой» — это основная масса пролетариата, его ядро, это та масса «чистокровных пролетариев», которая давно уже порвала связи с классом капиталистов. «Второй слой» — это выходцы из других классов, недавно только влившиеся в состав пролетариата и внесшие в рабочий класс свои навыки, свои привычки, свои колебания, свои шатания. Этот слой представляет наиболее благоприятную почву для всяких анархистских, полуанархистских и «ультралевых» группировок. «Третий слой» — это «рабочая аристократия», верхушка рабочего класса, наиболее обеспеченная часть пролетариата с ее стремлением к компромиссам с буржуазией, с ее преобладающим настроением приспособления к сильным мира сего, с ее настроением «выйти в люди». Этот слой представляет наиболее благоприятную почву для откровенных реформистов и оппортунистов.
Сталин обращал внимание на способность пролетариата к социальной трансформации, что имеет большое значение в наши дни, пока еще общество находится в состоянии социальной неопределенности. Чтобы понять, какие изменения сейчас происходят в структуре российского общества, когда она еще только выкристаллизовывается, важен сталинский метод классового анализа. Причем это особенно значимо потому, что КПРФ приходится работать в условиях, когда промышленное ядро пролетариата в сравнении с советским периодом уменьшилось, по крайней мере, вдвое.
В составе рабочего класса так же, как и при Сталине, можно достаточно четко выделить три слоя. Во-первых, это своего рода «рабочая аристократия», сконцентрированная прежде всего в нефтегазовой и других отраслях, работающих на экспорт. Эти люди во многом являются заложниками своего относительно благополучного положения и более всего страшатся его потерять. Поэтому они, как правило, общественно пассивны и политически управляемы.
Во-вторых, это работники тех предприятий, которые смогли уцелеть в хаосе экономической ломки последних пятнадцати — двадцати лет и постоянно балансируют на грани стабильности. С ними у партии выстраивается гораздо лучшее взаимодействие.
Третий слой составляют трудящиеся заводов и фабрик, «лежащих на боку», втянутых в нескончаемый процесс передела собственности, их искусственного разорения либо полного уничтожения. Здесь концентрируется громадный потенциал протеста. Объективно эта «треть» промышленного пролетариата ближе всего коммунистам по настроениям и интересам. Но, к сожалению, партия не всегда находит общий язык с этой возбужденной и радикализованной массой, порой, как показывает практика, опаздывает подключаться к ее выступлениям.
В то же время оказался расколотым основной массив людей труда, который по своему характеру значительно отличается от сталинского времени, — служащие предприятий, крестьяне, мелкие и средние предприниматели, создающие конкретные ценности, «компьютерный пролетариат».
Пока не сформировался тот, по выражению Сталина, «кипящий слой», на который коммунисты могли бы сполна положиться. В то же время необходимо принять во внимание и активно использовать то обстоятельство, что власть своей политикой и практическими шагами делает все, чтобы растущую социальную активность, особенно низкооплачиваемых групп населения, довести до точки кипения.
В потоке социального расплава, вызванного либеральными реформами, успел сформироваться и организационно сплотиться только слой крупных собственников, представляющих господствующую верхушку нового класса буржуазии. Другим наиболее устоявшимся сегментом общества стал слой чиновничества, охватывающий почти шестую часть населения страны. Огромный бюрократический аппарат составил ядро социально-политической базы режима, его «классовую гвардию», которую власть укрепляет и кормит на народные деньги. Полностью в зависимость от «партии власти» попала низшая прослойка госслужащих, так называемые «бюджетники» — педагоги, воспитатели, научные и медицинские работники, которым периодически что-то перепадает с барского стола.
Считая, что интересам России более всего отвечает выбор социалистического пути развития, основой которого станут обобществление труда и преодоление эксплуатации человека человеком, коммунисты убеждены, что научно-технический прогресс создает предпосылки для качественного и структурного обновления рабочего класса, видят свою социальную базу в обновляемом содружестве людей труда. К ним они в первую очередь и обращаются со своими идеями, содействуя осознанию и реализации трудящимися их интересов в национальном и международном масштабе. В руках этой ведущей общественной силы — судьба России.
...В области теоретических разработок Сталина сразу же обращают на себя внимание, что мы уже отмечали, доступность излагаемого материала, а также последовательность и логичность в отстаивании собственной позиции. И конечно же трезвость мысли, основанная не только на кабинетных бдениях, а на глубоком знании обстановки, истинного положения вещей.
Реализм — это то качество, которое существенно выделяло его среди плеяды революционеров, определявших лицо партии и на трудном пути к Октябрю, и, особенно, в послереволюционное время, после кончины Ленина. Однако Сталин с презрением относился к «узкому практицизму и беспринципному делячеству», осудив их еще в своей работе «Основы ленинизма». Ему была чужда позиция практиков, которые были заняты решением злободневных вопросов хозяйства и обороны страны или ее внешней политики, однако воспринимали теоретическое наследие Маркса, Энгельса и Ленина как набор обязательных, но не относящихся к делу ритуальных формул, а потому не могли увидеть отдаленную перспективу, заглянуть в завтрашний день.
Реальный взгляд на вещи позволял Сталину проявлять гибкость в решении стоящих проблем, от государственного устройства России до вопросов хозяйственного строительства. Например, он был твердым сторонником нэпа, когда на производителя стала давить политика военного коммунизма, когда новая экономическая политика стала играть положительную роль в восстановлении хозяйства после интервенции Антанты и Гражданской войны. Но он приступил к решительному свертыванию его тогда, когда нэп стал противоречить объективным потребностям развития страны.
Или взять его отношение к некоторым формам собственности в экономическом устройстве страны. Казалось бы, чего мы только не знаем об истории кооперативного движения. Однако Сталин отвечал на вопрос о роли кооперативов отнюдь не однозначно: «...Полезны или вредны для пролетариата кооперативы... все зависит от времени и места... Кооперативы могут принести большую пользу пролетариату, если за их создание и руководство возьмется сама партия, там же, где этих условий нет, кооперативы являются вредными для пролетариата, так как они порождают у рабочих мелко-торгашеские тенденции и цеховую замкнутость...»
И опять — словно о нашем времени. Многие из нас были свидетелями начала жуткой вакханалии в экономике страны, когда в мае 1988 года был принят Закон «О кооперации в СССР», причем от контроля за деятельностью кооперативов полностью отказалась КПСС. Именно под флагом кооперативного движения развернулось реальное наступление на социализм. Характерно, что подавляющее большинство кооперативов было создано в рамках государственных предприятий; на них они и паразитировали, не создавая практически никаких материальных ценностей. Началась невиданная по своему цинизму и размаху перекачка государственных средств в частный сектор, носивший в большинстве случаев откровенно противозаконный характер. К тому же кооперативы породили «мелко-торгашескую тенденцию» в стране, которую в свое время подметил Сталин.
Поражают прозорливость Сталина по целому ряду принципиальных вопросов, его способность к прогнозированию развития событий.
Так, он задолго до 1929 года, до начала Великой депрессии, указывал на неизбежность мирового кризиса, к которому ведут процессы в экономике капиталистических стран, писал, что он будет «самым серьезным и самым глубоким кризисом из всех существовавших до сих пор мировых экономических кризисов», несравненно более глубоким, чем кризис перед последней империалистической войной. Сталин предвидел также, что этот кризис капиталистической экономики «будет перерастать в ряде стран в кризис политический. Это значит, что буржуазия будет искать выхода из положения в дальнейшей фашизации в области внутренней политики». В области внешней политики он считал, что «буржуазия будет искать выхода в новой империалистической войне».
Ее характер не вызывал у Сталина никаких сомнений: «...Речь идет о реальной и действительной угрозе новой войны вообще, войны против СССР — в особенности».
В то же самое время, когда над страной нависла мрачная тень грядущей войны, Бухарину слышалось, что «земля дрожит уже отдаленными гулами великих революций, которые превзойдут по своему размаху даже то, что мы пережили и перечувствовали...».
Пророческие оценки Сталина вряд ли следует считать каким-то особым даром предвидения мистического свойства. Их точность прежде всего свидетельствует о совершенном владении Сталиным марксистским учением, его умении на практике применять ленинский метод анализа международной обстановки.
Многие предупреждения Сталина актуальны и в наши дни, особенно те, которые касаются выбора пути развития России. И самый опасный и пагубный — это путь, который лишает страну самостоятельности, неизбежно превращает ее в придаток мировой капиталистической системы.
На всю деятельность Сталина наложил свой отпечаток многонациональный характер социал-демократических организаций, в которых он начинал революционную работу. В Закавказье он приобрел опыт разрешения национальных противоречий, который всегда ценил Ленин, указывая на то, что «грузины + армяне + татары + русские работали вместе в единой с.-д. организации больше десяти лет».
Сталин с самого начала прекрасно понимал всю важность «национального вопроса». Этими проблемами он начал интересоваться еще в молодости и, в отличие от многих своих соратников, очень серьезно относился к национальным аспектам политической борьбы, прекрасно понимал, какие силы и энергия таятся в национальном самосознании народов.
Сталин сумел вычленить главное, что объединяло людей разных национальностей в набиравшем силу рабочем движении: общность целей у основной массы эксплуатируемых народов. В статье «Как понимает социал-демократия национальный вопрос?», написанной в 1904 году, сразу же после ознакомления с Программой партии, принятой на II съезде РСДРП, Сталин указывал: «"Национальный вопрос" в разные времена служит различным интересам, принимает различные оттенки в зависимости от того, какой класс и когда выдвигает его».
Практика показала, что в «новой», современной, России так и не вырос класс буржуазии, которую отличала бы национальная преданность своей Родине, — жизненно важные отрасли ее экономики давно задохнулись и погибли без инвестиций, и никто не горит желанием их реанимировать. В то же время деятельность подавляющего большинства крупных бизнесменов и предпринимателей носит компрадорский характер, прямо противоречит интересам страны. Цель, которую они ставят перед собой, проста: личное обогащение всеми возможными способами. Все, что их волнует, — это нефтяная «труба», через которую утекают последние надежды народа, и международные финансовые спекуляции. А огромная страна, ее обороноспособность приносятся в жертву сиюминутным коммерческим интересам. Людям, среди которых главной забавой стало соревнование «у кого яхта круче», «мода» на «патриотизм» Медведева и Путина глубоко безразлична, так же как и судьба Отечества. «Патриотизм» кремлевской власти стряпается для средних и мелкобуржуазных слоев населения, его с удовольствием подхватывают различные националистические течения. Такое явление не ново, Сталин называл его «выхолощенным "патриотизмом" буржуазии».
Такой, с позволения сказать, «патриотизм», отвлекающий народ от его коренных задач, замкнутый на второстепенные, мелкие интересы, обнажает свою ущербность, когда речь заходит о политике по отношению к другим республикам бывшего Советского Союза, к дружественным народам других стран. Именно это обусловило колебания российской верхушки в решении важнейших вопросов по Южной Осетии и Абхазии. Можно привести и другие примеры. Это — и отсутствие заинтересованности в окончательной подготовке и подписании Союзного договора с Белоруссией, политика невмешательства при разыгравшейся в 1999 году трагедии Югославии, робкие демарши при решении вопроса об отделении Косова от Сербии. Сербы оказались грубо униженными в собственной стране.
Эта ситуация во многом сходна с положением русских в России, которые оказались самым крупным разделенным народом в мире — за пределами России их сейчас проживает 25 миллионов. Русский народ составляет подавляющее большинство самых обездоленных слоев населения. Русских немного в высших эшелонах власти, они изгоняются из сфер управления, финансов, средств массовой информации.
Коммунисты никогда не ставили вопрос о превосходстве русского народа над другими народами России и бывшего СССР или каких-либо привилегиях и преимуществах для русских. Но при общности коренных национальных интересов именно русскому народу — в силу целого ряда исторических, географических, демографических и иных факторов — довелось стать государствообразующим этносом, зодчим великой державы.
Это очень хорошо понимал Сталин. Постоянно подчеркивая определяющую роль русских в судьбах России, он особенно высоко оценил исторический вклад русского народа в победу над фашистской Германией, его роль стержневой опоры всех народов СССР в противостоянии агрессору и разгроме врага. Наиболее емкое представление об отношении Сталина к русским дает его тост на приеме в Кремле по случаю Парада Победы 24 июня 1945 года:
«...Я пью прежде всего за здоровье русского народа потому, что он является наиболее выдающейся нацией из всех наций, входящих в состав Советского Союза.
Я поднимаю тост за здоровье русского народа потому, что он заслужил в этой войне всеобщее признание, как руководящей силы Советского Союза среди всех народов нашей страны.
Я поднимаю тост за здоровье русского народа не только потому, что он — руководящий народ, но и потому, что у него имеется ясный ум, стойкий характер и терпение...»
Положение русских, которые составляют свыше 80 процентов населения страны, — это индикатор социального самочувствия всех российских народов. Вряд ли надо кому-то объяснять, чем для России обернется происходящая в наши дни депопуляция русской нации: за последние 15 лет численность населения Российской Федерации сократилась на 10 миллионов человек, при этом русские потеряли 9,5 миллиона. Коренные русские области вымирают в два-три раза быстрее, чем другие регионы.
В течение своей многовековой истории русский народ уже дважды — в период ордынского нашествия и во время фашистского вторжения — оказывался перед угрозой физического истребления. Теперь уже в третий раз над русской нацией нависла зримая угроза ее полного исчезновения. Геноцид нации, свидетелями которого мы являемся, носит сознательный, спланированный характер. Опасность подобного~раз-в'ития событий возникла давно — глобальная русофобия, ненависть к России и русскому народу получили «теоретическое обоснование» еще в начале XX века. Именно тогда появились первые теоретики нового мироустройства, среди которых своими антирусскими взглядами выделялся Хэлфорд Макиндер — один из наиболее почитаемых в западных кругах родоначальников геополитики. Они и заговорили о том, что Запад не может спать спокойно, пока Россия держит в своих руках «географическую ось истории», пока существует «русское господство» над «сердцем мира» — континентальным ядром евразийского материка.
Все последующие доктрины той же американской геополитики — от «Четырнадцати пунктов президента Вильсона» до «Великой шахматной доски» Збигне-ва Бжезинского — буквально пропитаны идеей расчленения русского «сердца мира» на множество протекторатов, сокращения исконно русского населения до «безопасной величины», которая уже никогда не позволит вернуть ему контроль над собственной страной. Если же этого достичь не удастся, следует закрепить западное господство по периметру евразийского континента. И уже оттуда задушить Россию в кольце военных баз и экономических конкурентов, постепенно «откусывая» у нее пограничные регионы, лишая ее выхода к морям, к выгодным рынкам сбыта и союзным государствам.
Мы видим, как эта геополитическая концепция, получившая название «Кольцо анаконды», осуществляется на практике. Поэтому-то Запад так актив-но поддержал в свое время российских «демокра-тов», использовавших русофобию в качестве одного из главных инструментов разрушения СССР и России. С его помощью в Советском Союзе и был осуществлен «демократический» переворот, который вполне соответствовал давно вынашиваемым планам сокращения русского населения до 50 и даже 30 миллионов человек — такова, по мнению ряда «специалистов», оптимальная численность российского населения, необходимого для обслуживания нефтяных и газовых труб, рудников и выполнения другой «грязной» работы. В 1982 году Маргарет Тэтчер не постеснялась публично озвучить и другие цифры, заявив, что, с западной точки зрения, «экономически оправданным является проживание на территории СССР не более пятнадцати миллионов человек». Естественно, что оставшиеся должны быть лишены собственной культуры и исторической памяти. Еще в начале девяностых годов некоторые доморощенные «ученые» призывали к уничтожению национального культурного кода, смене социокультурного ядра — для того, чтобы Россия смогла войти в пресловутую мировую цивилизацию.
...И все же, как показала первая русская революция, значение национального вопроса в социал-демократическом движении России перед решающим, октябрьским штурмом явно недооценивалось. Именно поэтому Ленин предложил Сталину написать на эту тему теоретическую статью, которая была подготовлена в 1913 году и вошла в историю под названием «Марксизм и национальный вопрос». Хорошо известно, что эта первая обстоятельная научная работа Сталина получила у Ленина восторженную оценку. В ней было сформулировано классическое определение нации, которое не утратило своего значения и по сей день: нация есть «исторически сложившаяся устойчивая общность языка, территории, экономической жизни и психического склада, проявляющегося в общности культуры». Начавшемуся после поражения первой русской революции процессу разбегания ее участников по своим национальным квартирам Сталин противопоставляет «принцип интернационального сплочения рабочих, как необходимый пункт в решении национального вопроса».
Однако этот принцип для Сталина не умалял значения национальных особенностей и самобытности людей, участвующих в пролетарском движении. Он считал, что если большевики не будут бороться за национальные требования людей, то те окажутся под влиянием национально настроенной буржуазии. Что и происходит с современной Россией с той лишь разницей, что спекулировать национальными проблемами «поручено» «Единой России».
Силу национальных особенностей, особенно устойчивость национальных языков к попыткам ассимиляции, Сталин подчеркивал позднее в работе «Национальный вопрос и ленинизм (Ответ товарищам Мешкову, Ковальчуку и другим)». В ней он в очередной раз предстал непримиримым противником разрушителей национальной культуры.
В преддверии создания союзного государства Сталин поддержал ленинский принцип права наций на самоопределение вплоть до отделения и образования самостоятельных государств. Но он понимал и всю опасность абсолютизации лозунга о самоопределении, грозившего в случае его бездумной реализации развалом единого государства. Поэтому он указывал на «необходимость толкования принципа самоопределения как права на самоопределение не буржуазии, а трудовых масс данной нации. Принцип самоопределения должен быть средством для борьбы за социализм и должен быть подчинен принципам социализма».
Выступая на XII съезде РКП(б) с заключительным словом по докладу «О национальных моментах в партийном и государственном строительстве», он сказал: «Следует помнить, что кроме права народов на самоопределение есть еще право рабочего класса на укрепление своей власти, и этому последнему праву подчинено право на самоопределение. Бывают случаи, когда право на самоопределение вступает в противоречие с другим, высшим правом, — правом рабочего класса, пришедшего к власти, на укрепление своей власти».
Эта теоретическая предпосылка и легла вскоре в основание партийной политики. В апреле 1926 года Сталин встретился с наркомом просвещения Украины Шумским, известным сторонником ускоренной «украинизации» республики. По итогам беседы Сталин направил членам Политбюро украинского ЦК специальное письмо, в котором писал: «Нельзя заставить русские рабочие массы отказаться от русского языка и русской культуры и признать своей культурой и своим языком украинский... Это была бы не национальная свобода, а своеобразная форма национального гнета». Бездумная украинизация, предупреждал он, может принять «характер борьбы за отчужденность украинской культуры и украинской общественности... характер борьбы против "Москвы" вообще, против русских вообще...».
Уместно напомнить, что одной из причин разрушения СССР был охват населения союзных республик буржуазным национализмом, который был спровоцирован зарождающимся классом капиталис-тов. Националистические настроения до сих пор поддерживаются правящими силами некоторых государств, образованных на постсоветском пространстве, в том числе в Украине и странах Балтии. Что особенно тревожит, они создают благоприятный фон для реанимации в этих странах бандеровщины и фашизма.
В статье «Политика Советской власти по национальному вопросу в России», опубликованной в «Правде» в октябре 1920 года, Сталин осуждал попытки национальных меньшинств воспользоваться правом отделения от России: «Требование отделения окраин от России, как форма отношений между центром и окраинами, должно быть исключено не только потому, что оно противоречит самой постановке вопроса об установлении союза между центром и окраинами, но прежде всего потому, что оно в корне противоречит интересам народных масс». Сталин видел лишь две альтернативы для развития национальных окраин: «Либо вместе с Россией, и тогда — освобождение трудовых масс окраин от империалистического гнета; либо вместе с Антантой, и тогда — неминуемое империалистическое ярмо. Третьего выхода нет».
Сталинский девиз полностью приемлем и сегодня, только с одной поправкой: Антанту сейчас замещает НАТО, куда мечтают попасть страны, «освободившиеся» от влияния России.
Надо отметить, что свою конечную задачу — построение мощной державы — Сталин всегда соизмерял с требованиями текущего момента, с конкретной политической обстановкой в партии и в стране. Так, например, он был убежден, что государство не может быть сильным, если оно внутренне нестабильно, если нет прочной взаимосвязи между центром и регионами. Поэтому Сталин выступал против принципа федерализма в государственном устройстве, был убежденным и последовательным централистом. При этом в разное время он готов был согласиться с разными политическими формами, различными механизмами и схемами воплощения в жизнь своей идеи.
Так, еще в ходе революции он выступил как сторонник унитарной системы государственного управления и опубликовал в марте 1917 года в «Правде» статью, которая так и называлась — «Против федерализма». В условиях распада Российской империи, растущего сепаратизма окраин, неспособности и нежелания Временного правительства противостоять этим губительным тенденциям Сталин считал невозможным и даже гибельным любое ослабление центральной власти. Он считал, что в ряде ведущих капиталистических стран «развитие шло от независимых областей через их федерацию к унитарному государству, что тенденция развития идет не в пользу федерации, а против нее... Из этого следует, — писал он, — что неразумно добиваться для России федерации, самой жизнью обреченной на исчезновение».
Однако, чувствуя, что споры на эту тему грозят привести партию к расколу, он смягчает свою позицию, признав за федерализмом, которому суждено сыграть свою переходную роль — к будущему социалистическому унитаризму, право на существование.
Позднее, в декабре 1924 года, он разъяснил основные причины, по которым он существенно поменял свою позицию. Во-первых, ко времени Октябрьской революции целый ряд национальностей России «оказался на деле в состоянии полного отделения и полной оторванности друг от друга, ввиду чего федерация оказалась шагом вперед от разрозненности трудящихся масс к их сближению, к их объединению». Кроме того, «формы советской федерации оказались вовсе не противоречащими целям экономического сближения трудящихся масс национальностей России». И, наконец, в-третьих, «удельный вес национального движения оказался гораздо более серьезным, а путь объединения наций — гораздо более сложным, чем это могло казаться раньше».
И все же, несмотря на глубину проработки вопроса, национальные отношения в России оказались настолько сложными, что их трудно было осмыслить до конца к такому историческому событию, каким явилось образование СССР.
Как известно, главная задача национальной политики советской власти первых послереволюционных лет, решение которой было положено в основу создания Советского Союза, состояла в ликвидации фактического национального неравенства. Причем поиск принципов объединения советских республик в единое государство проходил в трудных дискуссиях. Ленин подчеркивал, что необходимо обеспечить реальное равенство наций.
Бухарин считал, что этого можно добиться следующим образом. «Мы в качестве бывшей великодержавной нации, — писал он, — должны поставить себя в неравное положение... Только при такой политике, когда мы себя искусственно поставим в положение, более низкое по сравнению с другими, только этой ценой мы сможем купить доверие прежде угнетенных наций».
Ошибалось или нет то большинство в руководстве партии, которое так считало? Ответить на этот вопрос трудно, не зная атмосферы тех лет: внутри партии был силен дух русофобии, учиненный троцкистами. Поэтому в 1923 году на XII съезде партии Сталин высказался довольно категорично: «Говорят, что нельзя обижать националов. Это совершенно правильно, я согласен с этим, — не надо их обижать. Но создавать из этого новую теорию о том, что надо поставить великорусский пролетариат в положение неравноправного в отношении бывших угнетенных наций, — это значит сказать несообразность».
Однако переломить общую тенденцию ему тогда не удалось. На практике всесторонняя помощь национальным окраинам оказывалась, во-первых, за счет человеческого, материального и культурного потенциала Центральной России. Во-вторых, единое государство формировалось по федеративному принципу, с признанием полного равноправия с Россией новых республик.
Соответствовала ли реальному положению вещей позиция большинства коммунистов, считавших, что для разрешения проблемы национальных отношений должна лежать система уступок со стороны русских и преимуществ для нерусских народов, и как эта позиция отразилась на исторической перспективе?
Опять-таки, все обусловливалось совершенно конкретными условиями места и времени. Эта политика приносила определенный успех, пока соответствовала объективным задачам, пока обстоятельства не изменились. Бездумное ее продолжение и после того, как фактическое неравенство было в основном преодолено, губительно сказалось сначала на судьбе Советского Союза, а затем и самой России. Более того, сразу после образования СССР заговорили о мнимой угрозе великорусского шовинизма, что позднее стало сопровождаться оскорбительными выпадами против русских.
Надо сказать, что недобрая традиция пренебрежительного отношения к русским рождена той частью революционеров, которым был чужд русский народ, которые в России не видели ничего, кроме, как мы уже говорили, материала для разжигания «мирового пожара». Например, когда в 1918 году по инициативе Ленина был ратифицирован Брестский мирный договор, Радек, который был тогда заместителем наркома по иностранным делам, произнес знаковую фразу: «Боже! Если бы в этой борьбе за нами стояла другая нация, а не русские, мы бы перевернули мир».
Подспудно протест русского населения против своего униженного положения начал зреть позднее, в послевоенные годы, а реакцией на него явилось создание в 1956 году газеты «Советская Россия». Новое дыхание он приобрел после того, как русские патриоты объединились в борьбе против правительственного проекта переброса северных рек, осуществление которого неминуемо привело бы к экологической катастрофе на обширных территориях России. Важнейшим этапом его стало создание широкого фронта патриотических сил после измены Горбачева — Ельцина. Безусловно, в ходе развития патриотического движения были и крупные ошибки, в том числе поддержка поспешного решения о суверенитете России, в значительной степени ускорившего распад СССР.
Сдерживая давление со стороны внутрипартийных русофобов, Сталин последовательно и основательно проводил курс на восстановление попранной ими национальной справедливости, на постепенную и тщательно сбалансированную кадровую политику. Однако хрущевская и брежневская эпохи затушевали этот курс, сделав возможной новую вспышку оголтелой русофобии в пору «горбачевской» перестройки и либеральных «реформ». Всем памятны издевательства над русским «старшим братом» — осмеянным, оболганным, изгнанным. Тем самым «братом», который, согласно политике сталинского времени, использовал «свое положение ведущего в семье равных советских республик... чтобы помочь подняться, расправиться, развиться тем народам, которых наиболее угнетало царское правительство, которые больше всего отстали в экономическом и культурном развитии».
Кануло ли в Лету это историческое призвание русских? Хочется надеяться, что нет. Союзное государство, выпестованное Сталиным, должно возродиться. И возродится оно, рано или поздно, вокруг русской нации. Придет время, и сталинские разработки в области теории национальных отношений будут востребованы полностью. К созданию нового единого государства неизбежно приведет осознание трудящимися массами братских стран общности своих коренных интересов.
Сейчас же КПРФ прямо говорит: не будет равноправен, обеспечен и счастлив русский народ — не будет достатка, равенства и счастья ни у одного другого народа России.
Ярким проявлением державности сталинского мышления стала его речь на приеме по случаю двадцатилетия Октябрьской революции. «Русские цари, — говорил Сталин, — сделали одно хорошее дело — сколотили огромное государство до Камчатки. Мы получили в наследство это государство. И впервые мы, большевики, сплотили и укрепили это государство как единое, неделимое государство не в интересах помещиков и капиталистов, а в пользу трудящихся, всех народов, составляющих это государство. Мы объединили государство таким образом, что каждая часть, которая была бы оторвана от общего социалистического государства, не только не нанесла бы ущерб последнему, но и не могла бы существовать самостоятельно и неизбежно попала бы в чужую кабалу. Поэтому каждый, кто пытается разрушить это единство социалистического государства, кто стремится к отделению от него отдельной части и национальности, враг, заклятый враг государства, народов СССР».
Сталин прекрасно понимал, что уникальная страна собиралась по крупицам веками, а развалить ее можно за очень короткий исторический срок. Что в конечном счете и произошло с СССР. На примере ряда государств, созданных на территории бывшего Советского Союза, мы наблюдаем неумолимый процесс закабаления «частей» социалистического государства, о котором говорил Сталин. Путь к зависимости от иностранных держав не блещет оригинальностью — планы вступления наших соседей в ВТО, НАТО, ЕЭС хорошо известны. По сути, мало чем отличается от этого и путь, избранный Россией, которая все больше становится сырьевым придатком развитых западных держав. Те требования, которые предъявили к нашей стране чиновники ВТО, в том числе на международном симпозиуме «Взгляд в будущее: Россия в XXI веке» (19 июня 2008 года), означают, что РФ может полностью отдать свои рынки под импортное продовольствие, потерять собственную продовольственную базу, свое сельскохозяйственное производство.
В целом — с поправкой на современные условия — нынешняя ситуация в области национально-государственных проблем разительно напоминает ту, с которой пришлось столкнуться большевикам в первые годы советской власти. Налицо и полное отделение прежних союзных республик, и разобщение их братских народов, и резкий всплеск национального движения.
Схожая задача стоит в области экономического сближения новых независимых государств — сейчас это прежде всего Россия, Белоруссия, Украина, Казахстан, — без чего невозможно серьезно говорить о каком-либо экономическом прорыве в будущее, авторитете на международной арене. Не случайно одна из главных задач США — не допустить, чтобы эти самостоятельные ныне государства объединили свои потенциалы.
В определенной форме все эти проблемы существуют и внутри Российской Федерации. А потому, говоря о необходимости государственной централизации, нельзя игнорировать прежний опыт и закрывать глаза на реальную политическую обстановку в стране и в мире. Сейчас, как и в первые годы существования молодой Советской республики, задача состоит в том, чтобы создать в России устойчивую и эффективную конфигурацию государственной власти, которая сочетала бы в себе элементы и централизма, и федерализма. Этого требует и внешнеполитическая обстановка, пошатнувшаяся геополитическая роль России.
Именно поэтому КПРФ сегодня последовательно доказывает, что нынешняя перевернутая пирамида управления государством, когда исполнительная власть полностью подмяла под себя народное представительство, находится в вопиющем противоречии с традициями нашего народа и современными потребностями страны.
Становится все более очевидным, что Россия остро нуждается в восстановлении приоритета представительной власти. С этой целью Компартия предлагает свой путь изменения государственного устройства, главная цель которого — создание на базе российских традиций парламентской республики советского типа, которая бы выражала интересы подлинно национального, выстраданного и проверенного историей движения к народовластию в истинном его понимании.
Во главе угла неразрешенной проблемы национальных отношений уже давно стоит русский вопрос, в более широком его смысле — вопрос о русском социализме, без разрешения которого немыслим капитальный «ремонт» государственности. Все коммунисты сейчас прекрасно понимают, что возрождение нашей отечественной государственности и возвращение России на путь социализма — явления неразделимые. История вновь поставила народы нашей Родины перед тем же выбором, что и в 1917-м, и в 1941 году: либо великая держава и социализм, либо дальнейшее разрушение страны и превращение ее в сырьевой придаток.
Спекулируя на патриотизме россиян, кремлевские сидельцы все время уводят их от главной проблемы — проблемы собственности. Закономерен вопрос: каким образом будут решаться обострившиеся социальные противоречия и стратегические вопросы национального развития, если государственный сектор экономики составляет на сегодняшний день всего лишь чуть более 10 процентов? Структуру современной экономики России нельзя назвать даже пародией на то, что мы видим в ведущих европейских странах. Здесь государственная собственность неизменно превалирует во всех отраслях, обеспечивающих национальную безопасность и стратегию социально-экономического развития. А ее удельный вес в наиболее развитых странах составляет от 36 до 43 процентов.
Огромную тревогу общества вызывает тот факт, что из-под его контроля полностью выведены Фонд будущих поколений и Резервный фонд. Структура их активов засекречена даже от депутатов Госдумы. Известно, что накопленные в них средства размещаются таким образом, что приносят минимальную финансовую отдачу и работают на чужую, прежде всего американскую, экономику. При этом правительство упорно скрывает ответ на вопрос: могут ли эти деньги вообще использоваться Россией?
...Оценивая с позиций нашего времени прошлый опыт, можно уверенно сказать, что в целом дееспособность и эффективность государственной национальной политики послужили созданию необходимых предпосылок для наиболее выдающихся достижений советской эпохи. В основание такой политики Сталин положил два важнейших принципа: беспощадную борьбу с любыми формами национал-сепаратизма и опору на русский народ как на главную, державообразующую нацию.
Оба этих принципа оформились не вдруг и не сразу. Оба пробивали себе дорогу долго и трудно, в ходе жестокой внутрипартийной борьбы между приверженцами национально ориентированной, исторически преемственной стратегии развития страны и сторонниками русофобской теории «перманентной революции».
Еще в первом номере газеты «Правда», формулируя задачи новой большевистской газеты, Сталин публикует статью, которая, можно без преувеличения сказать, отражает его важнейшее мировоззренческое кредо — взгляд на разрешение противоречий внутри рабочего движения и партии и на то, как эти противоречия могут быть увязаны с принципом необходимости единства в политической борьбе. Он, в частности, писал: «Мы отнюдь не намерены замазывать разногласий, имеющихся среди социал-демократических рабочих. Более того: мы думаем, что мощное и полное жизни движение немыслимо без разногласий... Но это еще не значит, что пунктов расхождения больше, чем пунктов схождения... Поэтому "Правда" будет призывать прежде всего и главным образом к единству классовой борьбы пролетариата, к единству во что бы то ни стало... Война врагам рабочего движения, мир и дружная работа внутри движения — вот чем будет руководствоваться "Правда" в своей повседневной работе».
Принципом «единства во что бы то ни стало» Сталин руководствовался в разрешении всех спорных вопросов. Один из сподвижников Троцкого как-то заметил, что многие лидеры оппозиции, говоря о своем неприятии Сталина в качестве руководителя партии, при этом добавляют: «Если бы не он... все бы развалилось на части. Именно он держит все вместе».
Чтобы понять, как следует, о чем идет речь, нужно хорошо представлять, что в руководстве партии проблема единства возникла еще при жизни Ленина, особенно остро она стояла в период его болезни. Конечно, одно дело, когда возникали принципиальные, идейные расхождения, совсем другое — когда раскольниками преследовались неблаговидные цели. Вспомним хотя бы, для чего Троцкий инициировал в партии дискуссию о профсоюзах. Эта дискуссия показала еще раз, насколько велика опасность полного раскола в партии.
Эту опасность сознавал и Сталин, обращая внимание на то, что «внутри ЦК... сложились (не могли не сложиться) некоторые навыки и некоторые традиции внутрицекистской борьбы, создающие иногда атмосферу не совсем хорошую». И делал вывод: «Нам нужны независимые люди в ЦК, свободные от личных влияний, от тех навыков и традиций борьбы внутри ЦК, которые у нас сложились и которые иногда создают внутри ЦК тревогу».
Возможность внутрипартийного раскола стала очевидна еще в годы Гражданской войны. Его опасность возрастала по мере размежевания руководства партии по оценкам перспектив строительства социализма в России, коренным вопросом которых являлся вопрос о возможности (или невозможности) победы социализма в одной, отдельно взятой стране, о том, может или нет устоять социалистическое государство во враждебном окружении империалистических держав. Раскол проявился также в период постановки Сталиным вопросов индустриализации страны, коллективизации ее сельского хозяйства.
Да, действительно, при подходе к тем или иным вопросам возникновение разногласий было неизбежно. Но очень часто шум, который поднимался различного рода оппозиционерами, не согласными с генеральной линией партии, отражал процесс их борьбы за власть, который шел в партии, подтачивал к ней доверие и отравлял.
«В конечном итоге все противоречия сходились в борьбе за власть» — так считал Троцкий. «Борьба между троцкистами и Советским правительством не борьба за власть, а борьба двух программ», — мнение Сталина.
Суть постоянно возникающих противоречий заключалась в том, что внутри Компартии, едва ли не с момента ее рождения и практически на всех этапах ее развития, существовало два противоборствующих на-правления, фактически, две партии: партия «наша страна» и партия «эта страна». Имена первой хорошо знают широкие массы людей. К ней принадлежали Ле-нин и Сталин, Шолохов и Королев, Жуков и Гагарин Курчатов и Стаханов. В нее входили наиболее активная часть рабочего класса и крестьянства, большое число управленцев и партаппаратчиков, безотказно тянувших лямку в тяжелейшие для страны дни, другими словами, — миллионы тружеников-патриотов. В эту же партию вступали тысячи бойцов на фронтах войны.
Вторая численно не шла ни в какое сравнение с первой, но ее политический вес и влияние в высших эшелонах власти были непропорционально огромными, часто решающими. Ее в основном составляли люди с партбилетами, для которых «эта страна» и «этот народ» были лишь ареной, материалом для реализа-ции своих непомерных тщеславных амбиций и властолюбивых вожделений, полигоном для авантюрных социальных экспериментов. Это — партия Троцкого и Кагановича, Берии и Мехлиса, Горбачева и Ельцина, Яковлева и Шеварднадзе.
Одни по окончании Гражданской войны стремились восстановить разрушенное и парализованное хозяйство, наладить продовольственное снабжение, модернизировать экономику, возродить вооруженные силы. Они не щадили себя, терпели лишения, недоедали вместе со страной.
Другие подписывали зверские приказы о поголовном «расказачивании», уничтожали священнослужителей, пропагандировали «расстрелы как метод воспитания», ни в чем себе не отказывали и хладнокровно морили голодом миллионы людей, взрывали национальные святыни.
Партийная борьба свидетельствовала о том, что в партии изначально существовали противоположные тенденции — пролетарские и мелкобуржуазные, демократические и бюрократические, противостояние которых особенно обострилось после Октябрьской революции, когда надо было определять политику государства в сфере идеологии и экономики, в отношениях с другими странами.
Противостояние в партии, незримо разделенной на два непримиримых лагеря, с начала двадцатых голов стало олицетворяться противостоянием двух людей, двух руководителей партии — Сталина как последователя дела Ленина и Троцкого как главного выразителя в партии мелкобуржуазной стихии. Столкновение Троцкого со Сталиным — это прежде всего борьба двух направлений в революции и развитии советского общества. Троцкий если не открыто, то в глубине души противопоставлял себя и Ленину, еще при жизни вождя лелеял надежды оттеснить его на второстепенные роли, чтобы самому возглавить партию и государство.
Но, пожалуй, главное, что характеризует Троцкого и его последователей, — это поразительное неверие в возможности России, в способности русского народа к созидательной деятельности. Стоит ли удивляться, что наиболее реальной он считал перспективу превращения России в административную единицу Соединенных Штатов Европы. Идея эта была особенно популярна среди троцкистов в связи с их ожиданиями мировой революции и революции в Германии как ее важнейшего этапа.
Весь последующий ход революционных преобразований в России в годы правления Сталина показал теоретическую несостоятельность троцкистов. В ряде своих работ, в том числе в статье «Октябрьская революция и тактика русских коммунистов» (1924 год), он подверг резкой критике утверждение Троцкого о том, что «до тех пор, пока в остальных европейских государствах стоит буржуазия, мы вынуждены, в борьбе с экономической изолированностью, искать соглашения с