2015-06-10
298
Лично я не придерживаюсь какого-то одного способа дыхания. Даже действительно слабое дыхание, потеря сознания и т.д. — все это нужно. Помните: “Вы должны быть очень темпераментной”. Я поддержала клиента в том, чтобы он смог взять на себя ответственность за то, дышать ли ему осознанно или нет. Теперь у меня с ним договоренность. Если он хочет спать, поскольку неожиданно чувствует, что страшно устал, он может поспать десять минут. Но не нужно притворяться, что это дыхание ребефинга. Потому что это не так: “Хорошо, идите спать, поспите минут десять. Я разбужу вас через десять минут, и мы снова поработаем”.
— Последующие сессии... Повторяются ли Ваши приемы?
— Да, и всегда по-разному. Люди начинают осознавать свое дыхание, то, как они работают с ним. Иногда появляется то, что ребеферы называют “освобождением дыхания”: когда дыхание неожиданно становится более плавным и более мощным, и вы можете так же неожиданно осознать, что большинство из нас постоянно дышит недостаточно. Как хорошо, когда мы дышим полностью!
И иногда в организме происходят химические изменения, это болезненно: нарушается баланс углекислого газа и кислорода, что должно быть известно ребеферам. Тогда у людей возникает спазм мускулов, называемый “тетания”. Тоже болезненно, очень неприятно и также связано с нарушением баланса. Попытка бежать, не научившись ходить. И вы можете пройти через это или подумать: “Нет, я больше не хочу этого”. Я сама сначала прошла через агонию тетании ног. Иногда я чувствую, как она подступает, и думаю: “Замедли выдох. Я не должна проходить через это!” Я не считаю, что сейчас все хорошие изменения обязательно проходят через страдания. Некоторые люди действительно чувствуют, что нечто происходит.
— Идея Вашей работы состоит в том, чтобы в конце концов дать клиентам инструмент, который они могли бы унести с собой?
— Да, совершенно верно. Поэтому все больше и больше к концу сессий я стимулирую их, спрашиваю: “Делаете ли вы периодически 20 связанных вдохов? Используете ли вы это, когда возникают стрессы? Обращаете ли вы внимание на свое дыхание?” И затем: “Ложитесь ли вы и дышите ли?” И: “Можете ли вы сделать все сами?”
— Какие драматические моменты могут произойти при ребефинге, которые были бы полезными для клиента? Понятие травмы рождения очень интересует меня. Это важно?
— Да, травма рождения важна. Мы невербальны, но, тем не менее, в тот момент уже имеем некоторые идеи. И таким образом, если мы обладаем какой-то идеей с рождения, мы можем думать: “Итак, это было трудное рождение, и акушеры причинили ребенку вред, когда я выходил”. Жизненная модель “мне снова причинен вред”, возможно, идет с рождения? Если придерживаться подобной позиции и считать, что все собираются причинять тебе только вред, то — удивительно! — именно это и получаешь, потому что сам настраиваешь себя на такую волну. Так что ты несешь ответственность за то, чтобы мыслить по-другому и сделать это с помощью дыхания.
— Как это связано с процессом ребефинга? Переживаете ли Вы это вновь?
— Да, но по-другому. Когда это было со мной, — и я сейчас говорю о себе, а не о ком-то еще — я как будто осознавала ужасный гнев. Я осознавала, что моя мать не была полностью готова, чтобы родить меня, у нее было много травм. Мой отец погиб во время войны, и мне казалось, что нечто во мне говорит: “Люди не готовы встретить меня. Возможно, было бы лучше все забыть. Я вполне довольна тем, что могу просто остаться здесь и забыть историю с рождением”. Я была очень сердита на акушеров, которые вытаскивали меня щипцами. В ярости.
— Итак, это возникает, потому что человек говорит с Вами, или это нечто, что интуитивно возникает через дыхание?
— Интуитивно возникает через дыхание. Просто через мои чувства. Иногда они могут быть картинками или чем-то подобным, но большая часть — просто ощущение, связанное с чувствами, когда те возникают.
— Для чего приходят клиенты? Диапазон. Чем особенно хорош ребефинг, на Ваш взгляд?
— Диапазон довольно велик. Конечно, многие приходят для саморазвития. И особенно, я думаю, в нынешнее время, очень сложное для нашего эмоционального “Я”. Я чувствовала себя просто покоренной ребефингом, обнаружив, что это нечто, с чем я могу лежать на матрасе под одеялом. Для меня это работало, в то время как другие виды терапии как бы заставляли думать: “О, не знаю, хочу ли я так поступать”. Таким образом я возвращаюсь в свое детское состояние. В мое уязвимое детское состояние. И хочу быть сама с собой как с очень уязвимым, очень интуитивным, очень осознающим созданием и замечать вещи, которые я иначе не замечаю. Люди, которые проходят ребефинг — если я ставлю какую-то музыку, очень тихо, — настраиваются на все эти ощущения более тонко. Вот большой побочный эффект. У меня есть некоторые клиенты, которые связаны с искусством. Музыканты, танцоры... Ребефинг может быть очень творческим.
— Кроме людей, приходящих для саморазвития, с какими еще проблемам обращаются люди?
— О, это довольно широкий диапазон.
— Есть ли клиенты, которые приходят, потому что хотят быть в некотором смысле исцелены?
— Не знаю, хотят ли они быть исцелены, потому что я вполне ясно излагаю, откуда исходит исцеление и чья это ответственность. Я не могу исправить человека. Я поддерживаю людей, когда они смотрят на то, что в них происходит, и, возможно, при некоторой поддержке они могут взглянуть на свою боль и захотят взять все, что я предлагаю, на вооружение и изменить что-то. Зависит только от них. Так что я очень не хочу выступать в роли целительницы и стараюсь быстро развеять это впечатление. Потому что (и это мне нравится в ребефинге) он связан с ответственностью. И если я настраиваюсь на то, что собираюсь все делать сама, такое решение не стимулирует чувство ответственности у другого человека.
— Ранее вы говорили, что люди очень во многом живут головой...
— Ну, я не хочу сказать: “Слишком много живут головой”. Я не хотела бы уделять этому много внимания. Позавчера у меня была одна пациентка. Наверное, она чувствовала стесненность и просто жила с таким ощущением, дышала этим стесненным местом. И затем огромное — она не знала, что это было, — просто огромное горе, слезы и вздохи, нужно было все высвободить и переместить в безопасное место. Вам не следует знать, что это. Существует хорошее высказывание, я, вероятно, получила его от одного из моих учителей: “Если вы выбрасываете мусор, необязательно читать этикетки на пакетах”. Вот чем отличается ребефинг. Все это не надо анализировать. Итак, вы чувствуете горе внутри. Если вы несете его в себе, надо выразить его. Если это гнев — можно поорать.
— Когда Вы с клиентом, происходит только вербальное взаимодействие, или же Вы дотрагиваетесь до него? Насколько Вы тактильны?
— Это во многом зависит от того, что клиент чувствует по данному поводу. Некоторым клиентам прикосновение нравится, а некоторые будут очень нервничать. Надо определить. И, конечно, иногда хорошо погладить человека по голове, иногда даже лечь рядом (очень в стиле ребефинга). Настоящая близость. Если человек поворачивается на бок, я обычно поддерживаю ему спину, потому что во время процесса рождения многое сжимается и поддержка спины человека может оказаться весьма эффективным средством.
Многое зависит от интуиции, доверия и честности между мной и клиентом. Клиенты могут сказать: “Нет, оставьте меня одного” или нечто подобное.
— Что Вы считаете оптимальным здоровьем? Или Вы просто хотите, чтобы клиенты были довольны собой?
— Гораздо больше, чем то, что вы сказали. Мое собственное ощущение таково: когда мы переживаем свое заболевание, это связано с тем, что происходит нечто, иногда являющееся частью целого процесса, направленного на благополучие и соответствие, но... Иногда единственный наш путь таков: тело — великий учитель (именно поэтому я люблю работать с ребефингом и соединением с дыханием и телом), и когда оно учит, оно не лжет нам. Вы можете скрыть многое, но тело просто говорит: “Подождите минуту, вы можете быть большим человеком, встанете на рассвете и будете продолжать до полуночи и т.д. Но на самом-то деле я знаю другое. Я собираюсь показать вам вашу уязвимость”, и — о-оп! Вы уже лежите. Пластом. Вероятно, так лучше, чем если бы этого не произошло. Подобные сигналы нужно слушать.
— Встречались ли у Вас клиенты, которые не получили пользы от процесса?
— Да. У меня были случаи, которыми я осталась не особенно довольна. И тогда мне нужно взглянуть и подумать: “Что я сделала не так?”. Я однажды проверила, и вот почему я теперь отбираю людей довольно осторожно, в зависимости от того, что они знают о своих защитных механизмах. Один раз я сделала проверку людей, которые со мной работали — тех, кто изначально хотел работать десять сессий, но в итоге проработал меньше. Просто удивительно: очень высокий процент людей — 80 или 90 — пришли к одному-единственному слову — “марихуана”. Я брала людей, которые пользовались легкими наркотиками, и они хотели этого, многие из них были очень открыты для всего процесса, и все же в сейчас, в реальности своих жизней, они не выдержали.
Вот одна группа неудач, если хотите. Затем приходили люди, с которыми, по той или иной причине, я чувствовала: мы могли установить раппорт, но взаимопонимание рушилось. И иногда это, возможно, было связано с чем-то, что происходило со мной, что я не прояснила. Одна женщина прошла долгий путь, и один раз она не могла прийти. Она предупредила меня примерно за час или около того. И я не уяснила своих чувств по данному поводу. Я была довольно сильно рассержена. Не помню точно, но я сказала что-то, на что она возразила и не смогла больше испытывать ко мне доверия. Это разрушило раппорт. Так что теперь я очень осторожна. Я говорю: “Мне нужно предупреждение за 24 часа”.
У кого-то еще, мне кажется, была какая-то проблема с доверием. Что-то вроде: “Почему вы сидите в этом кресле?”, “Ну, вы можете, если хотите, сесть в это кресло”... (Смеется.)
Есть один человек, в которого я вложила много сил, между прочим. Но я опять чувствую, что могу сделать ошибку и взять на себя слишком много ответственности. Человек хотел работать со мной, а затем его жена поинтересовалась, сколько это стоит, и поскольку я говорю, что работаю не только за деньги, я предоставила ему уменьшенную оплату. Думаю, я взяла на себя слишком большую ответственность. У него возникло чувство, что он не вынес ничего из этого процесса. И я думаю: “Да, очень интересно. Я вроде бы и цену снизила, и все прочее. Может быть, я просто взяла на себя его проблемы, и именно поэтому это не сработало”. Так что я храню это где-то в себе и думаю: “В следующий раз нужно все выяснить”. Потому что это и для меня процесс развития.
— Ведете ли Вы еженедельные записи по Вашим клиентам?
— Да. Вероятно, не совсем обычно. Вот мой блокнот, и в нем копирка. Я даю своим клиентам оригинал, а копию оставляю себе. И это напоминает мне работу, которую мы сделали, чего добились, что проявилось, и если меня интересует, как идет процесс, я могу просмотреть свои записи и подумать: “Теперь интересно, что я могу сделать, чтобы поддержать их еще больше?” Я веду записи по дыханию. Очень осторожные записи — как оно происходит. Записи о том, как клиенты справляются с закреплением и работой, связанной с мыслями и вопросами, с которыми они пришли.
— Объясните часть, связанную с закреплением. Это, кажется, центральная часть ребефинга, не так ли?
— Так. Существуют различные способы работы с закреплениями. Есть книга по ребефингу — “Ребефинг — наука получения удовольствия от жизни”, написанная Джимом Леонардом и Филом Лаутом. И способ, которым я работаю, во многом соответствует их способу, потому что вы можете говорить: “Я счастлива, и все меня любят, и я процветаю”. Вы можете говорить это до посинения, и если вы не работаете со своей негативной частью, говорящей: “Все ли любят тебя, а что ты скажешь о том-то и том-то?”, тогда, я думаю, вряд ли что-нибудь изменится. Это просто полное отрицание того, что есть сейчас. Работа с закреплениями, которую я предлагаю клиентам, связана с тем, что называется колонкой ответов. И я предлагаю им работать с ней не только от первого, но и от второго и третьего лица, потому что: “Хорошо, у меня есть мысли о себе, мысли, которые я получила от других достаточно влиятельных людей, от многих из прошлого — родителей, учителей, религиозных лидеров. Кроме того, интересно, как я воспринимаю то обстоятельство, что для людей я третье лицо?”
Работа с закреплениями проводится блоками по десять. Сначала три, потом еще три, еще три и потом обратно — к первому. И десятый ответ: “Вот то, что теперь стало для меня очевидным, Марго. Совершенно чистым и гармоничным”. Я не могу закрепить то, что затрагивает кого-то еще, я могу закреплять что-то только для себя и своего собственного изменения, и эта ключевая фраза говорит о гармонии. Я думаю, это очень важно в духовном смысле.
И еще вот о чем: “Мне стало легче жить, Марго”. Хорошо. Возможно, я попытаюсь оспорить это тем или иным способом. И я пишу: “Жизнь легка, Марго. Сколько свободных вечеров было у меня на этой неделе?” Так что, может быть, это я и запишу, таков мой ответ. И так далее: “Да, жизнь для меня легка, Марго. Потихоньку дом ремонтирую”. Я становлюсь более конкретной, что сконцентрирует мою энергию, и тогда я уйду от моих негативных реакций. Так празднуйте. Если вы уверены, что у вас появилась негативная мысль — празднуйте. Поскольку это первый шаг. Когда вы принимаете негативную мысль, то делаете первый шаг к повороту, углублению, к возможности взглянуть на следующие негативные мысли и развернуть их. Целый процесс — как чистка лука.
— Так когда же происходит работа с закреплениями?
— Существуют некоторые вещи, которые люди могут представлять вам как свои способы самоощущения. Если вы улавливаете то, что идет от клиента, — отлично, уже что-то есть. Иногда можно это стимулировать. Иногда процесс идет через тело. Думаю, работа Луизы Хей оказала на меня сильное влияние, поскольку я телесный терапевт и считаю ребефинг телесной терапией. Например, тот факт, что у человека что-то может подступать к горлу. Итак: “Хорошо, о чем говорит горло? Горло — наш канал экспрессии”. Так что, возможно, этот человек в некотором смысле не открыт для самовыражения. Вот здесь можно вставлять закрепления — если я уверена, то скажу клиенту что-нибудь о его дыхании. Возможно, это ему поможет, а если нет, он может попросить: “Вы так думаете? Не могли бы вы заткнуться, пока я это делаю? (Смеется.)
— Можете ли Вы еще раз объяснить — кажется, я не очень понял — роль закреплений в ребефинге. Это что, как бы подталкивание человека к позитивному мышлению?
— Это принятие ответственности за свои мысли, чувства и действия. Так что закрепления необходимы, когда вы собираетесь брать на себя ответственность за свои мысли. Если у вас появляется негативная мысль типа: “Ах, это все полная ерунда”, тогда энергия следует за мыслью. Если ваша мысль такова: “Мир опасен, и все хотят причинить мне зло”, именно это вы и проецируете. Если вы обнаруживаете, что люди на самом-то деле не хотят дружить или сближаться с вами, возьмите на себя ответственность за то, что говорите: “Я не доверяю тебе, отойди”. Хотите ли вы продолжать в том же духе или вам хочется изменить обстоятельства и посмотреть на это со стороны? Возможно, вы можете взять на себя ответственность и сказать: “Я доверяю и себе, и другим”. И это, вполне вероятно, окажется закреплением, с которым вы станете работать.
— И как это связано с дыханием?
— По мере работы с закреплениями вы интегрируете их с дыханием. Вдыхаете, когда записываете закрепления. И если вам во время дыхания придет какая-либо мысль, можете вдохнуть мысль, проговорить ее в голове и посмотреть, что произойдет. То есть интегрировать.
— Каковы, по Вашему мнению, необходимые навыки для ребефера?
— Я думаю, очень важно практиковать то, что исповедуешь. Постоянно проводить этот процесс с собой, поскольку я хорошо работаю, только когда честна сама с собой и использую данный прием для своего собственного развития. Необходимо быть в ладу с широким диапазоном эмоций и чувствовать себя в безопасности, когда люди выражают эмоцию, и радоваться этому как способу бытия. И очень интересоваться дыханием и людьми. Странный объект для интереса. Некоторые говорят: “Дыхание, такая скукотища!” (Смеется.)
— Видите ли Вы ребефинг частью трансперсональной ветви психотерапевтической работы? Некоторые рассматривают людей просто как сумму сознания и тела...
— Сумма сознания и тела... Вы меня потрясаете! Для меня, конечно, существует еще кое-что, кроме сознания и тела. Для меня это работа по направлению к трансперсональному через личностное и межличностное. Ребефинг может быть очень личностным опытом. Существует также межличностное — установление доверия и раппорта, и если вы можете быть счастливым и удовлетворенным сейчас, в существующих обстоятельствах, если вы можете сделать это в присутствии другого человека, не говоря уже о групповой сессии с несколькими людьми, я думаю, это замечательный шаг вперед. А затем вы станете таким для людей, с которыми пересекаетесь. Так я вижу трансперсональную работу — движение вовне по спирали постоянного развития.
— Ранее вы заметили, что некоторые восклицают: “Как можно интересоваться дыханием, это так скучно!” Имея это в виду и понимая, что читателя здесь с нами нет, не могли бы Вы объяснить, как дыхание оказывает глубокое воздействие? Это ведь трудно описать?
— Не знаю, поскольку я никогда прежде не отвечала конкретно на такой вопрос. Я думаю, это один из тех моментов, которые трудно облечь в словесную форму. И если кто-либо сделает хотя бы 20 сознательно связанных вдохов, даже это даст потрясающий эффект.
— Я думаю, ключ в том, что Вы помогаете им дышать теми способами, которые они уже забыли...
— Совершенно верно.
— Можете ли Вы рассказать мне об этических вопросах, стоящих перед ребеферами?
— Самое важное — вся система отношений. Если человек работает с эмоциями и клиенты чувствуют себя в безопасности рядом с вами, если в вас происходит что-то с эмоциями, лучше об этом сказать. Иногда очень неудобно быть ребефером, потому что приходится быть прямой. Я работала с некоторыми мужчинами, которым должна была сказать, что нахожу их очень привлекательными, и все было в порядке, потому что мы могли при этом работать. Один человек нашел меня привлекательной, и пришло время очень четко прояснить: мы не можем больше поддерживать терапевтических отношений. Мы хотели чего-то другого. И я очень быстро передала его другому психотерапевту.
Это этический вопрос, и я думаю, он очень важен, и именно поэтому я рада, что Британское общество ребеферов разработало кодекс.
Другой важный вопрос состоит в том, что ребеферы работают ради чего-то еще, кроме денежного вознаграждения. Многие приходящие, наверное, думают: “Просто посидеть рядом с человеком, пока он дышит... Деньги ни за что? Что ж, я бы попробовал”. Замечательно наблюдать, как быстро избавляются от подобных мыслей. Поскольку ребефинг проникает в уязвимое, интуитивное пространство, в которое вы погружаетесь, люди улавливают это. Поэтому очень важно знать, что я абсолютно правдива. Тогда я чувствую, что стою этих денег.
Однажды возникла большая проблема, когда у меня было десять сессий с мужчиной-ребефером — мои первые десять сессий. Я прошла десять сессий с мужчиной, и он брал в два раза больше, чем я. Но на первой же сессии выяснилось, что по качеству он отнюдь не был в два раза лучше. Он много внимания уделял деньгам, а я чаще пускаю денежный вопрос на самотек.
— Когда Вы утверждаете, что работаете для чего-то еще, кроме денег, что такое это “что-то еще”?
— Огромное удовлетворение от работы. Здорово узнавать о тех изменениях, которые происходят с человеком в жизни, и понимать, что поучаствовала в этом. Просто прекрасно. Самая лучшая награда для меня.
— Как Вы осуществляете самоконтроль?
— Веду точные записи, так что могу вернуться назад и взглянуть на то, что происходит. Я и тренер, и практик, у меня учатся люди, и это значит, что мы можем проводить время вместе. Я использую подобную возможность, и у меня есть коллеги, с которыми я могу поговорить и обсудить, что происходит. Я прохожу свои собственные сессии. Раз в месяц — сессия с горячей ванной. Для меня это такая же супервизия, как и все остальное.
— Можете ли Вы описать данный процесс для людей, которые не знают, что это такое?
— Что такое сессия с горячей ванной? Хорошо. Это воссоздание, насколько возможно реально, ваших собственных родов, когда вы находитесь в воде при температуре материнской утробы, которая очень высока — около 104о по Фаренгейту*. Я, в принципе, обычно жульничаю, в моей ванне около 100**, по-моему, это эффективнее. И можно — если хотите, это необязательно — полностью погрузиться туда и дышать через трубку. И вот ты лежишь, прикрепленный трубкой к источнику кислорода, в воде температуры матки. И происходят удивительные вещи. Вы можете сказать, что они связаны с сенсорной депривацией. Я уверена, что это отчасти так. Раньше вы делились с людьми, а здесь к вам снисходит огромный поток любви, поддержки и сострадания. Вы знаете: к вам идет тепло, сострадание и все остальное. И если хотите, то можете открыть свою уязвимость, оставаясь в сейчас, в том, что происходит. Обращайте внимание на свое тело, на чувства, не погружаясь в катарсис. Но если что-то возникает и вы чувствуете, что хорошо было бы освободить это, то освободите.
— Вы проводите такие сессии раз в месяц?
— Да, раз в месяц.
— Сколько времени Вы проводите так в воде? По-разному?
— Да, по-разному. Человек, который умеет хорошо поддерживать, спросит: “Вы уверены, что завершили?” А окончание происходит тогда, когда вы чувствуете, что могли бы продолжать вечно.
— Задумываетесь ли Вы о других психотерапевтах? Есть ли что-нибудь, что Вам особенно не нравится?
— Конечно, очень интересно, что некоторые люди живут с тем, что вам совершенно непонятно. Очевидно, что-то они от этого получают. Но у меня был один клиент, который говорил мне, что десять лет работал с психотерапевтом. И он сказал: “Есть люди, которые так изранены, что им просто нужно держаться всю свою оставшуюся жизнь, спасибо большое”.
Как это соотносится с независимостью, не знаю. Я не думаю, что это особенно действует, но может быть и так, может быть, таков просто другой способ работы. Мне он не нравится.
— Можете ли Вы на минуту вернуться к сессиям в горячей ванне. Это что, только для опытных ребеферов? Вы не стали бы делать это со своими клиентами?
— Нет, почему же. Это для людей, которые прошли около десяти сухих сеансов ребефинга. Они имеют опыт работы над проблемами, с которыми пришли, — через дыхание. И тогда они делают шаг вперед. А для меня это просто поддержание своей собственной чистоты, чтобы работать с другими. Поскольку во мне самой происходят разные вещи, я должна иметь дело с разным хламом, и горячая ванна для меня — прекрасная атмосфера поддержки. Сухие сессии ребефинга... Сейчас есть три человека, продолжающие вести групповые сессии, так что если кто-то из нас перегружен плохим, мы проводим ребефинг. Двое работают, а третий делает ребефинг. Мы очень часто используем такую возможность.
Психотерапия для женщин
Салли Берри
Салли Берри в настоящий момент является клиническим директором Центра женской терапии в Лондоне. Она также психотерапевт, практикующий частным образом.
——————————
— Не могли бы Вы рассказать мне немного Вашу предысторию?
— Личную или предысторию терапии?
— Принципиально: как Вы попали в терапию?
— На самом-то деле я пришла в нее через преподавание. Я преподавала то, что в Штатах называлось специальным образованием, и в Великобританию приехала для проведения подобного обучения. Я работала преподавателем в школе для детей со специфическими проблемами на американской военной базе и заинтересовалась работой с семьями детей, поскольку увидела, что проблемы, вносимые в мой кабинет, рождались в семейной обстановке. Это помогало лучше понять детское поведение, опыт детей и даже то, как они обучались. Таким образом, я заинтересовалась клинической работой, что связало меня с организацией, которая начиналась здесь, — с Ассоциацией “Арборс”. Я приняла решение прекратить преподавание и решила избрать иной путь мышления в работе с людьми, поскольку обнаружила: больше всего в преподавании меня привлекали отношения. Так что я некоторое время прожила вне базы, а затем была привлечена к работе кризисного центра, организованного Ассоциацией “Арборс” в начале 70-х, прожила там несколько лет и проводила обучение в Ассоциации “Арборс”. Я, вообще-то говоря, все еще сотрудничаю с ними.
Я пришла в терапию через кризисный центр Ассоциации “Арборс”. Начало 70-х было особым временем, когда в психотерапии сложились очень сильные убеждения в правильности работы на уровне общины, когда родилось желание помогать людям. Жизненная ситуация являлась способом, через который виделась возможность изменений. Если вы чувствовали, что вам нужно войти в данный процесс, необходимо было жить внутри общины. И я думаю, подобный опыт, вероятно, в очень большой степени до сих пор формирует мои убеждения относительно психотерапии. Если вы на самом-то деле имеете очень четкое ощущение того, что происходит в ситуации дистресса как с индивидом, который его испытывает, так и с его семьей, и создает контекст, это обусловливает совершенно иной подход к психотерапии. Я полагаю, такой тип структуры все еще влияет на мое понимание внутреннего мира человека, на его переживания и опыт.
— Как бы Вы описали традицию, в которой работаете?
— Полагаю, моя работа имеет очень сильную психоаналитическую основу. Я думаю, ее истоки именно в ней. Конечно, в Центре женской терапии мы предлагаем психоаналитическую психотерапию. Но мы понимаем, что делаем это довольно специфически. Каждый терапевт всегда выбирает, как работать в рамках контекста Центра, направляя работу так, чтобы обеспечивать максимальную доступность психотерапии для женщин, которым мы отдаем приоритет.
Поэтому важно, чтобы психотерапевт был физически доступен с того момента, как произошел контакт. Важен и язык разговора. Мы стараемся, чтобы вся ситуация была такой, чтобы к нам обращались вновь. Если психотерапевт на самом деле хочет оказаться в ситуации, напоминающей общину, нужно понять, что он собой представляет и насколько доступным считают его люди: довольно много женщин звонят нам и не могут дозвониться.
— Так что это не обычные фрейдистские “50 минут”?
— Нет, нет, совсем нет. Я думаю, в некотором смысле при создании Центра женской терапии (его создали Сюзи и Люси) возникал вопрос: нужно ли подобное учреждение? Действительно, была ли необходимость в организации такого Центра женской терапии и будет ли он работать? Центр учредили в апреле 1976-го, а я присоединилась осенью того же года. Самое удивительное, что на этот первоначальный вопрос ответ появился сам собой. С самого начала звонили очень многие женщины, просили о помощи, приходили. Конечно, мы никогда не смогли бы работать со всеми ними. И теперь процент звонящих нам женщин, не имеющих финансовых ресурсов, значительно выше наших возможностей.
Много внимания у нас уделялось обеспечению доступности психотерапии независимо от финансовой ситуации. Наша ситуация очень отличается от ситуации в частной практике. Индивидуальная низкая оплата в частном секторе может составлять от 10 до 15 фунтов на данный момент, но если вы говорите о человеке, живущем на пособие, который должен платить за транспорт или детские учреждения, такая оплата совершенно невозможна. Мы всегда старались ввести низкую оплату на доступном уровне. Она может начинаться с минимального взноса (или вообще без взноса). Ничего не требуется, кроме энергии и приверженности терапевтическим отношениям. Хотя я думаю, если женщина может сделать какой-то взнос, это помогает нам продолжать предлагать наши услуги в наиболее широком диапазоне, какой только возможен.
— В прошлом существовало понятие, что психоанализ был только, как говорится, для людей, которые умеют формулировать то, что чувствуют...
— Все зависит от того, что вы думаете о психотерапии. И о том, что на самом деле предлагают такие отношения. Я чувствую, психотерапия, конечно, может быть более доступна для человека, который обладает вербальными навыками, а также умеет до некоторой степени говорить об эмоциях. Но этому можно научить. Терапия может быть доступна, если вы убеждены, что человек заинтересован и готов бороться со своими проблемами и если вы также готовы к тому, чтобы помочь ему научиться языку (я думаю, это действительно особый язык). Конечно, некоторые аспекты языка довольно полезно встраивать в отношения как часть репертуара. Я думаю, женщина должна быть подготовлена к разговору о ее чувствах. Кроме того, вы немедленно должны принять во внимание, что в других ситуациях, более знакомых для них, им довольно сложно делиться интимной информацией, по сути дела, с чужим человеком. Когда формируется чувство доверия и веры, когда устанавливаются и взращиваются реальные терапевтические отношения, процесс становится возможным.
