Этапы анализа

Юнг предлагал линейную модель психотерапевтического процесса. В качестве первой стадии он выделял исповедание, признание, или катарсис. Эта процедура более или менее ана­логична известным религиозным практикам. Любое душевное движение начинается с попытки избавиться от ложного и открыться истинному. Вторую стадию — прояснение причин - он связывал с фрейдовским психоанализом. На этом этапе че­ловек должен освободиться от «неадекватных детских притяза­ний», «инфантильного потакания себе» и «ретрогрессивной тос­ки по раю». Третья стадия — обучение и воспитание — близка к адлерианской терапии. Она направлена на лучшую адаптацию к повседневной реальности. Наконец, четвертый этап — пси­хическую трансформацию, объект своего главного интереса - Юнг противопоставлял трем предыдущим. Однако очевидно, что совершенно невозможно представить реальную терапию как последовательную смену стадий. Поэтому многие аналитики предлагали свои структурные метафоры для лучшего понима­ния динамики аналитических отношений.

Один из самых простых образов — это спиральный про­цесс, имеющий тенденцию то к расширению, то к сужению. Партнеры находятся на противоположных концах и периоди­чески меняются местами подобно тому, как по неумолимому закону энантиодромии, о котором много писал Юнг, психичес­кие противоположности имеют тенденцию переходить одна в другую. Так происходит диалог двух личностей, воплощаю­щий диалог сознания и бессознательного, их обмен энергией. Аналитик поддерживает скорость и баланс движения так, что­бы пациент получал позитивный опыт совмещения дистанции и близости в межличностных отношениях, совмещения эмоци­ональных реакций и интеллектуального понимания.

Хендерсон разработал свою модель анализа, рассматривая его как воспроизведение древнего ритуала инициации. Иници­ация переключает психическую энергию, позволяет символи­чески прожить смерть прежней идентичности и возрождение в новом обличии. Инициируемый освобождается от прежней бессознательной целостности и власти родительских архетипов и обретает независимость и новую, более сознательную, зрелую целостность. Кроме того, это ритуальное действо соединяет вне­шние и внутренние изменения, обычно приводя к изменению социального статуса и вхождению в жизнь группы или обще­ства. Она имеет цивилизующую или одухотворяющую направ­ленность, несмотря на порой насильственный характер ритуа­лов, необходимых для того, чтобы запустить процесс в действие.

Хендеросон опирался на идеи Юнга, который считал, что трансформация бессознательного, возникающая в анализе, де­лает естественной аналогию с религиозными церемониями ини­циации. Тем не менее эти церемонии в принципе отличаются от природного процесса тем, что ускоряют естественный ход раз­вития и заменяют спонтанное возникновение символов созна­тельно подобранным набором символов, предписанных тради­цией. Единственным «процессом инициации», который живет и практикуется сейчас на Западе, является анализ бессознатель­ного, используемый врачом в терапевтических целях.

Ориентация на проживание паттерна инициации вносит изменения в позицию терапевта и модель анализа. Аналитик вы­ступает в роли священнослужителя, мистагога, гида в ритуале посвящения. Он отвечает за успешное прохождение каждой ста­дии и проталкивает ведомого на следующий этап. Он должен быть готов взять на себя проецируемые образы как того состоя­ния, к которому стремится инициируемый, так и тех качеств, от которых он хотел бы избавиться. Используя в качестве метафо­ры верования американских индейцев, Хендерсон предлагал четырехчастную схему аналитического процесса.

Первая ступень связана с образом трикстера, обманщика или плута. Этот архетип хорошо исследован Юнгом в работе «Пси­хология образа трикстера». Этот персонаж подобен беззаботно­му шаловливому ребенку, живущему своими инстинктивными импульсами. Он не обременен ответственностью и легко нару­шает все законы и правила. Поэтому он всегда несет, по край­ней мере потенциальную, возможность выхода за прежние рамки, рекомбинации психических противоположностей и пре­образования бессмысленного в осмысленное. Солнце сознания должно временно уступить место тьме бессознательного. Этот этап означает недифференцированное психическое состояние, необходимое для начала анализа. Пациент испытывает к ана­литику смешанные чувства, так что последний сам играет для него роль своего рода трикстера, соблазняя и мистифицируя его продолжать анализ. Терапевт должен понравиться клиенту, по­мимо или даже вопреки сознательным соображениям. Это яв­ляется первым условием образования в будущем дееспособного рабочего альянса.

На второй ступени, связанной с образом культурного пре­образователя, цивилизатора, а иногда покровителя и спасите­ля, появляется идеальная родительская фигура, воплощающая источник благосостояния в жизни. Здесь происходит обраще­ние к природному и материальному аспекту жизни, символи­ческий возврат к матери, отмечающий необходимую регрессию Эго в переходном состоянии. Воплощая это материнское нача­ло, терапевт должен демонстрировать эмпатию, эмоциональную поддержку и безусловное принятие клиента.

Третий этап поднимает образ героя, утверждающего себя в сражениях и испытаниях. Инициируемый вновь поворачива­ется к мужским качествам и идеалам, пробует силы. У пациента могут появиться темы соперничества и конкуренции. Говоря о психотерапии юношей, в которой особенно сильно проявляется мотив инициации, Хендерсон отмечал, что нельзя полагаться на их способность увидеть и понять свои проблемы. Бессмысленно обсуждать с ними перенос и сопротивление или добиваться инсайтов, вытекающих из терапевтических вмешательств. В начале нужно «баюкать и лелеять» пациента и только значительно поз­же — интерпретировать и критиковать. Терапевту нужно дать ему почувствовать свою заботу достаточно долго, чтобы потом тот сумел принять критику — личную и болезненную — как необхо­димое инициирующее испытание. Наконец, после этого терапевт может убедить пациента в его скрытой способности реализовать себя как личность. Эти взгляды оспаривались другими юнгианскими аналитиками, которые считали, что Хендерсон недооце­нивает степень независимости и индивидуации, а также силу Эго, достигаемые уже в младенчестве и раннем детстве. Они утвер­ждали на основании своего клинического опыта, что юноша го­тов не только увидеть свои нездоровые моменты, но также ис­пользовать интерпретацию переноса и сопротивления и вполне способен успешно завершить терапию без подталкиваний. Они расценивали элемент инициации при анализе как значительно более спонтанный и непредсказуемый и отрицали необходи­мость управлять им. Тем не менее терапевтические отношения, как и любые реальные человеческие отношения, имеют так мно­го вариантов развития и всевозможных нюансов, что наблюде­ния Хендерсона продолжают оставаться актуальными для многих случаев. Может быть, их главная ценность заключается как раз в возможности взглянуть на происходящее в культурно-исторической и символической перспективе. Его работы следу­ют традиционалистской направленности, присущей трудам Юнга и Мирче Илиаде, его близкого друга и сподвижника, внесшего большой вклад в сравнительное религиоведение и понимание символов. Древние символы, хранимые традициями сквозь сто­летия, являются почвой или корнями, питающими коллектив­ную душу человечества. Чувство принадлежности духовной ис­тории человечества, чувство связи с домом своей души выражает важнейшую потребность, во многом фрустрированную в наше время, когда человек переживает себя одиноким и выброшенным в мир. Только воссоединение с этой духовной сердцевиной спо­собно принести подлинное исцеление — обретение целостнос­ти, соединение в человеке уникального и универсального.

Четвертый этап связан с ритуалом виденья, в процессе кото­рого человек, прошедший через смирение и жертву, прямо пере­живает опыт нуминозного, откровение духовной реальности, оставляющее глубокий след в душе. В этот загадочный миг между умиранием прежней идентичности и рождением в новом качестве человек непосредственно соприкасается с вечностью. Это ключе­вое переживание знаменует завершение внутренней трансформа­ции. «...В терапевтическом переносе... пациенты стремились после­довательно воспроизвести стадии развития в важных направлени­ях, как будто они пересматривали и восстанавливали вред, нанесенный неправильным воспитанием или обучением на ран­них стадиях... Они регрессировали, — пишет Хендерсон, — на более ранний уровень, когда первичный образ Самости, по-види­мому, предшествовал всем воспоминаниям прошлого и выражал внутреннее ощущение единства...» (Хендерсон, 1997, с. 116).