Коммуникативная личность. Современная лингвистика, теория коммуникации, да и практически вся гуманитарная наука с успехом разрабатывают новый подход к коммуникативной деятельности—

Современная лингвистика, теория коммуникации, да и практически вся гуманитарная наука с успехом разрабатывают новый подход к коммуникативной деятельности— антропоцентрический (ориентирующийся не на систему и структуру, а на пользователя языка, коммуникативных и социальных систем — человека). Вводится понятие языковой и коммуникативной личности.

Термин «личность» представляет собой перевод латинского слова persona — маска актера. Еще античные философы различали человека как физическое тело, средоточие физиологических процессов, — и носителя собственно человеческих черт. Таким образом, противопоставлялись душа и тело в человеке. Коммуникативная личность— совокупность разноуровневых характеристик коммуникативного поведения отдельного коммуниканта или типа коммуникантов.

Воспользуемся трехуровневой моделью языковой личности Ю. Н. Караулова (см. рис. на с. 246). Для коммуникативной личности также выделимы три уровня: 1) уровень кода (лексикон, запас слов и знаков иных кодов, умение их использовать, в т. ч. ошибки, т. е. вербальный опыт); 2) когнитивный уровень (личностная картина мира, система ценностей, излюбленные обороты речи, т. е. познавательный и социальный опыт); 3) прагматике-мотивационный уровень (намерения коммуниканта, коммуникативные установки, коммуникативные способности, т. е. ситуативный опыт). Соответственно уровням выделяются три параметра коммуникативной личности: функциональный, когнитивный и мотивационный. Основной и исходный— мотивационный. Коммуникативная способность, умения, навыки, коммуникативный стиль, коммуникативная компетенция (в т. ч. в межкультурном аспекте), коммуникабельность, харизма.

Фундаментальным свойством коммуникативной личности является ее способность к самоосознанию себя как отдельной личности, способность к проведению границы (по преимуществу семиотической). Существенную роль в проведении границы и собирании пучка характерных особенностей коммуникативной личности под одной эгидой играет имя личности, либо типа или вида личностей, либо сообщества: антропоним, имя группы, этноним.

Хотя небезызвестная девочка Алиса спрашивала doubtfully (с сомнением в голосе): Must a name mean something? «А должно ли имя что-либо значить?», — имя для человека как коммуникативной личности весьма значимо. Антропоним имеет особую коммуникативную значимость. В отличие от любых других имен, называющих предмет разговора, антропоним может обозначать самих коммуникантов. Коммуникативная функция антропонима — самоосознание и самоопределение коммуникативной личности как участника коммуникации и социальной жизни (80 % которой и составляет коммуникация). Имя говорящего — страж границы его личной и личностной территории, ведь «граница личности есть граница семиотическая» (Ю. М. Лотман). Коммуникативная личность определенным образом определяет качества и характеристики мира по эту и по ту сторону границы. Следовательно, имя для человека наделяется неким личностным значением, у него формируется определенное понятие о себе как личности. Есть разница в обобщающих способностях имен и фамилий, разница в традициях использования одного или более имен, отчеств, имени матери, официального и неофициального имени в различных коммуникативных культурах и т. п.

Как мы уже знаем, языковое и коммуникативное поведение мифологизированы, они организуются и управляются не всегда полностью осознаваемыми мифологемами-стереотипами. Имя— свернутый «мифологический сюжет» (В. Н. Топоров), деятельностный стереотип. Вопрос об «истинности имен», о связи имени и именуемого постоянно возникает в истории человечества. Вспомним Пушкина: Что в имени тебе моем? Или Шекспира: What's in a name? В этих случаях раньше было принято цитировать К. Маркса: Я решительно ничего не знаю о человеке, если знаю только, что его зовут Иаковом. То есть имя незначимо, оно — пустой звук, сотрясение воздуха, «мертвый след» на бумаге. Дж. Кэрролл называет Шекспира «хорошим поэтом, но плохим философом»: имена не являются до конца произвольными, арбитрарными.

Обратимся к результатам некоторых исследований (анкеты, сочинения и интервью на тему «Я и мое имя»: Знаете ли Вы, что означает Ваше имя? Нужно ли человеку знать значение своего имени? Нравится ли Вам Ваше имя? Есть ли люди, имена которых Вам не нравятся? Отражает ли имя характер человека? Влияет ли на жизнь человека его имя?). Хотя большинство опрошенных открыто считают, что имя не влияет на характер его носителя, размышления по поводу связи имени и человека свойственны всем (имя подходит, подходящее имя, похожее имя, правильное имя, истинное имя и т.п.):... я считаю, что мое имя мне подходит. Бывает, что когда я впервые вижу какого-нибудь человека и слышу его имя, мне кажется, что этого человека никак не могли бы звать по-другому. Его имя ему подходит. Например, у меня есть подруга, которую зовут Пяйви. Она так похожа на Пяйви (от paiva «день»), что других имен представить себе невозможно. Может быть, это от ее веселого, живого характера I (Влияет ли на жизнь человека его имя?) Думаю, да. Если имя нравится, то это отражается на самооценке и т. п. Есть стереотипы, которые повлияют на отношение окружающих к носителю данного имени (например, что все Толики — пьяницы, Олеги — бестолковые, Игори — себе на уме и довольно жестокие люди, Татьяны — счастливые, Сергеи — серьезные, Ксюши — скрытные, Никиты — спокойные, порядочные, сообразительные, честные).

Весьма показателен ответ одного российского студента: На жизнь — нет, возможно, на судьбу.

Собственные имена нравятся большинству опрошенных (чаще только после 18-20 лет, а до этого возраста обычно бывают конфликты). Чужие же имена могут удивлять и даже раздражать в любом возрасте:... иногда меня удивляют некоторые имена детей моих знакомых. Как влияют на судьбу детей такие имена, как, например, Аида и Вариа? Оба имени связаны с музыкой. Аиду назвали по имени оперы Верди, а Вариа происходит от слова «ария», но имя это произносят почти как финское слово vaari (дедушка).

Приобретая имя, личность приобретает и определенный статус в социальной среде. Имя, таким образом, выполняет пограничную, защитную функцию для носителя. Наличие во всех языках выражений типа доброе имя, уважаемое имя, достойное имя свидетельствует о том, что имя хранит в себе и долю «символического капитала», если воспользоваться терминологией и концепцией лингвоэкономических обменов П. Бурдье. Имя, как и любой элемент речи, производится в экономических целях для использования на лингвистическом рынке. Это достаточно очевидно для brand name товара или для фамилии. Общественное признание того или другого является не чем иным, как обобщением, генерализацией качеств товара или семьи, — качеств, в которых они себя зарекомендовали в практике использования, сотрудничества или общения.

В знаменитой «Санта-Барбаре» Идеи Кэпвелл-Кастильо во время одной из присущих ей эскапад с переменой имиджа и социального стратума своей коммуникативной деятельности берет себе имя Нэнси. Социальное окружение раскрывает обман, один из общающихся с нею говорит: You don't look like a Nancy (Ты не похожа на Нэнси, т. е. «на одну из девушек, которых

обычно называют Нэнси»). В этом неопределенном артикле сконцентрировался весь путь генерализации общения с различными носителями имени Nancy. Имя личности стало практически нарицательным. Аналогичный пример из русской социальной среды: сотрудники одной из воронежских фирм так отзываются о работниках налоговой инспекции: Они там все Васи! Личностные качества «хороших» и «плохих» Вась и Нэнси здесь стерты обобщением, но, возможно, таков удел личности: от единичного к всеобщему?

Но разве артикль в It's a Sony не выполняет такую же генерализующую функцию, подчеркивая комплекс положительных качеств, приписываемых семье этих товаров? Как видим, номинация не так уж и произвольна ни до, ни после наделения именем. Именно поэтому современный маркетинг рассматривает имя фирмы или товара как существенную составляющую роста авторитета и роста продаж (происходит конвертация символического капитала в экономический, по П. Бурдье). Кто, например, с радостью станет покупать продукты питания у воронежской фирмы Москал (название фирмы взято из справочника «Товары и цены») или не станет размышлять о возможном существовании мыла Взяв, если есть уже мыло Дав!

Один французский исследователь соотнес названия и невербальное оформление выпускаемых и популярных в данной стране конфет с психологией и историей народа. Конфеты «.Ну-ка отними» позволили ему рассуждать о свойственным русским людям жертвенности и мазохизме. Но больше всего автора поразили названия конфет «Радий» и «Данко»; к тому же на фантике последних было изображено горящее сердце героя.

Наделение именем фактически является речедействием, перформативным речевым актом с далеко идущими последствиями для судьбы носителя имени. «Магический» перформатив номинации, как видим, связан с отношениями власти и авторитета, с экономикой лингвистических обменов (по П. Бурдье).

Одна из возможных мотивировок наделения именем в человеческом обществе— авторитет старшего родственника. Но, как этого и следовало ожидать, он длится только до определенного периода в развитии носителя имени. Как пишет Ю. М. Лотман: «Ситуация возмущения и бунта возникает при столкновении двух способов кодирования: когда социально-семиотическая структура описывает данного индивида как часть, а он сам себя осознает автономной единицей, семиотическим субъектом, а не объектом». Агрессивная экспансия собственной воли, самоутверждение или утверждение границ собственного «я» распространяется на все сферы поведения подростка в переходном возрасте. Имя как «страж границы» личности также подвергается ревизии в большинстве случаев (70-80 % информантов сообщают о желании изменить имя в юном возрасте), наблюдается подростковый бунт и неприятие имени: В детстве я хотела иметь какое-нибудь более интересное, оригинальное имя, чем Анне. Сейчас я довольна своим именем именно потому, что оно нейтральное (финская студентка). В детстве по глупости не нравилось (имя Михаил). А мой случай был явно клинический: подросток, бунтующий против матери, отца, деда и вообще всего, что старше восемнадцати лет (имя Максим, статья в журнале).

Собственное имя воспринимается носителем не само по себе и, может быть, даже не по соответствию неким качествам, присущим носителям подобного имени (во всяком случае, не в первую очередь). Основным пафосом восприятия себя через имя является самоидентификация, ее две диалектически взаимосвязанные стороны: быть таким, как все, и быть не таким, как все. Именно под-

ростковый возраст дает наибольшее количество конфликтов в плане самоидентификации, врастания в социальную среду и отграничения собственной личности от других личностей (от окружающей социальной среды). Знаком-мифологемой этого отграничения и служит личное имя индивида: Когда я сама была моложе, я не соглашалась с моими родителями. Мое имя казалось мне некрасивым и страшным. Я не могла понять, почему родители меня так строго хотели наказать и дали мне такое ужасное имя. Я много раз старалась изменить свое имя; я хотела, чтобы меня звали бы Яана или Маръяана. Конечно, это не удалось, но я постепенно одобрила, что меня зовут Оути, и сейчас это мне даже нравится. Я очень горда своим именем. Я считаю, что тому, почему я раньше ненавидела свое имя, и тому, почему я сейчас его люблю, та же самая причина: имя «Оути» довольно редко здесь появляется. Раньше это была проблема, потому что я не могла отождествиться, но сейчас это хорошо, это средство, чтобы отличаться от массы (финская студентка говорит о нетипичном для Финляндии шведском имени Оути). Последняя фраза опять же отражает единство и борьбу противоположностей: отождествления со средой и выделения себя из среды. Как писал А. Ф. Лосев, «Без слова и имени человек — вечный узник самого себя, по существу и принципиально анти-социален, необщителен, несоборен, и следовательно, также и не индивидуален, не-сущий...».

Вопрос стоит не о том, правильны или неправильны выводы наивного пользователя и наблюдателя языка о связи имени и его носителя. Вопрос в том, зачем нужно носителю искать такую связь. То, что она обнаруживается, как в следующем примере, очевидно: Сережа — среднего роста, сильный, спортивный, добрый, веселый, озорной, но не обязательно умный, вызывает симпатию; Саша — одно из самых популярных мужских имен, оно

нравится большинству; у Саши темно-русые волосы (ассоциации имени с цветом волос отмечаются постоянно), светлые глаза, высокий рост, мужественный характер; он настолько симпатичен, что даже неважно, умный ли он (материалы опроса, проведенного в 70-е годы в Москве).

Связь между именем и его носителем поддерживается в массовом сознании (имя может иметь различную интерпретацию в различных исторических срезах: Игорь — темноволос, худощав, умен, красив, капризен и себялюбив, немужественный, плохой друг; но для старшего поколения Игорь другой: высокий, широкоплечий, светловолосый, добрый и мужественный). В то же время, массовое сознание через дискурс, речевое взаимодействие, общение с носителем имени воздействует на индивидуальное сознание последнего (индивид должен оправдывать данное ему имя). Индивидуальные отступления от ожидаемого соответствия приводят к нарушению баланса и возможному сдвигу в значении имени для массового сознания. Мода на имена связана, во многом, именно с этим. Мифологема имени, таким образом, имеет историческую привязку. Имя человека и мотивировано, и немо-тивировано. Антропоним скорее является примером асимметричного дуализма знака (по С. Карцевскому), нежели примером его арбитрарности. Значение имени изменяется с историей его носителя.

В отношении антропонима можно выделить и иной ракурс обобщения: под эгидой имени объединяются единичные элементы коммуникативного поведения, характеризующие конкретную личность. Где же находится мотивация имени, его «значение»? Язык рождается из диалога отдельных личностей, и именно в этом диалоге следует искать значение имени: Но в день печали, в тшиине,\\ Произнеси его тоскуя; \\ Скажи: есть память обо мне, \\ Есть в мире сердце, где живу я... (А. С. Пушкин).