§ 19. Наконец, Великая империя пала и развалинами покрыла всю Европу. Дикие народы нахлынули, как волны, и погасили науки, искусства и словесность. Настал мрак Средних веков...
Тут скрывается от нас Древний мир, и начинается новый. Все изменяется. Истинная религия даст другое направление человечеству, и кажется, будто народы переходят из одного возраста в другой.
§ 20. Долго черная туча носилась и волновалась над Европою. Свет истинной веры, блистая в мирных обителях иноков, еще озарял некоторые остатки наук и словесности. Но скоро вдохновенный глас Пустынника раздался в сердцах воинов Креста и подвигнул всю
Европу на освобождение Гроба Господня.
В сие время не один Петр Пустынник, но и другие служители алтарей с необыкновенным красноречием возбуждали на брань святую; но их красноречие было дар природы, вдохновение веры, а не плоды учения, которого еще не было в Европе.
§ 21. После крестовых походов Европа принимает новый вид:
образуются новые державы, успокоенные народы стремятся к мирным занятиям, искры художеств, наук и словесности возникают на древнем пепелище и возжигают просвещение сперва в Италии, потом и в других странах Европы.
И в том же порядке, т. е. сперва являются изящные искусства. – Язычество требовало скульптуры для кумиров, и скульптура их достигла такого совершенства, какого новейшие не достигали. – А христианская религия требовала живописи, которая не только превзошла древнюю, но и достигла такого совершенства (в конце 15-го и в начале 16-го века), какого едва ли достигает ныне.
§ 22. Ничто столько не содействовало к возрождению искусств, наук и словесности, как открытие и распространение древних рукописей. Они показали собранные веками истины и быстро разлили в Европе успехи словесности.
Величайшие мужи своего века занимались открытием и изъяснением древних рукописей: Петрарка, Гаспарини, Поджий, Беатус Ренан, Алоизий, Моценик, Сикар и многие другие. Труды их для восстановления наук неимоверны, бессмертны.
§ 23. Сначала является поэзия, в новом виде (с рифмами) и в новом направлении; потом повествование (и оно изобретает новый способ писать – прозу); далее – ораторское красноречие и ученые сочинения. Главнейший род красноречия у новейших – нравственный или духовный. В некоторых державах являются следы красноречия политического и судебного, например, в Англии и Франции.
Примеч. Начало просвещения в Греции и возрождение его в Европе без сомнения в подробностях различны. Но в целом являют разительное сходство!.. Там предшествуют образованию времена героические; здесь – века рыцарские. Там по гласу чести все области Греции восстают, соединяются и стремятся к великому подвигу – разрушению Трои; здесь по гласу веры вся Европа приходит в движение, соединяется под знаменем Креста и спешит на святой по-
двиг – освобождение Иерусалима. Там воспевают героев рапсодисты; здесь поют рыцарей трубадуры и романисты (romancier). Там по разрушении Трои вся Греция изменяется; здесь, по освобождении Иерусалима вся Европа принимает вид новый. Там вскоре начинается просвещение, или, может быть, возжигается угасшее в Египте; здесь также вскоре возрождается оно, как Феникс из пепла. Наконец, оба великие события воспеты двумя величайшими поэта-
ми – Гомером и Тассом (прибавл. 4).
| 4. Как будто в доказательство, что просвещение – подобно солнцу в природе – восходит и скрывается от одинаковых причин и одинаковым образом, и что баснь Сизиф с камнем, вечно поднимаемым и низвергающимся, не мечта, но действительное изображение усилий человечества. |
§ 24. Под конец IX века (862) Отечество наше принимает бытие и победами возвещает новое имя свое и силу Восточной империи. Может быть, подвиги Рюрика, Аскольда, Олега, Игоря и Святослава воспеты баянами, но песни их умолкли в отдалении...
Единственные памятники сих времен: Договоры Олега (912), Игоря (945)
и драгоценный пример красноречия Речь Святослава сохранены для нас
летописцем. Они показывают силу нашу в то время и следы общественной жизни.
§ 25. Начало просвещения в России положено Владимиром. С принятием истинной веры (988) приняли мы от греков и письмена, и начала искусств, и некоторое образование слова. Восточная империя, угасая, возжигала просвещение в России.
Памятники сего времени: переводы священных книг, Русская правда (1019), Нестор (1111), следы красноречия в поучениях пастырей Церкви, в
поучении Мономаха и, наконец, следы оригинальной поэзии в Слове о полку Игоря (см. Ист. Гос. Рос., т. I, с. 247 и след. и т. III, с. 213 и след., изд. 1816
года).
§ 26. С нашествием татар все угасло в России. Остатки просвещения хранились в обителях иноков, занимавшихся летописями и учением веры. С началом единовластия (Иоанн III) воссияла новая заря просвещения в России, явились некоторые пособия, училища, правила и книгопечатание.
Книгопечатание введено в Россию в 1553 году. Первая Грамматика эллино-славянская издана в 1591 году во Львове. В 1596 издана в Вильне грамматика Зизанием. В 1619 году издана Грамматика Мелетием Смотрицким. – В 1627 году издан славянский Словарь Памвою Бериндою, и прежде его был краткий Словарь Зизаниев. – К сему времени относят древние народные песни.
§ 27. С восшествием на престол дома Романовых умножились средства и училища. Век Петра открыл нам просвещение Европы. Век Елисаветы познакомил нас с словесностию европейцев. Век Екатерины ознаменован вкусом. Век Алексндра и Николая ставит нас на ряду с просвещеннейшими народами.
Язык наш в самом начале много заимствовал от греческого, далее принял несколько слов татарских. В 16-м веке служил ему образцом польский. Со
времен Петра вошло в него много слов немецких, особенно голландских. Со
времен Елисаветы образовался он по примеру немецкого и французского.
§ 28. Словесность наша, кажется мне, приличнее всего может делиться на три периода: на древнейшую – от Рюрика до Иоанна III; на среднюю – от Иоанна до Петра, и новую – от Петра до Николая. Характер первого периода – введение письмен, переводы с греческого и некоторые образцы; второго – введение книгопечатания и некоторые правила языка; третьего – введение гражданской грамоты, правила и образцы во всех родах словесности.
Изящная словесность собственно начинается в третьем периоде, который разделяют между собою два гения: Ломоносов и Карамзин. Первый показал нам поэзию и ораторское красноречие; второй открыл русским изящную прозу. И тот, и другой имели сильное влияние на писателей своего века, и оба оказали бессмертные услуги нашей словесности.
Карамзин говорит: „ Разделяя слог наш на эпохи, первую должно начать с Кантемира, вторую – с Ломоносова, третью – с переводов славяно-русских г. Елагина и его многочисленных подражателей, а четвертую – с нашего времени, в которое образуется приятность слога“.
IV.
Истинное красноречие
и мнимое
§ 29. Будущий писатель должен иметь верное понятие о красноречии; следственно, должен знать, что красноречие бывает истинное и мнимое (прибавл. 5).
| 5. Скажут: быть красноречивым значит уметь доказывать, уметь действовать на разум, волю и страсти, уметь достигать своей цели. Согласимся на время, но спросим: что значит уметь?.. и достаточно ли для истинного красноречия достигать только цели, какова бы, впрочем, она ни была?.. |
§ 30. Есть люди, кои полагают красноречие в громких словах и выражениях и думают, что быть красноречивым значит блистать реторическими украшениями, и чем высокопарнее, тем, кажется им, красноречивее. Они мало заботятся о мыслях и их расположении и хотят действовать на разум, волю и страсти тропами и фигурами. Они ошибаются.
Это называется декламация. Она не заслуживает имени красноречия, ибо холодна для слушателей и тягостна для самого декламатора, но часто поддерживается мыслию будущих успехов, а иногда мечтою жалкого самолюбия.
§ 31. Иные думают: быть красноречивым значит уметь выражать мысли необыкновенным образом и чем темнее, тем, кажется им,
глубокомысленнее,и, следственно, красноречивее. Они мучат себя –
жаль видеть! – усиливаясь сказать так, как никто не говорит то, что почти все знают.
Ничто столько не унижает писателя, как сие заблуждение. Оно показывает ложный вкус и превратное понятие о красноречии и случается с немногими мнимофилософствующими писателями. Но ни декламация, ни сей странный способ писать не достигают цели и не могут назваться красноречием.
§ 32. Красноречие имеет два признака: силу чувств и убедительность (прибавл. 6).
| 6. Красноречие всегда имеет три признака: сила чувств, убедительность и желание общего блага. Первые два могут быть и в красноречии мнимом, последний существенно отличает истинное красноречие. С каждым из сих признаков красноречие больше или меньше достигает цели. Сила чувств и убедительность предполагают и все достоинства слога, но желание общего блага должно быть всегда их целию. Если ж не оно движет пером писателя, а под видом его страсти – ужасно!.. „Отвергайте обманчивую прелесть, столь часто заражающую дар слова“. Бессмертные слова Александра I в речи 15 марта 1818 года. |
§ 33. Сила чувств – красноречие сердца – есть такое живое ощущение истины, такое сильное участие оратора в предлагаемом деле, что он, сам увлекаясь, увлекает и слушателей за собой (при-
бавл. 7).
| 7. Феофан после первых слов над гробом Петра не мог удержать слез – и все в храме зарыдало. – Цесарь слушает Цицерона и роняет из рук смертный приговор Лигария. – Антоний, требуя мщения, открывает окровавленную одежду Цесаря, и римляне содрогаются. – Марфа (в повести Карамзина), возбуждая ужас к рабству, бросает цепи, и народ терзает их... Сила чувства всегда производит ораторские движения. |
§ 34. Убедительность – красноречие ума – есть такая неотразимая сила и приятность убеждений, что мы против чаяния, против воли совсем неожиданно соглашаемся с мыслями автора. – Если красноречие ума соединится с красноречием сердца, то нет почти сил им противиться (прибавл. 8).
| 8. Древние софисты и философы XVIII века вводили в заблуждение силою чувств и убедительностию, и, может быть, никто столько не соединял красноречие ума с красноречием сердца, как Ж. Ж. Руссо. – Были ли они красноречивы? Без сомнения. Но их красноречие есть мнимое, а не истинное и тем опаснейшее, чем труднее видеть змею над цветами. Желание общего блага. Красноречие добродетели есть тот существенный признак, по которому узнается истинное красноречие, |
| и отличается от мнимого. Пламенное желание добра, стремление к сей цели – вот благородный предмет истинного красноречия, достойный добродетели! Красноречие ума и сердца могут заблуждаться, но красноречие добродетели как самая добродетель, как прекрасное (само по себе), остается истинным, неизменным для всех веков и народов. Кто умножил хотя одною полезною истиною счастие людей, приближил их хотя на один шаг к добродетели, тот истинно красноречив. Заметим, что и мнимое красноречие желает казаться истинным, и, представляя вредное, хочет доказать, будто оно полезно. Так порок иногда принимает на себя вид добродетели. |
§ 35. Истинное красноречие равно может быть и в прозе, и в стихах. Демосфен в разительных речах против Филиппа, Жуковский в незабвенном „Певце во стане русских воинов“ равно красноречивы, равно достигают цели, спасительной для Отечества.
Мы еще помним Москву в плену и в пламени; помним, как юные защитники, рыдая при виде горящей столицы, взывали с певцом: „Внимай нам, вечный мститель! / За гибель – гибель, брань за брань / и казнь тебе, губитель!..“ Кричали: „И жизнь и смерть, – все пополам!“ И утешались приветами:
„О други! смерть не все возьмет. / Есть жизнь и за могилой!..“ Вот истинное красноречие, оживлявшее воинов в 1812 году (прибавл. 9).
| 9. Можно ли назвать истинным красноречием то, которое предлагает мысли, полезные для блага людей, но не имеет ни силы чувств, ни убедительности? Не знаю... но чувствую, что в нем есть основание истинного красноречия. Много есть сочинений, уважаемых современниками и потомством един- ственно за добрую цель их, за прекрасное желание блага Отечеству или всем людям. Истинно красноречивым может назваться тот, кто соединил красноречие ума и сердца с красноречием добродетели. Мы любим мечты и в поэзии, и в прозе, если они невинны, и, приводя нас в восхищение, облегчают на минуту существенные горести. – Но мечты мнимого красноречия, влекущие в заблуждение, возмущающие покой людей, равно пагубны как в стихах, так и в прозе. Сенат римский два раза изгонял из своего града учителей красноречия; Людовик XVIII вынужден был закрыть кафедру словесности, ибо политические мысли все еще были предметом красноречия... Но в наше время и в нашем Отечестве, кажется, в такие мечты впадали разве только молодые поэты по неопытности и тем давали повод обвинять поэзию, но прозаические писатели наши знают вред мнимого красноречия и с любовью стремятся к истинному. |
V.






