Проявление возбуждения

Показав, что в ортодоксальной системе социальный контроль дополняет рацио­нальность информации, упомянутые выше исследования предлагают определен­ный тип объяснения того, что побуждает испытуемого считать верование истин­ным- Это, конечно, не то объяснение, к которому прибегает сам верующий, пресле­дующий в более или менее скрытой форме свои собственные цели. Обе системы объяснения, вероятно, конкурируют друг с другом. В этом случае можно задаться вопросом, какие когнитивные стратегии мы вызовем у ортодоксальных испытуе­мых, представив им научную информацию, касающуюся именно их собственного поведения. Иначе говоря: что сделает ортодоксальный испытуемый для сохране­ния своей ортодоксальности, после того как ему будет предъявлена информация о результатах работ, резюмированных в предыдущем параграфе, а также о техниче­ских условиях, позволивших их валидизировать, и о теоретических ожиданиях, в которых они коренятся?

Была выдвинута гипотеза, что в этой ситуации ортодоксальная система и вхо­дящие в нее испытуемые пойдут на риск. А именно — они сместят локус своего консенсуса до границ системы и признают тогда информационную ценность (ко­торую можно было бы также охарактеризовать как ортодоксальную) и возможное место информации о возбуждающих социальных и когнитивных формах. Это фор­мы, от которых они обычно себя защищают, чтобы не был нарушен социальный и когнитивный порядок, который система намерена поддерживать в контролиру­емом ею пространстве. Некоторые из этих «демонстративных» стратегий удалось привести в действие экспериментальным путем.

Так, после того как им показали и «доказали», что в том типе социальной сис­темы, в которую они входят и о которой они свидетельствуют, восприятие рацио­нальной уязвимости верований может вызвать усиление регулирования принад­лежности и что ослабление этого регулирования вызывает более ясное понимание уязвимости, ортодоксальные испытуемые вынуждены отодвигать (бегство впе­ред?) в более или менее расплывчатое будущее обоснование информации, кото-Рое, по-видимому, не может быть обеспечено при существующем порядке вещей. Одни придают своим верованиям утопический характер и говорят, что они теперь больше, чем раньше, убеждены в том, что постепенно, со временем — следователь­но, в неопределенном будущем — верующий сможет понять, что «поистине» озна­чает то или иное верование. Другие, впрочем, отклоняются в сторону эсхатологии ^в том смысле, что они сами говорят о конце света (о «Конце Времен») и им ка­жется, что это способно лучше, чем раньше, трансформировать «глубинный ^ctobior» их верований. Есть еще и такие люди, которые в большей мере, чем рань-^Ще> считают, что в соответствующей роли, которую богословы, непререкаемый ^автори_тет института, а также мистики будут играть в будущем в изучении веро-^аНий, доля мистиков будет иметь существенное значение и они будут служить Лижущей силой именно благодаря расплывчатости и своеобразию их когнитив­ны* процедур.

В то время как обычно формальная база ортодоксальной совокупности верова­ли отличается высокой степенью искусности, все же, по-видимому, именно сово-

358 Глава 12. Верования, убеждения и идеологии. Системы представлений...

Б. Верования, убеждения и идеология... 359

купность этих когнитивных процедур частично теряет свою строгость. После того как им была представлена научная информация об их собственном функциониро­вании, ортодоксальные испытуемые чаще, чем раньше, утверждают, что присо­единение к их верованиям следует объяснять действием некоторых неосознава­емых факторов. Другие более настойчиво подчеркивают, что их поведение коре­нится в аффективной сфере в большей мере, чем в разуме. Это соскальзывание к новому типу информации смещается, впрочем, в сторону педагогических при­емов, с помощью которых развертывается воздействие ортодоксальности. Одни более позитивно, чем раньше, оценивают способность абстрактных иллюстраций сделать понятным для маленьких детей тот или иной тезис верований, для чего рекомендуют использование таких иллюстраций в учебнике катехизиса. Другие придают большее значение жестам, мимике, а также аудиовизуальным методам в процессе обучения. В другом плане следует отметить, что социальная и институ­циональная монолитность, на фоне которой охотно проводится ортодоксальная стратегия, имеет тенденцию к замене опоры на эпистемологический потенциал более частных социальных пространств. Так, после ознакомления с научной ин­формацией ортодоксальные испытуемые более положительно оценили роль «ма­леньких общинных групп, неформальных и братских» в выработке «истинного» понимания верований, вокруг которых они объединяются.

В качестве иллюстрации можно задаться вопросом — в связи с этим послед­ним действием, — в каком отношении расшатывание имиджа и достоинств соци­альной и идеологической монолитности подготавливает возникновение пресло­вутого «права», которое идеологические системы считают пагубным, — те самые системы, где в то же время взаимодействия по горизонтали рассматриваются как опасные для централизма, оцениваемого как демократический. Во всякой гипоте­зе индивид и система, в которую он погружен, в ситуациях такого типа идут на не­который риск, когда говорят, вероятно с целью самозащиты, о социальных фор­мах и социальных силах, находящихся в состоянии брожения, которые труднее контролировать и против которых они обычно защищаются. Было бы, однако, не­осторожно интерпретировать эту очевидную стратегию как непременное ослабле­ние системы, а также верований и представлений, которые эта система аутенти-фицирует. Некоторым образом это смещение к границам системы с целью найти новое обоснование и новое место теоретической разработке верований, само вхо­дит в состав стратегической программы и идеологического капитала, которыми руководит эта система. В ситуациях такого типа система вводит в оборот и реак­тивирует представление о своих исторических истоках, прежде чем устанавли­вать и приводить в действие ортодоксальное поле: конституирующую интуицию» возбужденные когнитивные процедуры, оппозиционные или даже откровенно ре' волюционные социальные формы, пылкие предсказания и одержимость. В суШ' ности, риск, которому подвергается система, заключается в том, что она снова вводит в свое функционирование доортодоксальные смыслы, нередко беспокой­ные, которые социальный контроль подготовил... скрывая их.

Таким образом, в этом направлении исследований, так же как в исследования Рокича, который пришел к обнаружению парадоксов, считавшихся уже преоД⁰ ленными, содержание снова выходит на поверхность: по крайней мере это касаетс* некоторых смыслов. Остается тот факт, что именно путем «нейтрализации» ^с°~ держания в первую очередь стало возможно ввести теоретический инструмента'

рий и предложить некоторые инварианты, чтобы изучать поле, кажущееся раско­ловшимся, в его экзистенциальных особенностях и исторических хэппенингах. Это один из способов действий, который, вероятно, мог бы вывести изучение ве­рований, убеждений и идеологических представлений из той неуверенности и не­ясности, в которой оно все еще пребывает. Можно придумать самые разные под­ходы: в следующем параграфе мы приведем один пример.