III. Диалектика развития

Мы отметили выше три важных момента в диалектическом методе Маркса и Энгельса: во-первых, требование рассматривать каждое явление как преходящее, изменчивое и относительное; во-вторых, требование рассматривать каждое явление непременно в его связи и взаимодействии со всеми другими, с которыми оно ближайшим образом связано; наконец, в-третьих, анализировать противоречия, лежащие в основе всякого развития и прогресса. При этом оказалось, что все эти три требования суть в такой же мере принципы и правила метода, в какой результаты, итоги и выводы исторического изучения.

Из всего, предыдущего изложения ясно, что проблема развития должна была получить центральное значение для теории и методики материалистической диалектики. Необходимо было найти и указать методы для изучения явлений развития с диалектической точки зрения.

Учение о противоречиях показало, что противоречие между развитием материальных производительных сил и общественными отношениями есть главный двигатель истории. Это противоречие охватывает весь организм общества в его целом и представляет, в сущности, противоречие между его элементами: между классами буржуазии и пролетариата, между организацией производства в данном предприятии, в тресте, и его организацией в масштабе целого: в национальном хозяйстве, в хозяйстве буржуазного общества в целом. Но этим область противоречий не исчерпывается. Противоречие есть двигатель развития не только относительно общества в целом, но и относительно каждой отдельной формации, развивающейся в структуре общества. Диалектика развития показывает, что каждая форма, учреждение, установление, вообще каждое явление в историческом своем развитии обнаруживает тенденцию перейти в собственную противоположность, стать в противоречие с самим собою, с собственной сущностью.

Противоречие проявляется не только в том, что, скажем, классы общества борются между собою, что их одновременное существование образует противоречие в общественном организме; противоречие, кроме того, проявляется в том, что один и тот же класс в процессе своего развития постепенно переходит е собственную противоположность. Так, «буржуазия начинает свое историческое развитие с таким пролетариатом, который, в свою очередь, является остатком пролетариата феодальных времен. В ходе своего исторического развития буржуазия неизбежно развивает свой антагонистический характер, который вначале более или менее замаскирован, существует лишь в скрытом состоянии. По мере развития буржуазии, в недрах ее развивается новый пролетариат...» (1, 4, 144). Внимательное изучение таких переходов в истории привело Маркса к заключению, что во многих случаях процессы развития подчиняются тройственному ритму: явление развивается по своим внутренним законам, но, достигнув известной степени, превращается в отрицание самого себя. На этом процесс не заканчивается. Закономерное развитие приводит в дальнейшем к тому, что и вторая стадия явления переходит е отрицание самое себя. Получается «отрицание отрицания». Тройственность, эта, очевидно, соответствует триаде в диалектике Гегеля: положе-

ние — отрицание — отрицание отрицания. По этому поводу Маркса неоднократно упрекали в том, что он переносит схему гегелевской диалектики в экономику и историю, что он подгоняет развитие процессов под однообразный и априорный такт триады. Нетрудно показать неосновательность всех подобных возражений. Во-первых, триада вовсе не является у Маркса непременной и всеобщей формой диалектического процесса. Наличность триады Маркс отмечает там, где она действительно имеет место. Во-вторых, даже у самого Гегеля триада часто оказывается не априорной схемой, а выводом из эмпирических наблюдений, выражением реального ритма диалектических процессов. У Маркса же никогда триада не выступает в качестве обязательной схемы или масштаба для исследования. Она всегда у него — формула, выражающая итог тщательного конкретного изучения данного исторического процесса. Таков, например, знаменитый анализ закона развития капитала — от так называемого первоначального накопления — через капиталистический способ производства — к неизбежной в будущем экспроприации капиталистов и к социалистическому способу производства. Здесь тройственное расчленение процесса является результатом глубокого и обстоятельнейшего изучения внутренних, «имманентных», тенденций капиталистического накопления, его истории с XIV и XV веков, его современного состояния и его тенденций, направленных в будущее. В I томе «Капитала», в XXIV главе, Маркс на протяжении 47 страниц на основании колоссального документального материала рисует картину первоначального накопления капитала. Маркс последовательно описывает экспроприацию земли у сельского населения Англии, развитие кровавого законодательства против экспроприированных, т. е. лишенных права собственности на орудия производства, рабочих с конца XV века, издание законов с целью понижения заработной платы, развитие капиталистических фермеров, обратное влияние земледельческой революции на промышленность, образование внутреннего рынка для промышленного капитала, развитие промышленного капитализма. И только, проделав всю эту громадную исследовательскую работу, Маркс в итоге делает наблюдение, что все это развитие капитализма обнаруживает в самом себе тройственный ритм. Первая стадия этой триады есть стадия индивидуальной частной собственности, основанной на собственном труде рабочих. На этой стадии «работник является свободным частным собственником своих, им самим применяемых, условий труда... крестьянин обладает полем, которое он возделывает, ремесленник — инструментами, которыми он владеет, как виртуоз». Но этот способ производства совместим лишь с узкими традиционными границами производства и общества. Поэтому «на известном уровне развития он сам создает материальные средства для своего уничтожения». И он действительно уничтожается. В недрах общества появляются силы, которые «чувствуют себя скованными этим способом производства». Эти новые силы экспроприируют у широких народных масс их землю, средства существования и орудия труда. В результате индивидуальные и раздробленные средства производства превращаются в общественно-концентрированные, карликовая собственность многих — в гигантскую собственность немногих. Частная собственность, добываемая личным трудом, покоящаяся, так сказать, на естественном сращении отдельного самостоятельного рабочего с условиями его труда, вытесняется капиталистической частной собственностью, которая покоится на эксплуатации чужого, хотя формально и свободного, труда. Вот этот-то капиталистический способ присвоения, вытекающий из капиталистического способа производства, а потому и капиталистическая частная собственность есть второй момент триады, и в

то же время — «первое отрицание»: отрицание индивидуальной частной собственности, основанной на собственном труде. Но и на этом процесс не заканчивается. В развитии капитализма наблюдается тенденция, которая согласно собственному внутреннему закону должна будет привести к уничтожению и упразднению капиталистический способ производства вместе с капиталистической частной собственностью. Эта тенденция есть тенденция к обобществлению труда, дальнейшему превращению земли и других средств производства в общественно эксплуатируемые, и, следовательно, общие средства производства, тенденция к дальнейшей экспроприации частных собственников.

«Эта экспроприация совершается игрой имманентных законов самого капиталистического производства, путем централизации капиталов. Один капиталист побивает многих капиталистов. Рука об руку с этой централизацией, или экспроприацией многих капиталистов немногими, развивается кооперативная форма процесса труда в постоянно растущих размерах, развивается сознательное техническое применение науки, планомерная эксплуатация земли, превращение средств труда в такие средства труда, которые допускают лишь коллективное употребление, экономия всех средств производства путем применения их как средств производства комбинированного общественного труда, втягивание всех народов в сеть мирового рынка, а вместе с тем интернациональный характер капиталистического режима. Вместе с постоянно уменьшающимся числом магнатов капитала, которые узурпируют и монополизируют все выгоды этого процесса превращения, возрастает масса нищеты, угнетения, рабства, вырождения, эксплуатации, но вместе с тем растет и возмущение рабочего класса, который постоянно увеличивается по своей численности, который обучается, объединяется и организуется механизмом самого процесса капиталистического производства. Монополия капитала становится оковами того способа производства, который вырос при ней и под ней. Централизация средств производства и обобществление труда достигают такого пункта, когда они становятся несовместимыми с их капиталистической оболочкой. Она взрывается. Бьет час капиталистической частной собственности. Экспроприаторов экспроприируют» (1, 2, 3, 772—773).

Таким образом «капиталистическое производство с неизбежностью процесса природы приходит к отрицанию себя самого». Вот эта-то третья стадия в развитии основной тенденции исторического процесса: обобществление труда и экспроприация частной собственности — и есть «отрицание отрицания». Будучи третьим моментом в последовательном развертывании триады, «отрицание отрицания» есть момент «синтетический, заключающий в себе результат всего предшествующего процесса развития. Поэтому «отрицание отрицания» представляет известное формальное сходство с первым моментом триады: «оно восстановляет не частную собственность, но индивидуальную собственность на основе завоеваний капиталистической эры, т. е. на основе кооперации и общего владения землей и другими средствами производства, которые произведены самим же трудом».

Приведенный пример может считаться классическим для уяснения того методологического смысла, какой имела в глазах Маркса триада. Ни о каком произволе, априоризме, схематизме и заимствовании у Гегеля здесь не может быть и речи. Анализы, подобные вышеприведенному, подтверждали справедливость формулы Гегеля, но не были ни в каком случае одним из примеров ее априорного применения. Энгельс

исчерпывающе выяснил эту сторону дела в полемике с Дюрингом. То же самое сделал Плеханов относительно русских читателей Маркса.

Необходимо отметить, что у Маркса, в полном соответствии с его» учением о взаимодействии и становлении, все три момента триады рассматриваются в непрерывном движении, изменении и развитии. Один пример из «Нищеты философии» может хорошо уяснить эту важную особенность диалектики. Речь идет о развитии конкуренции и монополии и об их взаимоотношении. Маркс устанавливает следующую формулу триады:

Тезис: феодальная монополия — предшественница конкуренции.

Антитезис: конкуренция.

Синтез: современная монополия, которая есть отрицание феодальной монополии, поскольку она предполагает господство конкуренции, и которая есть отрицание конкуренции, поскольку она — монополия. «Следовательно, — заключает Маркс, — современная монополия, монополия буржуазная, синтетическая, есть отрицание отрицания, единство противоположностей». Но этот синтез, указывает Маркс, есть в свою очередь движение, основанное на взаимной борьбе и взаимодействии; «в практике жизни можно отыскать не только конкуренцию и монополию, и их взаимную борьбу, но также и синтез их, а последний есть не формула, а движение. Монополия порождает конкуренцию, а конкуренция — монополию. Монополисты конкурируют друг с другом, а конкуренты делаются монополистами. Когда монополисты умеряют свою взаимную конкуренцию путем частных соглашений или ассоциаций, тогда усиливается конкуренция между работниками, и чем более возрастает масса пролетариев, сравнительно с монополистами данной нации, тем необузданнее конкуренция между монополистами других наций. Синтез создается потому, что монополия поддерживается лишь вследствие беспрерывного возобновления конкуренционной борьбы».

Как видно из цитаты, формальный схематизм триады совершенно поглощается здесь конкретным анализом всей сложности взаимодействия. В конце концов, самая схема триады здесь не так уж необходима. Сам Маркс — в другой связи и по другому поводу — разъяснил, что в I томе «Капитала» известная близость к терминологии Гегеля была им сознательно преувеличена и подчеркнута — из чисто тактических целей: «...как раз в то время, когда я работал над первым томом «Капитала», крикливые, претенциозные и весьма посредственные эпигоны, задающие тон в современной образованной Германии, усвоили манеру третировать Гегеля, как некогда, во времена Лессинга, бравый Мозес Мендельсон третировал Спинозу, как «мертвую собаку». Я потому открыто объявил себя учеником этого великого мыслителя и в главе о теории стоимости местами даже кокетничал характерной для Гегеля манерой выражения» (1,23,21—22).

Таким образом отпадает какое бы то ни было основание думать, будто триада была для Маркса каким-то фетишем и обязательным приемом его диалектики. С другой стороны, эволюция математики, естествознания, биологии, философии и т. д. показала, что очень многие явления развития обнаруживают ту самую тройственность ритма, которую Маркс так часто наблюдал в движении экономического и исторического процесса. В «Анти-Дюринге» Энгельс указывает множество примеров «отрицания отрицания»: в развитии организма из оплодотворенной клетки, в образовании геологических формаций, в дифференциальном и интегральном исчислении в математике, в истории общинного землевладения, в развитии философии от «первобытного» материализма — через идеа-

лизм — к материализму современному. На основании всех этих примеров Энгельс приходит к выводу, что «отрицание отрицания» есть «весьма общий и именно потому весьма широко действующий и важный закон развития природы, истории и мышления; закон, который... проявляется в животном и растительном царствах, в геологии, математике, истории, философии...» (1,20, 145).

Будучи весьма общим законом развития, отрицание отрицания в каждом отдельном случае проявляется сообразно с индивидуальными особенностями данного явления. Поэтому в каждом случае развития исследователь должен проследить и установить те особые пути, по каким явление, развиваясь, отрицает самое себя, а затем переходит в отрицание отрицания. «Способ отрицания, — говорит Энгельс, — определяется... во-первых, общей, а во-вторых, особенной природой данного процесса». Но как достигнуть понимания этой «особенной природы»? «Этому приходится научиться, как и всему прочему». Здесь, как и во всех других случаях, диалектика не есть р.ецепт готовых истин, схем и формул, но всего лишь — исследовательский метод.