Тропа. Казбек Хуриев

Уступ тропы — три метра. Местами бывал и шире, но чаще, если смотреть из кабины, взгляду зацепиться было не за что, он сразу соскальзывал в Нарын. Понача­лу, пока не привыкли, зрелище это действовало на вооб­ражение, и работа продвигалась медленно. Досаждало еще и то обстоятельство, что сверху частенько «сорило», и то, что было старательно расчищено вчера, сегодня вновь оказывалось в «гостинцах», подчас еще пахнувших поро­ховым духом каменной окалины. Особенно сыпало с пер­вой, считая от подвесного моста, известняковой стены, обохренной, изборожденной трещинами и прозванной поэтому Гнилой скалой. Она первая приучила не гнушать­ся каски, а кабины бульдозеров, кожуха экскаваторов обшивать одним-двумя накатами бревен.

За Гнилой скалой начиналась крутая осыпь, белая настолько, что в солнечный день впору надевать светоза­щитные очки. Здесь тоже сыпало, камни летели прямо в Нарын, а сама осыпь казалась живой, так заметно про­седала под тяжестью бульдозера врезанная в нее полка дороги. Но за осыпью можно было перевести дух. Тропа выводила на уступ речной террасы, получившей название «двенадцатой площадки». Затем долина резко сужалась, теперь не только правый, но и левый берег враз превра­щался в сумрачный, вечно затененный отвес, впрочем, еще более высокий и недоступный, потому что его до глянца отполированное подножие, как срезанное ножом, погружа­лось прямо в нарынские водовороты. Собственно никаких берегов в обычном понимании этого слова не было. Правый берег — это скальная плоскость горы Кыз-Курган. Левый — скальная плоскость горы Чон-Тегерек. Между ними изломанная полоска неба. Река стиснута, кажется, если прыгнуть, то можно достать рукой левый берег. Воздух и тот сжат, наполнен громоподобным гулом, стократ отраженным зеркалами скал. Голос человека не слышен. Он здесь ничто, человек. Напряжение горной тверди, вставшей на дыбы, ощутимо физически, кажется, две эти плоскости раздвинулись только что на какой-то миг и теперь под действием взаимного притяжения долж­ны сомкнуться. Хочется поскорей выбраться на белый свет, вольный воздух, распрямиться, перевести дух, а по­том уж оглянуться назад... Вот он, Токтогульский створ!

В апреле 1962 года на тропу приехал Казбек Бексултанович Хуриев. Среднего роста, коренастый, с гус­той шапкой до времени поседевших волос, этот на ред­кость немногословный, сдержанный, внешне даже флегматичный человек был в Шамалды-Сае одной из самых приметных, всем известных фигур. И его появление у подвесного моста могло свидетельствовать лишь о том, что тропа в заботах Нарынгидроэнергостроя выдвигает­ся на первый план.

Хуриева любили рабочие. Мнение Хуриева было непре­рекаемо для линейных инженеров. Так получилось, может, потому, что Хуриев привык брать на себя самое тяжелое. Привык первым приезжать на створ, а уезжать послед­ним. Привык вовсе не уезжать со створа, а люди привыкли видеть створ только в «комплекте» с фигурой Хуриева, облаченной зимой в полушубок, осенью в спецовку и в выгоревшую ковбойку летом. Хуриев привык получать информацию из первых рук, а главным образом из своих. Он любил потрогать все своими руками, все пропустить через себя. Умел слушать людей. Работать с ними в одной упряжке. В тех решениях, которые он принимал, люди всегда находили сконцентрированный, точно выверенный отзвук своих идей, и это не могло не заражать вирусом творчества. У Хуриева не могло быть молниеносных отве­тов. Ему всегда необходимо время. Но никогда не было у него и «потолочных», «волевых» указаний, обидно-неспра­ведливых приказов. И потому Хуриеву верили.

В Шамалды-Сае Хуриев ведал земляными работами. Здесь, неспешно пройдя все двенадцать километров тро­пы, начальник управлёния механизированных работ зем­ли не увидел. Был камень, пять миллионов кубов креп­чайшего грунта, которые нужно вырвать, перевезти, сбро­сить в Нарын. И только для того, чтобы получить нор­мальный доступ к створу, к будущей работе.

А вся работа далеко впереди. Да и где работать? Где разместиться котловану, подъездным дорогам, всем меха­низмам, движимым и недвижимым, всем коммуникациям — энергии, связи, воды и воздуха, всем службам и подсоб­кам, если ширину жизненного пространства составляют три метра двадцать сантиметров бульдозерного ножа? Куда деть изыскателей с их разведочными штольнями и буровыми по всем ярусам? Все нормальные стройки на­чинаются с изысканий. На Токтогульском створе ситуация складывалась явно исключительная — начало стройки совпало с началом изысканий и проектирования. Обычно стройки подобного масштаба развертывают боевые поряд­ки по горизонтали, охватывая подчас десятки километров. А здесь нет места даже для котлована, вот ситуация: для того чтобы возвести плотину, здание ГЭС, надо прежде всего отвоевать место для этих сооружений! Если отвести Нарын, освободится русло. Но куда отвести, в скалу? Вот именно, больше некуда, надо бить обводной тоннель. Но только ли для реки? Нужны транспортные тоннели. На разных уровнях. Стройка по вертикали! В несколько этажей. Целые строительные армии будут висеть друг над другом, ежечасно решая невозможные за­дачи по координации своих действий. Камень спихнуть, с верхних отметок и то проблема. Ведь он свалится на голову соседа! Да и об этом ли сейчас думать? Вот зада­ча — как вообще подняться на склон? Как хотя бы до­тронуться до левого берега, воистину чем не место, где еще не ступала нога человека? Нужна какая-то специализированная служба, эдакое альпинистско-монтажное управ­ление, каких еще никогда не бывало на стройках страны. Где их взять, таких спецов? Откуда выписать?