Христос и святость

Человек нравственно усовершается, исполняя главное стремление – уподобление Христу. Для христиан это – центральная нравственная задача. Но подражание не внешнее, истинное состоит в том, чтобы в свою меру воплотить в своей жизни тот нравственный идеал, который был в полноте явлен в земной жизни Спасителя. Наиболее очевидно, понятно и органично стремление к совершенству могло быть воплощенным в делании милосердия. Подражание или уподобление Христу начинается с сознательной решимости к осуществлению такого уподобления. Затем, поскольку одними собственными усилиями не только осуществить его, но даже и начать невозможно, возникает необходимость молитвенно искать милосердной силы Божией на это делание. Затем, в меру дарованных сил, усваивается небесный огонь доброделания и стремление воплотить в себе возможность раскрытия гармонии всех духовных и нравственных сил, в которой и проявляется христоподражательная личность. И тогда все, что противоречит такому личностному нравственному выбору, должно быть уничтожено; все деструктивные силы души должны стать ненавистными, всякое стремление использовать другого человека как вещь, даже если оно и имеет как бы благой вид, должно быть отвергнуто. И это – задача души, становящейся в подражании Христу. Подражание Христу становится возможным потому и настолько, насколько жизнь личности «входит» в жизнь Христову, прежде всего через частое и сознательное причащение Тела и Крови Христовых. И во внешних поступках, и во внутренних движениях души личность проходит испытание, насколько реальные ее действия соответствуют миру Христову. И если проверка выдерживается, это и означает, что личность обрела святость, подобную святости Христа. Личность, усовершаясь, Христом освящается, Христу уподобляется – и становится святой. Святые не обязательно ярко выделяются по внешним признакам из прочего общества (социальные функции, следование культурным традициям и т.п.). Но они принципиально «не как все», они принадлежат иному миру, и иной мир живет в их сердце; они – иноки в мире падшей, греховной реальности. В начальные времена христианства почти все христиане, если судить по сохранившимся литературным памятникам, были именно такими. «Послание к Диогнету»: «Христиане не отличаются от всех прочих людей ни местом своего жительства, ни языком, ни внешним образом жизни. Живут, как придется... и соблюдают местные обычаи и в одежде, и в пище, и во всем прочем; однако между собой в жизни являют нечто своеобразное и удивительное. Живут каждый в своей области, но точно какие-то временные жильцы. Исполняют всякую повинность наряду с гражданами и терпят всякую обиду как будто чужестранцы. Всякая чужая земля для них отечество, и отечество как чужая земля... Во плоти живут, но не живут по плоти. Дни свои провождают на земле, но свое отечество полагают на небе. Повинуются установленным законам, но в жизни своей превосходят закон. Всех людей любят, и всеми преследуемы. Не знают их, – но все их осуждают. Предают их смерти, и все-таки живут... Поругаемы бывают, и благословляют. Добро творят, а их казнят как злодеев; а казнь они принимают, точно дарят их жизнью... Словом сказать – что душа в теле, то христиане в мире. Душа заключена в теле и сама держит тело. Так христиане заключены в теле, как бы в темнице – но мир ими держится». С течением времени христиан вообще становится все больше, но резко возрастает число христиан только по имени. Мир не может не обращать особого внимания на совершенных, почитая их святыми еще при жизни, порою привлекаясь этой святостью, порою отталкиваясь от нее. Хотя порою случаются и ошибки как в ту, так и в другую сторону. Тот, кто поставил себе и выполняет задачу обретения нравственного совершенства, становится святым, если это совершенствование – во Христе, в святом Господе. Святость в мире возможна, потому что свят Господь и свято даже само имя Его (Лк. 1, 49) и усовершающийся о Его святом имени освящается силой Божиею. И люди, духовно наиболее чуткие, видят в таком человеке не просто его нравственные достоинства, но его избранность Богом, что и есть святость. Собственно, нравственное совершенство в таком случае есть ответственное согласие на святой призыв Бога и практическое осуществление этого согласия. Нигде в Священном Писании так много не говорится об освящении человека Духом Святым, как в Апостольских Деяниях. Люди, видя благодатно освященных Духом Святым и потому ставших нравственно иными и совершенными, и сами ждут такого благодатного освящения Духом, и, получая ожидаемое, не могут не становиться иными. Инаковость и совершенство святых личностей состоит в том, что они принципиально живут по-другому, чем люди падшего земного устройства, и прежде всего, потому, что у них иная мотивация их жизненных решений: не психологически-пристрастная, но духовно-парадоксальная. Источником нравственных решений, поступков, внутренних переживаний у святых и совершенных являются божественные и небесные реальности: Священное Писание и предание, весь нравственный богооткровенный строй; и, наконец, молитва. Душевные же проявления подчиняются духовному содержанию; либо аскетически умерщвляются как подверженные греху, либо, по крайней мере, временно подавляются. Поэтому такой человек может производить впечатление нездешнего, неотмирного, а то и чудаковатого, юродивого. Обычные земные ценности (деньги, имущество, пища и проч.) для него второстепенны, а то и вовсе незначащи. Даже ценность собственной жизни для него не первостепенна. Для него естественно быть всем довольным, а потому ни на кого и ни на что не раздражаться, а тем более не гневаться, но причины этого, разумеется, не в психологическом, а в нравственном устроении такого человека. Но самое драгоценное у святых – это общий духовно-нравственный принцип отношения ко всем людям, с которыми им доводится вступать в общение, да и вообще ко всем. В этом отношении характерна глубокая личная радость преподобного Серафима Саровского, встречавшего словами «Радость моя!». И это совершенно понятно, потому что святые, обладая духовным зрением, прозревали во всех людях драгоценнейшее Божественное содержание, хотя и помраченное грехом. Они не могли не видеть в себе самих это драгоценное содержание, но именно поэтому для них была очевидной необходимость очищения, верного хранения и возделывания этой драгоценности – каждым по-своему, в зависимости от личных особенностей.