2015-06-10
322
Сам Лоуэн (сейчас ему лет 85—86) вернулся к своему раннему способу работы (1950—1960), который можно назвать примерно так: “Стукни, крикни, и у тебя все будет в порядке”. Подобный подход хорошо работал в свое время, потому что большинство клиентов, приходящих к нему после длительного психоанализа, понимали и осознавали, что недостаточно довольны своей жизнью, чего-то недостает. Поэтому он мог концентрироваться на физическом раскрытии, поскольку эти люди обладали умственными способностями, необходимыми для осмысления того, что происходило. Недавно Лоуэн стал настаивать на том, чтобы основное направление биоэнергетики и основное направление практики биоэнергетики следовало за ним в движении — обратно к основам.
Так что можно сказать, что я вне основного потока: я не следую этим движениям. Но я знаю: есть люди — и здесь, и в Америке, — которые очень интересуются связью с теорией объектных отношений. И я, конечно, думаю, что в конце концов это приведет к тому, что биоэнергетика не будет очень изысканной, очищенной от разных влияний терапией. Она создаст связи с другими видами терапии.
— Это не касается травмы, не так ли?
— В работах Лоуэна практически не дается определения хорошего психического здоровья, и именно это подвергается критике как в рамках биоэнергетики, так и вне ее. Приведу одно определение Лоуэна: хорошее психическое здоровье — это “легкий поток энергии между головой, сердцем и гениталиями”. И если вы читали книги Лоуэна, то заметили, что он в основном говорит о событиях раннего возраста: “Предательство Тела” — о структуре шизоидного характера, “Страх жизни” — о структуре эдипова характера, “Нарциссизм” — о различных нарциссических формах структуры характера. Но практически книги Лоуэна утверждают, что все формируется в возрасте пяти-шести лет.
Жизнь продолжается, и я проделал интересную работу, рассматривая шоковые состояния, возникающие в любом возрасте и вызывающие телесные реакции. Тонкое использование биоэнергетики нередко помогает человеку выйти из шокового состояния. И я думаю, можно работать с текущей проблемой человека (например, с проблемой супружества) без обязательного возвращения к раннему опыту. Но акцент в биоэнергетике иногда даже слишком сильно ставится на травме, и, хотя обещается огромное сексуальное удовлетворение, на радости ставится не слишком большой акцент.
— Вы говорите о привлечении ресурсов людей. Работают ли Ваши клиенты дома — между сессиями?
— Нереально ожидать, что терапия может происходить только на терапевтической сессии. Разве люди не ведут никакой жизни вне терапии? Теперь о домашних заданиях. Я велю всем моим клиентам пойти и поплавать, потому что сам много занимаюсь плаванием. Но по мере того как пациенты больше входят в контакт со своим телом, они начинают бегать или заниматься спортивной борьбой, и я вижу, что происходят очень серьезные изменения. Поэтому я считаю, что интеграция — того, что происходит вне сеанса и на сеансе, — очень важна. Не думаю, что эти люди испытывали садомазохистское влечение к упражнениям, но, входя в контакт со своим телом, они начинают более целенаправленно и сознательно управлять им, глубже дышать, глубже физически и психически ощущать себя.
На ваш вопрос можно ответить и по-другому. Конечно, клиенты приходят с различными уровнями дистресса и различными уровнями интеллекта, различными уровнями силы Эго. Любой хороший практик с любыми теоретическими убеждениями находит способы встретить клиента в той точке, где он находится. Юнг служит классическим примером. Будучи одним из главных фрейдистов своего времени, он говорил, что первое, что необходимо решить, это проводить ли фрейдистский или юнгианский анализ. Я пошел бы дальше: то, что уместно в терапии на данный момент, вполне может перестать быть уместным позже, в процессе развития человека. Так что я постарался бы работать со своим клиентом, исходя из его состояния на данный момент, или поговорил бы о привлечении ресурсов клиента. Я стараюсь получить представление о том, в каком состоянии находится сейчас клиент: будет ли это человек, который прошел серьезную терапию или обращается ко мне с достаточным уровнем самопознания. В работе он может очень сильно отличаться от человека, который обладает не меньшими знаниями и интеллектом, но пришел после катастрофической семейной потери и не в состоянии реально полагаться на свои ресурсы.
— Есть ли люди, которые более других подходят для биоэнергетики?
— Я много думал об этом. У меня имеется и личный опыт, и знания о том, что биоэнергетика эффективно работает с людьми, которые считаются непригодными для психотерапии — либо они страдают серьезным психическим заболеванием, либо не могут ясно формулировать свои мысли, или страдают чрезмерной навязчивостью. Вспоминаю другие случаи, когда я очень старался работать с клиентом и не находил способа вызвать у него какое-либо изменение. На этот вопрос я не нашел ответа за четыре недели, прошедшие с тех пор, как вы впервые задали его мне. Я могу сильно реагировать на человека, и если я не в состоянии существовать с такой реакцией или разобраться в ней, то направляю клиента куда-нибудь еще. У меня была одна клиентка, которая, я убежден, должна была работать с женщиной-терапевтом, но она настояла на работе со мной. Но это скорее относится к проблемам конкретного человека, чем к тому, должен ли этот человек работать в биоэнергетике.
Наверное, я скажу кое-что о том, как работаю. По натуре я довольно осторожен и очень мягко провожу работу с телесными проявлениями. Могу использовать свое знание тела и с человеком, который боится, что слишком многое слишком скоро выйдет на поверхность.
— Предполагает ли биоэнергетика, как некоторые другие виды терапии, что Вы не можете работать с определенными людьми?
— Мне казалось, я уже упомянул, что работаю не только как биоэнергетик, я могу использовать и другие навыки для работы с человеком, который плохо подходит для биоэнергетики. Кроме того, биоэнергетика в каком контексте? Я нахожу, что клиенты с проблемами насилия лучше подходят для биоэнергетической работы в группе, чем для индивидуальной. В таком случае на индивидуальных сеансах мы можем вербально исследовать материал, полученный в группе. Люди с психозами нуждаются в очень грамотном обращении, таком, чтобы они могли поместить себя в свое собственное тело и начать ощущать контроль над ним. Я думаю, что обеим сторонам трудно на первой же встрече решить, хорош ли этот способ работы. Я обычно предлагаю поработать вместе до следующих больших праздников — лето, Рождество, Пасха — и по мере приближения к этому времени мы пересматриваем то, что происходит и что работает, а что не работает. И мне приятно говорить, что большинство людей остается. Один или два человека уходят. Я думаю, они поступают правильно и мудро. Встречаются пациенты, которые не хотят видеть преимущества основанного на понимании подхода, есть люди, которые на самом деле боятся того, что может им открыться. Я не говорю, что с ними невозможно работать, но мне больше нравится работать вместе с моими клиентами, а не против них. И есть те, кто вполне удовлетворится медикаментозным лечением, более когнитивным подходом (не помню, кто сказал: “Каждый день во всех отношениях мне становится лучше и лучше”. Или Леннон, или Маккартни. Или более позитивным подходом, основанном на самовнушении. Если это будет для них работать — здорово.
— Насколько Ваша работа зависит от знания строения тела?
— Сложный вопрос. Я думаю, многие из нас недостаточно знают анатомию и физиологию. Но большинство все же читали работы по анатомии и физиологии. Большинство из нас — те, кого я знаю — проходили в группе рисование живого тела. Я постоянно читаю книги и статьи о том, как работает тело и каковы могут быть его психосоматические корреляции.
И обучение улучшается. Людей обучают биоэнергетике и дают как бы второе образование, обычно после медицинского. Количество терапевтов, не имеющих этих знаний, увеличивается по мере того, как приходят люди без медицинского образования. В Европе акцент больше ставится на психодинамических аспектах отношений и на том, как клиент рассказывает то, что дает информацию, говорящую о его отношениях с вами, даже если при этом используются термины, связанные с телом. Так что анатомия и физиология могут быть менее важны. Когда вы сообщаете мне, что знаете все о позвоночнике, я также понимаю, что есть вещи, которых я не знаю, но должен знать. Обучение происходит всю жизнь. Каждый человек приходит и провоцирует вас к тому, чтобы побольше узнать. На каждом сеансе постоянно возникают противоречия между физическими и вербальными, соматическими и психодинамическими аспектами.
— Что происходит, когда человек приходит к Вам?
— На первом интервью я прошу их рассказать о себе, а затем стараюсь установить некую связь между тем, что они говорят, и тем, что я замечаю в их теле. Если есть время, я пытаюсь провести простую работу с телом, чтобы и клиенты получили некоторое представление о том, чем они занимаются. Я тоже должен получить представление о нашей совместной работе. Я могу предложить им лечь и поработать над дыханием, затем посмотрю, как они отреагируют на прикосновение, поскольку в биоэнергетике легче работать, если есть физический контакт. Но не для каждого это достаточно просто. Я стараюсь выяснить, есть ли у пациента медицинские проблемы.
Другой способ состоит в том, что я спрашиваю их, есть ли у них вопросы ко мне, о том, как я работаю. Иногда это не совсем удобные вопросы, но, я думаю, довольно важно дать им выход, потому что отношения между нами еще не сложились. Я уверен, за подобными проблемами будут стоять проблемы переноса, но пока между нами еще нет сильной психодинамики.
Предполагая, что человек находится в каком-то кризисе, вы понимаете, что он скорее всего придет и начнет говорить о нем. Стоит ли разводиться? Не гомосексуалист ли я? Что делать с дислексией ребенка? Большинство людей приходят с проблемой в голове, и это, на мой взгляд, требует внимания к ней, до того как может быть проведена более существенная работа по реконструкции. Иногда клиенты обращаются потому, что пребывают в ужасной депрессии или в очень плохом состоянии и не знают, что психологически может стоять за этим. Тогда я буду очень — если хотите — традиционным, стараясь получить как можно больше информации о семейной истории и как можно больше — об истории болезни. Иногда мы используем рисунки или работу с линией времени, чтобы посмотреть, повторяются ли какие-либо структуры.
В классической биоэнергетике этому внимания не уделяется. Вы можете сделать так, что клиенты начнут выполнять основные упражнения стоя, стучать по кровати теннисной ракеткой. Иногда для некоторых людей это подходящее начало.
Я полагаю, искусство биоэнергетики заключается в том, чтобы выяснить, что именно является физическим выражением внутреннего мира клиента. Часто это связано с тем, что какая-то часть тела не движется или, наоборот, какая-то часть совершает повторяющиеся движения. Человек, который просто сидит и проводит своим указательным пальцем вниз к краю глаза, сообщает о какой-то печали или о чем-то, что должно выходить через глаза. И тогда на этом можно построить работу. Нередко, например, депрессия связана с потерей кого-либо. Тогда мы можем поговорить о дистанции между терапевтом и пациентом — как они переживают чувство потери между сессиями. Затем мы постараемся не столько разыграть это, а, скорее, выразить в действии: на что похож выход из кабинета или на что похоже, когда мы находимся в разных концах комнаты. Опять же это помогает проникнуть в более глубокие чувства клиента, и довольно быстро. Иногда именно в этот момент люди решают прекратить работу, не то, чтобы для них уже довольно, но просто реально нужно столкнуться с чем-то колоссальным, а они не желают этого, или моей квалификации недостаточно, чтобы найти способ, который покажется безопасным для подобного столкновения. Досрочное прекращение терапии, однако, происходит редко.
Обычная проблема биоэнергетики состоит в том, что людей перехлестывают чувства. Это не значит, что результат не достаточен. Скорее, результат слишком велик. И такова другая сторона искусства биоэнергетики, потому что, конечно, то, что мне кажется очень несерьезным и не слишком ошеломляющим, другим людям может показаться гораздо значительнее.
— Результат связан с дыхательной работой?
— Ну, общее освобождение тела. Но при этом люди освобождаются различными способами и по различным причинам. Сам факт того, что кто-то еще внимателен к ним, может сработать не в меньшей степени, чем все остальное. Потому что я знаю: все классическое биоэнергетическое стояние, удары, дыхание могут сковать клиента, а не освободить. Я думаю, эффективны другие формы терапии, особенно психоанализ. Если человек действительно чувствует, что психоанализ его поддерживает, он может начать освобождаться, не сдерживать себя. Во Франции психоаналитики делают замечательные вещи, говоря о взаимосвязи телесных проявлений с телесным обликом в рамках психоаналитической концепции. Лоуэн не принял бы данной методики, но это действительно верно.
Вы спрашиваете, что происходит, когда мы продвигаемся? Я стараюсь заметить изменения в телах людей. Теряют ли они вес, выглядят ли менее изможденными, стали ли цвет их волос и кожи более живыми? В какой-то момент я задам вопрос: “Говорят ли вам о том, что вы выглядите по-другому?” И услышу: “О, да. Мой босс сказал сегодня, что я выгляжу убедительнее”. Или: “Впервые за месяц я встретился с другом, и он сказал: “Ты, похоже, стал выше ростом”. Пытаюсь увидеть, отражается ли на пациенте то, что тело стало больше исполнено жизненных сил — на уровне разговоров в его окружении. Отчасти мне это помогает понять, на верном ли я пути. Конечно, подкрепляет и приверженность человека терапии — это не выдумки. Настоящая терапия происходит не здесь, она происходит вовне.
По ходу нашей работы происходит несколько вещей. Одна из них: основная проблема может стать более определенной и четкой. Другая: человеку больше не нужно говорить на одну тему, и он временно будет чувствовать, что застрял. Часто это, вероятно, означает, что клиент переходит в новую, часто более глубинную область. В это время мы, возможно, будем проделывать значительно больше телесной работы, меньше говорить. Или человек начнет регулярно посещать массажиста или заниматься техникой Александера или новым спортом.
У меня есть любимые теории. Большинство из нас имеют около трех важных уровней, которые можно прорабатывать. И иногда вы делаете это с одним терапевтом, а иногда — с несколькими в течение нескольких лет. Я раньше думал, что биоэнергетика — очень быстрая терапия. Но то ли потому, что я изменился, то ли потому, что больше знаю теперь или больше умею, люди склонны оставаться в терапии дольше, прорабатывая различные уровни.
Трудно сказать, как люди заканчивают работу. Один человек прекратил работу в связи с обучением за границей, но он был готов к окончанию. Он пришел как подросток в препубертатном периоде, а ушел как мужчина. Он сумел противостоять своему отцу и стал обращать внимание на нездоровую динамику в семье. Я все равно думаю, что он с удовольствием продолжил бы терапию со мной, если бы остался в стране.
Иногда терапия приводит к разводу, и это приносит финансовые или эмоциональные проблемы. Тогда клиенты прекращают терапию. В общем, окончания происходят тогда, когда люди чувствуют себя достаточно хорошо, чтобы быть сами себе терапевтами. Это, похоже, не имеет отношения к биоэнергетике и может происходить в любой терапии.
— Некоторые терапевты поощряют клиентов задерживать окончание работы...
— Конечно. И некоторые биоэнергетические терапевты сказали бы, что человек не может уйти, пока не станет испытывать оргазма. Мне всегда нравится думать, что люди уходят, потому что их сексуальная жизнь улучшилась, но мне кажется, что жизнь — это нечто значительно большее, чем просто секс. Я очень радуюсь, когда человек уходит, потому что у него появилась новая работа, чувствует, что у него есть навыки, чтобы справляться с ней — это испытание, а не кризис. Или клиенты-родители несколько раз справились с проблемами их сына-подростка, и теперь чувствуют, что в следующий раз смогут сделать это сами. Нередко люди говорят, что их отношения улучшаются или, более точно, их отношения оживились. Когда происходит борьба, она кажется действительно ужасной, но когда все идет хорошо, то и они чувствуют себя прекрасно. Я прошу людей поработать хотя бы месяц, а обычно больше, прежде чем завершить терапию. Кроме того, я приглашаю своих клиентов вернуться или написать мне. Я знаю, некоторые терапевты чувствуют: когда терапия закончена, она действительно закончена, вы никогда не вернетесь. Но некоторые мои клиенты возвращаются и действительно отлично работают по прошествии года, двух лет, проведенных без меня, продолжая быть терапевтом самому себе, собирая себя в одно целое и открывая некоторые важные куски головоломки. Кое-кто хотел вернуться и продолжать работу.
Теперь это кажется мне не особенно специфичным для биоэнергетики. Лоуэн изначально работал очень странно, иногда общаясь с клиентом дважды в день, а затем не встречаясь с ним в течение месяца. Реальность для меня в том, что нередко клиенту важно вернуться или написать, а я тоже человек: мне нравится слышать, что у кого-то хорошо идут дела, что проблема, казавшаяся неразрешимой, преодолена.
— Вероятно, Вы не особенно ожидаете каких-либо вестей от всех Ваших бывших клиентов?
— Иногда люди уходят, и знаешь, что никогда не услышишь ничего от них, или думаешь: “Не хочу ничего о них слышать”. Но я думаю, искусство терапии — в контрпереносе, и моя лучшая работа была с людьми, которые мне не нравились. Нам всем что-то нравится, а что-то нет, и я должен был постараться разобраться в том, что мне не нравится, будучи уверен, что на моем примере отражается то, что не нравится другим в жизни этого клиента.
— Существует ли опасность в том, что Вы уделяете слишком большое внимание аспектам переноса или, напротив, игнорируете эту проблему?
— Это работает не так, Боб. Человек говорит что-то, и я ощущаю либо умственную или (часто) физическую реакцию, и тогда моя работа состоит в том, чтобы все осмыслить и найти способ вновь вынести его проблему на сессию. Так что когда один человек выходит, другой как раз входит, а у меня тут же начинается головная боль, мне нужно знать, о чем это свидетельствует. Тогда я могу осмыслить, как нечто одновременно происходит и почти на соматическом уровне.
Может быть, ответ на ваш вопрос в том, что аспекты переноса часто связаны с представляемой проблемой или помогают понять ее. Мой партнер использует пример с фруктом: проблемы — как кожура апельсина, которую нужно очистить, чтобы получить куски мякоти, до них труднее добраться, они более нежные, но желанные.
Когда клиенты нравятся терапевту, это помогает, и, в общем, мне нравятся мои клиенты. Но важнее быть внимательным к тому, что происходит, необходимо освободить целую гамму чувств и работать над ними. Если у меня действительно положительные чувства к клиенту и я жду того, чтобы встретиться с ним, значит, я располагаю информацией, в которой следует разобраться. Клиент может оказаться обольстителем и разыгрывать те же роли, что он разыгрывает в жизни с другими людьми. Это хорошая техника — скользить по поверхности, быть во всех отношениях приятным, теплым, прекрасным и не давать возможности выйти тому, что у вас внутри, поскольку это слишком опасно.
— Но перенос не “должен происходить” в биоэнергетике...
— Это “устаревший” подход, хотя даже на последней международной конференции по биоэнергетике говорилось, что перенос не происходит в данном виде терапии. Я вижу это по-другому. И перенос, и контрперенос могут иметь место. Отличие биоэнергетики состоит в ожидании и знании того, что он также происходит на телесном уровне, и того, как это свойство использовать. Как понимать тело, телесные упражнения?
— Не могли бы Вы рассказать о катартических аспектах биоэнергетики? Такие аспекты все еще являются центральными?
— Конечно, в биоэнергетике все еще есть место экспрессивной работе. Я не уверен, что вся экспрессия ведет к катарсису, но полагаю, что катарсис без понимания означает в лучшем случае временное облегчение. Катарсис через экспрессию может быть целью. Вы видите здесь стальную теннисную ракетку и две большие диванные подушки. Как я уже говорил, когда Лоуэн начинал, к нему приходили клиенты, в основном прошедшие успешный психоанализ, которые чувствовали: чего-то важного недостает в их жизни. Довольно ригидные, хорошо защищенные люди. Конечно, исторически это происходило, вероятно, в основном с беженцами из нацистской Германии, которые приехали в Нью-Йорк. Они должны были найти свои собственные ресурсы, чтобы обосноваться в стране во время депрессии и войны в то время, когда Америка сама в поствоенную эру была очень ригидной и защищенной. Повторю: эти люди проходили психоанализ, который помогал им стать ригидными и защищенными. Некоторые психоаналитические тексты говорят: хорошо защищенный человек — здоровый человек. Итак, большая часть ранней биоэнергетической работы касалась ослабления защиты и работы над ригидностью.
И эра “стукни и крикни” в биоэнергетике распространялась через кинофильм “Тайны оргазма”, представляющий в основном катартические аспекты. Но 30 лет спустя приходят разные люди, с разными проблемами, возникающими в разных культурах, и мы возвращаемся к вопросу: что такое искусство психотерапии? Это касается подбора фактов, которые хороши для человека в данный момент. Иногда можно использовать одно и то же упражнение, но по различным причинам. Человек, который был здесь перед вами, много рассказывал о том, что он бессердечен и не способен иметь любовные отношения. Потом приходите вы, весь искривленный коллапсом. Вам обоим будет рекомендована некоторая работа с мячом, большим гимнастическим мячом за моим стулом. Она поможет вам раскрыться. Но результаты будут различны. Человек может иметь огромные трудности при самостоятельном вставании. Ему поможет целый ряд различных упражнений, выполняемых для того, чтобы войти в контакт с ногами и овладеть силой в ногах. Нередко через некоторое время люди сами получают представление о том, как и над чем им следует работать. И вместо того чтобы быть верным последователем Лоуэна и говорить: “Сделайте это”, я постараюсь добиться от человека его ощущений того, как ему нужно работать. А затем спрошу: “Ну, если мы изменим это, что произойдет?” Мне нравится такой творческий аспект работы с людьми.
— Если человеку нечего Вам сказать, берете ли Вы, терапевт, плату за сеанс?
— В этом, я думаю, одна из самых больших трудностей биоэнергетики, а именно: она во многом основана на подходе “эксперт знает” (мы об этом говорили раньше). Трудно совместить это с более аналитическим подходом “позволять проявляться”. Возьму ли я плату? Может быть. (Смеется.) Трудно сказать. Отчасти это будет зависеть от того, что я знаю о клиенте, от того, что случилось на последнем сеансе. Маловероятно, что я возьму плату и проведу серию упражнений просто потому, что я подумаю: так правильно. Но я могу больше говорить и попытаться понять, почему человек молчит. Но контроль — это всегда большой вопрос. Никто не хочет быть вне контроля, и никто не желает быть чересчур подконтрольным.
— Есть ли клиенты, которые не хотят, чтобы до них дотрагивались? Составляет ли это проблему для Вас?
— На первую часть этого вопроса легко ответить: “Да”. Вторая более трудна. У меня, конечно, были случаи работы с людьми, у которых проявлялись фобии прикосновений. Я разработал различные техники, потому что должен был их разработать — техники работы с руками. Прикосновение — основное средство человеческого взаимодействия. Что-то теряется, когда нет прикосновения. Если бы клиенты с фобиями прикосновений оставались в терапии на более длительное время, возможно, мы могли бы углубиться в то, почему они не выносят прикосновений. Это может определенным образом выражать подспудное желание прикосновений или страх прикосновений.
К клиентам можно прикасаться многими другими способами — голосом, глазами, через ощущение, создаваемое телом терапевта, расслабленное или напряженное. Мы делаем акцент на контакт глазами и на выражении через глаза.
Вы идете от точки, где находится клиент. И, конечно, я согласен с Лоуэном. Мне важно: я чувствую, что уважаю другого человека, его телесную целостность. Также мне важно, чтобы мои клиенты чувствовали, что их уважают, поэтому если клиент говорит: “Не прикасайтесь”, я и не прикасаюсь.
— Вы говорили о сверхсильных чувствах людей. Наверное, биоэнергетический терапевт на самом деле должен знать, как работать с этим...
— Согласен, это нужно знать. Я отслеживаю дыхание клиента в случае гипервентиляции, что обычно свидетельствует о панике. Некоторые клиенты норовят причинить себе боль при работе с ударами, так что мне нужно наблюдать за этим. Общая проблема начинающих терапевтов состоит в том, чтобы знать, как выполнить за сессию не слишком большую биоэнергетическую работу. Поскольку дилемма связана с достаточным, но не очень активным стимулированием, и терапевт, и клиент стремятся, чтобы на сессии произошло значительное усиление понимания, углубление чувства и получение “закваски”, которая продолжит брожение между сеансами. Две вещи помогают мне в работе: супервизия и идея безопасности. Почти невозможно знать все, что нужно знать, и именно поэтому я так много занимаюсь супервизией. Во время обучения со своим психоаналитиком я узнал: всегда следует отвечать на телефонный звонок, если вас попросили перезвонить — вы всегда даете клиенту знать, что вы доступны по телефону. Это обеспечивает безопасность людям, которые выяснили многое о себе, и, возможно, слишком быстро и рьяно. В однодневных группах, которые мы проводим, группа сама создает ощущение безопасности. Мне приходит в голову ситуация. Члены группы остались с одной женщиной на долгое время после окончания субботней сессии, и один человек проводил ее до дома. Потом, в течение нескольких недель до следующей встречи, разные люди звонили и убеждались, что с ней все в порядке, — прежде чем она нашла своего собственного терапевта.
Обычная ошибка в биоэнергетике (у начинающих практиков биоэнергетики, и на ней она приобрела свою репутацию) состоит в том, что она раздувала пламя и подталкивала людей к тому, чтобы делать все больше и больше. Изначально я думал во многом так же. Но теперь, став старше, полагаю: выяснив у людей, что происходит, в зависимости от того, чувствуют ли они, стоит ли им углубляться или просто остановиться, я уверен: именно в данный момент стоит остановиться. Это очень важно. И особенно в индивидуальной работе, где необходимо учитывать оставшееся время и то, что еще выйдет на поверхность по сравнению с тем, сколько еще может быть разрешено. Меня обвиняли в том, что я смотрю на часы каждые 30 секунд. Большое преувеличение. Но если человек глубоко вовлечен в процесс, я должен дать ему достаточно времени прийти в себя, чтобы сессия закончилась. Ощущение безопасности приходит со временем. На первый взгляд немногое можно сделать, но у нас есть комната ожидания, место, где люди могут выпить кофе или чай. И я часто говорю им: “Вам нужно спокойно провести некоторое время перед тем, как вы уйдете. Вы не можете просто пойти в машину или в метро”.
— Можем ли мы поговорить об экономической стороне и продолжительности терапии...
— Если бы все в мире было совершенно, я работал бы с каждым клиентом два или три раза в неделю по полтора часа. Не многие люди могут позволить себе это по финансовым соображениям или по времени, и некоторые приходят на стандартный 50-минутный “час”. Финансовая сторона довольно сложна. Я знаю, что хочу обеспечить себе достаточно благополучную жизнь, так чтобы мне не приходилось беспокоиться о деньгах и я мог бы получать удовольствие от нее. С другой стороны, оплата терапии столь высока, что только определенный слой людей может посещать терапевта. Это не очень хорошо. Хотя обычно, если человек приходит и не может заплатить, я стараюсь найти кого-то, кто только начинает практиковать или прикреплен к какой-нибудь клинике. Сколько я работаю в неделю? Стараюсь уравновешивать свою рабочую нагрузку. За последние несколько лет я работал с Метанойей в качестве академического координатора, руководил тремя студентами при защите диссертации на степень магистра. Привлечен в качестве координатора аспирантов Ассоциации групповой и индивидуальной психотерапии. Я надеюсь, эта другая работа обеспечивает мне некоторое равновесие. Я плаваю почти каждый день, обычно хожу сюда пешком, если позволяет время. Конечно, я стараюсь отслеживать, сколько часов в неделю работаю. Я так говорю, поскольку если человек в кризисе, нередко невозможно сказать: “Нет, не буду работать с вами, потому что я уже отработал свои часы”. И во время каникул у меня возникает желание поработать немного больше, потому что люди, возможно, скоро должны будут уехать. Терапевты довольно плохо заботятся о себе, потому что очень заняты заботой о других, и мне иногда интересно, насколько я могу заботиться о себе сам.
— Ведете ли Вы записи?
— Да. Я всегда делаю заметки на первой сессии по каждому клиенту и, как Джойс Мак-Дуглас, если моя работа с клиентом буксует, я начинаю всерьез вести заметки. Я сам не особенно доволен ведением записей, потому что обычно, когда я их просматриваю, они либо не соотносятся так, как я хотел бы, с содержанием сеанса, или клиент продвинулся дальше. Поэтому мои пометки в следующий раз не очень соответствуют ситуации. И вообще, очень трудно работать с человеком физически и вербально и записывать все в форме пометок.
