К Гермесу

Муза! Гермеса восславим, рожденного Майей от Зевса!

Благостный вестник богов, над Аркадией многоовечной

И над Килленою царствует он. Родила его Майя,

Нимфа, достойная чести великой, в любви сочетавшись

С Зевсом Кронионом...

... Время пришло, — и свершилось решенье великого

Зевса:

Сын родился у богини, — ловкач, изворотливый, дока,

Хитрый пролаз, быкокрад, сновидений вожатый

разбойник,

В двери подглядчик, ночной соглядатай, которому вскоре

Много преславных деяний явить меж богов предстояло

Утром, чуть свет, родился он, к полудню играл на кифаре,

К вечеру выкрал коров у метателя стрел Аполлона...

... Без подготовки попробовав петь, как на пире веселом...

... Пел он о Зевсе Крониде и Майе прекраснообутой,

Как сочетались когда-то они в упоенье любовном

В темной пещере; о собственном пел многославном

рожденье...

... Пел он одно, а другое в уме уж держал в это время.

Кончив, отнес он и бережно спрятал блестящую лиру

В люльке священной своей. И мясца ему вдруг

захотелось.

Выскочил вон из чертога душистого быстро в пещеру,

Хитрость в уме замышляя высокую: темною ночью

Замыслы часто такие в умах воровских возникают.

Гелий меж тем в Океан опустился под землю с конями

И с колесницей своею. Сын Майи бежал без оглядки

И к Пиерийским горам наконец прибежал многотенным.

Там у блаженных богов на прелестных лугах некошеных

Стойло имели коровьи стада их, не знавшие смерти.

Быстро полсотни протяжно мычащих коров криворогих

Аргуса зоркий убийца, сын Майи, отрезал от стада.

Путаной он их дорогой погнал по песчанистой почве,

Перевернувши следы им: повадки он хитрые ведал.

Задом ведя иx, копыта передние задними сделал,

Задние сделал передними, задом и сам продвигался...

... Всех их гурьбою направил в пещеру Гермес

многославный…

... Силой Гефеста огонь разгорался, а он в это время

Двух крепкорогих, протяжно мычащих коров из загона

Вывел наружу к огню: обладал он великою силой.

Дышащих тяжко коров повалил он спиною на землю

И наконец опрокинул, и мозг им спинной перерезал.

Дело свершилось за делом. Отрезавши мясо от жира,

Тщательно начал он жарить, на вертел надев деревянный

Утром, едва рассвело, на священные главы Киллены

Снова вернулся Гермес. И на длинном пути никого он

Ни из бессмертных богов, ни из смертнорожденных не

встретил.

Даже собаки молчали. И Зевсов Гермес-благодавец,

Съежившись, в дом сквозь замочную скважину тихо

пробрался,

Ветру осеннему или седому подобный туману.

Там в колыбельку поспешно улегся Гермес

многославный.

Плечи окутав пеленкой, лежал он, как глупый младенец.

В руки простынку схватил и ею играл вкруг коленок.

Лиру же милую слева под мышкой прижал...

... Смертным несущая свет, спозаранку рожденная Эос

Из Океана вставала глубокотекущего. Прибыл

Феб в это время в Онхест, многомилую рощу святую

Земледержателя громко шумящего. Там увидал он:

Скармливал изгородь старец волу в стороне от дороги.

Первым сын многославной Лето к старику обратился:

«Старец, срыватель колючек в Онхесте, богатом

травою!

Из Пиерии пришел я, ищу я мой скот запропавший:

Бык же пасся один, от других в отдалении, черный;

Огненнооких четыре собаки за стадом ходили,

Дружно его охраняя, как будто разумные люди.

Бык и собаки остались — и это особенно странно, —

Все же коровы, как только стемнело, куда-то исчезли...»

... И Аполлону словами ответил старик и промолвил:

«Друг! Нелегко рассказать обо всем, что придется

глазами

Видеть кому: по дороге тут путников много проходит...

... Точно, любезный, не знаю, однако мальчишку я словно

Видел, который мальчишка коров подгонял крепкорогих.

Малый младенец с хлыстом. И, ступая, усердно

вертелся, Вспять он коров оттеснял, с головою к нему

обращенной».

Так он сказал. Аполлон вскоре отправился дальше.

Вдруг быстрокрылую птицу узрел он и понял тотчас же,

Что похититель — родившийся сын

Громовержца-Кронида...

... Вскоре пришел на гору он Киллену, заросшую лесом,

К густотенистой пещере в скале, где бессмертная нимфа

Милого сына на свет родила Громовержцу-Крониду.

... Только завидел сын Зевса и Майи могучего Феба,

Из-за пропавшего стада горящего гневом ужасным,

Быстро нырнул он в пеленки душистые…

…Все оглядевши места потайные великого дома,

С речью такой Аполлон-Летоид обратился к Гермесу:

«Мальчик! Ты! В колыбели! Показывай, где тут коровы?

Живо! Не то мы с тобою неладно расстанемся нынче!

Ибо тебя ухвачу я и в Тартар туманный заброшу,

В сумрак злосчастный и страшный, и на свет тебя

не сумеют

Вывесть оттуда обратно ни мать, ни отец твой великий.

Будешь бродить под землею, погибших людей

провожая».

Тотчас лукавою речью Гермес отвечал Аполлону:

«Сын Лето! На кого ты обрушился словом суровым?

Как ты искать здесь придумал коров, обитательниц поля?

Видом твоих я коров не видал, и слыхом не слышал.

И указать бы не мог, и награды не взял бы за это.

Я ли похож на коров похитителя, мощного мужа?..

... Право, великое было бы то меж бессмертными чудо,

Если бы новорожденный ребенок да выскочил за дверь,

Чтобы коров воровать. Несуразную вещь говоришь ты!..»

... И, добродушно смеясь, отвечал Аполлон-дальновержец:

«О мой голубчик, хитрец и обманщик! Я чую, как часто

Будешь в дома хорошо населенные ты пробираться

Темною ночью. Как много народу дотла ты очистишь,

Делая в доме без шума свою воровскую работу…»

…Так сказал Аполлон. И, схвативши, понес он

мальчишку…

…прибыли скоро на многодушистые главы Олимпа

К Зевсу-родителю оба прекрасные сына Кронида.

Там ожидали того и другого весы правосудья.

Ясен и тих был Олимп многоснежный. Толпою

сбирались

Боги бессмертные после восхода Зари златотронной.

Остановились Гермес с Аполлоном серебрянолуким

Перед коленями Зевса. И Зевс, в поднебесье гремящий,

Спрашивать сына блестящего начал и слово промолвил.

«Феб! Откуда несешь ты богатую эту добычу, —

Мальчика, только что на свет рожденного, с видом

герольда?

Важное дело, я вижу, встает пред собраньем бессмертных!»

Царь Аполлон дальнострельный немедля в ответ ему

молвил:

«О мой родитель! Услышишь сейчас не пустое ты слово:

Ты ведь смеялся, что я лишь один до добычи охотник.

Путь совершивши великий, нашел я в горах

Килленейских

Этого вот негодяя мальчишку — плута продувного.

В мире мошенников много, — такого, однако, ни разу

Ни меж бессмертных богов, ни меж смертных людей не

встречал я.

Выкрал он с мягкого луга коров у меня и погнал их

Вечером поздно песками прибрежными шумного моря.

К Пилосу он их пригнал. Но на диво чудовищны видом

Были следы их, — деянье поистине славного бога!

В черной пыли придорожной коровьих следов

отпечатки

Шли в направленье обратном опять к асфодельному лугу.

Неуловимый же этот хитрец за коровами следом

Сам не ногами ступал, не руками по почве песчаной:

Способ измыслив какой-то особый, следы натоптал он

Столь непонятные...

... Накуролесивши в разных местах в продолженье

дороги,—

С черною сходствуя ночью, залег он в свою колыбельку,

В темной пещере, во мраке. И даже орел остроглазый

Там рассмотреть бы его не сумел. И руками усердно,

Хитрые замыслы в сердце питая, глаза протирал он.

А на вопрос мой тотчас же решительным словом ответил:

Видом твоих я коров не видал, и слыхом не слышал.

И указать бы не мог, и награды не взял бы за это».

Начал с своей стороны и Гермес отвечать, и промолвил,

И указал на Кронида, богов олимпийских владыку:

«Зевс, мой родитель! Всю правду как есть от меня ты

услышишь.

Правдолюбив я и честен душою и лгать не умею.

Только что солнышко нынче взошло, как приходит

вот этот

В дом наш и ищет каких-то коров и притом не приводит

Вместе с собой ни свидетелей, ни понятых из

бессмертных.

Дать указанье приказывал мне с принужденьем великим

И многократно грозился швырнуть меня в Тартар

широкий.

Он-то вон в нежном цвету многорадостной юности крепкой,

Я же всего лишь вчера родился, — он и сам это знает, —

И не похож на коров похитителя, мощного мужа.

Верь мне, ведь хвалишься ты, что отцом мне

приходишься милым:

Если коров я домой пригонял, — да не буду я счастлив!

И за порогом я не был совсем, говорю тебе верно!

Гелия я глубоко уважаю и прочих бессмертных,

Также тебя я люблю и вот этого чту. И ты знаешь

Сам, что невинен я в этом. Поклянуся великою клятвой:

Этой прекрасною дверью бессмертных клянусь, —

невиновен!

А уж за обыск я с ним сосчитаюся так или этак,

Будь он как хочешь силен! Ты ж тому помогай,

кто моложе!»

Кончил Килленец и глазом хитро подмигнул

Громовержцу.

Так и висела на локте пеленка, ее он не сбросил.

Расхохотался Кронид, на мальчишку лукавого глядя,

Как хорошо и искусно насчет он коров отпирался.

И приказал им обоим с согласной душою на поиск

Вместе идти, а Гермес чтоб указывал путь, как вожатый,

И чтоб привел Аполлона-владыку, умом не лукавя,

К месту, в котором коров крепколобых его и запрятал.

Зевс головою кивнул, и Гермес не ослушался славный:

Разум Эгидодержавца его убедил без усилий

Оба прекрасные сына владыки Кронида поспешно...

... К полю пришли наконец и к загону со сводом

высоким...

…Тут многославный Гермес, подойдя к каменистой

пещере,

Крепкоголовых коров Аполлоновых вывел наружу.

В сторону взор Летоид обратил, на высоком утесе

Шкуры коровьи заметил и быстро Гермесу промолвил:

«Как же, однако, сумел ты, хитрец, две коровы зарезать, —

Этакий малый младенец, едва только на свет рожденный?

Будущей силы твоей я страшусь. Невозможно позволить,

Чтобы он вырос большой, о Майи сын, Килленец!»

Так он промолвил и прутьями ивы скрутил ему крепко

Руки. Но сами собою на нем распустилися узы

И, перепутавшись, тотчас к ногам его наземь упали...

... На лире приятно играя,

Смело сын Майи по левую руку стоял Аполлона.

Вскоре, прервавши молчанье, под звонкие струнные звуки

Начал он петь, и прелестный за лирою следовал голос.

Вечноживущих богов воспевал он и темную землю, —

Как и когда родились и кому какой жребий достался.

Первой между богинями он Мнемосину восславил,

Матерь божественных муз: то она вдохновляла Гермеса...

... Неукротимой любовью душа разгорелася Феба,

И, обратившись к Гермесу, слова он крылатые молвил:

«О скоторез, трудолюбец, искусник, товарищ пирушки,

Всех пятьдесят бы коров подарить тебе можно за это!

Мирно отныне с тобою, я думаю, мы разойдемся.

Вот что, однако, скажи мне, о Майи сын многохитрый:

Дивные эти деянья тебе от рожденья ль присущи,

Либо же кто из бессмертных иль смертных

блистательным этим

Даром тебя одарил, обучив богогласному пенью?

Слушаю я этот дивный, доселе неслыханный голос, —

Нет, никогда не владел тем искусством никто ни из

смертных,

Ни из бессмертных богов, в Олимпийских чертогах

живущих,

Кроме тебя одного, сын Зевса и Майи, воришка!

Что за искусство? Откуда забвенье забот с ним

приходит?

Как научиться ему? Три вещи дает оно сразу:

Светлую радостность духа, любовь и сон благодатный.

Сопровождаю я сам и божественных Муз олимпийских,

Дело же их — хороводы и песенный строй знаменитый,

Пышно цветущие песни и страстные флейт переливы.

Но никогда ни к чему еще сердце мое не лежало

Больше, чем к этим деяньям искусным, явленным тобою.

Сын Кронидов, игре превосходной твоей удивляюсь!

Хоть невелик ты, но что за прекрасные знаешь ты вещи!

Сядь же, голубчик, и слово послушай того, кто постарше.

Ныне же славу великую ты меж бессмертных получишь, —

Верно тебе говорю я, — и сам ты, и мать твоя также.

Этим тебе я клянуся кизиловым дротиком крепким:

Славным тебя и богатым я сделаю между богами,

Пышных даров надарю и ни в чем никогда не надую!»

Речью лукавою Фебу Гермес отвечал многославный:

«Как осторожно меня ты пытаешь! А мне бы завидно

Не было вовсе, когда бы искусство мое изучил ты.

Нынче ж узнаешь. Желаю тебе от души угодить я

Словом своим и советом: ведь все тебе ведомо точно,

Ибо на первом ты месте сидишь близ богов

всеблаженных,

Смелый душой и могучий. И любит тебя не напрасно

Зевс-промыслитель. По праву так много даров и почета

Ты от него получил. Говорят, прорицать ты умеешь

С голоса Зевса-отца: ведь все прорицанья от Зевса.

Ныне ж и сам я узнал хорошо, до чего ты всеведущ.

Выбор свободный тебе — обучаться, чему пожелаешь.

Так как, однако, желаешь душой на кифаре играть ты, —

Пой и играй на кифаре и праздник устраивай пышный,

В дар ее взяв от меня. Ты же, друг, дай мне славу за это...

... Сын многославный Кронида, тебе отдаю эту лиру!

Мы же на пастбищах этой горы и равнины привольной

Будем пасти, Дальновержец, коров, обитательниц поля.

И в изобилии станут коровы, сопрягшись с быками,

Нам и бычков и телушек рожать. А тебе не годится,

Как бы о выгоде ты ни заботился, гневаться слишком!»

Так говоря, протянул он кифару. И Феб ее принял.

Сам же Гермесу вручил он блистающий бич свой и отдал

Стадо коровье в подарок...

... И радость взяла промыслителя-Зевса.

Дружбу меж ними возжег он. И с этого времени крепко

И нерушимо навеки Гермес возлюбил Летоида,

Милую дав Дальновержцу кифару как знаменье дружбы...

... Сам же Гермес изобрел уж искусство премудрости

новой:

Тотчас создал далеко разносящийся голос свирелей.

И обратился к Гермесу тогда Летоид со словами:

«Очень боюсь я, сын Майи, вожатый, на выдумки

хитрый,

Как бы кифары моей не стянул ты и гнутого лука,

Ибо в удел тебе Зевсом дано всевозможные мены

Производить между смертных людей на земле

многодарной.

Если б, однако, великою клятвой богов поклялся ты, —

Либо кивком головы, либо Стикса могучей водою, —

Все бы тогда мне приятным и милым ты сделал для

сердца».

И головою кивнул знаменитый Гермес, обещаясь

Не воровать никогда ничего из имущества Феба,

Не приближаться и к прочным палатам его. И ответно

Клятву в союзе и дружбе принес Аполлон

дальнострельный

В том, что милее не будет ему ни один из бессмертных, —

Ни человек, от Кронида рожденный, ни бог.

«Превосходным

Будешь посредником ты у меня меж людьми и богами,

Веры достойным моей и почтенным. Поздней тебе дам я

Посох прекрасный богатства и счастья — трилистный из

злата.

Будет тебя этот посох повсюду хранить невредимым,

Все указуя дороги к хорошим словам и деяньям,

Сколько бы я их ни знал по внушению вещему Зевса...

... Это возьми ты, сын Майи, и стадо коров криворогих.

На попеченье прими лошадей и выносливых мулов...

... Огненноокие львы, белоклыкие вепри, собаки,

Овцы, сколько бы их на земле ни кормилось широкой, —

Четвероногие все да пребудут под властью Гермеса!

Быть лишь ему одному посланцом безупречным к Аиду.

Дар принесет он немалый, хоть сам одарен и не будет».

Так возлюбил Дальновержец Гермеса, рожденного

Майей,

Всяческой дружбой. А прелесть придал их союзу

Кронион.

Дело имеет Гермес и с людьми, и со всеми богами.

Пользы кому-либо мало дает, но морочит усердно

Смертных людей племена, укрываемый черною ночью.

Радуйся также и ты, сын Зевса-владыки и Майи!

Ныне ж тебя помянув, я к песне другой приступаю.

(Печатается по тексту. О происхождении богов.

М., 1990. С. 235-250).

5).

1 Данте Алигьери. Божественная комедия // Новая жизнь «Юожественной комедии». М., 1967. С. 187-188.