О чем мы просим Бога?

- Владыка, мы чаще всего обращаемся к Богу, если с нами что-то слу­чается, если мы нуждаемся в Его помощи, и мы просим ее. Когда у матери болеет ребенок, когда мы переживаем за близких, не имея возможности им помочь, то, наверное, это идеальный вариант обращения к Господу. Понятно, что такой молитвенный порыв искренен, в нем сосредоточена вся наша любовь, он, если так можно выразиться, достоин Бога. Наверное, это из тех молитв, которые, как говорил Иоанн Лествичник, бьют в небо как стрела. Часто ощущение трагизма ситуации, понимание того, что никто, кроме Бога, нам не поможет, заставляют и учат нас молитве. Но вот правильно ли просить Господа о вещах более мелких, второстепенных — о том, чтобы получить работу, или новую квартиру, или чтобы прекратились конфликты в семье? И вообще, о чем можно просить Бога?

- Если мы возьмем молитвослов, то увидим, что вся наша жизнь, во всей ее многогранности освящена: у нас есть молитвы на всякие нужды — и Ангелу Хранителю, и молитвы о сохранении от диавола, молитвы от семейных неурядиц, и те, которые касаются воспитания детей. Есть молитвы «Об умножении любви» и «Молитва о близких, когда они далеко и мы не знаем, как помочь», а есть молитвы «Во время бездождия» и даже мо­литва «От нашествия саранчи». Вчитайтесь просто в оглавление молитвослова, и вы уви­дите жизнь человеческую во всей ее полноте. Поэтому, мне кажется, правильнее было бы сформулировать вопрос иначе: «Как нам просить Бога и как нам Его благодарить (мы часто забываем это делать)?» А если посмотреть на проблему глубже, то: «Какими мы должны предстоять перед Господом?»

У нас есть Евангельская притча, рассказанная Христом, которая учит, как надо обращаться к Богу. Это притча о мытаре и фа­рисее, пришедших помолиться в храм. Фарисей уверен в себе, он обращается кБогу так: «Боже! благодарю Тебя, что я не таков, как прочие люди, грабители, обидчики, прелюбодеи, или как этот мытарь: пощусь два раза в неделю, даю десятую часть из всего, что приобретаю» (Лк. 18.11—12). За этими словами своя философия. Фарисей чувствует себя праведным, и он предъявляет Богу свою пра­ведность — как в зачет. А мытарь, «стоя вда­ли, не смел даже поднять глаз на небо», и го­ворил только: «Боже! будь милостив ко мне грешнику!» (Лк. 18. 13). Посмотрите, это очень короткая молитва (она так и называет­ся «Молитва мытаря»), но в ней заключено самое главное, о чем может просить человек.

И само состояние мытаря — это образец того, каким надо предстоять перед Богом, какими мы должны приходить к Нему.

Часто приходится слышать, что молитвы трудно запомнить. Но ведь самая простая молитва «Господи, помилуй» живет в сердцах даже невоцерковленных людей. И в ми­нуты смертельной опасности люди, выросшие в атеистическом государстве, в стране, где Церковь, и все, что связано с именем Бога, уничтожалось, каким-то чудом вспоми­нали эти слова. И это молитва защищала их.

Со времени Курской битвы прошло уже более шестидесяти лет, но как о самом сильном духовном впечатлении ее участники рассказывают о том, что в минуты смертельной опасности откуда-то из глубин памяти всплывали слова: «Отче наш...» И я считаю, что хотя бы эту молитву надо знать наизусть, с тем чтобы суметь прочитать ее в трудную минуту.

- А если молиться своими словами?

- Часто люди считают, что молитвословы не нужны, и можно помолиться своими словами! Действительно, бывает, что молитва идет из глубины души, и тогда она услышана Богом. Но все-таки чаще всего мы нуждаемся в словах уже существующих молитв, они — наш путеводитель, ведь тут очень важно не сбиться с пути, а то мы часто и сами не знаем, чего хотим.

Молитв на свете много, но, как правило, они строятся по определенному образцу, например, ветхозаветные — по образцу псалмов, написанных царем Давидом. Они имеют определенный и неслучайный внутренний строй и ритм, и, пройдя через тысячелетия, они, по словам святых отцов, по-прежнему врачуют наши души. В Новом Завете молит­вы строятся по образцу, который дал Сам Христос, то есть по молитве «Отче наш...» Молитва — это ведь не просто текст с неким ритмом, системой образов. Она соединяет два мира - наш, земной, и горний. Образно говоря, молитва — это ключ, открывающий нам иное пространство, а вот если ты собираешься что-то сказать своими словами, то это еще не значит, что ты действительно обратишься к Богу, а не попадешь в некое безличное «ничто». И очень важно, какими словами мы обращаемся к Господу, и церковнославянский язык в этом смысле уникален. Хотя бы потому, что это фонд слов, смысл и значение которых в духовном мире выверен веками и поколениями. И эти слова неизменны, так же как неизменна суть духовных явлений, которые они обозначают За каждым из этих слов стоит духовная реальность, и эта реальность не застывшая, не мертвая, просто она из вечности. А теперь посмотрите на русский язык — ведь он постоянно меняется, и одно и то же слово в течение исторически небольшого отрезка вре­мени приобретает новые смысловые оттенки, первоначальное искажается — он условен. Но мы-то обращаемся в вечное.

А потом надо помнить, что слова, которыми мы молимся, должны быть достойны Того, к Кому мы обращаемся. Тут нет места никаким вульгаризмам. Но и наши чувства при обращении к Богу должны быть выверены. У нас есть удивительный образец молитвы, отражающей суть того, как должны простраиваться наши отношения с Богом. Это молитва последних Оптинских старцев. Она написана на русском языке, но как точно найдены слова, как она выверена по своей духовной сути: «Господи, дай мне с душев­ным спокойствием встретить все, что принесет мне наступающий день. Дай мне всецело предаться воле Твоей святой», — начинается она. Понятно, что в словах этой молитвы сконцентрирован колоссальный духовный опыт. «Да будет воля Твоя», — молимся мы, читая Господню молитву, и посмотрите, как молитва «Отче наш» перекликается, близка молитве последних Оптинских старцев. И именно наша готовность услышать эту волю - главное в молитве. А вот для того чтобы мы смогли эту волю услышать, нужна как минимум тишина. «Ты же, когда мо­лишься, - говорит Иисус, - войди в комнату твою и, затворив дверь твою, помолись Отцу твоему, Который втайне; и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно. А молясь, не говорите лишнего, как язычники, ибо они думают, что в многословии своем будут услышаны; не уподобляйтесь им, ибо знает Отец ваш, в чем вы имеете нужду прежде вашего прошения у Него» (Мф. 6. 6—8). Вчитайтесь внимательней в последнюю фразу — в ней ключ к пониманию того, зачем мы молимся.

- Действительно, зачем, если Господь и так знает?

- Мы уже говорили о том, что в богосло­вии есть такое представление, когда челове­ка сравнивают с неким сосудом, в который входит либо темень, делающая его грехов­ным, либо свет. И главное, мы молимся для того, чтобы Господь ниспослал нам свою благодать, для того, чтобы мы заполнили храм своей души чистотой и святостью. Это и есть ответ Бога на наш молитвенный при­зыв. Но для того, чтобы эту благодать полу­чить, нужен тот внутренний настрой, который бы дал Божьей воле действовать в нас. А если мы себя выстроили внутренне, духов­но неправильно, то молитва может даже принести вред: в руководствах по молитвенной практике описываются такие случаи.

- Владыка, и, наверное, для того, чтобы иметь перед собой образец, люди в случае какой-то конкретной нужды обращаются к конкретному святому. Например, все знают, что о путешествующих молятся святителю Нико­лаю, архиепископу Мирликийскому, чудотворцу, а для достижения любви и согласия в семье святым мученикам Гурию, Самону и Авиву.

- Да, мы обращаемся к ним за защитой и покровительством. Обращение к тому или иному святому не случайно — со своей просьбой мы обращаемся к тем, кто имел духовный опыт разрешения таких проблем. Мы молимся, чтобы святые стали нашими ходатаями и предстояли перед Господом о нас.

И все равно надо понимать, что наши человеческие желания — не главное, поэтому иногда нам полезно вспомнить пушкинскую старуху из «Сказки о рыбаке и рыбке» и соизмерить наши амбиции с нашей ответственностью перед Богом.

- Значит, все-таки есть вещи, о которых нельзя просить Бога?

- Во-первых, нельзя желать никому зла, и вообще, в широком смысле слова, нельзя желать никому того, чего бы ты не пожелал себе. Иначе все равно это к тебе же вернется. Нельзя молиться по принципу «ты мне — я тебе», и нельзя молиться так, на всякий случай. Вот, мол, я уже все попробовал, может быть, молитва подойдет. Конечно, особенно отчетливо наша молитва проявляется в минуты опасности, когда вопрос касается жизни и смерти или когда переживаешь за близких, но, находясь от них за тысячи километров, не можешь ничего сделать. Но на самом деле можно своей молитвой поддержать их, и в такие моменты Господь дает тебе эту го­рячую молитву. Иначе такую молитву называют усердной.

А если говорить о молитвенном опыте, то надо понимать, насколько важен молитвен­ный навык: «навыкнуть надо». У человека должны быть определенные обязательства по отношению к Богу: день должен начи­наться и кончаться молитвой. Иногда надо принуждать себя молиться, ведь не случайно говорят, что лень и гордыня — это матери всех пороков. Но, вставая на молитву, надо осознать, что это духовная брань и здесь верующего могут подстерегать различные искушения. Тут нет автоматизма, все мы несем отпечаток нашего мира, и это может мешать и сосредоточенности и обращенности к Богу. Но сказано, что «Царствие Небесное уси­лием восхищается».

- «Молитесь непрестанно» — у апостола Павла есть такие слова. Но что значит непрестанно?

- Это же не значит, что мы забываем работу, обязанности по отношению к близким. Нет, конечно. Но молитва может стать способом жизни. У подвижников благочестия, например, сердце выстукивало ритм «Иисусовой молитвы». Но предстоять перед Господом трудно — это духовная брань, и в помощь нам, для того, чтобы мы преодолевали искушения, чтобы мы могли сосредоточиться, вдумываться в слова, в структуре молитвы есть повторы. Внутренний ритм, повторы помогают нам проникнуться той духовной реальностью, ко­торая стоит за словами молитвы.

- Владыка, мне кажется, что часто наша самодостаточность и самонадеянность — чувства, помогающие нам в обыденной жизни, мешают молитве.

- Вот эти чувства надо как раз оставить по другую сторону двери, за дверью, о которой говорил Христос. К Нему надо приходить с ощущением того, что ты предстоишь перед лицом твоего Отца. Вспомните, как начина­ется Господня молитва «Отче наш...». И вот это ощущение духовного сыновства, оно и неимоверно открывает тебя, и придает необычайные силы.

Строго говоря, есть три пути в отношении к Богу: путь раба, делающего что-то из страха, путь наемника, которым движет ожидание награды за свои усилия, и путь любящего сына. Это путь бесконечной любви, доверия и бесконечного желания быть пред лицом Бога. Человек, обладающий свободной волей, может оказаться в любой из этих ситуаций, более того, в процессе жизни и духовного развития мы можем проходить все эти ступени. Фактически речь идет о мотивации отношения человека к Богу, но вдумайтесь, насколько отношения сына к отцу полнее, глубже и тоньше, чем все остальные ситуации. В них есть место любви, доверию, готовности услышать волю Отца и исполнить ее, какой бы она ни была. И сколько смысла, какая глубина в коленопреклоненности, поклоне — том жесте, который символизирует эти отношения. Преклонив голову, молился мытарь, сказано, что, «преклонив колени», обращался Иисус к Богу Отцу в Гефсимании. В этой позе вся полнота смирения.

- Поэтому многие наши молитвы сопро­вождаются поклонами?

- Новедь в молитве участвует и наше тело, а наши поклоны — это тоже исполнение нашей молитвы, но уже телом. А когда нам не хватает решимости молиться, или нас одолевает лень или рассеянность, или мы чувствуем, что наша плоть сопротивляется, то лучшим средством в таких случаях будут поклоны. Для того чтобы смирить плоть и дать Духу действовать в нас.

- Владыка, а почему так бывает, что когда молишься, выполняя ежедневное молитвенное правило, то все вроде нормально. Но вот если тебя попросили помолиться за кого-то, кто оказался в трудной ситуации и нуждается в молитвенной помощи, то тут-то и начинаются странные вещи, молитва становится бесконечно трудной.

- Молитва всегда сопряжена с духовным напряжением. И это напряжение чаще всего проявляется в каких-то экстремальных ситуациях, к ним можно отнести и ситуацию, когда человек попал в беду и никак не может из нее выбраться, а другой берется ему молитвенно помогать. В таких случаях надо отчетливо осознать, что тот, кто помогает, начинает и сам испытывать на себе воздействие тех разрушительных сил, которые участвуют в ситуации. Такая молитвенная помощь — колоссальная нагрузка и духовный труд, и каждому, кто берется за это, надо осознавать, на что он идет.

- Владыка, а какую молитву, на ваш взгляд, лучше читать в экстремальные моменты?

- Молитву Честному Кресту: «Да воскреснет Бог, и расточатся врази Его, и да бежат от лица Его ненавидящие Его...» Она есть в любом молитвослове, ее читают и перед сном.

- А почему считается, что молитвы, прочитанные с 11 до 12 часов ночи или с 5 до 6 часов утра, лучше доходят до Бога?

- Что значит «доходят» или «не доходят»? Любая молитва дойдет, если она от чистого сердца, если она искренняя. Другое дело, что когда все стихает, нет суеты, у нас появляется иная сосредоточенность и концентрация, появляется большая обращенность к Богу.

- А если человек просит о чем-то для него действительно важном, молится усердно, но ситуация никак не меняется?

- Вот опять: «ты мне — я тебе», «я молюсь, аничего не меняется». Ведь многие ситуации, например, хронические болезни, требуют длительного молитвенного предстояния. А потом, конечно, каждый человек волен выбирать, что ему просить, и мы всегда можем обосновать важность нашей просьбы, но порой мы не получаем просимого потому, что идем к Богу как рабы или как наемники и не готовы услышать волю Того, к Кому мы обращаемся. Фактически мы ищем своей.

Помните Евангельский эпизод, называемый «Молением о чаше». Когда Иисус, зная, что произойдет, удалившись от своих учени­ков, «пал на землю и молился, чтобы, если возможно, миновал Его час сей; и говорил: Авва Отче! всё возможно Тебе; пронеси чашу сию мимо Меня» — и дальше — «но не чего Я хочу, а чего Ты» (Мк. 14. 35-36).