Организатор Победы

Зловещий монтаж из телевизионного фильма о Зое Космодемьянской: юная героиня уже у виселицы, а рядом — улыбающееся лицо Сталина. При чем тут улыбка Сталина, которая совершенно неуместна, ка­кое отношение он имел к казни комсомолки и что хо­тели этим сказать авторы фильма? Да то, что Космо­демьянская, как и миллионы других героев Великой Отечественной войны, — жертва Сталина и тоталита­ризма. Хотели еще раз провести оскорбительные па­раллели: Сталин — Гитлер, коммунисты — фашисты, Советский Союз — нацистская Германия. Делают это люди, которые заявляют, что вот они — настоящие патриоты...

Так, на страницах «Правды» ее политический обо­зреватель Виктор Кожемяко делится своими впечат­лениями от съемки телепередачи, участником кото­рой он стал.

Очень часто, когда видишь подобное на экране те­левизора или читаешь публикации последних двадца­ти лет, посвященные Великой Отечественной войне, создается впечатление, что Сталин вроде бь и не имел непосредственного отношения к разгрому фа-шизма. Во всяком случае, многие ключевые эпизоды борьбы с гитлеризмом некоторые авторы часто ин­терпретируют, не упоминая имени Сталина. И это — в лучшем случае. Порой же «знатоки» истории и вовсе берутся утверждать, что победа в этой войне вообще достигнута вопреки действиям Сталина, несмотря на то, что он накануне войны якобы довел страну и ар­мию до полной разрухи.

Но при этом никто не может внятно объяснить, какие существуют основания отказывать Сталину в триумфе победителя, если его армия безоговорочно выиграла величайшую в мировой истории войну. А одного желания, как бы велико оно ни было, затуше­вать историческую роль Сталина в войне явно недо­статочно. Как заметил один современный публицист, если Сталин не имеет отношения к победе, значит, ее вовсе и не было. Заявления о том, что «в войне по­бедил народ, а не Сталин» — от лукавого, служат лишь для того, чтобы уйти от серьезного обсуждения темы. Отнимая победу у Сталина, ее отнимают и у народа.

Еще в годы перестройки людям стали внушать, что «Сталин не лучше Гитлера», затем — что он «та­кой же, как Гитлер» и даже «хуже Гитлера». Эти неле­пые утверждения, «подкреплявшиеся» фальсифика­цией одних и тех же фактов и повторявшиеся с утра до вечера на протяжении многих лет, не прошли бес­следно. Ложное представление о войне привело, в конце концов, к волне реваншизма в странах Балтии и Украине — бывших советских республиках, где на одну доску с героями-победителями ставятся фа­шистские прихвостни и бандеровцы.

Скептические настроения, искажающие весь смысл Великой Победы отдельными советскими ру­ководителями — как правило, теми, кто ничем не проявил себя в годы войны, — стали насаждаться еще задолго до перестройки, после смерти Сталина. От­сюда берут начало попытки приумалить заслуги Ста­лина, а заодно и достоинства многих его выдвижен­цев — военачальников Великой Отечественной войны, чтобы на этом фоне в выгодном свете подать свои мнимые полководческие «таланты».

Отрицание значения роли Сталина, как выдаю­щегося организатора, полководца, дипломата, — са­мый удобный способ разделаться с прошлым. Тем более лишенные каких бы то ни бьло признаков про­фессионализма суждения, особенно если они часто повторяются, продолжают играть заметную роль в формировании общественного мнения. Современ­ные конструкции лжи о войне чаще всего опираются на неокрепшие представления нового поколения, ко­торое воспитывалось уже в «демократической» шко­ле, училось по соответствующим учебникам.

Вполне в духе нынешней политики антикомму­низма, которая проводится в России, замалчивание не только личного вклада Сталина в победу, но и то­го, что в годы войны неуклонно возрастал авторитет ВКП(б), что Коммунистическая партия сумела сыг­рать выдающуюся роль как на фронте, так и в тылу. Это стало возможным в результате того, что за годы, прошедшие после «Ленинского призыва» — первого массового приема в партию «от станка», ВКП(б) с каждым годом укрепляла рабочее ядро, упрочивала свою связь с народом. Простые люди безгранично до­веряли партии и руководителям страны. Именно до­верие народа, как отметил Сталин в своем знамени­том тосте на приеме в Кремле после Парада Победы, «оказалось той решающей силой, которая обеспечила историческую победу над врагом человечества — над фашизмом».

Игнорирование огромной мобилизующей силы Компартии, проявленной в военные годы, сопровож­дается тиражированием мифа, будто во время войны людей загоняли в партию чуть ли не силой. Но он не имеет ничего общего с действительностью. Напри­мер, только во второй половине 1941 года, в самый тя­желый период после вероломного нападения фашис­тов, в ВКП(б) вступили 130 тысяч воинов — в два раза больше, чем за первую половину этого года. И это при­том что всем было хорошо известно: на войне у ком­мунистов была только одна привилегия — первыми подниматься в атаку и последними выходить из боя. Каждый второй коммунист, ушедший на фронт, пал в боях за советскую Родину.

Предвидя возможность фальсификации и пере­оценок результатов Второй мировой войны в буду­щем, в своем выступлении на Ялтинской конферен­ции, обращенном прежде всего к руководителям США и Англии, Сталин заметил: «Пока все мы живы, бояться нечего. Мы не допустим опасных расхожде­ний между нами. Мы не позволим, чтобы имела мес­то новая агрессия против какой-нибудь из наших стран. Но пройдет 10 лет или, может быть, меньше, и мы исчезнем. Придет новое поколение, которое не прошло через все то, что мы пережили, которое на многие вопросы, вероятно, будет смотреть иначе, чем мы. Что будет тогда?»

По прошествии многих лет мы видим, что Сталин не случайно задавался этим вопросом. На наших гла-зах тает поколение людей, которое воевало на фронте и трудилось в тылу, на себе вынесло все испытания су­ровых лет. Тех, кому принадлежит правда. Эти люди, сыгравшие основную, решающую роль в защите Роди­ны, знают, каким образом удалось сдержать натиск гитлеровских войск. Откуда советский народ и Крас­ная армия черпали силы, чтобы выстоять под страш­ными ударами в начале войны, а затем — разгромить и добить врага в его собственном логове. Они могут от­ветить, почему с первых и до последних дней войны, в самые тяжелые ее периоды в людях не гасла вера в то, что враг будет разбит. Вера, с которой жили и воевали. Вера, которая исходила от Сталина, стоявшего все это время у руля страны и возглавлявшего армию.

Выдающаяся роль Сталина в войне не вызывает сомнений и у послевоенного поколения, к которому принадлежу и я. Слишком свежа была память о войне в то время, когда мы росли, чтобы кто-то позволил се­бя обмануть, заставить думать иначе, вопреки тому, что каждый прекрасно понимал и умом, и сердцем. Не понаслышке известна нам и горькая цена победы. Нашей семье повезло: мой отец вернулся домой жи­вым. Вернулся, не оправившись после тяжелого ра­нения, полученного в последние дни обороны Се­вастополя, после долгих месяцев, проведенных в госпиталях. Его скупые рассказы о военном лихоле­тье формировали у меня первые представления о вой­не. А нелегкая жизнь в послевоенные годы стала как бы наглядной иллюстрацией к тому, что пришлось пе­ренести людям: из сотни с лишним мужиков с фрон­та вернулось лишь около десятка, и те были почти все покалечены; женщины, пряча горе, с утра до ночи ра­почали в колхозе. Пахали на коровах — лошадей не было. В окрестных лесах — огромное количество бро­шенного оружия, неразорвавшихся авиабомб и сна­рядов, вокруг — обгоревшие остовы танков: моя род­ная деревня была расположена в районе северной оконечности Орловско-Курской дуги...

Все же чтобы судить о Великой Отечественной войне, надо попытаться представить себя на месте тех, кто не щадил себя на фронтах или сутками ковал победу в тылу. Надо в полной мере осознать, какую угрозу таила в себе нависшая над страной тень фа­шистской свастики. В главном наставлении герман­ского фашизма — гитлеровской «Майн кампф» чита­ем: «Когда мы сегодня говорим о новых землях и территориях в Европе, то обращаем свой взор в пер­вую очередь к России. Это громадное государство на Востоке созрело для гибели... Мы избраны судьбой стать свидетелями катастрофы, которая будет самым веским подтверждением расовой теории».

Как видим, не только ненависть к коммунизму ру­ководила врагами России. Это была ненависть ко всем народам, ее населяющим, и в первую очередь к русскому. «Эти народы, — говорил Гитлер в кругу сво­их приближенных, — имеют одно-единственное оп­равдание своего существования — быть полезными для нас в экономическом отношении». А вот еще од-но его высказывание: «Славяне созданы для того, что-бы работать на немцев, и ни для чего больше».

Как это предполагалось осуществить?

«...Наша задача в отношении России: вооружен­ные силы разгромить, государство ликвидировать.

... Коммунист для нас не солдат ни до, ни после боя.

...Речь идет о войне на уничтожение».

Это — из выступления фюрера 30 марта 1941 года на совещании командующих и начальников соедине­ний Восточного фронта.

Никто из командования немецкой армии не со­мневался в пророчествах Гитлера, обещавшего, что СССР пол натиском германских войск «рассыплется как карточный домик и победоносный поход на Вос-ток прославит германский рейх в веках».

Одним из результатов войны должно было стать плановое сокращение населения, проживавшего на бывшей советской территории. Предусматривалось, в частности, что в ее европейской части через 20—30 лет число коренных жителей составит не более 15 миллионов человек. Москву планировалось, как за­писал Геббельс в своем дневнике, «стереть с лица зем­ли, а на ее месте устроить гигантское водохранилище, чтобы истребить всю память об этом городе и о том, чем он был». В этом же документе обращает на себя внимание и еще одна запись, относящаяся к июлю 1941 года: «Москва падет 4 августа».

Восьмого июля 1941 года Ф. Гальдер, вернувшись с совещания у Гитлера, записывает в своем дневнике: «Непоколебимо решение фюрера сровнять Москву и Ленинград с землей, чтобы полностью избавиться от населения этих городов, которое в противном слу­чае мы потом будем вынуждены кормить в течение зимы».

Надо сказать, что уверенность врага в реальности своих намерений имела под собой веские основания. Мощную и отлаженную военную машину Германии возглавляли люди, как правило, имевшие опыт, спо­собности и блестящую подготовку. Германия являлась одной из самых развитых промышленных стран Запа­да, на которую к июню 1941 года работала почти вся Европа, государством с давними военными традици­ями, со сложившейся военной школой.

Недооценивать такого врага — значит прини­жать значение собственной победы. Не случайно выдающийся полководец Георгий Константинович Жуков в своих «Воспоминаниях и размышлениях» писал: «...Надо оценить по достоинству немецкую армию, с которой нам пришлось столкнуться с пер­вых дней войны. Мы же не перед дурачками отступа­ли по тысяче километров, а перед сильнейшей арми­ей мира... Немецкая армия к началу войны была лучше нашей армии, лучше подготовлена, выучена, вооружена, психологически более готова к войне, втянута в нее. Она имела опыт войны, и притом вой­ны победоносной... Мы учились в ходе войны, и вы­учились, и стали бить немцев, но это был длитель­ный процесс».

Истоки победы в Великой Отечественной войне берут свое начало от Магнитки. Приступив к индуст­риализации и коллективизации страны, Сталин, как мы уже отмечали, прекрасно понимал, что грядет смертельная схватка с миром, противостоящим един­ственной социалистической стране.

Каким было в те годы окружение Советского Союза, можно судить по одному высказыванию П. Свиндуха, президента Финляндии в 1931—1937 го­дах. Свое отношение к СССР он выразил в следую­щей фразе: «Любой враг России должен быть всегда другом Финляндии». Не все из руководителей других европейских государств могли додуматься до такой лаконичной формулы, но почти все мыслили схожим образом.

Не трудно усмотреть связь первых пятилеток с обороноспособностью страны. Большое значение в решении этой проблемы имел и третий пятилетний план, который предусматривал разработку нефтяных месторождений между Уралом и Волгой — создание «Второго Баку», а на Дальнем Востоке — возведение новой металлургической базы. XVIII съезд партии в качестве стратегической поставил задачу: создать в восточных районах предприятия-дублеры по ряду от­раслей машиностроения, нефтепереработки и химии, чтобы устранить «случайности» в снабжении страны промышленными продуктами. Не трудно догадаться, что под «случайностями» подразумевалось только од­но — война, к которой готовились всеми силами.

В результате сталинской политики в 1940 году к вос­току от Волги производилось почти 36 процентов угля, 32 процента — стали и проката, около 29 процентов — железной руды, выпускалось свыше 27 процентов тракторов и треть металлургического оборудования.

Были предприняты и серьезные организацион­ные меры. В 1936 году был образован Народный ко­миссариат оборонной промышленности, а весной 1937 года создан Комитет обороны с задачей коорди­нации всех мероприятий по укреплению обороно­способности страны. В начале 1938 года при нем была учреждена Военно-промышленная комиссия, призванная обеспечить мобилизацию и подготовку всей промышленности для выполнения заданий по производству вооружения. Но это была лишь вер­хушка огромного айсберга — вся страна напряженно готовилась к войне.

Несмотря на то, что среди людей несведущих сей­час сплошь и рядом пытаются посеять сомнения в правильности стратегической линии, выбранной Сталиным, факты свидетельствуют о том, что благо­даря ей за кратчайший срок удалось сделать все воз­можное для создания мощного военного потенциала. К примеру, перед войной в соответствии с планами третьей пятилетки рост оборонной промышленности составлял 39 процентов в год! Возможности для нара­щивания темпов оборонного производства были ис­черпаны практически до предела, страна трудилась с наивысшим напряжением сил. Это позволило достиг­нуть выдающихся результатов в промышленном и на­учно-техническом развитии, обеспечить самый высо­кий уровень создания для Красной армии новейших образцов вооружений.

К началу войны в СССР развернулось массовое производство танка Т-34, по тем временам — лучше-го в мире. Были проведены первые испытания реак­тивных минометных установок БМ-13, впоследст­вии названных «катюшами». В 1939—1941 годах на вооружение стали поступать самозарядные винтовки Токарева, станковые пулеметы Дегтярева, автоматы Шпагина (ППШ). К 1941 году было налажено произ­водство новых видов полковых пушек, минометов, гаубиц, были приняты на вооружение и стали посту­пать в авиационные части современные самолеты, в том числе ставшие легендарными штурмовики Ил-2.

Сталину удалось предвосхитить принципиально новый характер будущей войны, и в понимании осо­бенностей грядущих сражений он ушел далеко от сво­их соратников и оппонентов. Особенно тех, кто соби­рался встретить грядущую войну на бронетракторах и вынашивал идею их массового производства. Чем бы обернулась такая попытка «убить двух зайцев» — со­здать «чудо-машину», которая была бы полезной и в мирное, и в военное время, — догадаться не трудно.

Сталин держал разработку вооружений под своим личным контролем, не полагаясь на промежуточные инстанции. Практически каждый вид оружия и воен­ной техники был создан под его непосредственным руководством. Он принимал также самое непосред­ственное участие в разработке многих видов воору­жений, вместе с конструкторами вникал во все тех­нические особенности, в мельчайшие детали и характеристики оружия.

Все, кто был занят этими вопросами, — будь то создатель лучшей пушки Второй мировой войны Гра-бин или выдающийся авиаконструктор Яковлев, — отмечали огромные познания Сталина в области во­енной техники, его компетентность и умение видеть перспективу. Причем он не только ставил те или иные задачи перед учеными, но и внимательно следил за их выполнением.

Зная, какими темпами развивалась оборонная промышленность в стране, которая еще вчера каза­лась всем безнадежно отставшей в этой области, труд­но упрекнуть Сталина в том, что к началу войны не удалось еще достигнуть уровня вооружения гитлеров­ской армии. Сталин и его окружение пытались все­возможными дипломатическими средствами отодви­нуть срок неумолимой схватки, чтобы ликвидировать это отставание. Позже Сталин поведал посланцу Руз­вельта Гарри Гопкинсу о том, что он рассчитывал от­тянуть начало войны до 1942 года, то есть до заверше­ния третьей пятилетки...

Наиболее противоречивые мнения высказывают­ся по поводу подготовительной работы к войне непо­средственно в вооруженных силах. Репрессии, как ут­верждают одни, ослабили командный состав Красной армии. Без репрессий невозможно было создать бое­способную, современную армию — категоричны дру­гие. В таких случаях истина редко находится на чьей -либо стороне, чаще она лежит посередине.

В последние годы стало привычным не верить вы­сокопоставленным деятелям из окружения Сталина, не принимать во внимание их точки зрения и доводы. Более убедительными почему-то считаются свиде­тельства людей, которые знакомы со сталинской эпо­хой лишь понаслышке. Но, по крайней мере, к сло­вам именитых очевидцев прислушаться мы должны. Вполне понятно, что в них также много спорного. И все же...

Хрущев на XX съезде отмечал, что было репресси­ровано «несколько слоев командных кадров, начиная буквально от роты и батальона и до высших армей­ских центров, в том числе почти полностью были уничтожены те командные кадры, которые получили какой-то опыт ведения войны в Испании и на Даль­нем Востоке».

Однако совершенно не вяжется с его утверждени­ем мнение В. М. Молотова, диалог с которым в своей книге «Генералиссимус» приводит писатель Влади­мир Карпов. На его вопрос о том, не было ли сомне­ния насчет вражеской деятельности крупнейших вое­начальников, зарекомендовавших себя еще во время Гражданской войны, Молотов, как пишет Карпов, «твердо», «даже жестко» ответил:

— В отношении этих военных деятелей у меня ни-каких сомнений не было, я знал их как ставленников Троцкого — это его кадры. Он их насаждал с далеко­идущими целями, еще когда сам метил на пост главы государства. Хорошо, что мы успели до войны обез­вредить этих заговорщиков, — если бы этого не сде­лали, во время войны были бы непредсказуемые по-следствия...»

В условиях непосредственной угрозы войны при­знает справедливость суровых мер против деятелей оппозиции Лион Фейхтвангер. «Раньше троцкисты были менее опасны, — пишет он, — их можно было прощать, в худшем случае — ссылать... Теперь, непо­средственно накануне войны, такое мягкосердие нельзя было себе позволить. Раскол, фракционность, не имеющие серьезного значения в мирной обстанов­ке, могут в условиях войны представить огромную опасность».

Когда американскому послу Джозефу Э. Дэвису в 1941 году задали вопрос о возможности существова­ния в СССР членов «пятой колонны», он ответил: «У них таких нет, они их расстреляли». А по поводу того, что процессы и чистки 1935—1938 годов являются якобы возмутительными примерами варварства и ис­терии, он заметил: «...Они свидетельствовали о пора­зительной дальновидности Сталина и его близких со­ратников».

Сталину пришлось умерить пыл чрезмерно усерд­ных организаторов «чистки» армии. После проверки ее результатов в рядах вооруженных сил было восста­новлено около 12 тысяч ранее уволенных командиров и принято решение, что ни один военнослужащий не может быть арестован органами НКВД, если на это нет согласия его начальника.

Наряду с репрессиями для нашей истории одним из самых тяжелых вопросов является вопрос о депортации народов, проведенной Сталиным. Несмотря на всю трагичность этого явления, обычно преувеличи­вается историческая беспрецедентность роли Стали­на в переселении некоторых этнических групп во вре­мя Великой Отечественной войны, подозревающихся в возможной массовой измене. Но он не был «перво­проходцем» в этом деле. Такой способ обеспечения надежного тыла широко использовала еще царская Россия. Например, губернатор Москвы Ф. Ф. Юсу­пов в 1914 году начал осуществлять массовую высыл­ку из столицы немцев, австрийцев, венгров, а также гурок, ибо Турция примкнула к союзу Германии и Ав­стро-Венгрии.

Такая же практика довольно широко использова­лась в годы Второй мировой войны. В феврале 1942 года, спустя два с небольшим месяца после начала войны с Японией, президент США Рузвельт подписал указ о выселении из западных штатов всех без исклю­чения лиц японской национальности и размещении их в лагерях в центральной части страны. Согласно этому указу было интернировано около 120 тысяч че­ловек, из которых две трети являлись американскими гражданами, а остальные имели вполне законный вид на жительство. Три года они провели за колючей про­волокой. Одновременно с депортацией этнических японцев из действующей армии США были уволены все военнослужащие японского происхождения. Од­нако об этом эпизоде американской истории редко кто вспоминает, кроме специалистов.

Всемирная история насчитывает немало подоб­ных случаев в разных странах, и, как правило, они были связаны с кризисными ситуациями: войнами, переворотами, внутренними междоусобицами. Из этих примеров следует, что депортация народов во время Великой Отечественной войны не была ка­ким-то неслыханным злодеянием, совершенным ис­ключительно «по прихоти вождя». Ни в коем случае не намереваясь оправдывать Сталина, заметим, что в тяжелейшее для страны время ему пришлось столкнуться с тем, что коренное население некото­рых оккупированных и прифронтовых областей ак­тивно сотрудничало с гитлеровцами. Эту проблему нужно было решать. И она решалась в соответствии с требованиями, диктовавшимися жесткими услови­ями военного времени. Стоял вопрос о выживании страны.

Несмотря на допущенные серьезные ошибки и просчеты, Сталину удалось добиться перед войной укрепления морально-политического единства совет­ского общества, которое стало залогом победы. Ог­ромная заслуга Сталина заключается в том, что он сумел направить сознание подавляющего большин­ства народа на решение общегосударственных задач, подчинить этим задачам личные интересы людей. Формированию принципиально нового человека способствовали вся система образования и воспита­ния, культура и искусство, прежде всего литература и кино.

Безусловно, принципиально новая общность лю­дей, созданная Сталиным, носила в себе черты моби­лизационного характера. Но иначе удержаться во враждебном окружении было невозможно, как нельзя было устоять, не создав строго централизованной си­стемы управления страной, не сосредоточив власть в одних руках. Всё было подчинено укреплению оборо­носпособности страны.

В этой связи не выдерживает никакой критики миф о шапкозакидательских настроениях перед вой­ной. Он создавался в основном по кинохронике тех лет, запечатлевшей лишь парады и праздники с ца­рившим на них приподнятым настроением. Огром­ная повседневная работа в основном оставалась за кадром. Точнее, в последние годы ее просто прячут в архивах и продолжают скрывать от массового зри­теля.

Было, конечно, некоторое преувеличение успехов в строительстве Красной армии. Но какое государст­во не использует этот пропагандистский прием, что­бы придать своему народу больше веры в собственные силы и вызвать беспокойство у потенциальных про­тивников?

В целом же население готовили к жестокой войне, и это было важной частью всей внутренней политики. Служба в Красной армии была почетной обязаннос­тью не на словах, а на деле, молодые люди считали своим долгом овладеть военными профессиями стрелка, парашютиста, топографа, медсестры. Боль­шую роль в этой работе играл комсомол, который за­нимался подготовкой молодежи на основе внедрен­ного в жизнь комплекса «Готов к труду и обороне», нормативов на звание «Ворошиловский стрелок». По призыву «Комсомолец, на самолет!» в аэроклубах страны развернулась подготовка пилотов.

Трудно переоценить ту роль, которую сыграло в вопросе укрепления обороны страны добровольное общество «Осоавиахим». Не случайно Сталин прямо подчеркивал необходимость его укрепления наряду с армией, флотом и авиацией. «Нужно весь наш на­род, — говорил он, — держать в состоянии мобилиза­ционной готовности перед лицом опасности военно­го нападения, чтобы никакая "случайность", никакие фокусы наших внешних врагов не могли застигнуть нас врасплох».

В августе 1935 года принимается специальное постановление ЦК ВКП(б) и СНК СССР «Об Осо-авиахиме», которое обязывало сконцентрировать все силы на подготовке резервов для армии и флота. В конце тридцатых годов Осоавиахим превращается в мощную военизированную организацию. В этот пе­риод обучение в нем проходит поколение советских граждан, принявшее на себя основную тяжесть на­чального периода Великой Отечественной войны. В организациях Осоавиахима было подготовлено до 80 процентов военнослужащих сухопутных войск и флота и почти 100 процентов летного состава авиации.

О том, что руководство страны постоянно находи­лось начеку, говорит тот факт, что уже 1 сентября 1939 года, в день начала Второй мировой войны, был при­нят указ Президиума Верховного Совета СССР «О всеобщей воинской обязанности и полном переводе Вооруженных сил на кадровое положение». В сухо­путных войсках устанавливался срок службы три года, на флоте для проходящих службу на кораблях — пять лет, в береговых частях — четыре года.

Вся военно-патриотическая работа принимала совершенно новый оттенок, для нее стало характер­ным обращение к патриотическим истокам, к по­двигам великих предков — Дмитрия Донского, Алек­сандра Невского, Александра Суворова, Михаила Кутузова.

* * *

В подготовке к отражению империалистической агрессии огромную роль сыграла сталинская диплома­тическая стратегия. Она решала две основные зада­чи: перед лицом фашистской угрозы нужно было вы­играть время, необходимое для перевооружения армии, и одновременно постараться прорвать кольцо враждебного окружения.

Решая проблему безопасности Советского Союза, Сталину пришлось вести сложную игру на межимпери­алистических противоречиях.

Основная проблема заключалась в том, что пра­вительства крупнейших капиталистических стран боялись укрепления первой в мире социалистичес­кой страны больше, чем усиления фашистской Гер­мании. По сути дела, против СССР существовал не-декларируемый заговор, целью которого было уничтожение Советского Союза руками нацистов. И это — в то время, когда возникла реальная опас­ность гитлеризма для большинства народов мира, ставшая особенно зримой после заключения в нояб­ре 1936 года между Германией и Японией так назы­ваемого «Антикоминтерновского пакта». Наиболее точную характеристику этому блоку, к которому присоединился и ряд других европейских госу­дарств, дал Черчилль: «Антикоммунистический гер­мано-японский пакт в действительности, как бы он не выражался формально, может быть только воен­ным союзом против России».

Антикоминтерновский пакт, формирование аг­рессивной оси Берлин — Рим — Токио и подписан­ные с Германией — сначала Англией, а затем Фран­цией — декларации о ненападении означали, что Со­ветский Союз находится среди враждебного окружения в полном одиночестве.

29—30 сентября 1938 года в Мюнхене главы пра­вительств Великобритании — Чемберлен, Франции — Даладье, Германии — Гитлер и Италии — Муссолини подписали соглашение, по которому Чехословакия была брошена на растерзание, так как должна была уступить требованиям Германии отдать ей Судетскую область. Это было знаковое событие, сговор, означав­ший, что «демократические» державы — Англия и Франция пойдут и дальше в своей политике «умиро­творения агрессора», которой они пытались оправ­дать свои действия. Вернувшийся из Мюнхена в Лон­дон Невилл Чемберлен, размахивая подписанным соглашением, заявил перед приветствующей его тол­пой: «Я привез вам мир!»

Хорошо известен обстоятельный документ, посту­пивший в министерство иностранных дел Германии из Лондона в начале августа 1939 года, который сви­детельствовал о намерениях английской стороны. «Великобритания, — говорилось в нем, — изъявит готовность заключить с Германией соглашение о раз­граничении сфер интересов», «обещает полностью уважать германские сферы интересов в Восточной и Юго-Восточной Европе», «действовать в том направ­лении, чтобы Франция расторгла альянс с Советским Союзом», «обещает прекратить ведущиеся в настоя­щее время переговоры о заключении пакта с Совет­ским Союзом».

Вялотекущие переговоры, о которых шла речь, — а велись они в августе 1939 года в Москве ан­глийской и французской миссиями, представленны­ми в основном второстепенными лицами, которые только на дорогу в советскую столицу (добирались пароходами!) потратили десять дней, — зашли в ту­пик, ибо они заведомо делали невозможным заклю­чение с советской стороной какой-либо военной кон­венции. Инструкции английской делегации были предельно четкими: «Британское правительство не желает принимать на себя какие-либо конкретные обязательства, которые могли бы связать нам руки при тех или иных обстоятельствах».

Советский Союз был вынужден на политику Вели­кобритании и Франции ответить подписанием совет­ско-германского договора о ненападении. 31 августа 1939 года он был ратифицирован сессией Верховного Совета СССР.

Наивно говорить о том, что Пакт Молотова — Риббентропа означал сговор с Гитлером и измену де­лу борьбы с фашизмом, тем более спровоцировал войну. У Сталина просто не было другого выхода. С точ­ки зрения международной практики, этот договор ничего исключительного из себя не представлял. По­добные договоры с гитлеровской Германией имели Польша, Литва и некоторые другие государства. А се­кретные дополнительные протоколы, ставшие в наше время объектом особых нападок «демократов», позво­лили Советскому Союзу отодвинуть границы страны на запад, отсрочить начало гитлеровской агрессии и взять под защиту славянских братьев, проживающих на территории Западной Украины и Западной Бело­руссии.

Существует на первый взгляд правильное мнение, что аморально решать судьбу народов келейно, за их спиной. Но при этом замалчивается вопрос, были ли безупречны в решении своих внешнеполитических проблем соседи СССР и западные государства. К примеру, Польша активно вела переговоры с Герма­нией, пытаясь выработать с ней общую политику в отношении СССР на основе Антикоминтерновского пакта. Этот вопрос как минимум дважды прорабаты­вался во время встреч польских дипломатов и руково­дителей с министром иностранных дел Германии Риббентропом и непосредственно с Гитлером. Поль­ские официальные лица заявляли о готовности Поль­ши «выступить на стороне Германии в походе на Со­ветскую Украину».

Плацдармом для готовившегося похода должна бы­ла стать Закарпатская Украина, которая в конце 1938 го­да отделилась от Чехословакии. Зимой 1938/39 года ак-тивизировались украинские националистические организации, имевшие давние связи с германскими нацистами.

Обращает на себя внимание и то, что о моральной стороне дипломатических усилий Сталина больше всего любят рассуждать как раз те, кто скатился до оп­равдания и чествования бывших фашистов. Здесь ви­дится прямая связь: еще на Нюрнбергском процессе, используя факт существования секретных соглаше­ний между Германией и СССР, фашистские преступ­ники пытались уйти от возмездия и хотели доказать, что советское руководство является также виновни­ком развязывания агрессии. Тогда их лепет не возы­мел на международный трибунал ни малейшего воз­действия: слишком хорошо было известно, как развязывалась война, кто совершал преступления против человечества и кто внес решающий вклад в разгром фашизма.

У Макиавелли в его известном труде «Государь» есть такие слова: «Отечество надо защищать честным или хотя бы бесчестным образом. Все средства хоро­ши, лишь сохранена была бы целость его. Когда при­ходится обсуждать вопрос, от решения которого единственно зависит спасение государства, не следу­ет останавливаться ни перед каким соображением справедливости или несправедливости, человечности или жестокости, славы или позора, но, отбросив вся­кие соображения, решиться на то, что спасает и под­держивает».

Не беремся судить, хорошо это или плохо — руко­водствоваться на практике подобными принципами. Заметим только, что любая дипломатическая школа, отстаивая интересы своего государства, нередко дей­ствует схожим образом. Во всяком случае, когда речь шла об удушении Советского Союза руками гитле­ровцев, почти все западные государства поступали именно так.

Значительно расширив территорию страны и обез­опасив ее границы, Сталин сумел дипломатическими средствами еще до начала войны во многом предре­шить ее исход в пользу Советского Союза. Он пони­мал, что после разгрома Германии на территории, во­шедшие в состав СССР, уже никто не покусится.

А в конечном счете руководство страны сумело разорвать единый фронт империалистических держав и добиться образования антигитлеровской коалиции. Именно сталинская дипломатия положила начало объединению антифашистских сил, сыгравших исто­рическую роль в борьбе с гитлеровским фашизмом и оказавших огромное воздействие на демократизацию европейских стран.

Но вряд ли дипломатические усилия СССР имели какой-либо вес, если бы за ними не стоял человек та­кой величины, как Сталин, если бы не его личные отношения, установившиеся с лидерами западных держав. А ведь они возглавляли государства с диамет­рально противоположными социально-политически­ми системами, как правило, были антиподами Стали­на по происхождению, мировоззрению, жизненному пути. Например, Черчилль был выходцем из высшей касты буржуазного общества и непримиримым анти­коммунистом, как, впрочем, и президент США Руз­вельт. Оба они не испытывали к СССР никаких дру­жественных чувств, но при этом с огромным уважением относились к воле человека, сумевшего создать такую великую державу. Оба преклонялись перед личностью Сталина, что, впрочем, не трудно заметить по переписке, которую вели между собой Сталин, Рузвельт и Черчилль.

Роль Сталина как лидера «Большой тройки» осо­бенно ярко проявилась на Ялтинской конференции 1944 года, на которой, как писал ее участник А. А. Громыко, «три державы расставили также ос­новные вехи на маршруте будущего». Да и сама кон­ференция собралась там, где было удобнее Сталину.

Совместный, поучительный поиск ими взаимных компромиссов во имя общих целей, пожалуй, до сих пор не имеет прецедента в мировой истории. Шел продуктивный диалог равных партнеров. При этом трудно себе представить, чтобы президенты и главы правительств других западных государств диктовали для СССР какие-либо унизительные условия или позволили себе снисходительное отношение к совет­ским руководителям.

«Это большая удача для России, — говорил Чер­чилль в 1942 году, — в ее отчаянной борьбе и страда­ниях — иметь во главе великого и строгого воена­чальника. Он — сильная и выдающаяся личность, соответствующая тем мрачным и бурным временам, в которые его забросила жизнь, человек неистощимой храбрости и силы воли».

Под руководством Сталина СССР с достоинством нес знамя социализма на международной арене, и со­ветский народ чувствовал, что он действительно жи­вет в великой стране. Увы, с приходом в страну «сво­боды и демократии» это чувство было утрачено.

Очень часто Сталина обвиняют в том, что он, пы­таясь оттянуть начало войны, чрезмерно полагался на Пакт о ненападении с Германией, допускал медли­тельность и колебания в решении вопроса о приведе­нии Красной армии в боевую готовность. При этом, как правило, используют многочисленные примеры его информированности о дате начала войны. На са­мом деле все обстояло далеко не так: к Сталину стека­лась самая разноречивая информация относительно планов Германии, которые постоянно менялись. Мы нередко заблуждаемся, не замечая того, что беремся судить человека за ошибки по прошествии многих лет, не зная до конца, как на самом деле развивались события далекого прошлого. Поэтому легко вменяем Сталину в вину чрезмерную осторожность, забывая о том, что каждый мирный день был для страны на вес золота. И продвигаться вперед приходилось очень ос­мотрительно, взвешивая множество неизвестных, с которыми приходилось сталкиваться. Существовала реальная опасность раньше времени спровоцировать врага, побудить его к активным действиям.

Однако Сталин ни на минуту не заблуждался от­носительно того, с кем ему придется столкнуться в предстоящей войне. 5 мая 1941 года на встрече с вы­пускниками военных академий в Кремле он прямо указал, что основная угроза исходит от Германии и спасти Родину можно лишь победой в войне против нее. Не сомневался он и в вероломстве главного по­тенциального противника.

* * *

В годы войны на Сталина легла колоссальная на­грузка. На нем как на руководителе государства и Верховном главнокомандующем были замкнуты все важнейшие руководящие звенья и в армии, и в экономи­ке, и в политике. Допускались ошибки, и порой серь­езные. Это вполне естественно для человека, который не боялся взять на себя ответственность за решение всех жизненно важных для страны проблем, в руках которого сходились все нити управления страной в такое трудное время.

Совершенно не соответствуют действительности утверждения, что Сталин в первые дни войны якобы растерялся, отошел от руководства и скрылся на сво­ей даче в Кунцеве. Стоит только обратиться лишь к одному документу — журналу регистрации посетите­лей кабинета Сталина в Кремле, чтобы убедиться в обратном. А кроме этого существуют десятки свиде­тельств авторитетных очевидцев, подтверждающих, что Сталин был отнюдь не подавлен, хотя первые не­удачи потрясли его.

И лишь стали окончательно ясными масштабы нашествия, прозвучало знаменитое сталинское «Бра­тья и сестры!» — обращение, поднявшее весь народ на защиту советской Родины, на Отечественную вой­ну против фашистского агрессора. Сталин сумел най­ти слова, оказавшие на людей огромное мобилизую­щее воздействие, пробудил у них ощущение единства перед лицом общей беды.

Он не терялся и не паниковал в самое трудное для Москвы время, когда столица начала эвакуацию. На вопрос, когда следует эвакуировать полк кремлевской охраны, Сталин ответил: «Если будет нужно, я этот полк сам поведу в атаку». В эти же дни состоялся его разговор с корпусным комиссаром Степановым, ко­торый передал ему обеспокоенность командования Западного фронта, что штаб фронта находится в не­посредственной близости от передовой, и предложе­ние перенести его на восток от Москвы. «Передайте товарищам, — ответил Сталин, — пусть берут лопаты и копают себе могилы. Штаб фронта останется в Пер-хушкове, а я останусь в Москве».

Какой верой и силой духа надо было обладать, чтобы в дни, когда враг вплотную подошел к стенам столицы, принять историческое решение о проведе­нии на Красной площади парада, посвященного 24-й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции! А через два года, в ноябре 1943 года, в са­мый разгар войны, исход которой для многих был еще не ясен, Сталин уже ставил задачу возрождения раз­рушенных городов и сел, промышленности, сельско­го хозяйства, создания для советских людей, избав­ленных от фашистского рабства, нормальных условий жизни...

За кратчайший срок вся работа страны была пере­строена на военный лад, а сама она была превращена в единый боевой лагерь. 30 июня 1941 года был создан Государственный Комитет Обороны, сосредоточив­ший в своих руках всю полноту власти в стране — как на фронте, так и в тылу. Председателем ГКО, которо­му в сфере экономики подчинялись все хозяйствен­ные органы, включая Госплан, наркоматы и ведомст­ва, стал Сталин.

На ГКО, в частности, была возложена задача про­ведения эвакуации промышленных предприятий из районов, которым грозила оккупация, и налаживания производства, в первую очередь военного, на новых местах. Такое грандиозное перемещение производи­тельных сил — это уже само по себе величайший под­виг, ставший возможным в результате жесткой цент­рализации управления экономикой в условиях воен­ного времени и самоотверженного труда советских людей.

Только за первые три месяца на восток страны бы­ло вывезено 1 360 крупных заводов. Перебазировались предприятия танковой, авиационной и моторострои­тельной промышленности, производство боеприпа­сов и вооружения, металлургические и машинострои­тельные заводы. С начала войны и до конца 1941 года по железным дорогам на восток ушло 1,5 миллиона вагонов грузов, перевезено 10 миллионов человек. Уже к началу 1942 года эвакуация предприятий в ос­новном была завершена.

В предельно короткий срок был осуществлен и их пуск. В результате в 1942 году по сравнению с 1940 го­дом на Урале, например, валовая промышленная про­дукция возросла в 2,8 раза, в Поволжье — в 3,1 раза, в Западной Сибири — в 2,3 раза.

Столь быстрое развертывание промышленности на востоке стало полной неожиданностью для вра­га — ведь фашистское руководство рассчитывало на то, что военный потенциал СССР будет неизбежно снижаться. Однако, несмотря на урон, который по­несла Красная армия в первые месяцы войны, к кон­цу 1942 года по многим видам вооружений она срав­нялась с вермахтом. И не случайно перелом в ходе войны совпал со временем, когда отставание в воору­жениях было преодолено.

Несмотря на тяжелейший кризис, в котором нахо­дилось сельское хозяйство страны, потерявшее ог­ромные посевные территории и испытывавшее ост­рую нехватку трудовых ресурсов, — только в 1941 году почти три миллиона трудоспособных мужчин ушли из села на фронт, — колхозная организация сельско­хозяйственного производства показала, какие огром­ные возможности в ней заложены. Не наблюдалось неизбежного в таких случаях брожения частнособст­веннической стихии в отношениях между городом и деревней, не было и разгула спекуляции. Колхозы спасли страну от всеобщего голода, были опорой нор­мированной системы снабжения населения продо­вольствием, создали предпосылки наведения в этом деле должного порядка.

В чрезвычайных условиях самой кровопролитной войны в истории человечества сталинская экономи­ческая система доказала величайшую жизнеспособ­ность и скрытый в ней огромный потенциал. Она обеспечила создание прочного тыла, в котором уси­лиями миллионов людей ковалась грядущая победа.

Сосредоточив в военные годы всю полноту влас­ти, Сталин сумел создать единую четкую структуру руководства вооруженной борьбой советского народа против фашистских захватчиков. Суровое противо­стояние подтвердило, что она была намного эффек­тивнее, чем вражеская, которая, казалось, была дове­дена в Германии до совершенства.

Однако Сталин победил Гитлера. И в этом решаю­щую роль сыграло умелое использование им огром­ных преимуществ, заложенных в социалистической системе, широких возможностей централизованного управления всеми имеющимися в стране ресурсами.

Но не только объективные причины обеспечили Сталину победу. Он одолел Гитлера как более искус­ный стратег и прекрасный военный тактик.

Конечно же большое значение в становлении Сталина в качестве полководца имел опыт, приобре­тенный им на фронтах Гражданской войны. Но в том-то и заключалось главное преимущество Стали­на, выделяющее его среди целого ряда советских вое­начальников, отличившихся в минувших сражениях, что он никогда не пытался слепо копировать свой богатый боевой опыт, постоянно подчеркивал каче­ственно новый характер будущей войны — войны с фашистской Германией. И действовал сообразно времени, внимательно отслеживая главные направ­ления развития военной науки, анализируя состоя­ние технического обеспечения лучших армий того времени.

Для Сталина ленинский завет «Учиться военному делу настоящим образом» был не пустым звуком. Он высоко ценил интеллектуальное начало в военном планировании, которое достойно воплощал в себе начальник Генерального штаба маршал Шапошни­ков — автор знаменитой работы «Мозг армии». Орга­низация штабного командования советских воору­женных сил коренным образом отличалась от герман­ской, где система штабного руководства была раз­дроблена на несколько параллельных и обособлен­ных структур. Каждая из них — главнокомандование вермахта (ОКБ), главнокомандование сухопутных войск (ОКХ), командование авиации и флота — са­мостоятельно выходила на Гитлера, что подогревало нездоровую конкуренцию.

Существенно отличалась сталинская система уп­равления войсками и от тех, что существовали в союз­нических армиях, где штабное планирование и руко­водство были отделены от политического.

Роль «мозга армии» Сталин взял фактически на себя, осуществив через Ставку Верховного главноко­мандования — высший орган военного управления — координацию усилий всех родов войск. Генштаб был оперативным рабочим органом Ставки, а два марша­ла — Василевский, сменивший больного Шапошни­кова, и Жуков, которых Сталин не раз в шутку пред­лагал объединить в одного, приводили в действие сталинские решения на фронтах.

Все крупные операции разрабатывались в Ставке с участием командующих фронтами, но последнее слово всегда было за Верховным главнокомандую­щим. Не трудно представить, какова была цена этого слова и насколько была высока ответственность за каждое решение, принятое в Ставке. Тем более любая неудача тяжелым бременем ложилась на плечи Ста­лина, который не имел привычки прятаться за чужи­ми спинами, что так любят совершенно необоснован­но вменять ему в вину.

Предоставим слово человеку, который понимал толк в военных руководителях. «Как военного деяте­ля, — вспоминает маршал Жуков, — И. В. Сталина я изучил досконально, так как вместе с ним прошел всю войну. И. В. Сталин владел вопросами организа­ции фронтовых операций и операций групп фронтов и руководил ими с полным знанием дела, хорошо раз­бираясь и в больших стратегических вопросах... В ру­ководстве вооруженной борьбой в целом И. В. Стали­ну помогали его природный ум, богатая интуиция. Он умел найти главное звено в стратегической обстанов­ке и, ухватившись за него, оказать противодействие врагу, провести ту или иную крупную наступательную операцию. Несомненно, он был достойным Верхов­ным Главнокомандующим».

Только невежественные люди, используя допу­щенные просчеты, неизбежные во время войны, мо­гут говорить об отсутствии у Сталина военного талан­та. Планы всех крупнейших сражений — битвы за столицу и перехода Красной армии в контрнаступле­ние под Москвой, обороны Сталинграда и окружения огромной группировки немецких войск под командо­ванием фельдмаршала Паулюса, Курской битвы — разрабатывались в Ставке под непосредственным ру­ководством Верховного главнокомандующего.

Отнюдь не с культом личности Сталина, а с ог­ромным уважением его имени в войсках связано на­звание наступательных операций 1944 года по всему фронту — от Баренцева моря до Черного, предопре­деливших исход войны и вошедших в историю как «Десять сталинских ударов». Эти операции, проведе­ние которых диктовалось не только положением на фронтах, но и единым стратегическим замыслом, явились, безусловно, и личным триумфом человека, под чьим руководством народ выстоял, добился ко­ренного перелома в ходе войны и, наконец, стал на­носить врагу сокрушительные удары.

В 1944 году впервые за время войны уже не немец­кая, а Красная армия открывала летнюю кампанию крупнейшей наступательной операцией — «Баграти­он». Отметим, что накануне численность нашей дей­ствующей армии составляла почти семь миллионов человек против четырех миллионов численности войск Германии и ее союзников. На вооружении Красной армии было в два раза больше, чем у против­ника, орудий и минометов, почти в два раза она пре­восходила его по количеству танков и самоходных ус­тановок, в пять с лишним раз — по числу боевых самолетов. Такое техническое превосходство обеспе­чила перестроенная на военный лад экономика Со­ветского Союза, промышленный потенциал которой множился на самоотверженность работников тыла. Сам Сталин считал, что «победоносное наступление Красной Армии стало возможным благодаря новым трудовым подвигам советских людей во всех отраслях нашего народного хозяйства».

В 1944 году впервые Сталиным была поставлена цель перенести военные действия за пределы СССР. «Наши задачи, — указывал он, — не могут ограничи­ваться изгнанием вражеских войск из пределов нашей Родины... Чтобы избавить нашу страну и союзные с нами страны от опасности порабощения, нужно пре­следовать раненого немецкого зверя по пятам и до­бить его в его собственной берлоге».

С. М. Штеменко, который служил в Генштабе с 1943 года, а в послевоенные годы и возглавлял его в течение нескольких лет, отмечает незаурядное страте­гическое мышление Сталина и в подтверждение этому приводит один яркий пример. Касается он методов анализа Сталиным основных причин поражения фа­шистской Германии. Главный вопрос, по мнению Сталина, заключался не столько в численности совет­ской и немецкой армий, сколько в соотношении их ко­личественного состава с численностью населения своих стран. Наивысшая численность нашей армии в годы войны составляла 11 миллионов человек, или около 6 процентов населения, немецкой — 13 миллионов, или свыше 16 процентов.

Сталин сделал из этого обстоятельства очень важ­ный вывод: «Такой высокий процент мобилиза­ции — это или незнание объективных закономернос­тей ведения войны, или авантюризм... Опыт истории, общие законы ведения войны учат, что ни одно госу­дарство не выдержит столь большого напряжения: не­кому будет работать на заводах и фабриках, растить хлеб, обеспечивать народ и снабжать армию всем необ­ходимым. Гитлеровский генералитет, воспитанный на догмах Клаузевица и Мольтке, не мог или не хотел по­нять этого. В результате гитлеровцы надорвали свою страну. И это несмотря на то, что в Германии работали сотни тысяч людей, вывезенных из других стран...»

Мировая история войн показывает, что стратеги­ческие и тактические идеи неизбежно терпят крах, ес­ли они не опираются на твердую дисциплину в вой­сках. Вещь, казалось бы, банальная. Однако людям, которые, как мы уже говорили в начале книги, не по­нимают даже, для чего в отряде советских космонав­тов был нужен принцип единоначалия, конечно же не по душе, что во главе страны в годы ее тяжелейших испытаний стоял «великий и строгий военачальник». В этом факте, который Черчилль расценивал как «большую удачу для России», иным мерещится мрач­ная тень «инквизитора», который, не задумываясь, ради победы был способен пожертвовать бесчислен­ным количеством человеческих жизней. Поэтому они и воспринимают суровые меры по наведению в вой­сках строжайшего порядка и дисциплины как нечто из ряда вон выходящее.

К числу «варварских» и «жестоких» нередко отно­сят и приказ № 227, вошедший в историю под назва­нием «Ни шагу назад!». Этот приказ был лично под-нисан Сталиным в дни, когда возникла критическая ситуация, по характеру и тяжести напоминавшая со­бытия осени сорок первого под Москвой. Это были, как признал позднее Сталин, «моменты отчаянного положения», когда Красная армия продолжала отсту­пать, оставляя села и города. Одним приказом был предотвращен наметившийся на некоторых фронтах обвал, который мог обернуться непредсказуемыми последствиями. И это бы непременно случилось, если бы паникеры и трусы, в соответствии с приказом, не истреблялись на месте, не направлялись в штрафные батальоны.

В приказе доходчиво разъясняется неумолимая логика развития событий: «Каждый командир, каж­дый красноармеец и политработник должны понять, что наши средства небезграничны. Территория Со­ветского Союза — это не пустыня, а люди — рабочие, крестьяне, интеллигенция, наши отцы и матери, же­ны, братья, дети... После потери Украины, Белорус­сии, Прибалтики, Донбасса и других областей у нас стало меньше территории, стало быть, стало намного меньше людей, хлеба, металла, заводов, фабрик. Мы потеряли более 70 млн. населения, более 80 млн. пу-

дов хлеба в год и более 10 млн. тонн металла в год. У нас нет уже преобладания над немцами ни в людских ресурсах, ни в запасах хлеба. Отступать дальше — зна­чит загубить себя и загубить вместе с тем нашу Роди­ну. Каждый новый клочок оставленной нами террито­рии будет всемерно усиливать врага и всемерно ослаблять нашу оборону, нашу Родину».

Армия, в которую стали проникать настроения «скифской войны», а многие командиры возомнили себя «стратегами», должна была понять, что значит для нее и страны дальнейшее отступление. Слова приказа «Ни шагу назад!» дошли до сознания бойцов и командиров. Свидетельство тому — их героизм и стойкость при обороне Сталинграда.

Жесткие меры в армии, предпринятые в 1942 году, позволили предупредить новые территориальные по­тери, неизбежную в таких случаях массовую гибель мирных жителей, потери вследствие дезорганизации воинских частей.

Пытаясь приумалить полководческий талант Ста­лина, советских военачальников военных лет, а вмес­те с этим — и массовый героизм советских людей, многие «историки» берутся утверждать, что большин­ство крупных побед в Великой Отечественной войне добыто неоправданно высокой ценой — ценой ог­ромных человеческих жертв. С людскими ресурсами якобы не считались — этого богатства в России все­гда хватало. Идет беззастенчивая спекуляция цифра­ми и фактами. Конечно же рассуждать о соотноше­нии советских и немецких потерь как 10:1 и более сейчас уже никто не берется — прошло время, когда «сведения» людей, не имеющих о военно-стратегиче­ских вопросах ни малейшего понятия, воспринимали всерьез. Но вот встречающееся в СМИ сравнение об­щих потерь советского народа — 26—27 миллионов человеческих жизней — с боевыми потерями герман­ских войск — около девяти миллионов убитых — хо­тя на первый взгляд и выглядит правдоподобно, яв­ляется одной из самых гнусных фальсификаций истории войны.

Делается это несмотря на то, что профессиональ­ные историки в этот вопрос уже давно внесли полную ясность. Хорошо известно, что в боях за свободу и не­зависимость нашей Родины отдали свои жизни 8 мил­лионов 668 тысяч бойцов и командиров списочного состава Вооруженных сил СССР. Фашисты со свои­ми союзниками потеряли в сражениях 8 миллионов 650 тысяч человек. Еще около 17 миллионов граждан СССР погибли в результате бомбардировок городов и сел, были уничтожены в концлагерях по гитлеровско­му плану истребления славян и других народов СССР, умерли от голода и рабского труда на оккупированной территории и в самой Германии. Подавляющее боль­шинство из них — мирные жители.

Вполне сравнимы и данные по военнопленным, которые в целом соответствуют сведениям немецкого исследователя Кристиана Шрайта. Наши войска за годы войны взяли в плен 3 миллиона 155 тысяч не­мецких солдат и офицеров. В немецком плену нахо­дилось 5 миллионов 738 тысяч советских воинов, но из этого количества 3,2 миллиона были пленены в первые месяцы войны, в 1941 году.

Был бы утрачен главный смысл победы, если бы основные людские ресурсы страны были истощены до такой степени, что их восстановление предостав­ляло бы собой неразрешимую проблему. Сталину уда­лось избежать этого — он не допустил демографичес­кой катастрофы. Довоенный уровень населения был восстановлен к 1954 году. Он был восстановлен, не­смотря на то, что стране после войны пришлось пере­жить тяжелые годы разрухи. Преодолела она и испы­тания, вызванные тяжелыми погодными условиями и, как следствие, неурожаем 1946 года.

Кстати, случившийся в этом году недород стал причиной усиленного внимания Сталина к проблеме получения устойчивых урожаев. Состоявшийся в фев­рале 1947 года пленум ЦК ВКП(б) по вопросам разви­тия сельского хозяйства предусматривал резкое уве­личение производства сельскохозяйственной техни­ки. В результате принятых мер за пятилетку число тракторов выросло в 1,5 раза, комбайнов — в 1,4 раза. Кроме того, по инициативе Сталина в 1948 году было принято постановление «О плане полезащитных ле­сонасаждений, внедрении травопольных севооборо­тов, строительстве прудов и водоемов для обеспече­ния высоких и устойчивых урожаев в степных и лесостепных районах Европейской части СССР». По сути дела, была принята целая программа, которая получила в печати название «Сталинский план преоб­разования природы». Рассчитанный на 1950—1965 го­ды, после смерти Сталина этот план был свернут. Со­хранившиеся и поныне полезащитные полосы, посаженные в то время, напоминают нам о большой работе в послевоенные годы по повышению эффек­тивности сельскохозяйственного производства и ох­ране окружающей среды...

Несмотря на огромные человеческие и материаль­ные потери, — а СССР потерял 30 процентов своего национального богатства, растерзанная войной стра­на сохранила в себе силы для возрождения. Послево­енное восстановление разрушенного хозяйства мы не случайно считаем еще одной великой вехой сталин­ской эпохи.

В четвертой пятилетке главные усилия направля­лись на повышение благосостояния населения. В на­чале 1946 года Сталин заявил, что в ближайшие годы «особое внимание будет обращено на расширение производства предметов широкого потребления, на поднятие жизненного уровня трудящихся путем по­следовательного снижения цен на все товары». В кон-це 1947 года в стране была отменена карточная систе­ма распределения ряда продуктов. А с 1949 года цены стали регулярно снижаться. Устойчивый рост матери­ального благосостояния населения создавал у совет­ских людей уверенность в завтрашнем дне, в том, что сталинская программа восстановления народного хо­зяйства — это лишь шаг на пути превращения СССР в самое развитое и процветающее государство мира.

Сталин стремился воздать должное народу-побе­дителю, народу, пережившему тяжелейшие испыта­ния. Отнюдь не утопичными выглядели его планы на пятидесятые годы — коренным образом улучшить жилищные условия и поднять реальную заработную плату рабочих и служащих «минимум вдвое, если не больше, как путем прямого повышения денежной зарплаты, так и, особенно, путем дальнейшего систе­матического снижения цен на предметы массового потребления».

Для этого были и серьезные предпосылки, осо­бенно динамичный рост производства промышлен­ной продукции, которое еще в 1948 году по общим показателям превзошло уровень 1940 года. Ну и, ко­нечно, благоприятные условия для этого создавала политика Сталина по обеспечению безопасности СССР, созданию для его населения возможности мирного труда и жизни.

Полностью отвечала национальным интересам Советского Союза Ялтинская система послевоен­ного устройства европейского континента и других важнейших регионов мира, определившая еще в феврале 1945 года основные принципы внешнепо­литической деятельности по окончании войны трех союзных держав. Принятые в Крыму «Декларация об освобожденной Европе» и совместные решения СССР, США и Англии по Дальнему Востоку, корен­ное изменение политических реалий в результате разгрома фашистской Германии и ее сателлитов поз­волили нашей стране обеспечить полную безопас­ность своей западной границы. В Центральной Ев­ропе разместились мощные военные группировки советских войск, а военно-морской флот получил возможность базироваться в портах стран Юго-Вос­точной Европы.

Удалось добиться создания надежных границ на Дальнем Востоке. Сталин обеспечил возвращение Советскому Союзу тех позиций, какие имела там Рос­сия в 1904 году. Были восстановлены права на Китай­ско-Восточную и Южно-Маньчжурскую железные дороги, возвращены Южный Сахалин и Курильские острова, получено право аренды военно-морской ба­зы в Порт-Артуре.

СССР становился мощной мировой державой, добился для себя права вето в Совете Безопасности ООН, вхождения в ООН двух своих союзных респуб­лик — Украины и Белоруссии.

В самом начале развернутой западными держава­ми «холодной войны» против СССР Сталин не под­дался ядерному шантажу Соединенных Штатов Аме­рики. Ценой неимоверных усилий в сжатые сроки было создано собственное атомное оружие, первое успешное испытание которого состоялось в августе 1949 года. Отдавая при этом должное и деятельности советской разведки, и помощи со стороны друзей Советского Союза за рубежом, отметим, что это со­бытие ознаменовало в первую очередь выдающийся успех советских ученых, который стал возможен благодаря огромной и напряженной организатор­ской работе под непосредственным руководством Сталина.

Новая система вооружений СССР, которая дава­ла возможность достойно ответить на вызовы атом­ной эпохи, охладила пыл стратегов «холодной вой­ны». Ядерный щит, созданный Сталиным, на долгие годы обеспечил безопасность страны. Сделав Рос­сию неприступной, он и по сегодняшний день слу­жит ей.

* * *

Большинству сталинских планов не суждено было сбыться. В последние годы жизни, когда здоровье, на­дорванное в годы войны, заметно пошатнулось, Ста­лин все чаще задумывался о том, что ждет страну по­сле его смерти. Больше всего его беспокоили мысли о возможности новой мировой войны, вероятность ко­торой он считал очень высокой. «Вы не интересуетесь военным делом, — говорил он в узком кругу государ­ственных руководителей. — Никто не интересуется, не знает военного дела. Что с вами будет? Империа­листы вас передушат».

Сталин понимал, что достигнутые страной успехи под его руководством имели свою обратную сторо­ну — порождали иждивенческие настроения в пар­тийно-государственной верхушке, пренебрежение к марксистско-ленинской теории, к пониманию объек­тивных закономерностей общественного развития. «Теоретически мало люди разбирались», — признает­ся Молотов много лет спустя. Увы, все это самым пе­чальным образом скажется вскоре после кончины Сталина.

Конечно, не до всех вопросов у него доходили руки во время войны, когда решалась главным обра­зом одна, самая главная задача — выстоять и побе­дить врага. Не сразу давал о себе знать надлом, кото­рый постепенно привел к разрыву в преемственности большевистских традиций государственного строи­тельства. Словно воронье, ожидающее свой черед пиршества, расправляла плечи партийная бюро­кратия.

Речь шла не только о способности руководства страны достойно продолжить дело Сталина. В после­военные годы Сталин с горечью отмечал и другую проблему: «К нам как руководящему ядру каждый год подходят тысячи новых молодых кадров, они горят желанием помочь нам, горят желанием показать себя, но не имеют достаточного марксистского воспита­ния, не знают многих, нам хорошо известных истин и вынуждены блуждать в потемках.

Они ошеломлены колоссальными достижениями Советской власти, им кружат голову необычайные ус­пехи советского строя, и они начинают воображать, что Советская власть "все может", что ей "все нипо­чем", что она может уничтожить законы науки, сфор­мировать новые законы. Как нам быть с этими това­рищами? Я думаю, что систематическое повторение так называемых "общеизвестных" истин, терпеливое их разъяснение является одним из лучших средств марксистского воспитания этих товарищей».

Но на серьезное решение этой задачи в новых ус­ловиях у Сталина уже не было ни сил, ни времени.