Тема 6. Векторные и инверсивные редакции в творческой биографии Л.Леонова

Последовательность, с которой Леонов в 50-60 гг. обращается к переработке ряда старых своих произведений, не является случайной. Начав с работы над одним из крупнейших произведений 20-х годов - романом "Вор", Л.Леонов выбирает и в хронологической последовательности "перечитывает с пером в руке" те из своих произведений 20-х - 30-х - 40-х годов, в которых тема культуры переплеталась с идеей доверия к жизни: "Конец мелкого человека" (1922), "Провинциальная история" (1928), "Метель" (1939). В тех же произведениях, где этого переплетения не было ("Нашествие", 1942), оно создается в новой редакции благодаря введению автором новых тем в монологи героев, новым поворотам сюжета.

В редакции пьесы 1960 г. Л.Леонов в тексте характеристики, которую дёт своему отцу Андрей Пустыннов, меняет только знаки препинания. Убирая многоточия, он придает тем самым большую убедительность и завершенность мысли Андрея, мотивирующей многое в трагедии "блудного сына", осознавшего до конца преступление старого "Ноя".

Создавая в 1962 г. новую редакцию "Метели", Леонов делает героев более противоречивыми и сложными. Сережа во второй редакции "Метели" оказывается уже не просто карьеристом и примитивным догматиком, каким он был прежде. Герой оказывается по-своему жертвой прямолинейных представлений о жизни. По-видимому, такое решение образа - своеобразная реакция писателя на оценку героини романа "Русский лес" Поли Вихровой в критике 50-х годов. Не случайно в беседе с Ю.Оклянским (28) Леонов, рассуждая о работе над новой редакцией "Метели" и внесенных в пьесу изменениях, не только указывает на сходство в первоначальных замыслах обоих произведений ("Метели" и "Русского леса"), но и объясняет поведение и образ мысли Поли Вихровой в начале романа совершенно в духе тех изменений, которые связаны с образом Сережи ("Метель") и в духе тех критических суждений, что содержались в статье М.Щеглова о романе.

Изменение композиционного построения «Метели» позволило глубже и полнее представить и психологию Степана Сыроварова, который в первоначальном варианте текста, опубликованного в 1940 году, был патологический подлец, что становилось очевидным уже в начале пьесы.

Работа Леонова над новыми редакциями "Провинциальной истории" и "Метели" обнажает интерес художника к теме "блудных" сыновей и братьев, утративших духовное родство. В обеих пьесах встречается одна и та же оппозиция: "покорные" сыновья отечества (Яков Пустыннов, Степан Сыроваров) и "блудные" сыновья (Андрей Пустыннов и Порфирий Сыроваров). Причем, Порфирий во второй редакции - лишается голоса даже в буквальном смысле (последствие ранения в Испании). Он произносит только одно слово: "Гвадалахара" (Метель, 1930-1962). В "Метели" (1962) слова "блудный сын" повторяются дважды: героем и в ремарке автора. Подчеркнуто акцентированной становится и сцена «возвращения» "блудных" детей. Объединяющий новые редакции пьес мотив "блудных" и "заблудших" усилен и в новой редакции "Нашествия" (1964). То, что Федор оказывается несправедливо осужденным, усложняет и задачу героя, который не просто возвращает окружающим доверие к себе, но и себе должен вернуть доверие к людям, подорванное несправедливостью (Нашествие, 1941-1964). Это - задача Федора и всех людей, окружающих его. Не случайно Таланов-старший назовет "болезнь" Федора уже не "себялюбием" (Нашествие, 1942), а "гангреной", и это новое определение развернется в монологе Ольги как "знание, разъедающее душу и цель". Раэмылшения Ольги об истории, которая, как порох «иногда оказывается сильнее тех, кто его делает", по-своему повторят соображения о России, "рождающей в исторических, жизнеопасных муках" слишком большого ребенка ("Конец мелкого человека", 1960). Мотив смертельно опасных родов для матери, выносившей в чреве своём ребёночка, оказавшегося едва ли не крупнее её самой, - восходит к незавершённому роману Е.Замятина «Бич Божий».

И "Вор" (1959) и "Конец мелкого человека" (1960), и "Золотая карета" (1964), и новые редакции "Метели", "Нашествия" несут на себе отчетливые черты идейно-художественного единства, обусловленного принадлежностью всего, созданного в этот период художником, единому творческому этапу, единому историко-литературному контексту.

Когда писатель возвращается к своему произведению после длительного перерыва, то, очевидно, не всегда легко установить, в какой мере созданию новой редакции предшествовало чтение старой. Сохранение в новом варианте довольно значительных по объему частей старого текста может и не быть следствием преднамеренного переноса текста из прежнего варианта в - новый. Текстуальный повтор может быть и результатом особенностей художественной памяти, исподволь хранящей довольно значительные по объему "блоки" текста. В наследии Леонова текстуальный повтор - явление не редкое, что уже было отмечалось исследователями (Р. Опитц). Думается, возможны также и совмещения двух типов; начав перечитывать "с пером в руках", автор мог увлечься и с какого-то момента полностью отойти от старого текста, после чего уже в так называемом "свободном" тексте воспроизводить отдельные фрагменты старого текста "по памяти". В частности, именно этим объясняется, очевидно, то, что, работая над новой редакцией "Золотой кареты" в 1964 г. "по тексту" пьесы, Леонов, изменяя его, отвлекаясь от старого текста 50-х годов, включал в текст 1964 г. всплывавшие в его памяти фразы - первой редакции пьесы.

Мотив наступающей на мир ночи в последнем действии пьесы в 1964 г. и последние слова Марьи Сергеевны - свидетельствуют о всплывших в памяти писателя узловых фрагментах, ключевых фразах редакции 1946 г.: слова Марьки о последней ночи, которую надо преодолеть – 1946 (С.45), и прощальный тост Марьи Сергеевны (С. 61).

Наряду с таким распространенным типом работы писателя над текстом, как авторедактура, Леонов использует и особый - варьирование "блоками* текста. Оно может выполняться двумя способами. Первый - по памяти. Второй - "манипулирование", перестановка отдельных частей текста, зафиксированных на листках бумаги. В частности, работая над последним вариантом второй редакции "Золотой кареты" и последней редакцией этой пьесы, Леонов явно манипулировал репликами героев, доверяя их - с незначительными поправками - то одному, то другому персонажу. Такая техника работы над текстом новой редакции, несомненно, отражает важнейшие особенности художественного мышления писателя-философа: Леонов чрезвычайно дорожит удачной фразой, обретающей в тексте статус художественной формулы.

В трех редакций "Золотой кареты" Л.Леонова обнаруживаем трёх авторов (в терминологии М.М.Бахтина), три образа авторов (в терминологии В.В.Виноградова), соответствующих кульминационному уровню воплощения "авторской воли", творческого замысла. То обстоятельство, что замыслы трех редакций "Золотой кареты" различаются, сказалось и на образах автора (редакций), которые тоже весьма различны и по характеру, и по существу своему, и по способам воплощения.

Анализ изменений повествовательной структуры «Вора»(1959) свидетельствует, на первый взгляд, о "возвращении" Леонова к намерению написать роман и о художнике, и о "герое эпохи". Необходимо отметить, что отказ от намерения написать роман о художнике в 20-е годы был вызван невозможностью осуществить в пределах одного произведения таких двух намерений. Диалог "героя эпохи" и художника в «Воре» (1927) подчинен задаче осмысления "героя эпохи", в таком же положении подобный диалог оказывается и в романе Л.Леонова "Дорога на океан". Попытка осуществить такой диалог в "Воре" (1959) привела к тому, что, во-первых, сам диалог вновь оказался в "подчинённом" положении, но уже не к задаче осмысления "героя эпохи", а к задаче осмысления художника эпохи XX века. Во-вторых, "героем эпохи" - героем произведения Ф.Ф.Фирсова - оказывается сам автор - Федор Федорович Фирсов. Таким образом, замысел романа о "герое эпохи" и художнике воплощается в романе о "герое эпохи" ("Вор", 1927) и романе о художнике (1959). Именно поэтому действие в "Воре" (1927) развёртывается в России 20-х годов, а смысл художественного конфликта составляет идея рождения новой морали. А в «Воре» (1959) место и время действия - фантазия художника и творческий процесс, коррелируемые лишь фантазией и творческой деятельностью одного из «двойников» художника. Смысл художественного конфликта составляет идея обретения подлинной основы творчества - мужества, выражающегося в способности взглянуть в лицо своей совести, и бесстрашия перед жизнью. Если в "Воре" (1927) Векшин воплощал представления Леонова о драматизме и перспективе культурной революции, то в "Воре" (1959) Векшин - воплощение представлений Фирсова о возможностях преобразования мира и формах прогресса. В "Воре" (1927) Векшин - герой автора романа «Вор». В "Воре" (1959) Векшин - герой Фирсова и, одновременно, его "грех", его alter еgо, его "двойник".

Естественно, что в "Воре" (1927) и в "Воре" (1959) мы встречаемся с различными авторами и разными способами воплощения автора, хотя в отличие от истории "Золотой кареты", где редакции различались и жанровыми характеристиками, - "Вор" (1959), как и "Вор" (1927), - принадлежит одной жанровой разновидности - это философский роман.

Анализ "Вора" (1927) и "Вора" (1959) позволил выявить в творческой истории романа те принципиальные различия, проявившиеся в трансформации замысла, которых нет в творческой истории "Золотой кареты" и в творческих историях других произведений Л.Леонова. В "Воре" (1959) иная, чем в "Воре" (1927) событийная основа замысла (время событий, место действия, состав событий и участники событий). Изменения эти обусловлены, естественно, новым представлением художника о главных "болевых точках" жизни. В "Воре" (1927) и "Воре" (1959) высказаны автором не просто разные точки зрения на действительность. В «Воре»(1927) и "Воре" (1959) исследуются разные объекты, «действительности». Таким образом, основанием для решения вопроса о возможности публикации «самостоятельных» редакций на правах отдельного произведения может быть лишь одно: «самостоятельность» событийной основы замысла.

Творческая история романа Л.Леонова "Вор" - это история создания двух «самостоятельных» редакций ("Вора", 1927 и "Вора", 1959-1982). Вопрос же о принципиальной принадлежности «самостоятельной» редакции статусу произведения требует сравнения "истории" "Вора" с аналогичными сложными историями произведений и других писателей (М.Горького, А.Белого, М.Пришвина, К.Вагинова, Вс.Иванова, А.Платонова и др.).