День благодарения (24 ноября)

Национальный центр стратегических исследований.

Лос-Аламос. Штат Нью-Мексика.

Дежурство проходило, как всегда, нудно. Стрелки часов словно прилипли к циферблату, и почти не двигались. По крайней мере так казалось человеку, тупо уставившемуся в мониторы, безмолвные экраны которых привычно мерцали перед глазами Колина Терскола. Как всегда, камеры наблюдения обшаривали каждый метр охраняемого пространства и фиксировали малейшее движение в бесконечных коридорах здания национального исследовательского Центра. Но движений не было: откуда им взяться в два часа ночи? Так что аппаратура видеозаписи фиксировала одну и ту же картинку – пустынные коридоры. Хотя Колин и не отвечал за другие блоки этого нагромождения из зданий, объединенных в одно целое пьяным архитектором, но знал, что в других частях этого строительного «шедевра» также несут вахту его коллеги, а в одном из корпусов находится диспетчерская, где спит праведным сном старший смены. Шутка, конечно. Нет, по поводу старших смен не шутка: их действительно редко увидишь у себя на посту. Чаще звонят.

Все эти мысли лениво текли в голове Терскола. За пару лет работы на этом посту он привык ко всему. Вообще-то он не всю жизнь был охранником. Еще недавно он был научным сотрудником в одной из лабораторий этого Центра. Но, видно, возраст или что-то другое изменило его судьбу. Администрация сократила его должность, но предложила место в службе безопасности. Теперь он сидит в дежурной комнате, на нем форма сотрудника внутренней охраны и неплохой оклад, а главное, много свободного времени. Сутки через трое. Неплохой режим работы. Вместе с напарником он охраняет этот блок огромного странно спроектированного здания.

На самом деле конструктивное решение строительного «шедевра», то есть всего комплекса, было очень продумано архитектором. Функциональное использование здания не предусматривало слишком плотное общение научных коллективов между собой, собственно, и охраны тоже. Поэтому и начальники смен крайне редко обходили посты охраны, а уж дальние – тем более. Легче с ними созвониться. Именно это и делал сейчас старший смены – Рассел Гарман, обзванивая своих подчинённых. Недавнее совещание в кабинете начальника службы безопасности напомнило ему о неукоснительном соблюдении служебных инструкций по охране объекта.

Остался последний звонок Терсколу. Но неожиданно для себя Рассел решил не звонить, а чуть позже сходить к нему на пост: как-никак, а обстановка в том районе комплекса непростая. Убит руководитель лаборатории. Возможно, Колин еще не знает об этом. Убийство произошло не на его смене. Сотрудники охраны могли и не знать об этом, тем более, что болтливых здесь не держат. Режим секретности соблюдают все сотрудники. Парней надо дополнительно проинструктировать: мало ли что.

Все спокойно. Два часа ночи. Терскол откровенно зевал. Стесняться было некого. Напарник отпросился на несколько часов: жена болеет, мужика понять можно. Да и живёт он недалеко: если что, успеет быстренько прибежать.

Глаза Терскола слипались, хотелось спать. Привычная ночная звенящая в ушах тишина давила на психику. Вот уже два часа, как наступил праздник – День благодарения. С утра в здании не будет беготни и нервотрепки: все будут веселиться по домам. Утром перед телекамерами выступит президент Америки и в окружении счастливой семьи, и толпы журналистов на глазах всей страны торжественно помилует одну индейку. Позже ее отправят в какой-нибудь зоопарк, где птица счастливо доживет до старости. Такова традиция: чего не скажешь об остальных ее сородичах: им в этот день будет особенно грустно. Наружная камера видеонаблюдения зафиксировала проезжавший по улице полицейский автомобиль.

– Брр… полицейским не позавидуешь сегодня: опять идет дождь. Участок объезжают. Через пару часов опять появятся. Дождь зарядил, видно, надолго. Ноябрь всегда такой. – Колин не заметил, что разговаривает вслух. – Волнение, ничего не поделаешь. Не каждый день идёшь на такой риск.

В электрочайнике забулькала вода. Пора выпить кофе. Запах молотого кофе заполнил всё помещение. Колин с удовольствием потянул носом. Запах бодрил. Дав напитку настояться, он сделал два глотка. Взглянул на часы и опять вслух произнес:

– Все, пора.

Мягкое напольное покрытие коридоров заглушало шаги. Диск, фотографию и приспособление для ее крепления на корпусе видеокамеры Терскол уложил в небольшую специальную сумку электрика. Лестницу-стремянку и сумку он нес осторожно: не дай Бог погнуть крепление кронштейна и диска. Он дважды делал у себя дома эксперименты по установке фотографии: подгонял длину кронштейнов, находя нужный ракурс.

Всё-таки Макгроген придумал здорово, а главное – просто. Фотографию по его указанию Колин сделал прямо с экрана монитора, фиксирующего пустое пространство в направлении нужной двери. Повозиться пришлось с креплением это точно. Теперь ему необходимо обойти видеокамеру и со стороны «мертвой зоны» укрепить кронштейн с фотографией, расположив ее прямо перед объективом камеры на расстоянии тридцати сантиметров. На основном мониторе появится секундная рябь: объектив камеры должен сфокусироваться. И все – можно спокойно заходить в дверь лаборатории: на экране контролирующего монитора будет картинка с пустым коридором. Пусть записывается. Не жалко. Почему он идет с лестницей и сумкой? Меняет перегоревшую лампочку: так положено по инструкции. Камеры не могут «видеть» в темноте. Перегоревшая лампочка у него подготовлена.

«Внимание, – мысленно скомандовал себе Терскол. – Впереди вход в лабораторию. Ошибки не должно быть. Никаких лишних движений, иначе все зафиксируется на мониторе. Я в «мертвой зоне». С Богом!»

Немного дрожали руки. Стремянка, три ступеньки вверх и вот – фотография на месте. Ура! Стараясь не оступиться, Колин осторожно спустился вниз: «Лестница пусть стоит на месте. Я быстро».

Магнитная карточка нашла свое место в прорези замка, и дверь в лабораторию открылась. Сердце в груди стучало, словно молот. Ладони от волнения стали влажными.

– Давненько я здесь не был. – Рука нащупала выключатель. Вспыхнул яркий свет. – Практически ничего не изменилось, – обводя взглядом помещение, констатировал он. Достал фотоаппарат и, не теряя времени, сделал десяток снимков. Наконец Колин подошёл к экспериментальному стенду. Аккуратно снял защитную пленку и сфотографировал стенд со всех сторон. Затем вытащил из сумки шестигранник и наклонился к центру стенда. То, что он увидел, повергло его в шок: диск отсутствовал. Не веря своим глазам, Терскол рукой обхватил вал, на котором должен находиться вожделенный диск, но… нащупал только болты крепления магнитов. Лоб покрылся липким потом, сердце учащенно забилось.

Он огляделся вокруг. С удивлением обратил внимание на свободные от всяких бумаг поверхности рабочих столов бывших сотрудников: такого не могло быть ранее. Исследовательская работа требует не только философских поз, но и кучу всяческих бумаг, чертежей, журналов, справочников. Короче, у настоящего ученого-экспериментатора на рабочем столе должен быть бумажный организованный «бардак». Где вы видели верстак слесаря без наваленной на него кучи инструмента и запчастей? Я уж молчу про всякий хлам внутри стола и рядом. Так и у физиков-экспериментаторов: все должно быть под рукой, чтобы не бегать по этажам в поисках ответа на возникший вопрос. Счастливая, а иногда и спасительная мысль во время опытов всегда приходит неожиданно и, заметьте, крайне редко: ее не попросишь подождать, потому что нет каких-то материалов и данных. Тут же должен схватить необходимый документ, прочитать и с криком «Наконец-то ты пришла» пригласить гостью войти. Или наоборот, попросишь ее тебя не отвлекать. Кстати, такое встречается значительно чаще. Ничего не поделаешь…» Все эти мысли в одно мгновение пронеслись в голове Терскола.

– Что случилось? Что произошло за время моего отсутствия? Две недели отпуска. Что же произошло за эти дни? – вслух удивлялся он.

Терскол медленно направился к выходу. Перед самой дверью оглянулся: «Не забыл ли что-нибудь?» Нет вроде бы. Щелкнул выключателем и открыл дверь.

В проеме двери неожиданно возник образ его начальника – Рассела Гармана. Именно образ, так, по крайней мере, выглядит фигура человека в проеме темной двери на фоне света. Терскол замер, не веря своим глазам: перед ним действительно стоял его непосредственный начальник, удивленными глазами таращась на него. Возникла немая сцена. Оба с испуганным видом молчали. Каждый лихорадочно анализировал ситуацию. Первым опомнился Терскол. Животный страх подавил в нем возможность логически мыслить, и чувство самосохранения приняло собственное решение: мозг мгновенно отреагировал. Сумка с инструментом выпала из рук. Шум, возникший при падении сумки на пол послужил непроизвольным сигналом к действию. Правой рукой Колин нанес Гарману молниеносный прямой удар в челюсть и тут же следом левой в печень. От мощного удара тело его начальника отбросило назад, голова Гармана с тупым звуком ударилась о стенку, и он, как подкошенный, рухнул на пол. Из уголка рта и носа потекла кровь. Рассел потерял сознание.

Еще находясь в шоке, Терскол переступил через лежавшее на полу тело и, не отдавая отчёта своим действиям, схватил сумку и бросился бежать. Вбежав в комнату охраны, он машинально взглянул на экраны мониторов. Экраны фиксировали пустые коридоры. Мелькнула мысль: «Лестница и фотография остались в коридоре».

В это время зазвонил его мобильный телефон. Мельком взглянув на экран, он увидел имя напарника.

«Предупреждает, что скоро будет. От дома ему идти несколько минут. Убрать не успею».

Лихорадочно соображая, Колин неожиданно принял спонтанное решение. Он выскочил в коридор, изнутри открыл входную дверь в здание, вышел наружу и бросился на противоположную сторону улицы. Там, в одном из переулков, должен находиться Макгроген. «Господи, что я ему скажу?»

Бегущего Терскола Сэм заметил сразу. Свет от уличных фонарей, несмотря на дождь, позволил ему разглядеть лицо своего помощника, оно выдавало крайнюю степень страха. Даже на расстоянии были видны его что-то шепчущие губы. Сердце Макгрогена тревожно заныло. Выйдя из машины, Сэм буквально силой затолкал подбежавшего Терскола внутрь автомобиля. Потребовалось еще минут пять, пока тот смог отдышаться, и десять, пока Сэм, к своему ужасу, осознал всю трагичность случившегося.

– Идиот, – только и смог произнести Макгроген. Мозг лихорадочно анализировал создавшуюся ситуацию. Сэм мысленно представил себе последствия сегодняшнего провала.

– Ничего не изменишь. Через минуту – другую подойдёт напарник Терскола. Вполне возможно, начальник охраны уже пришел в себя. Через пять-семь минут здесь будет полиция. Утром – ФБР. Арест Колина. Следствие. В ФБР умеют развязывать языки: Терскол долго не продержится. Решение одно.

Забрав у трясущегося от страха Терскола сумку с диском, Сэм с ненавистью посмотрел на него.

– Идиот, – еще раз пробормотал Макгроген и завел двигатель.

Автомобиль, рассекая лужи, мчался по пустынным улицам города. Редкие встречные машины на мгновение слепили глаза: водители ленились переключать фары с дальнего на ближний. Но Сэм не замечал этих неудобств. Он старался ехать, не нарушая правил: не дай Бог, полиция остановит. И оказался прав: возле одного из перекрёстков, рядом с одной из дорожных развязок, стоял полицейский автомобиль. Дождь и небольшой ветерок загнали полицейских в салон, и они через лобовое стекло автомобиля лениво сканировали дорогу локатором. На съехавшую с кольца машину патруль обратил внимание, но скорость автомобиль не нарушал, повороты показывал своевременно, зачем останавливать? Да и выходить под ливень не хотелось.

«Пусть едет», – решили блюстители порядка. Но профессиональный долг, точнее, привычка, всё-таки заставила их записать номер автомобиля. Так, на всякий случай. Мало ли, что? Вдруг пригодится.

Макгроген тоже заметил полицейский пост. Чертыхнувшись, он минут через двадцать свернул на объездную дорогу и вскоре уже был на другой стороне города.

Недалеко от котлована, приготовленного под строительство большого здания, остановился автомобиль с погашенными габаритными огнями. Площадка, на которой он остановился, немного освещалась светом от висящего метрах в двадцати фонаря. Из машины вышел мужчина и, открыв заднюю дверь, вытащил из салона тело человека. Подтащив его к краю котлована, столкнул вниз. Склонив голову, мужчина несколько секунд постоял, затем сел за руль и, не зажигая фонарей, тронулся обратно. Человек торопился: ему надо успеть выехать со строительной площадки, пока ливень окончательно не размыл дорогу.

Рассел с трудом открыл глаза. Сознание медленно возвращалось к нему. Он приподнял голову: взгляд упёрся в стену. Рассел бессмысленно глядел на нее и никак не мог понять, что с ним. Тупая, ноющая боль в голове и тяжесть во всем теле не давали ему возможности сосредоточиться. Нос не дышал: легким не хватало воздуха. Гарман поднял руку и попытался дотронуться до лица. Пальцы коснулись переносицы. Резкая боль пронзила все тело. Перед глазами появилась его собственная рука, и Рассел с ужасом увидел, что она в крови. Как ни странно, но резкая боль привела его в чувство, и сознание к нему стало возвращаться. Он отчетливо вспомнил свой поход по коридорам; лестницу-стремянку, стоящую под видеокамерой, и странную конструкцию перед объективом видеокамеры. Затем память нарисовала ему неожиданно открывшуюся дверь в злополучную лабораторию и перекошенное от испуга лицо Терскола в проеме этой двери. Последнее, что запомнил Рассел, – полные ужаса глаза своего сотрудника и удар. Дальше – пустота.

Превозмогая боль и опираясь руками на стены, Гарман встал. Поверхность стен покрылась алыми пятнами от крови на его руках. Голова кружилась. Рассела стошнило. Стало немного легче. В глазах все двоилась. В это время в самом конце коридора (как ему казалось, очень далеко) появилась движущая расплывчатая тень. Тень приближалась, постепенно приобретая образ человека. Наконец, Гарман увидел подбегающего к нему с вытаращенными глазами второго охранника.

«Господи, как его звать? – мелькнуло в голове, но сознание покидало его, и он из последних сил, с трудом, чуть слышно прошептал: – Терскол…– мозг никак не мог сообразить, какой эпитет дать охраннику, и Гарман произнёс: – предатель. Срочно звони в… полицию… Макинрою…» – и рухнул на пол.

Дэну Макинрою снился страшный сон. Оклбрайт схватил его за оставшиеся волосы и пытался ножницами отрезать от них пучок. Сэм расческой отбивался от начальника, а тот кричал:

– Я тебе покажу, как надо причесываться. Я тебя научу… и тряс его за плечи.

– Дэн… Дэн, ты меня слышишь? Просыпайся. Тебя к телефону. Макинрой проснулся в холодном поту. Над ним склонилась жена и трясла его за плечо. Он машинально глянул на часы. Пять часов утра.

– Ты что, не слышишь? Телефон разрывался. Я взяла трубку. Тебя срочно вызывают на работу. Там что-то случилось. Полиция уже на месте. Ждут тебя.

С самого утра кабинет начальника службы безопасности превратился в оперативный штаб. На этом совещании настоял прокурор штата. Двойное убийство, а теперь и ночное происшествие, видно, переполнили чашу терпения руководства штата. Прокурор захотел увидеть всех разом, чтобы понять, что же происходит, наконец, в этом самом секретном научном Центре страны. Вот и сейчас он с какой-то непонятной для себя тревогой разглядывал кабинет и вглядывался в лица присутствующих. Собрались почти все. Задерживались только представители ФБР.

Приглашённый на совещание начальник городской полиции с интересом разглядывал кабинет. Он впервые находился в этом секретном заведении, поэтому старался все рассмотреть. Когда еще представится случай побывать в этом таинственном учреждении? Шеф полиции не выспался: по тревоге подняли в начале пятого утра и, естественно, он не успел выпить традиционный утренний кофе, поэтому нетерпеливо крутил по сторонам головой. «В этом доме наливают кофе?» – вопрошал его взгляд. Вызванная с утра на работу, несмотря на праздничный день, Салли Митчелл, хлопотала именно по этому поводу: готовила кофе и легкие закуски. Макинрой ей помогал. У Дэна был уставший вид.

Рядом с прокурором сидел заместитель генерального директора национального Центра и что-то тихо тому говорил. Было видно, что главный блюститель закона не вникал в суть беседы, лишь вежливо старался кивать своему визави и иногда пожимать плечами, когда доводы собеседника требовали ответа. Мысли прокурора витали далеко. Два подряд убийства еще как-то можно было понять, но ночное происшествие не давало ему покоя своей бессмысленностью. Ему вообще было непонятно, как инкриминировать этот случай: то ли это служебное преступление самих сотрудников; то ли нападение третьих лиц; то ли пьяная разборка между самими охранниками. Прокурор с нетерпением выжидал время, давая возможность присутствующим выпить кофе.

Салли, наконец, расставила на столе чашки с кофе и небольшие чайные тарелочки с сэндвичами. Легкая волна оживления в кабинете разрядила гнетущую обстановку.

Небритые, с мешками под глазами от недосыпания Оклбрайт и Тим Фарелл сидели в креслах, почти не разговаривая. Оба размышляли над создавшейся ситуацией: что-то надо докладывать.

«Ясности и раньше не было, а сейчас – тем более, – размышлял Оклбрайт. – Гармана в тяжелом состоянии увезли в больницу. Допрос второго охранника практически ничего не дал. Говорит, что увидел раненого начальника смены и сразу позвонил мистеру Макинрою, затем в полицию. Больше он ничего не видел. Странно. Впечатление такое, что этого парня вообще не было на дежурстве. Врет, конечно. Но куда делся Терскол? Кто принес стремянку и перекрыл видеокамеру? Гарман с трудом, но успел сказать перед отправкой в больницу, что удар он получил именно от Терскола, когда тот выходил из лаборатории. Что он там делал? Но и это еще не факт. Неизвестно, кто из них выходил из лаборатории. Так, может быть, действительно профессор не виновен? Господи, как хочется курить».

Оклбрайт взглянул на Фаррела и кивнул в сторону прокурора головой: «Что будем докладывать?» Тот только пожал плечами, как бы говоря: «Ума не приложу. Но говорить что-то надо»

Прокурор заметил немой диалог своего подчиненного с начальником службы безопасности, оглядел кабинет и, тяжело вздохнув, нарушил тишину:

– Парни! Нелегкий выдался у нас праздник. Жареные индейки на сегодня отменяются. Не мне вам объяснять тяжесть преступлений и, как результат, последствия этих событий. К сожалению, по горячим следам мистеру Фаррелу, как я понимаю, не удалось выйти на след преступников ни по первому убийству, ни по второму. С ночным происшествием ещё надо разбираться. Так ведь, Тим?

Следователь огорченно развёл руками.

– Прошло очень мало времени, господин прокурор. По горячим следам не удалось выйти на след преступника. Это верно. Следствие разрабатывает ряд версий, и мы с мистером Оклбрайтом отрабатываем их. Много неясного. Второе убийство наталкивает нас на мысль, что перед преступниками стоит задача не только кражи диска, но и физического уничтожения ученых, занимающихся этими исследованиями.

Неожиданно его перебил заместитель генерального директора Центра:

– Я хотел бы подтвердить опасения мистера Фаррела по поводу физического уничтожения научного коллектива, ранее руководимого профессором Дорлингом. Исследования необходимо продолжить, не ожидая окончания следствия. Мистер Макинрой, пожалуйста, распорядитесь срочно разыскать оставшихся сотрудников и пригласить обоих ко мне в кабинет.

Сидящий недалеко от прокурора начальник полиции поднес мобильный телефон к уху.

«Опцию звонка отключил, включил вибратор. Молодец», – поднимаясь со стула, автоматически отметил Макинрой.

– Что? – закричал в трубку полицейский. – Информация проверена? Будьте на связи.

Бледное лицо начальника полиции и его взгляд, устремленный на шефа службы безопасности, говорили о многом.

– Что еще? – потребовал разъяснения, прокурор.

– В западной части городской черты на одной из городских строек обнаружен труп мужчины, господин прокурор. Судя по одежде, это охранник Центра. В кабинете повисла тишина.

Настроения не было. Какой тут праздник? По устоявшейся в последние годы привычке, Калинин встал рано. Впереди целый день непривычного безделья. Вот он и слонялся по пустым комнатам, пытаясь найти для себя какое-нибудь развлечение. Наспех соорудил завтрак – зеленый чай и яичница. Хлеба не было: забыл купить. Холодильник сиял чистотой, его полки были пустыми. Заготовленные женой продукты закончились, и только банка рыбных консервов и пара яиц скромно лежали внутри. Продукты обычно закупала жена, но она уехала на месяц домой, в Севастополь, проведать детей. Теперь походы в продуктовый супермаркет лежали на нем.

– На месяц ли? – мрачно возразил себе Евгений.

По телевизору показывали ежегодный традиционный ритуал помилования.

«Президент страны в честь праздника – Дня благодарения на глазах всего народа не даст сожрать одну индейку. Сильный жест, ничего не скажешь. Все-таки у американцев в традициях много еще наивного. С времен завоевания коренного населения американского континента пришельцами с Европы прошло не так уж много времени. Наверное, ритуал помилования имеет более глубокие корни. Только утвердился этот ритуал, как и сам праздник, в последний четверг ноября, самый дождливый месяц года, по крайней мере для этого района. Не лучшее время. Брр… Позвонить Ричарду что ли? Может, пораньше встретимся?»

Телефон Ричарда не отвечал. Не ответил он и через час. «Загулял парень», – решил Евгений.

Звонок Макинроя его несколько удивил и расстроил. «Зачем я им понадобился? Но ехать придется. Жаклин тоже вызывают». И вдруг в голове промелькнула неясная мысль: «Жаклин… Жаклин».

Что-то перемкнуло у него в голове. Перед глазами появился рабочий, демонтирующий крылатку вентилятора, а рядом с ним – профессор и экспериментальный стенд. Профессор, глядя на рабочего, пытался вытащить диск. У него это не получалось. Рабочий, видя попытки интеллигента, назидательно сказал: – «Ты что, не видишь: открути сначала крепление оси. Потом вытягивай свой диск».

Калинину захотелось крикнуть своему руководителю: «Мистер Дорлинг, возьмите ключ-шестигранник и открутите крепление одного из магнитов. Затем поднимите…»

Видение исчезло. Возник образ Жаклин. Ее слова, жесты… Они, словно цветные детальки в пазлах, стали собираться в неясный рисунок, но общая картинка не получалась. Чего-то не хватало.

«Кажется, я знаю, чего не хватает», – уже садясь в машину, подумал Евгений.

Дойдя до двери кабинета Сары Байер, Калинин без стука распахнул дверь. Честно говоря, Евгений не ожидал, что в праздничный день руководитель департамента кадров будет на работе, поэтому и не постучал в дверь, думал, что кабинет будет закрыт. Он был возбужден. Странная мысль не давала ему покоя.

Ошарашенная такой бестактностью женщина вопросительно уставилась на Калинина.

«Решил устроить скандал», – сразу мелькнула у нее мысль.

Но к ее удивлению, Калинин очень тихим, но требовательным голосом попросил дать ему возможность ознакомиться с личным делом Жаклин Мэрой.

– Миссис Байер, это очень важно. Пожалуйста, дайте мне его посмотреть. – Он был в сильном возбуждении. Чтобы успокоиться, он положил ладони на поверхность стола и пальцами отбивал барабанную дробь, устремив на Сару просящий взгляд, повторяя при этом одну и ту же фразу: – Это важно, очень важно.

Мысль Калинина лихорадочно, как в детском калейдоскопе, составляла разные варианты решений его безумной идеи.

– Но, мистер Калинин, я не могу: не положено. Есть инструкция, это…

Но что-то дрогнуло в ее сознании, и она, словно под гипнозом, послушно подошла к компьютеру. Потом, что-то вспомнив, вернулась и открыла ящик рабочего стола. Вытащила папки с личными делами сотрудников злосчастной лаборатории. Найдя папку с нужной фамилией, она молча протянула ее Калинину. Дрожащими руками Евгений открыл первую страницу.

Мгновенно прочитав в личном деле первую строчку, Калинин отпрянул от стола, словно получил удар электрическим током.

Евгений пальцем указал на первую строку анкетных данных. После фамилии «Мэрой» в скобках стояла другая фамилия – «Прайс». Девичья фамилия миссис Жаклин Мэрой была – Прайс. Все встало на свои места. Пазлы сложились в страшную картинку. Встревоженная Сара, видя лихорадочный взгляд Калинина, тупо глядела в анкету и не понимала, что так встревожило мистера Калинина.

– Да, до замужества она имела фамилию Прайс. Потом вышла замуж и поменяла фамилию. Так часто бывает. Что тут удивительного? – произнесла удивленная Сара. Калинина бил нервный озноб. Логическая последовательность событий четко вырисовывалась в его сознании. Он вспомнил лицо Жаклин после первого прочтения сотрудникам лаборатории рассказа про телепортацию эсминца «Элдридж» и упоминавшейся там фамилии молодого лейтенанта Прайса. Сопоставил дальнейшее поведение Жаклин в последнее время. И главное… нет, это потом. Нельзя терять времени.

– Мисс Сара, срочно звоните в полицию. У меня есть важная информация для них. Нервное беспокойство сотрудника передалось и Байер. Она схватила телефон и стала искать номер следователя, но тут же вспомнила указание Оклбрайта, что в подобных случаях звонить только ему. Байер набрала номер внутреннего телефона шефа службы безопасности и дала трубку Калинину.

Телефон Оклбрайта отозвался только после пятого сигнала вызова.

– Сэр, это Калинин. Срочно надо встретиться. Мистер Оклбрайт, это очень срочно. Нет, ждать нельзя. Профессор Дорлинг не брал лабораторный диск.

Сара, взмахнув руками, тяжело опустилась в кресло.

Пауза в трубке длилась недолго. Оклбрайт, искоса взглянув на сидящего рядом с ним следователя, спокойным голосом произнес:

– Где вы? Ах, да. Оставайтесь на месте. Из здания не выходите ни при каких обстоятельствах. Слышите… не выходите. У меня сейчас идет совещание. Закончится, я приглашу вас, мистер Калинин. Немного подумав, тихим голосом добавил: – Убит Ричард Ригли.

Ошеломлённый таким сообщением, Калинин закричал в трубку:

– Немедленно арестуйте Жаклин Мэрой. Она убила профессора.

Недалеко от центрального входа в здание исследовательского Центра располагался небольшой сквер. По обеим сторонам сквера росли старые деревья, огромные кроны которых почти полностью перекрывали вымощенную диким камнем аллею. Почтенный возраст деревьев явно указывал на то, что фундамент под комплекс зданий Центра закладывался в их присутствии: или по крайней мере не намного позже. Под кроной одного из этих старожилов стояла уличная скамейка на бетонных опорах, обшитая гладко оструганными деревянными досками. Доски от времени приобрели землистый цвет, а от частого использования скамейки по назначению – гладкую, почти полированную поверхность.

На скамейке в полном одиночестве сидел человек. Рядом, подпирая огромный ствол дерева, прислонился велосипед. Теплая спортивная куртка с накинутым на голову капюшоном делала фигуру человека неузнаваемой. Издалека не видно было, мужчина это или женщина. Человек, видимо, кого-то ждал. И, судя по большому количеству окурков, разбросанных вокруг (урны поблизости не было), ждал уже длительное время. Рядом с ним лежала полуоткрытая пачка сигарет. Две тонкие сигареты сиротливо жались внутри неё.

Человек сидел в неудобной позе, развернув голову в сторону центрального входа в монументальное здание. Он внимательно разглядывал выходящих из дверей людей. Несмотря на национальный праздник, снующих туда-сюда сотрудников было достаточно. Один раз даже вскочил, но потом сел обратно: видно, обознался.

– Похож, но не он, – прошептал он.

Не отрывая взгляда от дверей, нащупал пачку с сигаретами.

– Сигарет мало. Неизвестно, сколько еще ждать. Сходить за новой пачкой нельзя. Ладно, потерплю. Мысли сами собой прокручивали ситуацию последних дней. – Остался последний этап. Теперь уже не страшно. Знаю, на что иду. Страшно было первый раз. Помню удивленные глаза профессора, когда в моих руках появился пистолет. Умер он легко: не мучился. Прости меня, Стив. И ты прости, Ричард. При воспоминании о Ригли сердце начинало ныть: Ричард, как две капли воды, был похож на брата. Тот же овал лица, рост, цвет глаз. Особенно пугала интонация его голоса. Это был голос брата.

Не выдержав горестных воспоминаний, организм потребовал очередной порции никотина. Дрожащая рука сама вставила в рот предпоследнюю сигарету, другая, щелкнула зажигалкой. Легкое головокружение и небольшая испарина на лбу напомнили организму, что никотин вреден для здоровья.

– Мне он уже не навредит. Не успеет, – с горечью усмехнулся человек. – Скоро умру. Не думаю, что обо мне останется хорошая память. Люди никогда не узнают правду. Назовут душевно больным человеком в лучшем случае. Пусть будет так. Пусть, но я не позволю разрабатывать очередной губительный научный проект, который позволит военным тысячами убивать людей, прикрываясь лживыми лозунгами о развитии научного прогресса во имя счастье Америки и всего человечества. От их прогресса гибнут прежде всего простые люди. Ломаются судьбы, рушатся семьи, умирают дети. Хоть на время, но я остановлю их. Если бы в сороковые годы нашлись смелые люди, работающие вместе с Оппенгеймером над проектом создания атомной бомбы, мир был бы другим. И, что удивительно, эти исследования велись в тех же лабораториях, где работаем и мы. Наши научные разработки, пожалуй, могут стать пострашнее атомной бомбы.

Нервное возбуждение возрастало. Губы бессвязно бормотали малопонятные слова. Пальцы рук опять стали дрожать. Резкая боль в животе напомнила, что болезнь прогрессирует. Конец близок. Глаза застилала дымчатая, похожая на туман, пелена. Огромным усилием воли, стиснув пальцы рук, она подавила боль и резко встряхнула головой. Пелена спала. Руки немного успокоились. Голова безвольно откинулась на спинку скамейки. Через минуту-две наступило облегчение. Повернув голову в сторону здания, она опять приняла ту же неудобную позу. Мысленный монолог продолжился:

«Лабораторные записи делались мною с большими погрешностями. При их изучении результаты исследований не дадут общей картины. Диск отсутствует: его обломки уже покоятся на дне озера. Спасибо профессору. В тот день она увидела в лаборатории его открытый портфель, набитый документами, и тут же пришла мысль, засунуть диск в этот портфель: среди бумаг он не будет виден. Машину профессора при выезде не проверяют. Так и сделала. Диск со стенда демонтировала быстро. Ключ-шестигранник потом вложила в халат Калинина. Все прошло удачно. Видно, ей Бог помог. Профессор Дорлинг очень удивился, когда она появилась в его доме. А ее слова «Прости меня, Стив» он сначала не понял. И чуть позже, увидев пистолет, только успел вскрикнуть: «Зачем…». Это были последние его слова. Ничего интересного в сейфе не нашла. Странно одно: почему так быстро примчался шеф безопасности Оклбрайт?

Глубокая затяжка – и сигарета стала обжигать кончики пальцев.

«Фотография автомобиля шефа службы безопасности рядом с домом профессора в день убийства, наверное, уже в прокуратуре. Пусть поломают голову».

Калинин почти вбежал в кабинет начальника службы безопасности. Оклбрайт был не один.

– Почему вы решили, что Мэрой убила профессора, мистер Калинин? – жестко, вместо приветствия спросил Джон.

Фаррел изумленно вскинул голову.

– Кто… Мэрой? – воскликнул он.

– Мистер Оклбрайт, – не обращая внимания на возглас следователя, торопливо начал говорить Евгений. – В любом случае, кражу совершил сотрудник лаборатории.

Глаза присутствующих удивлённо взлетели вверх.

– Это где-то и моя вина. Сразу не догадался. Мы все зациклились на первой версии кражи диска – на профессоре Дорлинге. Его смерть выбила всех из колеи. Мы перестали логически мыслить. И, как результат, забыли простую вещь. Калинин рукой показал на стоящий у него за спиной напольный вентилятор.

– Это только у вашего вентилятора можно легко снять лопасти. Они насаживаются рукой на вал двигателя. Пропавший со стенда лабораторный диск находится на специальной направляющей ступице, расположенной между мощными электромагнитами. Сами понимаете, крепление ступицы диска специфическое. Не сняв верхний электромагнит, не вытащишь ступицу. Для монтажа или демонтажа ступицы нужен специальный шестигранный ключ. И сегодня меня осенило.

Такой ключ в лаборатории один. Постороннему человеку подобрать точно такой невозможно. У него неравные по ширине грани. Его можно изготовить исключительно по образцу. Ключ всегда хранился в сейфе у профессора. Когда надо, я брал его. Но в день убийства мы как раз устанавливали на стенд дополнительный блок, который требовал демонтажа диска. Эти замены производила Жаклин Мэрой. Я, зная ее халатность в последнее время, лично проверил жёсткость всех крепления и забрал у неё ключ, положив его в карман своего халата. Потом отвлекся спорами с Ричардом, повесил халат и вышел из лаборатории. Мы с Ричардом направились в бар. Жаклин в это время находилась в лаборатории. Подойти и незаметно взять ключ – секундное дело. Что и сделала Жаклин.

Она прекрасно знала, что профессор не будет проверять оборудование перед своим уходом: он никогда этого не делал. Сам профессор извлечь диск за такое короткое время не смог бы. На самом деле это нелёгкое дело. Только я и миссис Мэрой можем сделать это быстро. Но Жаклин не повезло. Пропажа слишком быстро обнаружилась. Я случайно вернулся из бара: забыл портфель.

И ещё. Месяца четыре назад я прочитал своим коллегам рассказ «Опасный эксперимент». Вы его тоже читали, мистер Оклбрайт. Я видел расширенные от ужаса глаза миссис Мэрой, но не придал тогда этому значения. Ее поведение после этого резко изменилось. Она стала угрюмой, замкнутой. Много раз мы с Ричардом исправляли данные наших исследований в лабораторном журнале. Журнал и протоколы всегда заполняла Жаклин. На наши замечания в этой связи она всегда отвечала, что следующий раз будет внимательнее. Неоднократно ей стал делать замечания и профессор. Я так же заметил одну деталь. На второй день после убийства профессора, перебирая деловые записи и бумаги в ящике своего рабочего стола, я вдруг обнаружил, что отсутствуют практически все мои записи, связанные с исследованиями. Я проверил столы всех сотрудников, в том числе и профессора. Подобные записи отсутствовали. Доступа в лабораторию, кроме сотрудников, никто не имеет. Я подумал, что бумаги изъяли следователи, но уточнять этот факт не стал. Утром меня вдруг осенило. Кража – дело рук кого-то из нас, сотрудников.

Сегодня с разрешения мисс Сары Байер я заглянул в анкету Жаклин Мэрой. Мои смутные догадки подтвердились: девичья фамилия Жаклин – Прайс. Это фамилия лейтенанта в том рассказе. Значит, история с телепортацией военного корабля не полный бред. Какие-то эксперименты военное ведомство все же проводило, и они оказались трагическими, по крайней мере для ее брата. Очевидно, она мстит за брата. Другого объяснения нет.

– Но зачем ей это нужно? – воскликнул Оклбрайт. – Я никогда не поверю, что Мэрой выполняла чей-то приказ. Или она мстит нам?

– Нет, не нам. Системе, – уже совершенно спокойным и уставшим голосом ответил Евгений. – Она считает, что мы разрабатываем оружие, способное уничтожать людей. Теперь я вспоминаю, что она как-то заводила разговор на эту тему. Это она убила профессора. И вот теперь – Ригли. Очередь за мной, – закончил свою речь Евгений.

Он вытер со лба пот, посмотрел на растерянных слушателей и сел в кресло.

– И еще, – проговорил Оклбрайт, глядя на следователя, – к нам поступила информация, что Мэрой смертельно больна. Ей осталось жить буквально несколько дней. Если догадки мистера Калинина верны, Тим, то она действительно мстит за своего брата.

Он подбежал к телефону внутренней связи.

– Адрес Мэрой, – рявкнул Джон в трубку телефона прямой связи с Сарой Байер. Быстро записав адрес, оба мужчины выскочили из кабинета. Калинин рванул за ними.

– Мистер Калинин, вам лучше остаться, – на ходу бросил Оклбрайт, громко хлопая дверью.

Калинин застыл посреди приемной, пытаясь сообразить, как поступить. Но оцепенение быстро прошло: охотничий азарт захватил его и, нарушая рекомендации шефа, он помчался к выходу. Спускаясь на первый этаж, Евгений вдруг вспомнил, что опять забыл в приемной свой портфель. Потеряв ещё пару минут, Калинин выскочил на улицу.

Оклбрайт и следователь уже садились в машину. Джон, заметив выбегающего на улицу Калинина, резко крикнул:

– Назад, мистер Калинин, назад. Ждите нас в кабинете.

В это время Джон заметил человека, который почему-то бежал со стороны аллеи по направлению к Калинину. Расстояние между ними сокращалось. Оклбрайт, как завороженный, глядел на эту сцену и не мог произнести ни слова. Что-то необычное показалось ему в фигуре бегущего человека. И вдруг до него дошло: это женщина. Но было поздно.

Прозвучал резкий хлопок. Калинин нелепо взмахнул руками и медленно сел на стоящую рядом урну для мусора. Он недоуменно повернул голову и встретился с глазами стрелявшего человека. Это были глаза Жаклин Мэрой. Евгений усмехнулся. Он понял, что оказался прав. Растерянно глядя на Жаклин, Евгений, ещё не чувствуя боли, попытался что-то произнести, но губы его уже не слушались. Что-то теплое разливалось в районе груди. Он непроизвольно нащупал рукой это место. Ладонь покрылась липкой кровью. Дикая боль пронзила все тело. Она разрывала легкие, спазм перехватил горло. Воздуха не хватало. Сознание медленно угасало.

Очертания египетских пирамид, верблюд и странный металлический предмет, так похожий на один из атрибутов власти фараонов, явственно предстали перед ним. Тело стало сползать вниз. Последнее, что промелькнуло в его сознании, – несущийся навстречу автомобилю «Москвич-407» огромный стальной корпус эсминца и страшный крик мамы.

Все случилось настолько внезапно, что Оклбрайт даже не понял, что же произошло. Хлопок – и его сотрудник уселся на урну. Зачем? Вскрик Тима Фаррела вернул его к действительности. На этот раз профессиональный опыт сработал мгновенно: выхваченный из висевшей под пиджаком кобуры пистолет уже целился в стрелявшего человека. Но Джон не выстрелил первым. Пистолет убийцы опередил старого разведчика. Приставив пистолет к своему сердцу, Жаклин успела выстрелить первой. Тихий женский вскрик – и Жаклин Мэрой навзничь рухнула на дорогу. Пули Джона Оклбрайта впились в несчастное тело измученной, но уже мертвой женщины.

Ошеломленный следователь не мог произнести ни слова.

Вокруг места трагедии стали собираться прохожие. Стояла тишина. Только птицы, щебетавшие в кронах деревьев, продолжали переговариваться между собой, выясняя свои птичьи взаимоотношения.

Но вот оцепенение улицы исчезло. Все сразу закричали. Громче всех выделялся пронзительный голос женщины:

– Я видела! Вот эта женщина выстрелила в этого мужчину, а потом пальнула в себя. Террористка проклятая!

Гул толпы разрастался. Через некоторое время послышался громкий звук полицейских сирен. Они мгновенно оцепили место происшествия. Для них начиналась обычная в таких случаях рутинная работа.

Тело «террористки» лежало на дороге лицом вверх. Одна рука в кулаке зажимала сорванный с шеи шерстяной шарфик. Эта рука тянулась к своей жертве, словно пыталась подстелить его под сползающее с урны тело. Вторая рука держала небольшую фотографию, и взгляд женщины был устремлен к ней, она словно прощалась с фотографией. Ее лицо было совершенно спокойным. Создавалось впечатление, что женщина сейчас встанет, раскроет ладонь и всем покажет помятую фотографию, а потом расскажет историю этого снимка. Все будут увлеченно слушать ее и задавать вопросы.

Жаль, но этого уже никогда не будет.

Полицейский аккуратно разжал пальцы еще теплой ладони и осторожно вытащил снимок. На помятой старой черно-белой фотографии был изображён военный корабль времен войны. В левом краю фотографии, в ажурной виньетке, было вмонтировано изображение молодого офицера с полукруглой надписью внизу «Р. Прайс.1943 год». Полицейский с трудом, но разобрал название корабля.

«Элдридж», – прочитал он.

Жаклин была права. Слово «террористка» не последний оскорбительный эпитет в её адрес. Толпа ее проклинала. Люди не могли знать о внутренних переживаниях человека способного к самопожертвованию ради них.

Жаклин была человеком, как и люди, загубленные ею. Пройдет время, и только оно сможет назвать этих людей героями или преступниками.

Не торопите его!

P.S

Основным вопросом для каждого человека всегда был и остается вопрос о смысле жизни, но мало кто может дать на него ответ. В этом мире вообще не достижимо состояние совершенной справедливости.

КОНЕЦ

==============================================================

Фантасмагорическая повесть.