Перформативность

· Автор задается вопрос своей роли в обществе Катонги, (я — часть сети актантов, то есть широкой сети активно действующих акторов, которая включает и людей, и материальные пред­меты. В нашем случае такая сеть состоит из охотников, совхозной бюрократии, этнографов, пушнины, припасов для охоты, блокнотов для этногрыфических записей, анкет переписи, бумаг совхозного эко­номиста и т.д. Эта сеть имеет долгую историю.)

Иными словами, эта сеть кажется исторически протяжённой и почти бесконечно «сплетённой». Концептуально антропология именно так «сплетает» современные локальные и глобальные процессы, историю колониальных империй, историю антропо­логии, имперские архивы и музеи.

· Каллон понимает перформативность по-другому. Он не рассматривает социальных акторов как тех, кто играет определённую роль перед представителями власти или в научных целях. Перформативность — это созидательная сила самого социального действия и созидательная же, а не просто описательная, роль знания. В этом Каллон следует трактовке перформативности в современной социальной теории, в частности взглядам Мишеля Фуко и Джудит Батлер. Каллона интересует экономическое знание, но он начинает свой анализ с наблюдения о сложности переплетения отношений в сетях, что составляет один из первых признаков перформативности. Акторы широко распределены, утверждает Каллон; ши­рота сетей показывает, как сложно локализовать источник действия, а само действие «переполнено».

· Каллон ведёт речь о перформативности экономики: «Говорить о перформативности экономики озна­чает предположение, что агентность распределена (distributed)», а «действие есть коллективный фено­мен, который естественно переполнен (overflows)». Но именно это дало основание для критики Каллона.

· Даниэль Миллер, полемизируя с Каллоном, утверждает: плотная сплетённость рынка, широкое распределение по сетям его участников и переполненность действий означают, что современный обмен, в конечном счёте, никогда не работает согласно его рыночной модели; за рынком всегда видны другие моральные и культурные устои, а сама рыночная модель — продукт «абстракции». Миллер приводит примеры некапиталистической деревни в Индии и продажи автомо­билей на капиталистическом Западе. Не вдаваясь в детали этих примеров, а используя материал, о котором я вёл речь выше, отметим, следуя Миллеру, что рынок при ближайшем рассмотрении рабо­тает не как рынок, а как система дарообмена. Рынок пушнины виден в первом приближении, но под этнографическим микроскопом он исчезает. Появляется нечто другое — дар, и плюс к этому — некая бесконечность социальной погружённости отношений обмена.

· Каллон согласен с Миллером в отношении погружённости и вплетённости отношений рыночного об­мена. Но в своей ответной полемике Каллон утверждает, что отметить сам факт сплетённости или по­гружённости недостаточно. С его точки зрения, рыночные модели — не абстракции, а конкретные на­боры технических приёмов («аппараты знания» Мишеля Фуко), которые позволяют совершить сделку, то есть поставить точку, развести, «расплести» взаимодействующих акторов. Это не значит, что дей­ствующие лица расходятся навсегда. Они могут вернуться для совершения других сделок.

Иными словами, я не утверждаю, как Даниэль Миллер, что при ближайшем рассмотрении рынок ис­чезает, а появляется нечто другое — дар. Я также не утверждаю, что Катонга, как индийская деревня Миллера, живёт иными моральными устоями. !!!!!Напротив, мы видим здесь тесное сплетение рыночных и нерыночных отношений. Важно сделать подарок, но торговать также черезвычайно важно. Что же тогда выполняет роль того социотехнического средства, которое «расплетает» отношения и позволяет участникам сделок временно, но мирно разойтись? Мне представляется, что эту роль играют точки перевода дара в товар или в дань. «Расплетение» здесь — это не воплощения рынка через инструменты экономической науки, а перевод одного смысла обмена в другой («это — дар», «нет, это — рынок», «нет, это — дань»). Я показал выше, как этот перевод работает в эпизоде с медвежьей шкурой в пост­советском контексте. В следующих двух разделах я покажу, как в царское и советское время точками «расплетения», по Каллону, были эти перформативные различия между формами обмена. Предметом моего внимания будут перформативные различия дани и дара для царского периода и дара и товара для советского периода, хотя и в то, и в другое время присутствует весь спектр «дар — дань — товар».