Процент респондентов, имевших в детстве гендерно-неконформные предпочтения и поведение

Вопросы	Мужчины	Женщины
геи	гетеро	лесбиянки	гетеро
№ = 686	№ = 337	№ = 293	№ = 140
Не получал удовольствия от деятельности, типичной для своего пола
Получал удовольствие от гендерно-нетипичных действий		И
Не соответствовал нормам маскулинности / фемининности
Большинство друзей детства были противоположного пола

Гендерные стереотипы, поведение, чувства и особенно образы Я пре-гомосексуальных мальчиков и девочек сильно отличаются от тех, которые типичны для их гетеросексуаль­ных сверстников и сверстниц, причем у мужчин эти разли­чия выражены сильнее, чем у женщин. Между детской гендерной нонконформностью, с одной стороны, и поздней­шим подростковым гомоэротизмом и взрослой гомосексу­альностью — с другой существует не только статистическая корреляция, но и причинная связь: первое порождает вто­рое.

Фредерик Уитэм опросил 206 взрослых мужчин-геев и 78 гетеросексуалов, интересовались ли они в детстве куклами, вышиванием и другими «девчоночьими» играми и занятия­ми; любили ли они переодеваться в женскую одежду; предпочитали ли играть больше с девочками, чем с мальчика­ми; не было ли у них женских, «девчоночьих» прозвищ; предпочитали ли они сексуальные игры с мальчиками или с девочками. Разница оказалась огромной, особенно меж­ду крайними группами исключительных гомо- и гетеросек­суалов³. Эта связь есть и в других странах.

По мере взросления многие признаки психологической феминизации гомосексуалов ослабевают или исчезают. Оп­росив 1500 мужчин-гомосексуалов Большого Чикаго, на­сколько некоторые «немужские» черты были характерны для них в детстве, в подростковом возрасте и на стадии взрос­лости, Джозеф Харри нашел, что с возрастом эти черты заметно ослабевают. В детстве считались неженками 42%, в юности - 33%, а к моменту исследования — 8% опрошен­ных. Желание быть девочкой (женщиной) уменьшилось с 22% в детстве и 15% в юности до 5% у взрослых. В детстве общались преимущественно с девочками (женщинами) 46%, в юности — 27%, а среди взрослых— только 9%. Про­цесс ослабления, убывания фемининных черт, который Харри назвал дефеминизацией, происходит и у гетеросек­суалов, но поскольку исходный, первоначальный уровень женственности у них гораздо ниже, им легче ее изжить⁵. Хотя несоответствие гендерным стереотипам создает психо­логические трудности для всех детей, у мальчиков, незави­симо от их будущей сексуальной ориентации, такие пробле­мы встречаются гораздо чаще. Почему?

1) На всех уровнях половой дифференциации формиро­вание самца / мужчины требует каких-то дополнительных усилий (принцип Адама, по терминологии Джона Мани), без которых развитие автоматически идет по женскому типу. Поэтому природа здесь чаще делает ошибки.

2) В силу господствующего положения мужчин в обще­стве мужские качества традиционно ценятся выше женских и давление на мальчиков в направлении дефеминизации значительно сильнее, чем на девочек в сторону демаскулинизации. Женственный мальчик вызывает неодобрение и насмешки, а казак-девчонка воспринимается спокойно, а то и положительно.

3) Формирование мужской идентичности предполагает цезуру, перерыв постепенности, которого нет у женщин. В раннем детстве мальчики, как и девочки, находятся под влиянием матерей и вообще женщин, а затем они должны оторваться от женского влияния и переориентироваться на мужские образцы поведения. Нетипичное гендерное пове­дение в детстве имеет для мужчин, независимо от их сексу­альной ориентации, много отрицательных последствий, им труднее устанавливать отношения с женщинами и у них больше невротических проблем. Это выражено еще сильнее у гомосексуальных мужчин: наиболее женственные мальчи­ки имеют в дальнейшем пониженное самоуважение, склон­ность к депрессии, тревожности и самоубийству⁶. У маску­линных девочек ничего подобного нет. Энергичность и аг­рессивность компенсируют им психологические отличия от ровесниц.

Чтобы понять социализационные факторы гомосексуаль­ности, психологи спрашивают: а) с родителем какого пола идентифицируется ребенок и б) какие факторы подкрепля­ют гендерное единообразие, заставляя ребенка чувствовать себя мальчиком или девочкой?

В психоанализе решающая роль в формировании гомо­сексуальной ориентации приписывается взаимоотношениям ребенка с родителем противоположного пола. Отмечалось, что матери гомосексуалов «занянчивают» сыновей, слиш­ком тесно эмоционально привязывают их к себе, лишают самостоятельности и т. д. Но хотя ретроспективные иссле­дования подтверждают, что большинство гомосексуальных мужчин в детстве чувствовали себя эмоционально ближе к матери, чем к отцу, это верно и для подавляющего боль­шинства гетеросексуальных мальчиков. А систематическое сравнение взаимоотношений с родителями американских и английских гомосексуалов и соответствующих контрольных гетеросексуальных групп не выявило между ними существен­ной разницы⁷. Проанализировав основные элементы взаи­моотношений с матерью, ее личные черты и степень иден­тификации с нею большой группы гомосексуалов, ученые пришли к выводу, что материнское влияние на сексуальную ориентацию сына довольно ограниченно⁸. Тесная эмоцио­нальная близость мальчика с матерью действительно влияет на его отношения со сверстниками, иногда осложняя их, а сильный материнский гнет может, по контрасту, стимули­ровать увлечение подростка другими мальчиками и сексуаль­ные контакты с ними. Однако материнское влияние, как правило, преобладает лишь в детстве и не определяет сек­суальных предпочтений взрослого мужчины. Влияние мате­ри на сексуальную ориентацию сына не только ограничено, но зависит от многих других сопутствующих и последующих обстоятельств.

В отличие от мужчин-гомосексуалов и от гетеросексуаль­ных женщин, лесбиянки чаще описывают своих матерей от­рицательно и реже идентифицируются с ними. Но при ста­тистическом анализе эти различия исчезают.

Неоднозначно и влияние отцов. По данным сан-францисского исследования, напряженные, плохие отношения с отцами сильнее влияют на формирование гомосексуально­сти у мальчиков и у девочек, чем взаимоотношения с мате­рью. Общая отрицательная оценка гомосексуалами своих отношений с отцами и восприятие лесбиянками своих от­цов как отчужденных, враждебных и пугающих оказывают прямое, хотя и скромное, влияние на их полоролевой нон­конформизм и на сексуальное развитие. Слишком строгий и требовательный отец, которому мальчик никак не может угодить, подрывает его самоуважение, психологически как бы кастрирует его. Но, как и с матерями, точный прогноз тут невозможен. Отцовская холодность или отсутствие отца не являются ни необходимым, ни достаточным условием формирования гомосексуальности. Ричард Пиллар спраши­вал об их отношениях с отцами не только гомосексуалов, но и их гетеросексуальных братьев, и те также оценили своих отцов как отчужденных и холодных. То есть психологичес­кий факт налицо. Но на сексуальную ориентацию гетеро­сексуального брата это не повлияло!⁹ К тому же мальчик, который по каким-то причинам не идентифицировался с отцом, может компенсировать это успешной активностью в обществе сверстников.

По многим параметрам социального и эмоционального развития ребенка решающую роль играют не родители, а сверстники, которые замечают нарушение неписаного гендерного кода и жестоко наказывают его нарушителей. При­чем женственных мальчиков отвергают мальчики, зато их охотно принимают девочки, а маскулинных девочек, на­оборот, отталкивают девочки, но принимают мальчики.

Жесткое психологическое давление побуждает мальчиков всемерно искоренять в себе женственность, и большинство из них с этой задачей более или менее справляются. Одна­ко тем, у кого фемининных задатков было изначально боль­ше, сделать это значительно труднее, процесс дефеминизации у них затягивается, порождая устойчивые, иногда на всю жизнь, сомнения в своей маскулинности. Такие маль­чики уютнее чувствуют себя в менее соревновательном жен­ском обществе и в то же время испытывают напряженный интерес и тяготение к мужскому началу, выступающему для них как недостижимый образец. В период полового созре­вания эта гипертрофированная тяга к маскулинности персо­нифицируется и нередко эротизируется. Одних мальчиков влечет к старшим, более сильным, физически развитым и маскулинным подросткам и юношам, общение с которы­ми, не обязательно сексуальное, приобщает их к вожделен­ной мужественности, в которой, как им кажется, им са­мим отказано. Другие, напротив, тянутся к младшим, бо­лее слабым и нежным мальчикам, среди которых они чув­ствуют себя увереннее и маскулиннее, чем среди ровесни­ков. Это создает благоприятный эмоциональный фон для формирования гомоэротизма и выбора соответствующего объекта привязанности — более старшего и сильного или, напротив, младшего и слабого.

Психологические механизмы этого процесса изучены сла­бо. Майкл Стормс¹⁰ придает главное значение соотноше­нию возраста полового и социального созревания. У рано созревающего ребенка либидо пробуждается, когда в первом круге его общения и эмоциональных привязанностей реши­тельно преобладают сверстники собственного пола, и эта гомосоциальность способствует развитию гомоэротических склонностей. Более позднее половое созревание, когда мальчики и девочки уже достаточно интенсивно общаются друг с другом, напротив, благоприятствует гетеросексуальности. При одинаковом темпе полового созревания гомоэротизм будет тем сильнее, чем продолжительнее существу­ющий в данной среде период половой сегрегации. Стормс подкрепляет свою теорию ссылками на то, что у геев рань­ше пробуждаются сексуальные интересы и они раньше на­чинают сексуальную жизнь. Меньшую распространенность гомосексуальности у женщин он объясняет более поздним пробуждением либидо и значительно меньшей, чем у маль­чиков, гомосоциальностью. Но хотя половая сегрегация и гомосоциальность действительно благоприятствуют распро­странению гомосексуальных контактов между подростками, они совсем не обязательно порождают устойчивую гомосек­суальную ориентацию. Мальчики самбия, имеющие гомо­сексуальные контакты со старшими подростками, тем не менее, вырастают гетеросексуальными.

По мнению Джеймса Вайнрика", решающую роль в фор­мировании образа идеального сексуального партнера играет не идентификация, желание уподобиться некоему образцу, а депривация, эмоциональный дефицит: человека привле­кает пол того значимого лица (или лиц), от которого он был в детстве отчужден. В свете этой теории важным ин­дикатором будущей сексуальной ориентации ребенка явля­ется пол детей, с которыми он не играет в младшем школь­ном возрасте. «Нормальные» дети предпочитают играть со сверстниками собственного пола. Девочки и феминизиро­ванные мальчики обычно исключают из круга своего обще­ния «натуральных» мальчиков, которые кажутся им слиш­ком агрессивными и грубыми. Маскулинные мальчики и казаки-девчонки, наоборот, исключают из своих игр дево­чек. Это отталкивание порождает у ребенка потребность компенсировать свою ущербность, и эта потребность с воз­растом может трансформироваться в однополую любовь: фе­минизированные мальчики хотят, чтобы их любили мужчи­ны, а маскулинные девочки, наоборот, тянутся к феми­нинным женщинам.

В том же направлении идет теория известного американ­ского психолога Дарила Бема «Экзотическое становится эротическим» (ЭСЭ)¹². По Бему, у большинства мужчин и женщин в гендерно-поляризованных культурах сексуальная ориентация формируется на основе шести последовательных ступеней:

1) Биологические переменные (например, гены или пренатальные гормоны).

2) Детский темперамент (например, агрессивность, уро­вень активности).

3) Типичная / нетипичная полоролевая деятельность и выбор товарищей по играм (гендерная конформность/не­конформность).

4) Чувство своего отличия от сверстников противополож­ного / своего пола (непохожее, незнакомое, экзотическое).

5) Неспецифическое автономное возбуждение сверстни­ками противоположного / своего пола.

6) Эротическое / романтическое влечение к лицам про­тивоположного / своего пола (сексуальная ориентация).

Биологические факторы, будь то гены или пренатальные гормоны, сами по себе не предопределяют сексуальную ориентацию, но способствуют формированию у ребенка не­которых черт темперамента, таких, как степень агрессивно­сти и активности, которые побуждают ребенка предпочитать одни виды деятельности и формы общения другим. Один ребенок любит силовую возню и соревновательные спортив­ные игры (типично мужские занятия), другой — спокойные игры (типично женское поведение). Поскольку дети пред­почитают играть с теми сверстниками, которые разделяют их игровые предпочтения, ребенок, любящий футбол или баскетбол, будет, независимо от своего пола, искать обще­ства мальчиков. Тип занятий и круг общения ребенка вос­принимаются и оцениваются окружающими как соответст­вующие или не соответствующие его полу, и эти оценки неизбежно переносятся также и на личность ребенка, кото­рый кажется более или менее маскулинным или, наоборот, фемининным.

Все это преломляется в самосознании ребенка. Дети, поведение которых соответствует полоролевым/гендерным ожиданиям, чувствуют себя отличными от сверстников про­тивоположного пола, которых они воспринимают как непо­хожих, незнакомых и экзотических по сравнению со свер­стниками собственного пола. Наоборот, гендерно-неконформные дети чувствуют себя отчужденными от сверстников собственного пола, воспринимая их как непохожих, незна­комых и экзотичных.

Это чрезвычайно характерно для гомосексуалов. 71% сан-францисских геев и 70% лесбиянок сказали, что в школьные годы чувствовали себя непохожими на сверстни­ков собственного пола; среди гетеросексуальных мужчин и женщин так ответили соответственно 38% и 51%¹⁸. Сознание своей непохожести вызывает повышенный интерес и чув­ство неловкости, напряженности, которое Бем называет «неспецифическим автономным возбуждением». Гетеросек­суальные дети чаще испытывают его в обществе представи­телей противоположного, а гомосексуальные — собственно­го пола.

Как и почему это неспецифическое возбуждение эроти­зируется? Хотя в подавляющем большинстве случаев люди предпочитают общаться с теми, кто кажется им похожим на них (ориентация на сходство называется гомогамией), в любовных отношениях преобладает ориентация на допол­нительность (гетерогамия); слишком похожие люди не уживаются. В отличие от симпатии, страсть и сексуальное возбуждение требуют новизны, неожиданности, таин­ственности, риска, иногда даже враждебности. В изра­ильских кибуцах, где мальчики и девочки с раннего дет­ства до юности росли и жили совместно и часто видели друг друга голыми, между ними почти никогда не возни­кало эротических привязанностей, все браки заключались с посторонними. Редки сексуальные привязанности и между братьями и сестрами. Мальчики самбия, в обяза­тельном порядке отсасывающие старших подростков, вы­растая, переключаются на женщин: запретные, таинствен­ные и опасные женщины кажутся интереснее доступных и будничных мужчин.

Описанный Бемом путь формирования гомосексуальной ориентации не является универсальным и единственным. Индивидуальные пути и вариации зависят не только и даже не столько от того, насколько сильно и чем именно ребе­нок отличается от других детей своего пола, сколько от того, как он сам интерпретирует эти отличия.

«Я всегда отличалась от своих сверстниц, никогда не ста­ралась усвоить «женственные» манеры, не пользовалась кос­метикой, ненавидела и старалась не носить бюстгальтеры. Я играла с мальчишками, и мои руки и ноги украшали бла­городные ссадины и синяки. Как только стало можно, я сменила юбку на брюки и шорты», — вспоминает взрослая лесбиянка.

«Оглядываясь назад, к тому времени, когда мне было шестнадцать или семнадцать, я вижу, что уже тогда влюб­лялась в некоторых теннисисток, но еще не осознавала это­го,— вторит ей Мартина Навратилова.— Просто мне нрави­лось быть с ними. К восемнадцати годам я поняла, что у меня всегда были эти чувства»¹⁴.

Судя по имеющимся данным, за исключением сан-францисского исследования, гомосексуальные мальчики созре­вают раньше своих гетеросексуальных ровесников, имеют больше эротических фантазий и раньше начинают мастурби­ровать¹⁵. По данным Кинзи, средний возраст начала пубер­тата у гомосексуалов был 12,64, а у гетеросексуалов — 12,94 года, возраст.первой эякуляции— 12,75 и 13,25 года, пер­вой мастурбации — 12,40 и 13,63 года¹⁶. Восточногерманские гомосексуалы пережили первое семяизвержение и первый оргазм (60% — при мастурбации) на год раньше своих «на­туральных» сверстников. Средний возраст начала мастурба­ции у них 12,7 года, почти на год раньше гетеросексуальных мужчин (13,5 года)¹⁷. Те же тенденции характерны и для за­падногерманских студентов, опрошенных в 1966, 1981 и 1996 гг. Как происходит гомосексуальный дебют?

В массовом сознании широко распространено мнение, что главная причина и по меньшей мере типичная черта го­мосексуальности — «совращение» подростков взрослыми. На самом деле первый гомосексуальный опыт мальчики, как правило, приобретают со сверстниками или ненамного младшими или старшими подростками. В гомосексуальной выборке Кинзи, 61,6% белых мужчин пережили свой пер­вый гомосексуальный контакт между 12 и 14 годами, при­чем в 52,5% случаев их первому партнеру было также от 12 до 15 лет, у 8% он был младше, у 14% это были 16—18-лет­ние юноши и только у остальных — взрослые мужчины. 55% первых партнеров составляли друзья, 19% — родствен­ники, 7,6%— знакомые и только 11,2%— посторонние люди¹⁸. Среди имевших гомосексуальный опыт американс­ких подростков и юношей от 13 до 19 лет, опрошенных Ро­бертом Соренсеном, взрослыми были инициированы 12% мальчиков и меньше 1% девочек¹⁹. Средний возраст первого гомосексуального опыта английских мужчин-гомосексуалов в 1987—1991 гг. — 15,7 года, а средняя возрастная разница с первым партнером — один год (у 40% это был ровесник, у 60% — юноша на 1—2 года старше или моложе, только 20% начали половую жизнь с мужчиной на 10 лет старше себя, причем большинство из них мечтали о такой встрече, а многие активно искали ее²⁰.

Подросток может долго не подозревать о своей гомосек­суальности. Но рано или поздно его настораживает, что вместо влечения к противоположному полу он испытывает интерес к телу однополых сверстников. Такой интерес ис­пытывают и многие «натуральные» подростки. Но если для «натурального» подростка мужское тело — объект сравне­ния, завистливого восхищения или потенциальная угроза, то у юного гея к этому примешивается, заглушая все осталь­ное, эротическое чувство. «Когда мне было около 14 лет, я медленно стал осознавать, что пристально разглядываю дру­гих мальчиков, особенно когда мы были голыми в бассейне или раздевалке. Мне хотелось потрогать их. Потом меня внезапно озарило, что на самом деле мне хочется их цело­вать и трахать. Ничего подобного к девочкам я не испыты­вал...» — вспоминает американский поэт Харольд Норе (р. 1916)²¹.

Первым увлечением Юкио Мисимы был второгодник Оми. На занятиях гимнастикой мальчик не сводил глаз со своего кумира, страстно мечтая увидеть Оми раздетым и посмотреть на его «здоровенную штуку», о которой в школе рассказывали легенды. Оми навсегда стал для Мисимы эта­лоном мужской красоты.

По сравнению с Оми Мисима казался себе жалким. «Я смотрелся в зеркало, мечтая о дне, когда мои плечи и грудь станут такими же, как у Оми. Но жестокое стекло показы­вало мне чахлые руки, торчащие ребра, и сердце мое по­крывалось ледяной коркой сомнения. Это было даже не со­мнение, а мазохистская уверенность; голосом божественно­го откровения она шептала мне: «Никогда ты не будешь та­ким, как Оми». Влюбленность оборачивается завистью, а «счастье смотреть на Оми» превращается в «счастье быть им»²².

Квинтэссенция подростковой сексуальности — мастурбационное воображение. Мастурбацией занимается подавля­ющее большинство мальчиков-подростков, независимо от их сексуальной ориентации. Но гетеросексуальные подрос­тки воображают при этом преимущественно людей противо­положного, а гомосексуальные — собственного пола. Такое воображение, где гомоэротизм сливается с нарциссизмом, психологически еще более запретно, чем самый акт мастур­бации. Закрепляясь в памяти, оно становится стержневым элементом сексуального сценария личности.

«Когда в начале пубертата я начал мастурбировать, неве­роятное удовольствие, случайно открытое летним днем, стало одним из центров, если не эпицентром моей жизни. Заложенный в моем теле потенциал наслаждения сразу же пересилил стигматизировавшие его религиозные или мо­ральные предписания»²³.

В соответствии с теорией Фрейда о разобщенности у подростков чувственного и нежного влечения, существует по крайней мере три разных вида подростковых гомоэротических привязанностей:

1) откровенно чувственное сексуальное влечение, не требующее психологической интимности;

2) дружба-влюбленность, эротической подоплеки и при­роды которой подростки не осознают;

3) романтическая влюбленность в человека своего пола, психологически не отличающаяся от гетеросексуальной юношеской любви.

Первые гомо-, как, впрочем, и гетеросексуальные кон­такты между подростками чаще всего происходят в игровой форме. Игры, включающие показывание, обследование и ощупывание собственных половых органов и/или половых органов сверстников своего или противоположного пола, широко распространены среди дошкольников и младших школьников. В основной выборке Кинзи участие в допубертатных сексуальных играх со сверстниками противопо­ложного пола ретроспективно признали половина мужчин и около трети женщин, а со сверстниками своего пола — 54% мужчин и 35% женщин, при непосредственном опросе 212 допубертатных мальчиков последняя цифра повышается до 60%²⁴.

Преобладание однополых игр над разнополыми объясня­ется прежде всего половой сегрегацией, большей физичес­кой доступностью сверстников своего, нежели противопо­ложного пола и менее строгим табуированием телесных кон­тактов с ними. В однополых учебных заведениях, лагерях и интернатах сексуальные игры — явление массовое. Среди обследованных в начале 1960-х годов учащихся английских школ-интернатов наличие гомосексуальных контактов при­знали 44% и собственное участие в них — 28% мальчиков (среди учащихся дневных школ — 18% и 3%)²⁵. В начале 1990-х годов учившиеся в закрытых школах англичане име­ли в 2,5 раза больше гомосексуального опыта и в 3 раза боль­ше генитальных контактов с мужчинами, чем учащиеся смешанных школ; в менее выраженной форме это типично и для женщин²⁶. Среди 15—18-летних французов, обучав­шихся в интернатах, наличие гомоэротических влечений признали 8,5%, а среди тех, кто жил дома, — только 5,2%; У девочек разница еще больше: 10,3% и 5,6%²⁷.

В гомоэротических играх участвуют и вполне «натураль­ные» подростки. Среди опрошенных сан-францисских муж­чин в подростковых гомоэротических играх участвовало больше (62%) гетеро-, чем гомосексуалов (39%)²⁸. Но юные геи получают от таких игр гораздо больше удовольствия, чем их «натуральные» ровесники, и это побуждает их, с од­ной стороны, повторять этот опыт, а с другой стороны, — задумываться о своей сущности, чего гетеросексуальные подростки, для которых это «просто игра», не делают. В дальнейшем сексуальные игры дифференцируются. Среди респондентов Штарке опыт взаимной или групповой мас­турбации в ранней юности имели 61% гомосексуалов, 19% смешанной по сексуальной ориентации выборки и только 7% исключительно гетеросексуальных юношей²⁹.

Некоторые мальчики идут на сексуальное сближение со сверстниками легко и быстро. Известный американский киноактер Тейлор Мид рассказывал, что однажды, когда ему было 12—13 лет, в темном кинозале одноклассник мол­ча засунул ему руку в пах. «И как только он сделал этот жест, мне все сразу же стало ясно. Мы вышли во двор, где светила луна, и я сказал: «Давай бороться, но чтобы ника­ких захватов выше пояса...»³⁰

Робким и застенчивым приходится труднее. Откровенный гомоэротический интерес или жест — дело крайне рискован­ное. Первые сексуально-эротические контакты между маль­чиками чаще всего происходят в форме силовой возни, ког­да можно сказать, что эрекция или «не то» прикосновение произошли случайно.

Хотя подростки весьма изобретательны, в их гомоэротических играх повторяются одни и те же компоненты. В школе, где учился Мисима, мальчики увлекались игрой, которая называлась «похабник»: «Где-нибудь на перемене, когда кругом было полно народа, надо было выследить ка­кого-нибудь зазевавшегося растяпу, молниеносно подско­чить к нему и ухватить за определенное место. Если номер удавался, озорник отскакивал на безопасное расстояние и начинал вопить: — О-го-го! Ну у тебя и штуковина!»³¹ Точно такие же игры существовали после войны в некоторых ле­нинградских мужских школах.

Гомоэротические игры нередко ритуализируются. В од­ном подростковом летнем лагере с географическим уклоном в 1970-х годах существовала игра— сначала я принял ее за обычную мальчишескую возню — в «Десять городов». Не­сколько 12—13-летних мальчиков заваливали на кровать од­ного и, не раздевая, мастурбировали, пока тот не прокри­чит названия десяти городов с указанием численности их на­селения. Играли в «Десять городов» только младшие подрос­тки, и, несмотря на визг и силовые приемы, это была доб­ровольная игра, а не насилие. Правила игры передавались от старших к младшим, а исполнителем приговора большей ча­стью бывал один и тот же мальчик, который по окончании игры отправлялся в уборную, видимо мастурбировать.

Вот как выглядит письменное объяснение, с сохранени­ем стиля и орфографии, 14-летнего артековца конца 1980-х годов:

«Каждый вечер мы собирались в палате у мальчиков и начинали играть в так называемую «игру»... Мы ложились по двое на кровать и кайфовали. «Блаженство» заключалось в том, что половой член каждого находился между ногами соседа. Затем оба начинали егозиться, тем самым раздра­жая его и вызывая блаженное состояние. Затем были при­думаны разные эстафеты. Мы вытащили из веника ветку. Тот человек, которому выпадет эта эстафета, должен был стать согнувшись и мы засовывали ему ветку в задний про­ход... После этого конкурса мы стали разыгрывать другой. По жребию, человек, которому достанется, должен был сосать половой член соседа или любого из мальчиков... Свя­зывали половые члены трех человек нитками в один узел и танцевали в кругу различные танцы. Это вызывало раздра­жение и приносило удовольствие... С Димой я три вечера подряд ложился на одну кровать и мы с ним друг другу за­совывали половой член между ног и растягивали и стягива­ли его... Также мы друг другу засовывали половой член в задний проход и в рот».

Влияние подобных игр на эротическое воображение под­ростка сугубо индивидуально. У одних гомосексуальное эк­спериментирование полностью вытесняется из памяти по­зднейшими впечатлениями или вспоминается просто как забавная игра. На более впечатлительных оно накладывает неизгладимый отпечаток.

Вот что рассказал о своем подростковом опыте геолог Виктор Л.:

«В средних классах мы часто играли, хватая друг друга за половые органы, иногда даже во время урока, под партой, чтобы ни учитель, ни девчонки ничего не заметили. При­менялись подобные «захваты» и при силовой возне. Ника­кого страха, смущения и мыслей о гомосексуализме это не вызывало, мы о нем не знали и не думали. Это была наша законная тайная игра «садирования» или «доения козла».

Хотя такие игры меня интересовали, будучи стеснитель­ным и самолюбивым, я держался от них в стороне. Но од­нажды летом, после 6 класса, работая в колхозе, мы оста­лись одни, без учителя и девочек. В обеденный перерыв, когда я вполне невинно возился с другим мальчиком, тот вдруг закричал: «Ребята, посмотрим у Витьки яйца! Порос он мохом или нет?» Сразу же подбежали остальные. Я отбивал­ся изо всех сил, но когда один заломил мне руку, а другой ухватил сзади за яйца, пришлось лечь на спину, расслабить­ся и в знак покорности расставить ноги... Это было крайне унизительно. Обычно садировали слабых или младших, я же был крупнее, сильнее и авторитетнее большинства этих ре­бят, и к тому же безумно стыдлив, стеснялся даже обтягива­ющих плавок и в туалет не ходил, если там был кто-то еще. Ребята это знали, преодолеть мою стеснительность и гордость им было занятно. Теперь я был у них в руках...

Меня, как лягушку, распялили на сене, зажали руки над головой, задрали рубашку, спустили штаны и стали с шут­ками и прибаутками осматривать и ощупывать мои потроха. Мне было невыносимо стыдно своей наготы и этих бесце­ремонных шершавых чужих рук, которые делали со мной все что хотели, и в то же время сказочно приятно. Пока ребя­та возились с моим ремнем и застежками, я пытался спас­ти лицо с помощью трепа: вот, дескать, кастраты и мало­летки хотят посмотреть, какое «оно» у настоящего мужчи­ны! Но всерьез делать вид, будто ты иронически смотришь на своих мучителей сверху вниз, в то время как ты распят перед ними голый, с беспомощно расставленными коленя­ми, и каждый из присутствующих в этом цирке пацанов волен трогать, дергать, щекотать и шлепать тебя, где и как ему заблагорассудится, невозможно. Вскоре я утратил вся­кий самоконтроль и только непроизвольно дергался, стонал и вскрикивал от наиболее чувствительных прикосновений, вызывая этим общее веселье. Не знаю, как долго это про­должалось, но в конце концов у меня произошло бурное, в несколько волн, первое в моей жизни, если не считать ноч­ных поллюций, семяизвержение. Ощущение было необы­чайно острым. Сначала я подумал, что описался, и страш­но испугался, что ребята поднимут меня на смех. Но так как после первого осмотра нагишом мои трусы задрались кверху и дальше меня теребили через трусы, мальчишки ничего не заметили и скоро меня отпустили.

У меня хватило ума притвориться, будто ничего особен­ного не произошло: подумаешь, ребята посмотрели, что у меня в штанах. Ребят эта версия вполне устроила. Мой ав­торитет в классе, за который я больше всего боялся, нис­колько не пострадал, никто меня этим эпизодом не драз­нил, не пытался его повторить и не пугал рассказать о нем девчонкам. Только один парень однажды пригрозил: «Смот­ри, разложим тебя еще раз на сене!», на что я ответил здо­ровой оплеухой, которую он принял как должное. Хотя, по правде говоря, если бы ребята повторили опыт (я одно­временно боялся и хотел этого), я сопротивлялся бы толь­ко для виду. Но хотя никаких неприятных объективных по­следствий этот случай не имел, его психологические по­следствия были страшными. Я понял, что тот, кто держит меня за яйца, всесилен не потому, что может причинить мне боль, а потому, что доставляет мне наслаждение, и сразу же начал мастурбировать (раньше этого не делал, воз­ня с мальчишками воспринималась просто как игра), вооб­ражая одну и ту же сцену и расцвечивая ее новыми вымыш­ленными подробностями. Между 15 и 17 годами я несколь­ко раз затевал возню и игры с раздеванием и взаимной ма­стурбацией вдвоем с мальчиками моего возраста, иногда умышленно поддаваясь. В 19 лет впервые переспал с жен­щиной, в 22 года женился, все вроде бы нормально, но ничто не может сравниться с тем первым опытом. Все бы отдал за то, чтобы снова стать четырнадцатилетним и что­бы мальчишки садировали меня на сене».

В этом рассказе хорошо видна роль мастурбационного воображения, которое закрепляет и кристаллизует случай­ный сексуальный опыт, превращая его в постоянную уста­новку, от которой человек не в силах избавиться. Но дей­ствительно ли Виктора вот так, сразу, «запрограммирова­ли»? До того, как его разложили на сене, была неоднократ­ная возня под партой. Затем Виктор вспомнил, что еще во втором или третьем классе, задолго до начала полового со­зревания, его одноклассники на большой перемене где-то в школьном закутке несколько раз снимали штаны с друго­го мальчика, всегда одного и того же, приглашая посмот­реть на это зрелище девчонок; «жертве» это, кажется, нра­вилось. Хотя Виктор в этой игре не участвовал, смотрел со стороны, у него сохранились о ней яркие воспоминания. В пятом классе, во время борьбы с ближайшим другом, Вик­тор с трудом удерживался, чтобы не стянуть с него штаны, а еще больше ему хотелось самому лежать снизу и чтобы друг применил к нему запрещенный прием, но тому это не при­ходило в голову. Повышенная стыдливость и затрудненность мочеиспускания в присутствии других также говорит о на­личии каких-то психосексуальных проблем. Гомоэротические мазохистские чувства тлели в мальчике задолго до того, как произошел случай, который все расставил по местам, реализовав его собственные тайные желания, мальчишки только соединили в единый сценарий разрозненные элемен­ты его эротического воображения.

Силовые сексуальные контакты типичны главным обра­зом для мальчиков, девочки, если не считать криминально-лагерной среды, предпочитают более нежные и доброволь­ные ласки. Зато страстная дружба-влюбленность, эротичес­кой подоплеки которой они сами, как правило, не осозна­ют, встречается у подростков обоего пола.

«Я не знаю, почему дают какой-то монополь воспомина­ниям первой любви над воспоминаниями молодой дружбы. Первая любовь потому так благоуханна, что она забывает различие полов, что она — страстная дружба. С своей стороны, дружба между юношами имеет всю горячечность любви и весь ее характер: та же застенчивая боязнь касаться словом своих чувств, то же недоверие к себе, безусловная преданность, та же мучительная тоска разлуки и то же рев­нивое требование исключительности. Я давно любил, и любил страстно, Ника, но не решался назвать его «дру­гом», и когда он жил летом в Кунцеве, я писал ему в кон­це письма «Друг ваш или нет, еще не знаю». Он первый стал мне писать «ты» и называл меня своим Агатоном по Карамзину, а я звал его моим Рафаилом по Шиллеру»³².

«Никогда не забуду тех мгновений, слишком редких, увы, и слишком кратких, когда мы всецело принадлежали друг другу. Ты единственная моя любовь! Другой любви ни­когда у меня не будет, ибо тогда мной тотчас же овладели бы страстные воспоминания о тебе. Прощай, меня бьет ли­хорадка, в висках стучит, взор мутится... Не люблю ждать. Напиши мне как можно скорее. Хочу, чтобы ты ответил мне до 4 час., если любишь меня, как я тебя люблю!!...»³³

Между этими мальчиками нет и не будет физической близости. Оставшись в номере гостиницы, они стесняются даже раздеться на глазах друг у друга, но можно ли сомне­ваться в истинной природе их чувства?

Чем больше подростки знают о себе и об однополой люб­ви, тем скорее эта дружба превращается в осознанную влюбленность, которая по своей эмоциональной тонально­сти ничем не отличается от «обычной» любви.

Мне больше ничего не снится —

Лишь только ты, лишь только ты.

Как будто на пустой странице

Я создаю твои черты.

Ты — как высокое заглавье,

Ты — как мечты и яви связь,

Ты — как мечта, что стала явью,

Да только в руки не далась.

Эти стихи пятнадцатилетнего москвича посвящены маль­чику, в которого он был безответно влюблен. Но разве де­вочкам пишут иначе?

Некоторые подростки осознают и принимают свою гомо­сексуальность легко, как нечто само собой разумеющееся, но для большинства это трудный и длительный процесс. Если «натуральные» подростки могут принять себя и окру­жающий мир, так сказать, в готовом виде (хотя далеко не все так делают), то для геев и лесбиянок этот путь закрыт. Прирожденные диссиденты, они не могут обойтись без са­морефлексии и критического отношения к себе и к обще­ству. В жизни каждого из них есть несколько субъектив­ных, но исключительно важных рубежей:

1) первое подозрение о своей гомосексуальности,

2) первый гомосексуальный опыт,

3) уверенность в своей гомосексуальности и

4) coming out (буквально — выход) — более или менее от­крытое признание своей гомосексуальности, самораскрытие другим людям.

Американский социолог Ричард Тройден подразделяет процесс формирования гомосексуальной идентичности на четыре фазы³⁴.

Первая стадия — предчувствие или сенситизация (повы­шение чувствительности) — приходится на допубертатный период, когда мальчики и девочки еще не задумываются о своей сексуальной ориентации или автоматически считают себя гетеросексуальными. Хотя многие пре-гомосексуаль­ные дети уже чувствуют и осознают, что по своим интере­сам, внешности или поведению они отличаются от сверст­ников своего пола и это вызывает у них смутную тревогу, эти отличия еще не отливаются в определенные понятия и описываются скорее в метафорах фемининности и маску­линности (насколько я хороший, «настоящий» мальчик или девочка?), чем эротики (кто меня сексуально привле­кает?).

Вторая фаза — период сомнений и смешанной идентичнос­ти, когда индивид уже задумывается о своей сексуальной идентичности, но еще не может четко определить ее, при­ходится на подростковый возраст и начало юности. Это са­мый драматичный и психологически напряженный этап раз­вития.

Третья фаза — принятие и признание себя также протекает по-разному. Ее возрастные границы и длительность зависят как от индивидуальных особенностей человека, так и от его социальной среды. Чем терпимее общество, тем легче под­ростку преодолеть свои внутренние конфликты и принять собственную сексуальную ориентацию.

Четвертая стадия, гомосексуальной самоидентификации, наступающая лишь у взрослых, да и то не у всех, лучше все­го выражается понятием сопричастности: индивид принима­ет свою гомосексуальность как определенный стиль жизни, поддержание которого для него важнее и приятнее возмож­ных альтернатив. Эта фаза обычно совпадает с появлением более или менее устойчивых партнерских отношений, в от­личие от случайных сексуальных связей. Ее внутренние при­знаки: слияние сексуальности с эмоциональностью, вос­приятие гомосексуальной идентичности как интегральной части собственного Я и удовлетворенность ею.

Эти фазы не являются чисто возрастными. Их длитель­ность и содержание зависят от множества конкретных соци­альных условий, и они по-разному протекают у разных лю­дей.

Прежде всего, бросаются в глаза половые/гендерные раз­личия. Девочки-лесбиянки, как правило, позже юношей осознают свои психосексуальные особенности, считая свое влечение к женщинам потребностью в дружбе. Гетеросексу­альные контакты у них обычно предшествуют однополым. Гомосексуальные мальчики, у которых либидо пробуждает­ся более бурно, а половая роль допускает и даже требует яв­ных проявлений сексуальности, раньше начинают подозре­вать о своей гомосексуальности и сексуально эксперименти­руют с лицами как своего, так и противоположного пола. Иногда именно для того, чтобы лучше понять свою сексу­альную ориентацию.

Поскольку сексуальная ориентация многомерна, а люди — разные, разброс в темпах и характере самоосозна­ния очень велик.

По данным сан-францисского исследования, до 12 лет только пятая часть пре-гомосексуальных мальчиков и девочек считали свои отличия от ровесников сексуальными и лишь 4% осознавали их как гомосексуальность; это были просто различия в поведении и интересах (для мальчиков особенно важно отсутствие спортивных интересов)³⁵. К старшим классам эти различия и их осознание усиливают­ся. Из 120 18—21-летних гомосексуальных юношей и деву­шек в городе Толедо (штат Огайо) одна треть осознали свою гомосексуальность между 4 и 10 годами, вторая — между 11 и 13, третья— между 14 и 17 годами³⁶. При ин­тервьюировании в 1993—1994 гг. группы нью-йоркских гомо- и бисексуальных подростков от 14 лет до 21 года (80 юношей и 76 девушек) средний возраст первого подозре­ния о своей гомосексуальности у мальчиков был 12,5, у девочек— 13,9 года, уверенность же пришла к мальчикам в 14,6, а к девочкам— в 15,9 года³⁷. То есть процесс само­осознания занимает приблизительно два года. Восточно­германские мальчики начала 1990-х годов начинали подо­зревать о своей гомосексуальности в среднем около 16 лет. 19% из них эта мысль приходила в голову еще до 12 лет, а 46% — между 13 и 16 годами, но 14% поняли это только после 21 года. Это зависит как от темпов индивидуального полового созревания и силы либидо, так и от уровня обра­зования: более образованные юноши из интеллигентной среды отстают от рабочих почти на два года. Уверенность в своей гомосексуальности приходит к мужчинам в среднем лишь около 20 лет, причем юноши с высшим образовани­ем завершают свое сексуальное самоопределение позже. Видимо, дело в разной степени готовности принять жизнь такой, как она есть.

Однако осознание своей гомосексуальности еще не оз­начает признания себя геем или лесбиянкой. Даже те под­ростки, которые охотно сексуально экспериментируют со сверстниками собственного пола, не торопятся идентифи­цировать себя в качестве геев или лесбиянок. Из 34 700 опрошенных 12—18-летних школьников в штате Миннесота 88,2% сказали, что считают себя гетеросексуалами, 1,1%— геями или бисексуалами, а 10,7% не уверены в своей сексуальной ориентации. Хотя количество подростков, не уверенных в своей сексуальной ориентации, уменьшается с 26% среди 12-летних до 9% среди 18-лет­них, геями, лесбиянками или бисексуалами считают себя только 1,3%. Так считают только 5% подростков, имею­щих гомоэротические влечения, 27% имевших гомосексу­альные контакты и 10% имеющих гомосексуальные фанта­зии³⁸.

Чтобы убедиться в стабильности своих чувств и предпоч­тений, нужно время и практический опыт. Стабилизация сексуальных предпочтений сопровождается их поляризаци­ей. Большинство подростков развиваются в направлении гетеросексуальности и перестают испытывать гомоэроти­ческие чувства³⁹. У гомосексуалов происходит обратное. Но поскольку этот выбор для многих труден, некоторые подростки и юноши откладывают его, убеждая себя и дру­гих, что их однополые предпочтения случайны, отрицают гомоэротическую природу своих влечений или стараются искоренить их с помощью психотерапии и самовоспита­ния. Вариантов такой психологической самозащиты мно­го. Одни подростки активизируют общение с лицами про­тивоположного пола: «Я думала, что мой интерес к девоч­кам пройдет,.если я буду уделять больше внимания маль­чикам и выглядеть более женственной». Другие, наобо­рот, избегают таких контактов, боясь разоблачения: «Я не­навидел свидания, потому что боялся, что у меня не будет эрекции, и девочки догадаются, что я «голубой». Третьи уклоняются от получения информации которая могла бы подтвердить их опасения, не желают ничего слышать о го­мосексуальности. Четвертые прячутся за стеной ненавис­ти, дистанцируясь от собственного гомоэротизма высмеи­ванием и травлей себе подобных. Пятые стараются пода­вить свой гомоэротизм экстенсивными гетеросексуальными связями: «Я думал, это пройдет, если я буду встречаться и трахаться с разными женщинами». Шестые ускользают от мучительных проблем с помощью водки или наркотиков. Некоторым помогает определение неприемлемых чувств и поступков как случайных («это случилось по пьянке, трез­вым я бы этого не сделал»), временных («это с возрастом пройдет») или периферийных («какой же я гомик, если я сплю с женщинами?»).

Такая психологическая самозащита может с перемен­ным успехом продолжаться долго, иногда всю жизнь, од­нако она весьма обременительна и часто приводит к нер­вным срывам. Не смея жить своей собственной, един­ственно возможной для него жизнью, «голубой» подросток вынужден ухаживать за теми, кого он не может любить, и любит тех, за кем не может ухаживать. Это делает его жизнь мучительным чередованием «неподлинных» и несов­местимых друг с другом ролей и масок. Порождаемая этим застенчивость еще больше усугубляет коммуникативные трудности. «Мало кто понимает теперь, что я всегда был и даже теперь, в мои крокодиловы годы, остаюсь чрезвы­чайно застенчивым существом, — писал Теннесси Уиль­яме. — В мои крокодиловы годы я восполняю это типич­ной уильямсовской сердечностью и вспыльчивостью, а иногда — вспышками ярости. В школьные дни у меня не было ни укрытия, ни маски»⁴⁰.

Юность — вообще довольно одинокий возраст, но никто не бывает так одинок, как гомосексуальные подростки. Три четверти опрошенных чикагских подростков ни с кем не поделились своими первыми сомнениями, и только 13% по­счастливилось найти понимающую душу. Среди восточных немцев, опрошенных Штарке, нашли, кому открыться, 41%, не нашли — 11%, а 46% «в это время никому не дове­ряли»⁴¹.

Участь юных геев и лесбиянок значительно хуже положе­ния представителей любого расового, национального или культурного меньшинства. Если черный (еврейский, ар­мянский, чеченский, русский — подставьте любое «нехоро­шее» в данной местности меньшинство) ребенок испытыва­ет трудности или подвергается преследованию из-за своего цвета кожи, акцента или национальности, он может пойти к своим, несущим ту же стигму, родителям, поговорить с ними и получить если не помощь, то хотя бы утешение. Маленький гей или лесбиянка не могут открыться родите­лям, которые часто так же предубеждены, как и соученики. Он чувствует себя гадким утенком, единственным на всем белом свете.

Одно из самых страшных последствий этого — так назы­ваемые «немотивированные» самоубийства. От 20 до 35% американских юношей-геев совершают попытки самоубий­ства, это гораздо больше, чем в любой другой социально-возрастной группе⁴². В бывшей ГДР 36% опрошенных гомосексуалов сказали, что думали о самоубийстве, а 13% пы­тались его осуществить⁴³. По данным клинических исследо­ваний, риск суицида среди юных геев и лесбиянок особен­но велик, если они: 1) слишком рано открыто обнаружи­вают свою гомосексуальность, 2) подвергаются в связи с этим насилию и преследованиям, 3) пытаются решить свои проблемы с помощью алкоголя и наркотиков и 4) отверг­нуты своими семьями. Эти молодые люди умирают не от гомосексуальности, а от страха перед ней и от жестокого отношения окружающих.

Снять эти проблемы может только принятие себя и са­мораскрытие окружающим. Открытое признание своей го­мосексуальности — coming out (буквально — выход в свет) или coming out of the closet (выход из чулана) иногда ка­жется одноразовым драматическим событием, чем-то вро­де публичной декларации, после которой пути назад отре­заны и начинается новая жизнь. На самом деле такого крутого, драматического поворотного пункта может и не быть, и даже если он есть, это только кульминация дли­тельного и сложного процесса психосексуального самооп­ределения.

По мере роста терпимости к гомосексуальности средний возраст «выхода в свет» снижается. В конце 1960-х годов средний возраст coming out у американских мужчин был 19,3 года, теперь он снизился до 14,5—16 лет. Однако и возраст, и обстоятельства «выхода» — кому и как человек раскрыва­ется — зависят от множества конкретных условий.

Человек открывается не всем сразу, а в определенной последовательности, и прежде, чем открыться другим, он должен осознать и принять себя сам. Первым конфидентом подростка чаще всего бывает однополый друг-сверстник.

Например, в чикагском обследовании средний возраст пер­вого самораскрытия составил 16 лет для девочек и 16,75 года для мальчиков, причем две трети мальчиков и свыше поло­вины девочек сначала раскрылись другу (подруге), подели­лись с матерью только 5% и ни один — с отцом⁴⁴.

«Каминг аут» подчас проще и прозаичнее, чем рисуется в воображении. Молодой человек ждет, что его исповедь будет для его друзей сенсацией, громом средь ясного неба, но иногда его сбивчивый рассказ воспринимается как нечто уже известное: «Мы давно догадывались. Обычный парень не уделяет столько внимания одежде, не смотрится посто­янно в зеркало и не бывает таким нежным». Казалось бы, надо радоваться, что с друзьями нет проблем? Не тут-то было! «Я чувствовал себя уязвленным и обманутым. Мое великое откровение пропало даром. Вместо того чтобы ра­доваться, я был обижен, что мои друзья обсуждали мою личную жизнь за моей спиной и никто из них не сказал мне об этом».

Какой бы трудной ни была сексуальная идентификация, ее завершение приносит огромное облегчение. Люди, ко­торые приняли свою сексуальную ориентацию, в большин­стве случаев считают ее естественной, нормальной и един­ственно возможной для себя, подстраивая под нее прочие самооценки и установки.

Ослабление социальной стигмы и дискриминации облег­чает принятие себя. В гомосексуальной выборке Кинзи 46% мужчин и 26% женщин сожалели о своей гомосексуаль­ности. В 1970-х годах на вопрос, хотели бы они, если бы это было возможно, изменить свою сексуальную ориента­цию, 95% сан-францисских лесбиянок и 86% геев ответили «нет». 87% опрошенных Штарке восточных немцев прини­мают свою гомосексуальность полностью, 16% — с некото­рыми оговорками и только 1% — с трудом. Однако полное принятие себя большей частью происходит уже за рамками подросткового и юношеского возраста. Тут есть большая социально-педагогическая проблема.

Несколько лет назад пара озабоченных родителей спроси­ла у меня совета, что делать с шестнадцатилетним сыном, который, как им кажется, не просто дружит с однокласс­ником, а влюблен в него. Я посоветовал оставить мальчи­ка в покое. Однополые влюбленности часто проходят сами собой, независимо от педагогических усилий. А если это действительно любовь, вы не можете искоренить ее. Конт­роль, надзор, хождения по психиатрам могут отравить под­ростку жизнь, заставить его прятаться, довести до само­убийства, но они не могут изменить его сексуальную ори­ентацию.

Истинная родительская мудрость в этой драматической жизненной ситуации — проявить терпимость и понимание к сыну или дочери, принять их такими, какими они себя ви­дят, и поддержать их в этот самый трудный и драматичес­кий момент их жизни. От родительской помощи больше, чем от чего бы то ни было другого, зависит находящееся под ударом юношеское самоуважение, с которым, в свою очередь, связаны все остальные психологические свойства личности.

К сожалению, многие родители не выдерживают этого испытания. В бывшей ГДР информации об однополой любви было гораздо больше, чем в России, тем не менее понять своих гомосексуальных сыновей пытались только 19% матерей и 7% отцов; 70% матерей и 78% отцов об их про­блемах вообще не знали. И только 8% матерей и 5% отцов приняли сексуальную ориентацию сыновей сразу и безого­ворочно; остальные были к этому не готовы, надеялись, что все еще изменится, просили сохранить все в тайне. Со вре­менем отношения обычно налаживаются. Но часто понима­ние приходит с большим опозданием.

А что делать учителям и психологам? Рассуждая абст­рактно, чем раньше подросток осознает и примет себя, тем легче ему будет. Однако поспешное и преждевремен­ное — лишь бы снять мучительную неопределенность — сексуальное самоопределение может, как и в других сфе­рах бытия, закрыть пути к более глубокому осмыслению собственных возможностей и стремлений. Даже если под­росток не сомневается в своей сексуальной ориентации, что бывает далеко не всегда, преждевременно обнародовав ее, он рискует оказаться в изоляции в школе и дома и не выдержать враждебной реакции окружающих, от кото­рых ему некуда уйти. Единственным противовесом до­машней и школьной враждебности окажется криминаль­ная уличная среда, которая быстро и незаметно для него самого проституирует подростка, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Поэтому лучше отложить «выход» до совершеннолетия и осуществить его в более благопри­ятных условиях. Это не трусость и не лицемерие, а жи­тейский здравый смысл. Однако убедить в этом подростка вы сможете, только если он увидит, что вы уважаете его право на выбор сексуальной ориентации и не пытаетесь им манипулировать.

Гомосексуальные подростки и юноши нуждаются в пси­хиатрической и психологической помощи не потому, что они больны, а потому, что они оказались в очень сложной ситуации, разобраться в которой может только специалист. К сожалению, найти такую помощь в России трудно, ни психологов, ни врачей этому не учат, а геевские организа­ции маломощны и занимаются не столько конструктивной деятельностью, сколько политическими играми и выпраши­ванием денег на собственное существование.

Человек или организация, берущаяся за оказание помо­щи гомосексуальным подросткам, оказываются в ситуации повышенного социального риска, их подозревают во всех смертных грехах. Во время моего пребывания в Лос-Андже­лесе в прессе появились сообщения, что в одном из геевских подростковых центров кто-то из воспитателей якобы имел с воспитанниками сексуальные отношения. Ничего невозможного в этом нет, в подростковых учреждениях лю­бого типа сексуальные скандалы нередки. Но прежде чем факты были проверены (в данном случае все оказалось вы­думкой), пресса и местные власти предложили попросту закрыть этот центр. Эта ментальность чрезвычайно харак­терна. Самая многочисленная категория совратителей под­ростков — католические священники, но никому не прихо­дило в голову требовать закрыть церкви. С геями это кажет­ся возможным.

При работе с гомо- и пре-гомосексуальными подростка­ми есть несколько общих правил. Какова бы ни была соб­ственная сексуальная ориентация консультанта, он должен исходить из жизненных проблем сидящего перед ним подро­стка. Что его мучает? Трудности самопознания? Стигмати­зация? Социальная изоляция? Необходимость скрываться? Чувство своей особенности? Отсутствие родительской под­держки? Преследование и насилие? Сексуальная депривация? Или что-то еще?

Проблемных подростков необходимо принимать такими, каковы они есть, не морализируя и не запугивая. Первая задача психотерапевта не изменить сексуальную ориентацию подростка, а помочь ему понять и прояснить свои чувства. Нужно дать объективную и точную информацию обо всем, что его волнует, особенно важен опыт других юношей и де­вушек со сходными проблемами. Развитые геевские органи­зации поддерживают такие подростковые группы, выпуска­ют специальные брошюры и т. п. (одна такая брошюра из­дана и в Москве*). Очень важно помочь подростку разо­браться в его проблемах и найти адекватные способы пре­одоления стигматизации, депрессии, семейных и школьных конфликтов, научить азбуке любовных отношений и прави­лам безопасного секса. Нужно внимательно следить за воз­можными признаками суицидных намерений, алкоголизма и наркомании и в случае необходимости своевременно на­править подростка к специалисту. Не забывать о семейных условиях, помочь подростку разобраться в его отношениях с родителями, если возможно — поговорить с ними, но только с согласия самого подростка. Обучать других специ­алистов, давая им адекватную информацию о подростковой гомосексуальности. Соблюдать строгую конфиденциаль­ность. Быть готовым защищать подростка и вместе с тем не нарушать границ профессиональных отношений, в частнос­ти избегать общения с подростками вне консультационного центра и, само собой разумеется, не иметь с ними никаких сексуальных контактов.

Зосимов А. Ф. Если ты «голубой». М.: АРГО-РИСК, 1995.