Социально-психологические исследования коммуникации были сосредоточены главным образом на эффектах убеждения и изменения аттитюда, хотя исследовались и другие области. Как мы уже говорили, совместное господство математической модели коммуникации и бихевиоризма побудило исследователей, и в частности ученых Йельской школы, опиравшихся на учение Аристотеля и на экспериментальный подход, заняться исследованиями, из которых язык был фактически исключен. Это направило интерес исследователей в первую очередь на отправителя (эмиттера) и получателя (реципиента), а затем уже на сообщение.
Мы здесь не будем слишком вдаваться в подробности, так как, с одной стороны, это уже было сделано во многих учебниках, в том числе и в том, который создавался под руководством Сержа Московичи (Moscovici, 1984), а с другой стороны, в том же учебнике Г. де Молен (G. de Mollin) широко осветил историю изучения изменения аттитюда с помощью эмиттера и реципиента. Мы хотели бы просто напомнить некоторые факты и результаты, полученные до начала 1980-х гг., а затем продолжить изложение и привести некоторые результаты, полученные в 1980-1990-е гг.
Прежде всего отметим, что интерес к характеристикам коммуникатора возник давно. В рамках исследований внушения, восходящих к началу XX в., можно обнаружить связь между престижем, который убеждает силой собственного влияния, и возможностями гипнотизера. Убеждающую силу одной только авторитетности коммуникатора подверг сомнению С. Аш в 1948 г. Он высказал мысль, что существует процесс идентификации, происходящий между коммуникатором и реципиентом, — процесс, который изменяет восприятие содержания сообщения. Этот путь исследования (в большей или меньшей степени связанный с внушаемостью) был затем оставлен. Исследователи перешли к изучению характеристик эмиттера и реципиента. Надежность, привлекательность, искренность, динамизм, власть, позволяющая вознаграждать и наказывать, и другие характеристики источника сообщения были исследованы в качестве экспериментальных переменных с целью объяснения эффектов влияния. В этом случае сообщение никогда не изучалось как носитель влияния как таковое (per se). Так, например, в одном из самых известных исследований в парадигме надежности источника, проведенном Ховландом и Вайсом (Hovland, Weiss, 1957), язык используется в качестве носителя информации, но при этом язык сам по себе не изучается. Действительно, в этом.эксперименте студенты читают статьи на различные темы. Одной половине студентов говорят, что источник имеет авторитет и достоин доверия; другой — что источник большого доверия не заслуживает. Результаты эксперимента показывают, что при полном совпадении содержания сообщения первая группа больше поддалась влиянию, чем вторая. И спустя 40 лет в многочисленных экспериментах, концентрирующихся на способности коммуникатора вызывать доверие, на язык обращается не больше внимания. Так, в весьма удачном эксперименте (!), проходившем под девизом «Видеть — значит верить: выражение лица и изменение аттитюда» (Brownlovv, 1992), автор эксперимента сравнивает влияние женщи-
494 Глава 18. Высказывания и убеждение
Б. Эмиттеры (отправители), получатели и сообщения 495
ны, имеющей детское выражение лица (babyfaced), и влияние, оказанное женщиной зрелой (maturefaced). Сравнение влияния обеих женщин, которые передавали убеждающее сообщение, проводилось по двум критериям: насколько данная женщина вызывает доверие и ее компетентность. Коммуникатор с детским выражением лица (babyfaced) вызывает более высокую степень согласия с содержанием сообщения, когда речь идет о первом критерии (доверии) и более низкую степень согласия по второму критерию (компетентности). Женщина зрелого возраста с соответствующим выражением лица (maturefaced speaker) вызывает обратное соотношение критериев по степени влияния. Автор эксперимента делает вывод, что изменение аттитюда не связано с аттрактивностью, возрастом, с коммуникативным поведением коммуникатора-отправителя сообщения или же с интересом испытуемых к теме сообщения (!).
В других недавно опубликованных работах авторы, опираясь на теорию атрибуции, «стремятся доказать, что восприятие надежности источника может быть результатом сложных субъективных выводов испытуемого, которому адресовано сообщение, сделанных им относительно причин, мотивов, побудивших оратора защищать то или иное дело. Некоторые авторы (Eagly, Chaiken, 1975; Eagly, Wood, Chaiken, 1978; Eagly, Chaiken, Wood, 1981; Wood, Eagly, 1981; Magny, Papastamou, 1984) считают, что выводы о побудительных мотивах играют решающую роль для всякого субъекта, подвергающегося попытке убеждения, когда он оценивает надежность и степень доверия, которого заслуживает источник» (Bromberg, 1990).
Наконец, в недавно опубликованном обзоре 114 экспериментов, посвященных изучению убедительности источника (Wilson, Sherell, 1993), авторы делают вывод, что компетентность — один из факторов, оказывающих определяющее воздействие на изменение аттитюда, по сравнению с другими переменными, например физической привлекательностью. Этот вывод сходен с нашим (Ghiglione, Bromberg, 1995) с той лишь разницей, что мы учитывали, кроме того, личную вовлеченность получателя сообщения в тему: «Показатели надежности источника, по-видимому, играют тем большую роль, чем меньше реципиент вовлечен лично в тему дискуссии, и, следовательно, тем больше он склонен принять или отвергнуть выводы, содержащиеся в сообщении, только на основе восприятия компетентности коммуникатора, не учитывая аргументированность сообщения».
Как мы видим, последнее заключение снова вводит реципиента и сообщение. А как же может быть иначе! К этому мы еще вернемся. Но прежде следует сказать несколько слов о другой переменной, которая долго привлекала внимание социальных психологов: об аттрактивное™1.
Вслед за С. Ашем влияние привлекательности источника на реципиента изучает Кельман (Kelman, 1961). Он объясняет изменение установок реципиента тем, что, идентифицируя себя с источником, приближается к его точке зрения. В этом случае изменение установок вовсе не связано с содержанием сообщения в противоположность тому, что происходит, когда изменение аттитюда вызывается надежностью источника. Изменение аттитюда здесь не доходит до системы
1 Действительно, мы помним, что Макгвайр (McGuire, 1969) идентифицировал три характеристики, играющие роль в эффективности убеждающего сообщения: заслуживает доверия, аттрактивность, власть награждать и наказывать. Первые две характеристики присутствуют всегда. Как мы видели, третья характеристика почти совсем перестала интересовать исследователей.
убеждений индивида и продолжается лишь в течение того времени, пока источник коммуникации сохраняет привлекательность.
Действительно, все происходит так, как будто надежность источника в той или иной степени связана с содержанием сообщения, тогда как аттрактивность связана только с самим источником. По-видимому, реально такой полной независимости нет, но в научной литературе имеется тенденция представлять дело именно так.
Конечно, у реципиента обнаруживаются симметричные характеристики — в частности, личностные, — которые должны объяснять его большую или меньшую подверженность влиянию: самоуважение, перцептивная зависимость, авторитаризм, догматизм, социальная изолированность и т. д. На них ссылались прежде, ссылаются и теперь. Приведем в качестве примера исследование, посвященное взаимосвязи восприятия собственной компетентности и подверженности влиянию (Hazleton, Cupach, Canary, 1987). Имеются также работы, авторы которых вслед за Макгвайром (Мс Guire, 1972) получили результаты, касающиеся соотношения между плохим пониманием сообщения и снижением его убедительности (Eagly 1984), что связано с меньшим количеством получаемой информации. Исследовалось также влияние реактивного сопротивления (Brehm, 1966), которое проявляется, когда реципиент знает о намерении источника убедить его (Hass, Grady, 1975).
В этом теоретическом контексте отношения между отправителем сообщения, его получателем и самим сообщением обычно ограничивались, в самом лучшем случае.тем, что во внимание принимается тема информационного содержания сообщения1. Так, в парадигме конформизма экспериментировали с неоднозначностью и убедительностью, обоснованностью обсуждаемой темы; в парадигме надежности — с соотношением между некоторыми физическими и психическими характеристиками и темой, а также степенью личной вовлеченности реципиента в тему сообщения, или же его компетентностью в данном вопросе, или, наконец, расстоянием, разделяющим первоначальную позицию испытуемого по отношению к теме сообщения и отражение ее в словесном оформлении сообщения.
Можно было бы сказать, как уже говорил Московичи в 1967 г., что мы сталкиваемся здесь «с языком без коммуникации и с коммуникацией без языка». Можно также отметить логичность используемой теоретической модели и, следовательно, заметить ее ограничивающие предположения. Это, действительно, логичность, ибо в модели, основанной на кодировании/декодировании, передать можно только информацию. Следовательно, если условия, в которых происходит кодирование, декодирование и передача сообщения, корректны, то интересоваться следует другими переменными, ускользающими от механики системы, руководящей Операциями кодирования/декодирования. Некоторым образом, выбор языка обозначений логически вполне соответствует выбору математической модели коммуникации для продвижения проекта социальной психологии коммуникации, основанной на изучении характеристик индивидов в их взаимоотношениях и в их отношении к передаваемой информации. Действительно, если язык служит
1 Мы здесь не учитываем многочисленные исследования, касающиеся отвлекаемости, страха, предварительного уведомления, неожиданности и удивительности сообщения для реципиента. Это не входит в рамки интересующих нас в данной главе проблем.
496 Глава 18. Высказывания и убеждение
Б. Эмиттеры (отправители), по лучатели и сообщения 497
для описания мира, то достаточно удостовериться в языковой компетентности того, кто создает и передает сообщение, и того, кто его принимает, а также в надежности канала, через который проходит сообщение. Тогда нет надобности интересоваться тем, какие выводы может вызвать язык — прагматический инструмент — у «другого». Иначе говоря, единственно важный вопрос здесь: «Что он мне сказал?», а не: «Каковы были его намерения, когда он говорил мне это?»
В первом случае следует просто удостовериться в том, что участники акта коммуникации способны правильно кодировать и декодировать сообщения. Во втором же случае необходимо иметь инструменты, позволяющие рассматривать язык как одно из средств социального действия. То есть нужны инструменты, которые дают возможность устанавливать соответствие между намерениями говорящего (Sperber, Wilson, 1986) и способами, позволяющими выявлять заключения, которые делает на этой основе собеседник. Другими словами, в первом случае воздействие на «другого» имеет в качестве источника прежде всего характеристики собеседников (отправителя и получателя сообщения). Во втором случае воздействие исходит главным образом от языка, который служит выразителем намерений говорящего и вызывает процесс умозаключений у собеседника.
Конечно, такое представление может показаться слишком кратким и обобщенным, так как во многих исследованиях, и в частности в работах Иельской школы, интерес сосредоточен на характеристиках сообщения, к чему мы вернемся в следующем параграфе. Но и здесь, в исследованиях, и в том числе в тех, которые ведутся сегодня, главное внимание уделяется структуре сообщения. В общем, речь идет о другой систематике — не лингвистической, а риторической, -- но все же о систематике, которая позволяет объяснить наблюдаемые результаты эффектами системы, а не соотношением между когнитивными процессами и языком. Эта систематика, возможно, сохраняет какие-то черты бихевиоризма или, во всяком случае, некоторый тип простых причинно-следственных связей, пригодный для экспериментальных исследований. Действительно, способ задавать вопросы одинаков в исследованиях, использующих в качестве независимой переменной риторическое построение сообщения, преподносимого коммуникатором, и в тех работах, где независимыми переменными являются те или иные характеристики отправителя сообщения или его получателя. В первом случае это значит, что если эмиттер или реципиент обладает тем или иным качеством, то более или менее механически вызывается тот или иной эффект. Во втором случае — та или иная структура сообщения более или менее механически вызывает тот или иной эффект.
Следует признать, что, хотя результаты в этом случае оказались несколько проблематичными, постановка вопросов, экспериментальное оснащение и методика обработки данных более просты, чем в случае, когда задаются вопросы типа, если говорящий, вписанный в данный коммуникационный договор и имеющий особую цель, хочет выразить с помощью языка свои намерения собеседнику, соблюдая законы и правила, управляющие разговором, и если он также хочет попытаться проконтролировать, какие выводы сделает собеседник, ему придется учи тывать характеристики этого собеседника и принять во внимание возможности, которые дает язык для получения выводов, для выдвижения на первый план намерений или для их маскировки и т. д. Все это — вопросы, которые не только сложны, но также всегда ведут к неясным результатам, хотя бы потому что естест-
венный язык почти никогда не позволяет извлечь из высказывания только один вывод.