Народы юга Сибири (алтае саянское нагорье и прибайкалье)

Юг Сибири по природным условиям заметно отд% чается от остальных ее территорий. Хотя климат здесь тоже континентальный, он значительно мягче. Средние температуры в январе, например, составляют — 16°, а в июле до +23°. На равнинах лесостепь переходит в степи с богатым травяным покровом; леса {смешанные, лиственно-хвойные) состоят из более разнообразных и теплолюбивых пород: березы, кедра, лиственницы. Климат этих мест заметно разнообразят расположен­ные здесь горы с покрытыми горной тайгой и альпий­скими лугами склонами и многочисленными долина­ми. На юге Сибири находится самое глубокое в мире пресноводное озеро — Байкал. Из этого же района начинают свой путь к океанам великие сибирские реки: Обь, Енисей, Лена, Амур.

Юг Сибири занимают несколько республик в со­ставе России, населенных довольно крупными народа­ми: Горный Алтай (алтайцы, 69 тыс. чел.), Хакасия {ха­касы, 78 тыс. чел.), Тува [тувинцы, 206 тыс. чел.}, Буря­тия (буряты, 417 тыс, чел.). Буряты живут кроме того в двух автономных округах: Усть-Ордынском в Иркутс­кой области и Агинском — в Читинской. В южных рай­онах Кемеровской области обитает небольшой народ шорцы (15,7 тыс. чел.), а в Иркутской области, на гра­нице с Тувой, —- тофалары (700 чел.).

Языки всех перечисленных народов относятся к алтайской языковой семье (преимущественно к ее тюркской ветви). Монгольскую группу алтайских язы­ков в Сибири представляет только язык бурят.

Древнее прошлое южной Сибири интересно тем, что отсюда происходят многие культурные приобрете­ния человечества, впоследствии сыгравшие выдающу­юся роль в жизни населения всей Сибири. К ним сле­дует прежде всего отнести приручение оленя и возник­новение домашнего оленеводства (связываемое с предками самодийских и тунгусских племен). Наибо­лее древние из известных вещественных свидетельств об этом виде хозяйства происходят со среднего Енисея (Хакасско-Минусинская котловина) и датируются ру­бежом нашей эры.

Районом зарождения и раннего развития протоалтайцев послужили степи Центральной Азии, а юг Си­бири был, по-видимому, только его северной периферией. В степных районах южной Сибири в бронзовом веке, в период складывания кочевого скотоводства {Ш— I тыс. до н. э.) население не раз менялось. Есть основа­ния считать, что степные пространства южной Сибири (как и расположенные к западу от них приуральско-каспийские и причерноморские степи) длительное время занимали европеоидные ираноязычные племе­на — создатели яркой высокоразвитой культуры под­вижного скотоводства. Памятники этих племен — кур­ганные захоронения — сегодня хорошо известны. Прекрасные произведения искусства из металлов, де­рева, кожи, созданные ими, найдены в курганах Алтая, Хакасии и Тувы и украшают ныне залы Эрмитажа и других крупнейших музеев нашей страны.

Многие культурные достижения (умение плавить металлы и изготавливать из них орудия труда, приру­чение и одомашнивание животных, опыты ведения земледельческого хозяйства) из области Алтая, Саян и Прибайкалья широко расходились по всей Сибири. В этих процессах творчески участвовало местное па­леосибирское население.

Становление новых видов хозяйства вело к росту населения, миграционным передвижениям. С началом раннего железного века подвижность скотоводов-ко­чевников увеличилась. С этим временем связано уси­ление проникновения в южную Сибирь из Централь­ной Азии племен тюркской группы. Здесь тогда имело место интенсивное смешение групп скотоводов, гово­ривших, видимо, отчасти на индоевропейских, а отча­сти — на палеоазиатских, уральских, тунгусских язы­ках, с пришельцами-тюрками (таштыкская эпоха — I в. до н. э. —V в. н. э.). Интересно, что в ту эпоху здесь происходили процессы межрасового смешения евро­пеоидов и монголоидов.

Серьезные изменения в этническую карту юга Си­бири внесло образование империи Чингисхана и мон­гольские завоевания, распространившиеся и на эту тер­риторию. Часть тюркоязычных племен была оттеснена на север (предки якутов), другие — откочевали на запад, в казахские и приуральские степи. Некоторые же мон­гольские группы осели на юге Сибири, вокруг Байкала, где стали смешиваться с предшественниками — тюрка­ми и тунгусами. Так постепенно сложился бурятский народ, монголоязычный по языку, но перенявший и со­хранивший название одной из групп тюркских племен.

После распада империи монголов население юж­ной Сибири нередко становилось объектом набегов, грабежей и поборов со стороны разных более сильных и организованных соседей (монгольских, маньчжурских, джунгарских правителей). Поэтому включение в XVII в. этого края в состав России и установление твердых границ благоприятно сказалось на судьбе многих южносибирских народов, а некоторых из них спасло от полного исчезновения. Появление на юге Сибири постоянного русского населения, конечно, внесло мно­го новых культурных черт и заимствований в жизнь коренных обитателей. Особенно это касается широко­го распространения плужного земледелия, ремесел и промышленности. Но и традиционное хозяйство и быт оказались вполне жизнеспособными.

Следует, впрочем, иметь в виду, что окончательная консолидация (сплачивание, слияние в более крупные этносы) многих народов юга Сибири произошла толь­ко в XX в. Ранее ни один из них, кроме бурят, не имел единого общепринятого названия. Хакасы подразделя­лись на пять территориально-племенных групп, алтай­цы — на семь, несколько разных наименований имели тувинцы. Даже буряты, кроме деления на восточных (забайкальских) и западных (прибайкальских), распа­дались на пять племен, каждое из которых сохраняло не только различия в диалектах, но и особенности хо­зяйства и бытового уклада.

У восточных бурят сложились кочевые скотовод­ческие формы жизни. Они разводили лошадей, овец и верблюдов. А вот у западных групп преобладал круп­ный рогатый скот. При этом часть скота они зимой держали в хлеву и заготавливали для него сено. Инте­ресной особенностью их хозяйства было обыкновение удобрять сенокосные луга навозом. В отличие от бурят Забайкалья, они еще до прихода русских занимались и земледелием — правда, довольно примитивным и в не­больших размерах.

Но все же степи Забайкалья оставались по пре­имуществу районом типичного кочевого скотоводства монгольского типа (с круглогодичным содержанием скота на подножном корму и сменой пастбищ). Домом служила войлочная юрта с коническим верхом на каркасе из разборных решеток. Весь скарб при кочев­ках перевозился на лошадях и верблюдах. Пища, как у всех кочевых скотоводов, была в основном молочной. Мясо употреблялось не каждый день.

В отличие от них, западные буряты издавна жили оседло и строили бревенчатые дома, хотя и своеобраз­ной многоугольной формы. Здесь в хозяйстве большую роль, кроме скотоводства и земледелия, играла охота, а на Байкале — еще и рыболовство.

Почти такие же различия в образе жизни и хозяй­стве существовали и у алтайцев, тувинцев, хакасов. Скотоводство кочевого и полукочевого типа было глав­ным занятием у южных алтайцев, у большинства ту­винцев и хакасов. Они разводили лошадей, крупный рогатый скот, овец. Скот круглый год был на поднож­ном корму, сена почти не заготавливали. Жители пред­горий Саян и Алтая летом пасли скот на альпийских высокогорных лугах.

Своеобразный тип хозяйства существовал у севе­ро-восточных тувинцев (их называют тоджинцами) и живших по соседству с ними тофаларов: они были оленеводами, но при этом, живя в таежных районах, занимались главным образом охотой, используя оленя только в качестве вьючно-верхового транспорта. Их быт и образ жизни похожи, таким образом, на эвен­кийские. Но по происхождению и тофалары, и тоджин-цы являются последними потомками присаянских оле-неводов-самодийцев, на тюркский язык они перешли сравнительно недавно.

Вместе с тем и в составе хакасов, и среди север­ных алтайцев и шорцев были группы, в чьей жизни охота играла основную роль. Они добывали копытных (косуль, оленя-марала) и пушных зверей (белку, колон­ка, хорька, горностая).

Все народы юга Сибири еще до прихода русских знали технику выплавки железа из руды и кузнечное дело, имели хороших кузнецов. Особенно славились своими кузнецами жившие в Рудном Алтае шорцы: монгольские феодалы до XVII в. даже брали с них дань не пушниной, как с других, а железом. Русские звали шорцев «кузнецкими татарами». Кузнецком они назва­ли и город, основанный на их земле.

В зависимости от особенностей хозяйства, разли­чались и другие черты культуры и быта. У скотоводов (Тува, южный Алтай, часть хакасов) преобладала вой­лочная юрта, как у бурят Забайкалья. Охотники же жили или в конических шалашах из покрытых корой лиственницы жердей, или в рубленых из бревен много­угольных юртах. Но к началу XX в. многие перешли уже в срубные дома русского типа.

Разные традиции прослеживались и в одежде. Скотоводы чаще носили длинные халаты с запахиваю­щейся направо полой. Местная знать предпочитала дорогие красивые материи (сукна, шелк, атлас, бархат) китайского или российского производства. В ходу были и длиннополые овчинные шубы, мягкие овчинные (ле­том — кожаные) сапоги на толстой войлочной подошве с загнутыми вверх «по-китайски» носами. Богачи лю­били покрывать шубы сверху китайским шелком и украшать отложными воротниками из дорогого меха. Особо сложно выглядели порой головные уборы знати: по цвету и пришитым к ним украшениям можно было определить чин и статус хозяина. Примечательной деталью одежды замужних женщин у южных алтай­цев была прилегающая к талии безрукавка {чегедек). Зимой ее надевали поверх овчинной шубы, летом — на халат.

Народы южной Сибири отнюдь не были социаль­но однородными. Хотя здесь и прослеживалось деле­ние на роды, родовая структура скорее лишь подменя­ла территориальную организацию. Каждый человек знал свой род— по-тюркски сёок, по-бурятски — ясу («кость») — и обычно мог назвать не менее семи поко­лений своих предков. Любого незнакомца, прежде всего спрашивали, какой он «кости», и легко опреде­ляли степень родства. Браки внутри рода запрещались, члены одного рода должны были друг Другу помогать.

Но внутри родового равенства у всех этих народов (кроме охотников-оленеводов) давно уже не было. В жиз­ни многое зависело от богатых и зажиточных семей, а родовая «помощь» на деле нередко была скрытой за­висимостью. Широко практиковалась, например, раз­дача богатыми баями скота на выпас беднякам (по-алтайски полыш — букв, «помощь»}. Это делалось на разных условиях: иногда принявший скот на выпас мог оставить себе приплод, иногда же — он только кормил­ся продуктами (молоком) в течение времени выпаса и мог использовать шерсть овец. Таким образом, хозяин крупного стада получал много почти бесплатных рабо­чих рук.

Особенно сильное развитие получила внутриродовая иерархия у бурят. У них привилось даже много названий феодальных чинов китайско-монгольского происхождения [тайиш, нойоны, зайсаны, шуленги и др.), в подчинении которых состояли целые группы родов или их части. Такое неравенство наблюдалось и у других народов. В Средние века свое государство существовало, например, у хакасов — енисейских кир­гизов [кыргыс или хягас), и бывали периоды, когда их данниками (кыштымами) оказывались многие окружа­ющие племена. Здесь, на Енисее, в домонгольское время существовала своя письменная культура (так. называемый орхоно-енисейский рунический алфавит) на тюркском языке. После нашествия Чингисхана она была утрачена.

О давних культурных традициях свидетельствует высокое развитие разнообразных ремесел, как домаш­них (прядение, валяние войлоков, кожевенное дело, резьба по дереву), так и профессиональных. Древние традиции ювелирного дела с использованием серебра, золота, меди, драгоценных камней до сих пор сохрани­лись и широко развиты у бурят. Изысканным вкусом отличаются работы тувинских ювелиров, литейщиков из меди и бронзы, камнерезов, резчиков по дереву и кости, хакасская чеканка и другие виды народного искусства.

Влияние новых религий. В южную Сибирь доволь-4/У но активно проникали мировые религии и другие религиозные учения и верования. В XVII—XVIII вв. зна­чительная часть бурят (в основном забайкальских) приняла ламаизм (возникшее в XV в. в Тибете течение буддизма). Хакасы, алтайцы, шорцы, тофалары и запад­ные буряты в XVIII—XIX вв. были обращены в христи­анство. А в начале XX в. в горном Алтае возникла еще и новая вера — бурханизм, представляющая собой удивительную смесь идей буддизма, христианства и местных культов.

Распространение буддизма способствовало приоб­щению к литературе, связанной с этим вероучением, и соответствующему образованию. Письменность у бурят использовала старомонгольский алфавит. Некоторые ламы (монахи) знали и тибетский язык. К началу XX в. в Бурятии действовали более тридцати дацанов (буддий­ских монастырей), в Туве ■— около двадцати, а число лам исчислялось тысячами. У народов, принявших христи­анство, была создана сеть церковных школ, и некото­рые выходцы из местной сре­ды могли стать грамотными, а единицы даже продолжить об­разование, Первые ученые из их числа жили и работали уже во второй половине XIX — на­чале XX в. (буряты Д. Банза-ров, ГЦ. Цыбиков, М.Н. Ханга-лов, хакас Н.Ф. Катанов и др.)

Однако как образование, так и буддизм и христианство еще слабо затрагивали жизнь рядовых людей. Куда больше на них воздействовали тради­ционные верования и пред­ставления, в основе своей ша­манские. Приверженность шаманизму и другим местным культам не удавалось вытра­вить ни христианскому, ни ла­маистскому духовенству: в лучшем случае старая и новая

вера сосуществовали в сознании людей. В тяжелых ситуациях (болезнь и т. п.) на помощь чаще всего звали шамана (по-тюркски кам — от этого слова происходит термин камлание). Среди бурят и тувинцев широко распространилось также по­читание так называемых онгонов (букв, «чистый», «свя­щенный»). Так именовали умерших предков и их духов, а также изображения этих предков. Иногда оигоны имели вид вырезанной из дерева человекоподобной фигуры, а иногда — изготовлялись из кожи, меха или шерсти и не имели какой-либо определенной формы. Особо почитались онгоны великих шаманов. Хранились онгоны в священных местах — рощах, пещерах, го­рах, — куда посторонние не допускались. Существова­ли и семейные онгоны,

В верованиях народов юга Сибири (как и у якутов) присутствуют следы очень древних представлений и культов, связанных с почитанием высших небесных творцов, которые были свойственны когда-то предкам индоевропейских народов. Служителями таких культов, имевших родовой характер, у бурятов, как и у якутов, были особые белые шаманы.

Особую роль в жизни народов южной Сибири, прежде практически поголовно неграмотных, играла «бесписьменная литература» — фольклор. Наиболь­шей любовью и популярностью пользовались герои­ческие сказания. Они существовали в разных вариан­тах у всех народов этой области. Самые распростра­ненные циклы сказаний — улигеров, чаще других исполнявшихся знаменитыми сказителями — улигер-шинами, записаны и изданы фольклористами. Это бурятские циклы «Аламжи Мсрген», «Гэсэр», хакас­ский эпос «Албынжи», алтайские циклы «Когутэй», «Малчи-Мерген», «Маадай-Кара» и другие.

Известные певцы — исполнители былин были окружены всенародным почитанием. Искусство исполнения сказаний часто передавалось по наслед­ству от отца к сыну. В общине роль певца-улигер-шина (у хакасов хайджи, у алтайцев — кайчи) была совершенно особой и почетной — ничуть не ниже шамана.

Такие представления «театра одного актера» обыч­но происходили в долгие зимние вечера и занимали порой несколько дней. Сказания исполнялись обычно нараспев и под аккомпанемент инструмента типа дом­ры, со струнами из конского волоса.

Народные сказания о «стародавних временах» воспевали чудесные подвиги легендарных богатырей в борьбе против бесчисленных врагов, ради счастья народа, Часто в них говорилось и о том, как своей силой, отвагой и находчивостью бедняки побеждали своих злых притеснителей — чужеземных ханов или баев. Симпатии авторов и исполнителей сказаний все­гда были на стороне простого народа.

Конечно, в XX в. жизнь народов Сибири существен­но изменилась. Люди стали образованными, специа­листы разных профессий и разных национальностей работают теперь рука об руку и в промышленности, и в научных лабораториях, и в области культуры. Есть свои театры, музеи, газеты, телевидение и радио, своя современная литература.

5. ЭТНИЧЕСКИЕ ПРОЦЕССЫ В СИБИРИ В НАШИ ДНИ

Современное развитие народов России, расселив­шихся к востоку от Уральского хребта, вступило в новый и отнюдь не простой период. Если раньше мно­гим казалось, что решение всех проблем сибирских народов возможно на пути простого приобщения их к европейской культуре, гигиене и современному обра­зованию, то в настоящее время выяснилось, что этого определенно недостаточно. Воспитание детей в школах-интернатах отлучало их от привычной в прошлом ра­боты оленеводов, рыболовов, охотников и т. п., лишало прежних трудовых навыков. А их новые знания и про­фессии оказывались излишними в местных условиях обитания и хозяйствования.

Это, однако, не единственная трудность, какую предстоит преодолеть. Среда обитания малочисленных народов Севера и Сибири — тундровые и таежные пространства — очень уязвима по отношению к совре­менной хозяйственной деятельности (промышленность, добыча минерального сырья и др.) и терпит все больший урон (разрушение оленьих пастбищ в тундре, лесных угодий охотников ит. и.) от добычи нефти, газа и других полезных ископаемых крупными государ­ственными и частными компаниями. Материальные компенсации, выплачиваемые за эксплуатацию терри­торий, не восполняют ущерба, который испытывают ханты, манси, ненцы, нганасаны и другие этносы от разрушения среды их обитания.

Эти и подобные им трудности служат поводом для усиления национальных претензий и требований. Од­ним из них становится требование защиты этнических языков, чего стремятся достичь принятием законов о придании местным национальным языкам статуса го­сударственных. Из числа языков сибирских народов местными органами законодательной власти таковы­ми признаны (наряду с русским) алтайский, бурятский, тувинский, хакасский и якутский языки. Около двад­цати языков малочисленных народов находятся в со­стоянии ассимиляции и нуждаются в поддержке раз­личными гуманитарными средствами.

Малочисленные народы дали миру талантливых писателей: Ю. Рытхэу (чукча), Ю. Шесталов (манси), С. Курилов (юкагир), собирателей фольклора — А. Платонов (эвенк) и т. д.

В 1999 г. парламент России принял закон «О га­рантиях прав коренных малочисленных народов Рос­сийской Федерации», затем важные законы «Об оле­неводстве» и «О территориях традиционного природо­пользования», которые призваны значительно улучшить правовую ситуацию вокруг тех представите­лей народов Севера, которые по-прежнему стремятся вести традиционный образ жизни, заниматься тради­ционными видами хозяйства. Тем не менее ясно, что законодательная основа должна подкрепляться усили­ями со стороны государственных органов и обществен­ных сил.