Что-либо, - сильная вера, делающая блаженным, возбуждает подозрение к тому

во что она верит; она не обосновывает "истину", она обосновывает некоторое

Правдоподобие - иллюзии. Как же обстоит дело в этом вот случае? - Эти

Нынешние отрицатели и непричастники, эти безуклончивые ревнители только и

Только интеллектуальной опрятности, эти черствые, строгие, воздержанные,

Героические умы, составляющие честь нашей эпохи, все эти водянистого цвета

Атеисты, антихристы, имморалисты, нигилисты, эти скептики, эфектики,

Чахоточники духа (чахоточны в каком-то смысле все они без исключения), эти

Последние идеалисты познания, в которых только и обитает нынче воплощенная

Интеллектуальная совесть, - они и впрямь мнят себя как нельзя отторгнутыми

от аскетического идеала, эти "свободные, весьма свободные умы"; и все же да

Разглашу я им тайну, которую сами они не в силах заприметить - настолько

Впритык стоят они к самим себе: этот идеал как раз и является одновременно и

Их идеалом, сами они и представляют его нынче, и, возможно, никто больше,

Сами они и предстают одухотвореннейшим его вырождением, наиболее пробивным

Отрядом его воителей и лазутчиков, его коварнейшей, чувствительнейшей,

Неуловимейшей формой обольщения - если я в чем-то являюсь разгадчиком

загадок, то я хочу быть им в этом туре!.. Они еще далеко не свободные умы:

Ибо они верят еще в истину... Когда христианские крестоносцы на Востоке

Натолкнулись на непобедимый орден ассассинов, орден свободных умов par

Excellence, чьи низшие чины жили в послушании, равного которому не достигал

Ни один монашеский орден, они каким-то окольным путем получили намек и на

Тот символ и памятное слово, которое было сохранено только за высшими

чинами, как их secretum: "Ничего истинного, все позволено"... Ну так вот,

Это была свобода духа, этим была отменена даже вера в истину... Сподобилось

Ли уже когда-нибудь какому-либо европейскому, христианскому вольнодумцу

Затеряться в этом пассаже и его лабиринтных последствиях? знаком ли ему по

Опыту минотавр этой пещеры?.. Сомневаюсь, больше того, знаю, что все обстоит

иначе - этим безуклончивым ревнителям одного, этим так называемым "свободным

умам" ничто не чуждо в такой степени, как свобода и раскованность в

Упомянутом смысле; ни в каком отношении они не связаны крепче: их крепость и

Безуклончивость, как ни у кого другого, покоится именно на вере в истину.

Все это я знаю, должно быть, со слишком близкого расстояния: эту

Достопочтенную философскую воздержанность, к каковой обязывает такая вера,