Колебания адмирала Колчака

Лишь 12 ноября вечером Верховный Правитель и штаб главноко­мандующего покинули Омск в семи поездах, из коих три были с золо­том. В ночь с 13-го на 14-е Омск был занят красными, так что, про­медли мы еще полсуток, Колчак, штаб и золото попали бы в руки красных. Вот к чему мог привести ничем не объяснимый страх Колча­ка покинуть Омск, а также его непонятная доверчивость ко всякого рода авантюристам, когда они умели задеть его больное место. Но и отъезд из Омска вовсе не обозначал решимости адмирала ехать в Ир­кутск, чтобы управлять. На предложение совета министров ускорить переезд в Иркутск он отвечал: «Я буду разделять судьбу армии». В дей­ствительности он не был ни при армии, ни при своем правительстве, а, доехав до Новониколаевска, остановился там и 21 ноября отдал сле­дующий приказ: «Считаясь с необходимостью моего пребывания при армии, доколе обстоятельства того требуют, повелеваю образовать при мне и под моим председательством Верховное совещание в составе глав­нокомандующего, его помощников, начальника его штаба, генерал-квартирмейстера, председателя совета министров и министров военно­го, внутренних дел, иностранных дел, путей сообщения, финансов, снабжения и продовольствия или их заместителей. На Верховное сове­щание возложить разработку общих указаний по управлению страной для объединения деятельности отдельных ведомств и согласования ее с работою армии».

Неизвестно, кто был составителем этого замечательного документа, который устанавливал управление страной из поездов, долженствовав­ших передвигаться на восток по мере безостановочного отступления армии. Из министров со штабом ехали только министры путей сооб­щения и снабжения и заместитель от министерства внутренних дел. Как рисовалось адмиралу Колчаку управление страной при помощи совещаний по телеграфу, осталось неизвестным, но ясно, что никакого управления не было и быть не могло. Совещание оказалось мертворож­денным. Ехать дальше Новониколаевска адмирал не пожелал, а между тем его семь поездов забивали станцию, не позволяли принять лишних семь поездов с беженцами и отставшими управлениями, и эти поезда в числе семи ежедневно отрезались красными, отправлявшими их пас­сажиров кого на расстрел, кого на работы в копи. Поезда были сверх предельного состава, и в теплушках было набито по сорок человек с женами и детьми (в это самое время чехи, как правило, ехали по че­тыре человека в теплушке с таким же количеством русских баб, а в некоторых теплушках были даже поставлены пианино — «от благодар­ного населения»).

Адмирал ничего не хотел слушать об отъезде если не в Иркутск, то хотя бы в более глубокий тыл, чтобы освободить станции от его поездов. Наконец, он потребовал, чтобы его вагон с паровозом отправили на запад, «к армии», как он выражался. Пришлось докладывать ему, что движение идет лентами по обеим колеям в одну сторону и что не только паровоз, но и вагонетку нельзя пустить для встречного движе­ния. Тогда он решил ехать к армии на санях. От этого его удержали, объяснив, что армии, как он понимает, сейчас нет, а есть тоже лента, но саней, на которых войска двигаются по дорогам, а на ночь распы­ляются для ночлега по попутным деревням.