Bachelierus 4 страница

И наоборот, есть специфически книжные суффиксы, напри­мер отглагольный суффикс -ние. Поэтому, например, слово боронование звучит по-книжному, т. е. имеет свою стилисти­ческую окраску, независимо от значения.

Бывают узкоспециальные формы образования, чаще всего с иностранными суффиксами, например с суффиксом -ит. Это обыкновенно обозначение некоего технического продукта. Слово волокнит — соединение общепонятного русского корня с ино­странным суффиксом -ит понимается как технический продукт волокнистого строения.

Каждый суффикс принадлежит своей языковой среде и, сле­довательно, обладает своей стилистической особенностью (вернее сказать, не суффикс, а способ образования нового слова с тем или иным суффиксом). Вот откуда появляется экспрес­сивность новообразований.

Неологизмы часто вызываются оригинальничанием, вроде неологизмов футуристов, которые, впрочем, и у них не всегда были бессмысленными.

Но бывает и совсем другое. Неологизм как слово, не имею­щее хождения в языке, освобождается от того, чем отличается каждое слово языка и что обозначается термином «полисеман­тизм». Всякое старое слово, имеющееся в языке, ассоциируется с разными употреблениями. Очень трудно освободиться от ощу­щения, что это слово применялось в той или иной комбинации. Отсюда многозначность слова, ощущаемая и тогда, когда оно употребляется в каком-нибудь одном значении. Мы иногда чув­-

ствуем и первоначальное значение, от которого разветвились современные значения, хотя бы в живом употреблении это пер­воначальное значение и не применялось. Такое первоначальное значение, отразившееся в этимологии слова, т. е. в значении его корня и морфологических частей, является его внутренней формой. Неологизм освобождает созданное слово от полисе­мантизма. 0.н дает слово в чистом виде. Читатель как бы при­сутствует при том, как из морфологических частей образуется целое слово. Оно не зависит от употребления, оно освобождено от старых языковых ассоциаций, значение его определяется мор­фологически: в нем внутренняя форма совпадает с его значением.

Эта этимологическая свежесть слова часто бывает поводом к созданию неологизма. Здесь играет роль и особая экспрессив­ность неологизма. Если тот способ, при помощи которого соз­дается слово, сам по себе экспрессивен, т. е. является носителем какой-нибудь стилистической окраски, то экспрессивность вы­ступает с тем большей яркостью, что слово не стерто в употреб­лении и читатель к нему не привык.

Всё это сводится к тому, что неологизм свежее в восприятии, острее действует, останавливает на себе внимание и дает боль­ший эффект, чем старое слово.

У Гоголя в «Тарасе Бульбе» в первом издании 1835 г. имеется такая фраза: «Бегущие толпы... наводнили многолюд­ные города и деревни». В издании 1842 г. вместо этой фразы, стоит другая: «Бегущие толпы... вдруг омноголюдили те го­рода...» Вместо «наводнили многолюдные города» появляется омноголюдили, т. е. появляется типичный неологизм, потому что никогда в русском языке это слово не встречалось. При этом Гоголь явно не имел намерения вводить это слово в общий обиход; оно было нужно только в данном контексте. Каким образом следует понимать слово омноголюдили? Естественно, что оно понимается по аналогии с другими уже известными словами, сложенными по такому же принципу, например со словом облагородить, которое всем понятно. Как оно образова­лось? Существовало слово благородный — прилагательное с сложным корнем благород-, суффиксом -и- и окончанием -ый. Суффикс и окончание отбрасываются, вместо них ставится гла­гольный суффикс -ить, а перед словообразовательной основой благород- дается приставка о- (или об-, в зависимости от фоне­тических условий). Получается слово облагородить, что значит: сделать благородным. Так же появилось и слово образумить: к словообразовательной основе разум-, которая получилась после отбрасывания в слове разумный суффикса -н- и оконча­ния -ый, прибавлено в конце -ить и приставка об- в начале, таким образом получилось слово образумить, т. е. сделать ра­зумным. По аналогии с. этими словами слово омноголюдить значит сделать многолюдным. Смысл фразы Гоголя: когда ка-

заки стали пошаливать, толпы людей бросились в города и сделали эти города многолюдными.

У Гоголя подобные неологизмы не так уж редки. Например: «Не от неудач ли это, которые меня совершенно обравнодушили...» Слово обравнодушили создано по тому же типу: об- равнодуш-(ный)-ить, обравнодушили, т. е. сделали ранодушным.

Именно по аналогии с ранее существовавшими образова­ниями слов читатель понимает неологизм и тем самым накла­дывает на него определенную стилистическую окраску, которая связана в его представлении со всеми таким же образом сло­женными словами.

Гоголь пишет: «...хочу назвучаться русскими звуками и речью». Назвучаться — глагол, образованный от глагола ранее существовавшего в языке; к глаголу звучать присоединена при­ставка на- и возвратная частица -ся. Подобных образований в языке имеется много: нагуляться, наплясаться, наговориться, наиграться—всё это от существующих глаголов: гулять, пля­сать, говорить, играть. При помощи присоединения приставки на- и частицы -ся новый глагол приобретает значение некоторой предельной полноты действия. Гулять можно сколько угодно, но нагуляться — это значит гулять до насыщения, до предела, так, что больше уж гулять не хочется. Новый глагол, образо­ванный по типу уже существующих, сразу становится понятным.

Наряду с глагольными образованиями большую группу нео­логизмов составляют отглагольные существительные. Здесь также имеются продуктивные способы образования, которые дают возможность образовывать новые отглагольные существи­тельные от таких глаголов, от которых раньше никто суще­ствительных не образовывал. У Гоголя можно встретить такие неологизмы: «во всё дление жизни», или: «вначале оно было про­сто, предположение, или справедливое предслышаниеъ. Во вто­ром случае довольно сложный путь образования неологизма, потому что глагола предслышать нет, и сначала должен был об­разоваться такой глагол, а уж потом отглагольное существи­тельное предслышание. Это как бы двойной неологизм, т. е. он предполагает предварительное образование глагола, который сам по себе явился бы неологизмом.

Таково же образование отглагольного существительного при помощи суффикса -ние в таком примере: «...истинно-русский язык... незримо носится по всей русской земле, несмотря на чужеземствование наше...» От любого глагола при помощи суф­фикса -ние образуются отглагольные существительные, но не всегда эти глаголы существуют в готовом виде в словаре языка. Чужеземствование — приблизительно такое же образование, как странствование, начальствование и т. п. Здесь предполагается глагол чужеземствовать, созданный по образцу глаголов стран­ствовать, начальствовать и т. п.

Иногда новообразование призвано характеризовать опреде­ленный речевой стиль. Так, у Гоголя, например, неологизмы, служат для передачи особенностей речи Селифана. Селифан: сообщает о Павле Ивановиче: «очень почтенный барин», «угостительный помещик». Искусственность образования данного слова не свойственна литературному языку, а свойственна человеку, который хочет щеголять учеными словечками, но, не- имея их в запасе, неумело образует их по аналогии со слышан­ными книжными словами.

У Гоголя можно найти также большой запас и прилагатель­ных— неологизмов; вроде: зеленокудрый, трепетолистый, лило­во-огненный и т. п. Гоголь вообще любил неологизмы, и у него- можно найти много категорий новообразований. Правда, неоло­гизмы у Гоголя чаще встречаются в его практическом языке» чем в языке художественном. Больше всего неологизмов в его письмах, а также в «Выбранных местах из переписки с друзья­ми»—произведении, которое передает эпистолярный стиль речи. И это понятно. В практической речи Гоголь мог быть сво­боднее, смелее. Он понимал, что в художественной речи необ­ходимо ограничивать себя, быть строже, и поэтому разрешал себе помещать в художественных произведениях только отбор­ные слова, в которых он был уверен. Тем не менее и для Гоголя- художника характерно тяготение к неологизмам, расширение того словаря, который существовал до него, что естественно, если учесть, стремление к новизне у Гоголя, начинавшего своим творчеством новую страницу в истории русской литературы. Творчество Гоголя, конечно, не могло уложиться в рамки тра­диционного литературного языка.

Тенденция к употреблению неологизмов в начале XIX в. намечается также и в поэзии. Начало XIX в. характерно в смысле создания новых норм языка. Это обновление поэтиче­ского языка иногда было здоровым и плодотворным, а иногда не обходилось без крайностей.

Среди поэтов, особенно тяготевших к новообразованиям, надо назвать Языкова. Над его пристрастием к неологизмам нередко смеялись. У Некрасова можно найти пародии на Язы­кова, в которых отражается именно эта сторона его творчества, (хотя вызваны были пародии, конечно, идейной позицией Язы­кова: начав как вольнолюбивый поэт, под конец жизни он сме­нил свои взгляды на крайне реакционные).

В стихотворении «Денису Давыдову» (1835) Языков пишет:

Воин смлада знаменитый,

Ты еще под шведом был,

И на финские граниты

Твой скакун звучнокопытый Блеск и топот возносил.

Здесь неологизм звучнокопытый относится к категории слож­ных прилагательных и представляет самый легкий путь

новообразований. Другой подобный пример из того же стихо­творения:

Но тогда лишь собиралась

Пряморусская война,

Многогромная скоплялась

Вдалеке и к нам примчалась

Разрушительно-грозна.

Многогромная — т. е. с многими громами.

У Языкова можно найти много примеров образования нового существительного от прилагательного. Если прилагательное оканчивается на -ный, то есть возможность образовать от него существительное на -ник. Вот один из примеров:

А он, таинственник камен...

(«Поэт», 1831).

Таинственник—т. е. человек, сопричастный к каким-то таин­ственным действиям камен (муз).

Или вот глагольное образование в стихотворении «Послание о журналистах» (1828):

Гулял, студенчески-беспечен,

И с лирой мужествовал я.

Мужествовал — неологизм, образованный примерно по такому же принципу, как гоголевское чужеземствование, но без вторич­ного его превращения в существительное.

Или:

Среди беспажитной поляны.

(«Тригорское», 1826).

От существительного пажить образовано прилагательное беспажитный.

Вот отрывки из пародии Некрасова «Послание к другу (из- за границы)» (1845):

Будь же вечно тем, что ныне:

Своебытно горд и прям,

Не кади чужой святыне,

Не мирволь своим врагам;

Не лукавствуя и пылко

Уважай родимый край:

Гордо мужествуй с бутылкой —

Ни на пядь нет уступай...

…………………………………

На здоровье Руси нашей!

Но, увы мне, о друзья!

Не состукиваюсь чашей

Дружелюбно с вами я —

И не пьется... Дух убитый

Достохвальной грустью сжат,

И, как конь звучнокопытый,

Все мечты туда летят,

Где родимый дым струится,

Где в виду своих сынов

Волга царственно катится

Средь почтенных берегов...

Особенно отличался обилием неологизмов другой поэт той же переходной эпохи — Бенедиктов. Переиздавая его стихотво­рения, я. п. Полонский вынужден был приложить к ним до­вольно длинный словарь, в котором приведены слова, сочинен­ные Бенедиктовым. Например: «У ног его брякнул предбитвенный меч»; чужеречить, возмужеетвовать, вольнотечность, запанцыриться и т. п.

Таким образом, писатели и поэты разного масштаба — от Гоголя до Бенедиктова — тяготели к образованию новых слов, так или иначе окрашенных.

Неологизмы вообще характерны для переходных эпох и для литературных школ, ставящих своей задачей реформирование литературных форм. Так, в близкое нам время обильно образо­вывались неологизмы у символистов, и особенно памятен в этом отношении Андрей Белый.

Еще более обильны неологизмы у поэтов, непосредственно пришедших вслед за символистами. Сюда относится прослав­ленное в свое время стихотворение Велемира Хлебникова «За­клятие смехом»:

О, рассмейтесь, смехачи!

О, засмейтесь, смехачи!

Что смеются смехами, что смеянствуют смеяльно.

О, засмейтесь усмеяльно!

О, рассмешищ надсмеяльных — смех усмейных смехачей!

О, иссмейся рассмеяльно, смех надсмейных смеячей!

Смейаво, смейево,

Усмей, осмей, смешики, смешики,

Смеюнчики, омеюнчики.

О, рассмейтесь, смехачи!

О, засмейтесь, смехачи!

Словотворчество Хлебникова, иногда граничащее с «заум­ным» языком, отличается тем, что он обращается преимуще­ственно к непродуктивным формам словообразования.

Иначе обстоит дело с словотворчеством Маяковского. Неологизмы Маяковского строятся на продуктивном слово­образовании и все стилистически окрашены. Они носят некото­рый налет вульгаризма, речи более или менее свободной, не стесняемой никакими жесткими нормами, никакими границами, речи, употребляемой в интимном кругу, в домашней беседе или даже в уличном разговоре.

Маяковский свободно распоряжается всеми морфемами. Это освежение морфологии он производит при помощи продук­тивных форм словообразования и словоизменения. Он склоняет

несклоняемые слова, что является первым признаком несколько вульгарной речи, и делает он это сознательно.

Когда Маяковский писал «из военной бюры», склоняя несклоняемое слово бюро да еще в женском роде, то он созна­тельно вносил элемент просторечия. То же можно сказать и о выражении: «не вылазя из таксет. Уже глагол вылазя показы­вает на стиль речи, а рядом еще стоит слово таксей. Маяковский здесь предлагал окончание -и от неизменяемого слова такси осмыслить как окончание именительного падежа множествен­ного числа, образовав таким путем родительный падеж — так­сей. Или в другом аналогичном случае: «простилась мадам с своим мантом» — опять-таки окончание -о в слове манто пони­мается не как неизменяемая часть основы иностранного слова, а как окончание среднего рода (ср. окно), следовательно, твори­тельный падеж будет мантом. Всё это, конечно, характерные образования, именно образования фамильярные, просторечные.

У Маяковского есть очень много способов образования слов, и все они основываются на живом употреблении той или иной формы. Этим и отличается в этом отношении Маяковский от футуристов, которые выдумывали слова, не считаясь с законами словообразования в русском языке. У Маяковского всегда при­сутствовал инстинкт словообразования, и его неологизмы обычно находят себе опору в аналогичных образованиях русских слов так же, как это было с неологизмами Гоголя.

Маяковский часто образует отглагольные существительные путем отбрасывания глагольных суффиксов. Это явление харак­терно для народного языка, в котором существуют такие слова, как шип, хлоп и т. п. У Пушкина в «Руслане и Людмиле» есть стих:

Людская молвь и конский топ.

Присутствие этих слов в стихах Пушкин объяснял тем, что по­добные формы употребляются в народно-поэтическом языке.

Вот несколько примеров образования отглагольных существи­тельных и причастий у Маяковского:

Аршины букв подымают ор (от глагола орать).

Костылей кастаньетный теньк (от глагола тенькать), вгоняющий в дрожанье и в ёжь (от глагола ёжиться);

или еще: бредь, ясь.

Это новые слова, но они образованы в согласии с законами русского языка, и сразу ясно, какого они рода и как их надо написать, хотя контекст этого не дает.

В том же ряду стоят слова, образованные уже от прилага­тельных и причастий: нищ и оголь.

В согласии с законами русского языка образованы у Маяков­ского и прилагательные на -астый. Есть такие прилагательные,

как очкастый, глазастый, усастый, т. е. с большими очками, с большими глазами, с большими усами; эти слова принадлежат определенному слою, скорее всего просторечию. По аналогии с ними Маяковский образовывает от других существительных по­добные же слова: серпастый паспорт, т. е. паспорт, на котором изображен серп, штыкастый и др.

Среди неологизмов Маяковского можно встретить много и глагольных форм, которые тоже не выходят из рамок правиль­ного русского словообразования. У Маяковского встречается размерсился, расчересчурясь, разночиться (т. е. ночь наступила вполне), необычайниться.

Другой тип образования глаголов — озноенный тротуар; озноенный предполагает глагол озноитъ, от которого образуется причастие. Или: разулыбьте сочувственные лица; розоватит восток; вызмеить и т. д.

Есть у Маяковского образования типа: людье, доисторичье, ревоголосье и т. д. Такое образование придает слову некоторый презрительный оттенок.

Маяковский действовал гораздо смелее, чем его предшествен­ники. Правда, иногда у него получались затрудненные неоло­гизмы, но это сравнительно редко.

Пусть бандой окружат нанятой,

Стальной изливаются леевой...

(«Левый марш», 1918).

В создании неологизмов Маяковский применял различные морфологические приемы словоизменения и словообразования, и при этом слово у него всегда получало свой стилистический колорит.

III. ТРОПЫ

Вводные замечания

До сих пор, когда говорилось о словах той или иной стилистической окраски, эти слова брались из уже существующего словаря или из эквива­лентов существующего словаря, какими являются неологизмы, созданные по словообразовательным нормам языка. Но это не единственный способ обогащения языка, тем более, что подобное образование и заимствование слов из того или другого источника ограничено.

Новые слова создаются не только при помощи тех или иных морфологических приемов и не только при помощи того или иного сложения слов; новые слова создаются еще путем измене­ния или «филиации» их значения.

Нетрудно убедиться, что слова, исходя из каких-то исконных своих значений, образуют новые значения. Образование новых значений имеет свои законы, и взаимоотношение исходного зна­чения слова с позднее приобретенным имеет определенные формы.

Начало самой обыкновенной фразы: «Из всех великих писа­телей наиболее глубокое и действенное влияние оказали...» и т. д. не представляет каких-либо трудностей для понимания. Между тем здесь большая часть слов употреблена не по искон­ному значению, а по новым значениям, которые эти слова при­обрели уже в период культурного применения речи.

Что значит слово великий? Первоначальное значение слова — просто указание на крупные размеры. В то же время ясно, что это значение в данном случае неуместно. Великий писатель — это не значит писатель высокого роста или большой толщины, это — писатель, имеющий какое-то особое значение в той обла­сти литературы, в какой он выступает. Следовательно, произо­шло перенесение прямого смысла слова с явлений физического порядка на явления идейного характера.

Другое слово — писатель. По своему образованию это слово означает того, кто пишет. Но в каком смысле пишет? Писарь тоже пишет, но его не называют писателем. Здесь к старинному слову писать присоединилось какое-то новое значение; писа­тель — тот, кто создает новые произведения.

Дальше: «наиболее глубокое». Исконное значение слова глубокое имело отношение к морю, озеру, вообще к воде. Но здесь это слово приобретает новое значение.

Слово влияние в исконном значении то же, что вливание. Но здесь это слово влияние приобрело совсем иное значение, которое восходит лишь к концу XVIII — началу XIX в.

Анализ отдельных слов взятой в качестве примера фразы показал, что слова приобрели здесь новые значения по сравне­нию с их исконными значениями и тем самым как бы стали но­выми словами. Это приобретение новых значений основано на самом механизме всякой речи. Принцип экономии речи толкает на то, чтобы в реальном применении слова меняли свое значение.

Абстрактно говоря, можно наметить два пути для точного обозначения словом предмета, явления, качества, действия или состояния.

Первый путь — синтетический, т. е. такой, при котором слово обозначало бы каждый предмет или явление со всеми его при­знаками. Но тогда всякий отдельный предмет имел бы собствен­ное название. Каждый предмет индивидуален, он чём-то отли­чается от другого, у него свой набор признаков, и такой метод привел бы к тому, что речь состояла бы из одних собственных имен. Это было бы такое обилие слов, что никому не удалось бы всеми словами овладеть и уметь называть каждый предмет одним, только к нему приспособленным словом.

Есть и другой путь — аналитический, т. е. когда какое-нибудь представление или понятие разлагается на свои примитивные основные элементы, далее неделимые. Тогда словарь состоял бы из наименований всех общих неразложимых признаков. Для того чтобы обозначить какой-нибудь предмет или явление, достаточно было бы перечислить все его признаки.

Но это было бы неэкономно по двум причинам: во-первых, наши представления, передаваемые словом (т. е. значения слов), далеко не всегда поддаются разложению на признаки, так как не представляют собой строго осознанных логических понятий подобных научным понятиям, легко определимым (слова, озна­чающие такие понятия, именуются терминами и по природе своей они отличны от обычных слов). Кроме того, если бы мы проделывали каждый раз мыслительную операцию разложе­ния представления на определяющие его признаки, то вместо простого слова, обозначающего привычное представление, при­шлось бы каждый раз произносить длинные перечни обозначе­ний отличительных признаков. В этом легко убедиться по тем определениям простейших понятий, какие мы находим в

толковых или энциклопедических словарях. Так, глагол пить в словаре Ушакова определяется: «Вводить в свой организм ка­кую-нибудь жидкость, проглатывая ее». Но в самом этом опре­делении имеется несколько слов сложного значения, требующих определения в свою очередь. Так, организм в этом же словаре определяется: «Живое тело, существующее самостоятельно и со­стоящее из согласованно функционирующих сложных частей органов». Жидкость определяется как «вещество, обладающее свойством течь и принимать форму сосуда, в котором находится, сохраняя неизменным объем». Проглатывать: «Пропускать через глотку в пищевод».

В одном медицинском справочнике мы встречаем такое опре­деление слова жевание: «Процесс размельчения зубами пищи, осуществляющийся благодаря сокращению так называемых жевательных мышц (сюда относятся собственно жевательные, височные, внутренние и наружные крыловидные мышцы, иннер­вируемые двигательной ветвью тройничного нерва), которые перемещают нижнюю челюсть попеременно кверху, вниз и в сторону; при этих движениях зубы перекусывают и перетирают пищу, причем мышцы щек и языка помогают продвижению пищи к зубам».

Очевидно, что и эти определения требуют дальнейшего рас­крытия. Практически невозможно было бы изъясняться вместо слов полными определениями понятий.

В действительности речь вовсе не состоит из полного логиче­ского сообщения всего содержания мысли говорящего. Речь предполагает общность представлений и понятий у обоих собе­седников. Слова служат возбудителями, вызывающими у слу­шателя активную деятельность мысли, пробуждающей те же понятия и представления, которые у говорящего являлись сти­мулами, вызывающими слова-сигналы.

Практически пользуются словами разной степени обобщения, причем каждому языку свойственна своя степень обобщения отдельных слов.

В русском языке существуют слова: утюг, подкова. На фран­цузском языке и то и другое будет называться железо. Но для того чтобы отличить утюг от подковы, французы к слову железо в значении утюг присоединяют для глажения, а если речь идет о подкове, то к тому же слову железо присоединяют для лоша­ди.^[108] По-русски в данном случае применяется более синтетиче­ский метод, т. е. одним словом сразу обозначается весь комплекс понятий, связанных с представлением об утюге или с представ­лением о подкове. Однако и в русском языке синтетизм не яв­ляется полным. Разновидности утюга не имеют специальных

названий, а пополняются определениями, например: утюг элек­трический, паровой, жаровой и т. п.

Итак, на практике существуют слова сложного значения и разной степени обобщения. Но это обобщение никогда не может быть вполне определенным, так как в практической речи в раз­ных случаях требуются понятия разных степеней обобщения. Отсюда постоянная потребность в уточнении значения слова.

В живой языковой практике постоянно происходят изменения значения слов — либо сужение значения, либо его расши­рение.

Сужение значения происходит тогда, когда слово, обозначаю­щее комплекс многих признаков, выступает в данном высказы­вании с меньшим количеством признаков.

Например, если вместо того чтобы назвать человека дураком, его назовут ослом, то при этом содержание слова осел, которое обозначает животное, обладающее какими-то свойствами — определенной шерстью, определенной длины ушами и т. д.,— обедняется только до одного признака: глупости.

Обратным явлением будет развертывание значения, — тот случай, когда слово в себе не заключает дополнительных при­знаков, а их примышляют, обогащая таким образом значение слова. Например, вместо слова документ можно сказать бумага. В своем исконном значении бумага — это только материал са­мого разного применения. Но в выражении «к нам пришла из такого-то учреждения бумага» имеется в виду документ, и лишь его частным признаком является то, что он писан на бумаге.

Слова часто изменяются в своем значении. Эта возможность изменять значение является одним из средств создавать новые слова. Так, изменив значение слова перо, первоначально озна­чавшее только птичье перо, создано новое слово, означающее предмет, которым пишут, хотя уже более века никто для этого птичьими перьями не пользуется.

В языковой практике, в постоянном употреблении слов всё время происходит либо сужение, либо расширение значений, и это дает возможность пользоваться уже существующими сло­вами, то растягивая их значение, то уплотняя, и тем самым под­гонять их под ту или другую мысль. Средством для этого яв­ляется контекст, т. е. в целом вся речь, в которой употреблено данное слово. Для устной речи таким контекстом являются не только слова, но и обстоятельства, при которых ведется раз­говор, показ или простое наличие предметов, о которых идет речь, жест, мимика говорящего, выразительная интонация про­изношения и т. д. В письменной речи эти дополнительные сред­ства уточнения отсутствуют, но в книгах (например, в учебных пособиях), кроме слов, может быть применен рисунок, чертеж.

При помощи готовых слов можно выражать новые мысли, и каждое слово языка при этом становится всё более многознач­ным (полисемантическим).

Из нескольких возможных значений в процессе речи всегда достаточно точно отбирается нужное, если связная речь по­строена правильно и говорящий сумел избежать двусмыслен­ности.

В повести Гоголя «Нос» есть такая фраза: «Частный принял довольно сухо Ковалева и сказал, что после обеда не то время, чтобы производить следствие...» Здесь почти каждое слово мно­гозначно.

Частный. Могут ли сомневаться те, кому хорошо знакома бю­рократическая система дореволюционной России, что значит частный? Для них вполне ясно, что частный—это то, что в пол­ном своем виде называется «частный пристав», что слово это происходит от «часть» (город разделялся на «части» и главный полицейский чиновник, ведавший той или другой частью, назы­вался «частный пристав», или в просторечии просто «частный»). Но единственное ли это значение слова частный? Нет. Доста­точно вспомнить такие значения, как: частный случай (т. е. один из многих), частная жизнь (т. е. не служебная, личная), частное дело, частные разговоры и т. п. Но ни одно из этих значений здесь не годится, здесь именно значение «частный пристав».

Принял. Глагол принял может выступать во многих значе­ниях: больной принял лекарство; городничий принял Хлестакова за ревизора и т. п. Однако ясно, что не эти значения имел в виду Гоголь. Ковалева нельзя принять как лекарство, а второе значение отпадает потому, что в этом значении слово «принял» без дополнения (за кого?) не употребляется. Существует много других значений этого слова: он принял меры; или: публика хорошо приняла актера, или, как теперь часто говорят, тепло его приняла. В данном случае ясно из бытовой обстановки, изобра­жаемой в рассказе Гоголя, что в намерение автора не входило сообщение, одобрял или не одобрял пристав Ковалева. Есть еще просторечное значение этого слова, например «прими веревку», т. е. убери. Но и это значение здесь не подходит. В данном слу­чае глагол принял имеет только одно значение: допустил к себе для того, чтобы выслушать его просьбу.

Сухо. Сухо может быть во рту; сухо на дворе. Но Гоголь имеет в виду совсем другое. Значит, слово сухо тоже имеет много значений, из которых здесь подходит только одно: непри­ветливо, холодно.

«Сказал, что после обеда не то время...» Казалось бы, вре­мя— абстрактное понятие и уж здесь никаких особенных значе­ний быть не может. Но это не так. Самое общее значение сло­ва — философское: движение совершается в пространстве и во времени. Нельзя допустить, чтобы частный говорил Ковалеву о времени в этом философском смысле. Есть много других значе­ний слова время, например «среднее время», отличающееся от солнечного времени; или в таком контексте: «Он показал хоро­шее время в беге на короткую дистанцию» (т. е. скорость, изме­-

ряемая временем пробега на определенной длине); или в пого­ворке: время — деньги; или фразеологическое сращение: дух времени. В каждом из этих случаев слово время выступает в своем значении. А частный пристав имел в виду другое, особен­ное значение, именно ту часть его рабочего дня, когда он мог бы заниматься делами.