Пункт (f) части 1 статьи 5 Конвенции

Что касается регулирования порядка экстрадиции, то он определяется внутренним законодательством РФ, регулирующим порядок задержания лица по запросу иностранного государства, а именно Уголовно-процессуальным кодексом РФ. Часть 1 статьи 466 УПК РФ предусматривает право Генерального прокурора РФ или его заместителя решать вопрос об избрании меры пресечения в виде заключения под стражу в отношении лица, по которому направлен запрос о выдаче, в целях обеспечения возможности выдачи этого лица. Из данной нормы закона можно сделать вывод, что целью избрания меры пресечения, в случае поступления запроса иностранного государства о выдаче, является обеспечение возможности такой выдачи. Таким образом, мера пресечения в виде заключения под стражу в указанных случаях не может быть избрана в отсутствие обстоятельств, при которых выдача не допускается. Данный вывод подтверждается и положениями Конвенции о правовой помощи и правовых отношениях по гражданским, семейным и уголовным делам (Минск, 22 января 1993 года), статья 60 которой предусматривает: «По получении требования о выдаче запрашиваемая Договаривающаяся Сторона немедленно принимает меры к розыску и взятию под стражу лица, выдача которого требуется, за исключением случаев, когда выдача не может быть произведена». Таким образом, если имеются обстоятельства, при которых выдача лица по запросу иностранного государства не допускается, в отношении него не может быть избрана мера пресечения в виде заключения под стражу для обеспечения возможности выдачи. Иное толкование противоречит логике закона. В связи с указанным, необходимо отметить, что в соответствии с нормами российского и международного права имеется ряд безусловных обстоятельств, при наличии которых выдача запрещена. Из совокупности норм российского права вытекает, что в Российской Федерации не допускается выдача граждан РФ по запросам иностранного государства. Часть 1 статьи 61 Конституции РФ предусматривает: «Гражданин Российской Федерации не может быть выслан за пределы Российской Федерации или выдан другому государству». Императивный характер также носит и пункт 1 части 1 статьи 464 УПК РФ. Указанная статья полностью согласуется с Конституцией РФ и предусматривает, что выдача лица не допускается, если лицо, в отношении которого поступил запрос иностранного государства о выдаче, является гражданином Российской Федерации. Императивный характер носит также статья 4 Закона РФ «О гражданстве» от 19 апреля 2002 года. В пункте 5 статьи 4 Закона указано, что гражданин Российской Федерации не может быть выслан за пределы Российской Федерации или выдан иностранному государству. Подобное утверждение относится и к лицам, имеющим статус беженца, так как в соответствии с пунктом 2 части 1 статьи 464 УПК РФ не допускается выдача лиц, которые являются беженцами. УПК РФ (статья 464 часть 1) предусматривает еще ряд безусловных обстоятельств, при которых выдача не допускается, а именно:- в отношении указанного в запросе лица на территории РФ за то же самое деяние вынесен вступивший в силу приговор или прекращено производство по уголовному делу;
- в соответствии с законодательством РФ уголовное дело не может быть возбуждено или приговор не может быть приведен в исполнение вследствие истечения сроков давности или по иному законному основанию;
- имеется вступившее в законную силу решение суда РФ о наличии препятствий для выдачи данного лица в соответствии с законодательством РФ.
Таким образом, если запрос о выдаче поступил в отношении лица, выдача которого не допускается ни при каких обстоятельствах, такое лицо не может быть заключено под стражу для обеспечения возможности выдачи. Несмотря на прямой запрет выдачи лиц указанных категорий, такие лица на практике нередко задерживаются российскими правоохранительными органами в связи с запросом о выдаче и содержатся под стражей в течение длительных сроков. Поскольку в подобных случаях отсутствуют законные основания для содержания под стражей, предусмотренные нормами российского и международного права, содержание таких лиц под стражей является прямым нарушением пункта f параграфа 1 статьи 5 Конвенции.

Несоблюдение вышеуказанных требований и ограничений привело к признанию нарушения по делу Гарабаев против России.

Тем не менее, нечеткость уголовно-процессуального закона, который непосредственно не отсылает к данным статьям в ситуациях, связанных с выдачей, способствует тому, что на практике допускаются указанные выше нарушения.

Ст. 5 крайне детализирована и всеобъемлюща. Она содержит исчерпывающий перечень допустимых оснований для ограничения свободы лиц. В то же время статья перечисляет соответствующие процедурные гарантии для обеспечения скорого и эффективного судебного разбирательства по вопросу о правомерности задержания. «Целью статьи является защита свободы в “классическом” смысле, а не в более широком значении, характерном для некоторых других договоров по правам человека». Первое предложение п. 1 ст. 5 упоминает право на свободу одновременно с правом на личную неприкосновенность. Однако оставшаяся часть посвящена только первому из двух прав. Подобное положение позволило Европейской Комиссии по правам человека сделать вывод, что право на личную неприкосновенность, в отличие от права на свободу, сформулировано в абсолютном виде. Из этого же следует, что ст. 18 Конвенции, которая гласит, что «Ограничения, допускаемые... Конвенцией в отношении указанных прав и свобод, не применяются для каких-либо целей, иных, чем те, для которых они были предусмотрены», не может быть нарушена в аспекте права на личную неприкосновенность. В остальном же прецедентное право относится к двум рассматриваемым правам как к одному целому. Что касается права на свободу, то, по мнению Европейского Суда по правам человека, ст. 5 предоставляет защиту только против лишения свободы, а не против других ограничений физической свободы лица. Суд делает такой вывод, исходя из использования в ст. 5 таких терминов, как «лишение свободы», «арест», «задержание», а также учитывая тот факт, что ст. 2 Протокола № 4 содержит отдельное положение, касающееся ограничения свободы передвижения. Решение вопроса о том, имеет ли место лишение свободы, по мнению Комиссии и Суда, зависит от конкретного положения заинтересованного лица, а также от условий, в которых такое лицо оказалось в результате оспариваемого действия. К примеру, определенные ограничения для передвижения военнослужащих (что могло бы являться лишением свободы в случае гражданских лиц) допустимы, если такие ограничения не выходят за рамки требований обычной военной службы. В случае если лицо, уже лишенное свободы, подвергается дополнительным ограничениям свободы через дисциплинарные взыскания, то ст. 5, по мнению Европейской Комиссии, здесь неприменима. В данном случае может быть применима ст. 3.
П. 1 ст. 5 содержит исчерпывающий перечень случаев, когда лишение свободы допускается. Исходя из слов «в порядке, установленном законом» во втором предложении, для всех перечисленных случаев требуется, чтобы процедура лишения лица свободы была урегулирована в законодательстве соответствующего государства, согласно которому можно было бы проверить правомерность действий государственных органов. Такое национальное законодательство в равной мере не должно противоречить Конвенции. Из текста пп. (с) и (f) п. 1 ст. 5 очевидно, что не во всех случаях надлежит следовать именно судебной процедуре. Более того, в каждом случае такие действия должны быть «законными», т. е. само лишение свободы должно допускаться внутренним правом. Это не означает, что страсбургские контрольные органы должны давать свое толкование вопросов внутреннего права. Им поручено лишь установить следующее:
— имеется ли законное основание для задержания;
— соответствует ли это законное основание положениям Конвенции;
— не является ли решение местных судебных органов по вопросу о правомерности явно произвольным.
Пп. (а) п. 1 ст. 5 допускает лишение свободы в случае законного содержания «лица под стражей на основании признания его виновным компетентным судом». Решения полицейских органов или прокурора недостаточно, равно как и решения военачальника или административного органа. Для того чтобы орган был признан «судебным», он должен быть «независим как от исполнительной власти, так и от сторон в деле». Необязательно, чтобы его члены были юристами. Требование того, чтобы лишение свободы было законным, означает, что такое наказание должно иметь достаточно оснований в самом приговоре суда. Одновременно необходимо (и это уже связано со ст. 7 Конвенции), чтобы обстоятельства дела, послужившие основой для приговора, свидетельствовали о составе преступления, за которое в соответствии с внутренним правом на момент совершения такого преступления допускалась бы санкция в виде лишения свободы. Кроме того, приговор, на основании которого лицо был лишено свободы, должен соответствовать положениям Конвенции. В частности, такой приговор должен быть вынесен в результате справедливого и открытого судебного разбирательства по смыслу ст. 6 Конвенции. В связи с тем, что приговор иностранного государства также может служить основанием для законного лишения свободы, возникает вопрос о применимости вышеуказанного требования к вердикту суда государства, не являющегося участником Европейской конвенции. В отличие от Европейской Комиссии, оставившей этот вопрос без ответа, Европейский Суд проявил склонность признавать и применять упомянутое требование в качестве общего правила. Сам по себе факт отмены судебного приговора по лишению свободы в результате процедуры апелляции не лишает такой приговор его законного характера. Однако ситуация меняется на прямо противоположную в случае, если основанием для отмены служит явно допущенная ошибка соответствующего внутреннего закона государства или же нарушение одного из положений Конвенции, в частности ст. 6 или 7. Лицо, содержащееся в предварительном заключении, после вынесения приговора судом первой инстанции должно считаться лицом «осужденным». Таким образом, с этого момента и в течение всей процедуры апелляции законность лишения свободы должна рассматриваться на основании пп. (а), а не пп. (с) п. 1 ст. 5. Данное утверждение будет справедливо даже в том случае, если по внутреннему законодательству государства такое лицо будет все еще считаться находящимся в предварительном заключении.
По мнению Суда, слова «на основании признания его виновным компетентным судом» не означают только того, что «заключение должно последовать за приговором по времени». Необходимо, чтобы заключение являлось результатом, следовало и зависело от или случалось в силу приговора.
Смысл выражения «признание виновным» представляется достаточно ясным. Именно поэтому вызывает определенные сомнения позиция Европейской Комиссии, которая проявила склонность рассматривать решение расследующего дело судьи арестовать соответствующее лицо в аспекте пп. (а) п. 1 ст. 5. Думается, что такая позиция должна быть признана ошибочной, так как суд еще не признал такое лицо виновным.
Первое упомянутое в пп. (b) п. 1 ст. 5 законное основание для лишения лица свободы — «невыполнение законного решения суда» — представляется вполне очевидным. В качестве примеров можно привести отказ в выполнении решения суда по гражданскому делу (для государств–участников Протокола № 4 к Конвенции в данном случае действует положение ст. 1 данного Протокола), отказ выступить в качестве свидетеля по уголовному делу в соответствии с решением суда и т. д.
Второе допустимое по пп. (b) п. 1 ст. 5 основание (в целях «обеспечения выполнения любого обязательства, предписанного законом») менее ясно. Действительно, столь расплывчатая формулировка способна «дать зеленый свет» большому числу несудебных форм лишения свободы посредством простой ссылки на существующую норму закона и даже принятию превентивных действий еще до нарушения такой нормы. Безусловно, что в таком случае п. 4 ст. 5 может быть приведен в действие (судебное обжалование незаконности задержания). Однако расширительное толкование второй половины пп. (b) п. 2 ст. 5 способно нанести существенный вред тем гарантиям, которые содержатся в других положениях ст. 5. В докладе по делу Лоулесс Европейская Комиссия истолковала слова «любого обязательства, предписанного законом», как относящиеся к конкретному обязательству, отметив, что недостаточно общей ссылки на предотвращение нарушений норм. Такой подход был затем одобрен и Европейским Судом.
Подпункт (с) п. 1 ст. 5, как и п. 3 той же статьи, относится к случаям предварительного заключения лица, обвиняемого в совершении правонарушения, до принятия судом решения по его делу. Арест или задержание лица допускаются, если имеются обоснованные подозрения в совершении правонарушения или если имеются веские основания полагать, что задержание необходимо для предотвращения совершения правонарушения или в целях воспрепятствования лицу скрыться после совершения правонарушения. Как и в вышеуказанном случае с обеспечением выполнения любого обязательства, предписанного законом (пп. (b) п. 1), пп. (с) также сформулирован весьма расплывчато. Если исходить только из текстуального смысла рассматриваемого положения, то можно было бы предположить, что оно допускает заключение лица в связи лишь с подозрением в возможном совершении правонарушения, при этом само правонарушение лицом еще не было совершено. Уже в 1961 г. Европейский Суд по правам человека при рассмотрении упоминавшегося дела Лоулесс отстоял точку зрения, согласно которой лишение лица свободы в целях предотвращения совершения преступления без предоставления возможности обвиняемому оспорить такое решение в судебном порядке противоречит пп. (с) п. 1 ст. 5. Такая позиция Суда получила подтверждение и в последующем прецедентном праве. Подпункт (с) пп. 1 ст. 5 требует лишь, чтобы имело место «обоснованное подозрение». В момент задержания нет необходимости в том, чтобы уже было установлено, что преступление совершено, или же чтобы знать точный характер преступления. Именно в этих целях и должно быть проведено дальнейшее расследование, чему должно способствовать предварительное заключение. Вместе с тем недостаточно того, чтобы подозрения «были всего лишь подлинными и искренними». Подпункт (с) п. 1 ст. 5 также указывает, что арест и задержание должны быть «законными», а обвиняемый должен быть впоследствии передан «компетентному судебному органу». В данном контексте неясное выражение «судебный орган» должно в соответствии с п. 3 ст. 5 означать судью или... другое должностное лицо, уполномоченное законом осуществлять судебные функции. Это не означает, что сам ордер на арест должен выдаваться судебным органом. Вопрос о том, законен ли арест или задержание и компетентен ли тот или иной орган передавать арестованное лицо суду, решается на основании внутригосударственных правовых предписаний. Не вызывает сомнения также то обстоятельство, что в случаях, перечисленных в пп. (с) п. 1 ст. 5, следует исходить из презумпции невиновности соответствующих лиц. Первая половина пп. (d) п. 1 ст. 5 дозволяет «задержание несовершеннолетнего лица на основании законного постановления для воспитательного надзора». Текст содержит лишь упоминание о «законном постановлении», т. е. отсутствует требование, чтобы такое постановление исходило только от судебного органа. П. 4 ст. 5 наделяет несовершеннолетних или их законных представителей правом обжалования в судебном порядке правомочности лишения свободы. Далеко идущие полномочия, которые предоставляются пп. (d) п. 1 ст. 5, побудили Европейский Суд ввести целый ряд строгих требований для применения мер воспитательного надзора. Цель второй половины пп. (d) п. 1 ст. 5 — принятие мер к ограждению несовершеннолетнего от возможного преступного окружения. Вместе с тем нет ясности относительно причин для передачи несовершеннолетнего лица суду, если преступление еще не было совершено. Положение пп. (e) п. 1 ст. 5 затрагивает различные категории лиц, которые предположительно были заражены определенной болезнью и от которых следует защитить общество. Никаких иных уточнений относительно правомерного характера и продолжительности лишения свободы подпункт не содержит. Здесь также ключевым критерием для задержания является термин «законное». В соответствии с п. 4 ст. 5 все перечисленные в пп. (е) категории также уполномочены оспаривать в судебном порядке правомерность своего задержания согласно действующим в стране правовым нормам. В своем решении по делу Винтерверп Европейский Суд по правам человека постановил, что требование законности задержания означает, что оно должно быть осуществлено в соответствии с процедурными и материальными нормами внутреннего законодательства государства, а также осуществляться в целях, обозначенных в пп. (e) п. 1 ст. 5. Европейский Суд не вправе оценивать вопрос о том, правильно ли было истолковано и применено внутреннее право государства. Он может лишь расследовать проблему, было или нет такое право применено произвольно или же в несоответствующих целях. В том же решении по делу Винтерверп Суд подчеркнул, что понятие «душевнобольные» предполагает выполнение, как минимум, трех условий:
1) должно быть достоверно показано, что автор петиции душевно болен, что, в свою очередь, требует объективной медицинской экспертизы;
2) характер и степень душевного расстройства должны оправдывать лишение свободы;
3) продолжение задержания оправданно лишь до тех пор, пока расстройство продолжается.
Насильственное помещение обвиняемого лица в клинику в целях наблюдения не может основываться на положении пп. (e) п. 1 ст.5, так как обычно заранее нет ясности относительно того, является или нет лицо душевнобольным. Подобное лишение свободы, возможно, будет основываться на пп. (b) п. 1, поскольку такая мера, которую дозволено осуществить насильственным образом в случае отказа от добровольного подчинения, может быть предусмотрена судебным решением. Значение пп. (f) п.1 состоит в том, что, хотя в Конвенции отсутствует положение о праве иностранцев на въезд или пребывание в государствах–участниках договора, ст. 5 тем не менее содержит определенные гарантии на случай, если власти арестуют или задержат иностранное лицо до принятия решения о его въезде, депортации или экстрадиции. Это заключается прежде всего в гарантии, что такие арест или задержание должны быть законными и соответствовать, таким образом, надлежащим внутригосударственным и международным нормам. Кроме того, п. 4 ст. 5 позволяет иностранцам оспаривать правомерность такого ареста или задержания в национальных судебных инстанциях, а если потребуется, то и в Европейском Суде по правам человека. В своей практике Европейская Комиссия провела различие между правомерностью задержания и правомерностью депортации или экстрадиции. Подобное происходит, к примеру, в том случае, когда согласно внутреннему праву государств правомерность задержания ставится в непосредственную зависимость от правомерности депортации. Именно по этой причине представляется крайне важным, чтобы депортация или экстрадиция были отложены до решения вопроса о правомерности задержания, так как такое рассмотрение может внести ясность в проблему обоснованности депортации или экстрадиции. Что касается внутригосударственного разбирательства, то обязанность властей отложить решение упомянутой проблемы, очевидно, вытекает из положения п. 4 ст. 5 Конвенции. Подпункт (f) п. 1 ст. 5 содержит гарантию того, что у задержания не может быть иной цели, кроме предотвращения допуска соответствующего иностранного лица на территорию государства или решения вопроса о его депортации или экстрадиции. Важное значение при рассмотрении дел о возможном нарушении государствами-участниками пп. (f) п. 1 ст. 5 играет поведение соответствующего лица. В частности, при рассмотрении дела Коломпар Суд пришел к выводу, что петиционер сам был виновен в том, что он подвергался задержанию в течение 2 лет и 8 месяцев до своей экстрадиции. При этом автор петиции делал все возможное для того, чтобы отложить по срокам свою экстрадицию, и поэтому не мог «жаловаться на ситуацию, которую он сам в значительной степени спровоцировал».