Арготизмы

Арготизмы принято отличать от собственно жаргонизмов прежде всего по их особой конспиративной функции, так как арго объединяет, как правило, занимающихся какой-либо антиобщественной, преступной деятельностью людей, которые заинтересованы в том, чтобы смысл их общения был скрыт от непосвященных, т.е. потенциальных жертв. Наиболее известны в наше время арго воров, проституток, нищих, карточных шулеров и др. По меткому определению В.М. Жирмунского, арго (как и жаргон) «паразитирует на родном языке арготирующего», не имеет своей фонетики и грамматики. Среди арготизмов нередки слова иноязычного происхождения. Например, разговорное слово ерунда вошло в общеупотребительную лексику из жаргона бурсаков, которые переогласовали так название одного из времен латинского глагола– герундий; бан (вокзал) заимствовано из немецкого языка, где Bahn имеет значения ‘дорога, железная дорога‘; гра (лошадь) возникло из цыганского грай. Наиболее часто встречаются семантические жаргонизмы и арготизмы, т.е. переносные жаргонные значения общеизвестных слов, например: академия – тюрьма, аршин – купец, борода – неудача, волынка – лом или револьвер, воробьи – пули, малина – место, где можно спрятаться и отдохнуть, медведь – несгораемый шкаф, метелка, мусор или петух – милиционер, няня – хлеб, овес или капуста – деньги, подсолнух – золотые часы (см. 64).

Арго активно пополняется за счет более или менее сознательного искажения общеупотребительных слов: в результате перестановки звуков (барота – работа), слогов и частей слова (нецко – конец), путем вставки отдельных звуков и их сочетаний (вохрона – ворона) или замены звуков другими (киблоко – яблоко, шмарелка – тарелка, расо – мало), при помощи специфических суффиксов (держ-она-ть – держать, сад-ей – сад).

Вместе с тем арго не только подпитывается из общенационального словаря, но, как и жаргон или диалект, само способно пополнять активный запас русской лексики. По наблюдениям В.В. Колесова, в просторечие и разговорную речь города вошли многие слова и выражения из воровского арго: оголец, амба, для форсу, достукаться, зашился, засыпался, завсегдатай, темнит, не каплет, захороводила, забуреть, шебаршить, манатки, чинарик, чихирь, башка, зубы заговаривать, трепаться, охмурять, лады (или ладно), мокрое дело, липовый (или липа), слабо, стырить и настырный, подначивать и др. (см. 43, с.72).

Примечание. До Октября 1917 года существовали условные языки различных ремесленников-отходников (шаповалов, шерстобитов, шорников и др.), отправлявшихся из своих деревень в другие губернии России на зимние заработки. Наиболее выразительным и распространенным историческим профессиональным языком было арго бродячих торговцев и ремесленников, которых называли офенями или коробейниками. Многие помнят слова «Ой, полна, полна коробушка, есть и ситцы, и парча…» песни, речитативом которой стали строфы из поэмы Н.А. Некрасова «Коробейники». Однако обычный офеня вовсе не был таким разудалым щедрым молодцем, каким он рисуется в стихах Некрасова. Коробейники не упускали свою выгоду и выработали немало способов обмана неискушенных покупателей: обвешивали, обмеривали, обсчитывали, продавали некачественный товар. (Неслучайно в античной мифологии ворам и торговцам покровительствовал один бог: в древнегреческом пантеоне – Гермес, в древнеримском – Меркурий). Для успешного осуществления разнообразных торговых афер и махинаций офени создали свое арго.

Первые записи офенской речи можно найти в изданной в 1787 году книге «Сравнительные словари всех языков и наречий, собранные десницею Всевысочайшей Особы», в работе над которой принимала непосредственное участие императрица Екатерина ІІ, а завершил составление словаря и подготовил его к изданию путешественник и естествоиспытатель П.С. Паллас (под этой фамилией словарь вошел в библиографические справочники). П.А. Клубков замечает, что «самыми близкими родственниками великорусского языка оказываются в этом словаре языки «малороссийский» (то есть украинский…) и… «суздальский». Город Суздаль находится в самом сердце России, и говорят в нем, естественно, по-русски. И действительно, многие «суздальские» слова в словаре ничем не отличаются от русских. <…> Но вот сестра по-суздальски почему-то миндра, рука – хрия, спать – кимать, хорошо – клюво. Вам ничего не напоминают последние два слова? Да, конечно, – кемарить и клёво! <…> Под именем «суздальского» языка в словарь всех языков мира попало арго офеней, многие слова которого впоследствии проникли в воровское арго…» (37, с.32 – 33). Известное не только уголовникам выражение По фене ботаешь?, имеющее сегодня смысл «Говоришь ли ты на воровском жаргоне?», когда-то буквально означало «Умеешь ли говорить по-офенски?». Из речи офеней вошло сначала в воровское арго, а затем в молодежный жаргон и просторечие слово лафа.

Язык офеней (хотя в строгом смысле это, как и любой жаргон или арго, не язык, а лишь особая лексическая система), который называли также «мазовецким» (от маз – приятель) очень интересен с генетической стороны. В нем наряду с выдуманными словами встречаются древнегреческие, свидетельствующие об исторической связи этого арго с Византией – главной страной, с которой Древняя Русь вступала в торговые отношения. Например, в офенских названиях чисел от одного до десяти (екой, кокур, кумар, дщера, пенда, шонда, сезюм, вондара, девера, декан) числительные пенда (пять) и декан (десять) явно имеют греческие корни (восходят к пента и дека).

Арго офеней практически перестало существовать почти столетие назад, и только редкие старожилы по собственным детским впечатлениям или по рассказам родителей помнят образцы этого самобытного лексикона. В книге «Правильно ли мы говорим?» Б.Н. Тимофеев приводит колоритные примеры «мазовецкой» речи, в том числе услышанные от пенсионера А.А. Лебедева, в 1961 году проживавшего в селе Калачево Сонковского района Калининской (ныне Тверской) области. Вот некоторые из офенских слов и выражений:

масья (мать), астона (жена), юсы (деньги), косать (бить), рыхло полумеркоть (скоро полночь), ропа кимать (пора спать; обратите внимание на то, что ропа образовано из пора способом перестановки слогов, который нередко использовался при создании арготизмов);

Обтыривай, маз! Дулец-то яманный! (Обвешивай, приятель! Мужик-то простоват!);

В курёху бряем, галямо термаем: алено! алено! (В деревню въезжаем, громко кричим: масло! масло!);

Зеть-ка, маз, стибуху дули зонят …(Смотри-ка, приятель, старуху мужики несут).

Современные речевые реалии свидетельствуют о том, что традиционная конспиративность арготизмов уже не актуальна, поскольку само использование, например, воровских арготизмов разоблачает говорящего в глазах окружающих. На первом плане сегодня парольная и экспрессивная функции «блатной музыки» или «фени» (так называют свой жаргон уголовники), потому что использующий ее «дает понять одним, что он свой, а другим – что его следует опасаться» (37, с.31). Заслуживает внимания и мнение филолога А.Д. Васильева, который в монографии «Слово в российском телеэфире: Очерки новейшего словоупотребления» доказывает, что каждая из 3-х функций арготизмов – конспиративная (криптолалическая), парольная и экспрессивная – подверглась в наши дни значительному ослаблению (см. 12, с.174 – 175).