Глава 1. Все по старому

В любви есть милосердие, желание защитить любимое существо, стремление сделать добро, обрадовать, - если это и не самоотречение, то, во всяком случае, удивительно хорошо замаскированный эгоизм, - но есть в ней и некоторая робость.

(Сомерсет МОЕМ)

Тьма не наступала даже с заходом солнца – лето было в самом разгаре, потому ночи оставались такими светлыми.

Летняя полночь не приносила ощущения, что уже середина ночи, я могла прекрасно разглядеть узкое белое лицо любимого под рассеянным светом луны – Солнца Бессонных, как говорил Калеб. Мы словно подносились в этой теплой, серой мгле, ближе к небу, но я знала, что с наступлением утра, это впечатление не рассеется. Даже не смотря на приход холода.

Калеб спал. Спали наши друзья в своих спальниках, и это умиротворение должно было заставить и меня задремать, но нет, я мучилась от бессонницы. Мучительное чувство чего-то незавершенного или забытого, заставляло тревожно биться сердце, и я не могла расслабиться.

Я перевернулась на спину, но Калеб даже не почувствовала этого, он был слишком измучен, потому что сдерживал жажду в дни пока охотились оборотни, а сегодня насытившись заснул, почти полностью отключившись. Так же само и Бет с Теренсом, и хотя я не отставала от них в эти дни, сна не было.

Что же оставалось делать? Я встала, и решила пройтись, звуки водопада маняще доносились до меня из чащи леса. И не смотря на то, что здравый ум просил не ходить одной, я не боялась, ведь дорожка была достаточно протоптанной, и луна светит светлее обычного.

Я застыла у самого обрыва, и затаив дыхание, посмотрела вниз.

Теснимый берегами водопад, углублялся в темноту, теряя в пустоту воду, где она с шумом разбивалась о невидимые камни. Эта вода, несущая в себе опасность меня не пугала, пока я стояла на берегу и смотрела на нее со стороны. Но мне было интересно, как это чувствовать на себе такую тяжесть и не умереть.

Холод от воды сначала не ощутимый, быстро пробрал сквозь одежду до костей. А с ним пришел и туман. Сырой, давящий, который путался в волосах, заставляя их виться. Откинув надоедливые локоны с лица, я вновь обернулась к водопаду, и его очарование оставалось столь же сильным, как и при первом впечатлении.

Мне только не хватало мокрых капель воды, которые не долетали до лица – я стала слишком далеко, чтобы они могли достать меня.

Откуда это неясное чувство? Тревога? Да, именно она. Но почему ей вдруг задумалось появиться теперь? Все было хорошо, все было просто прекрасно, и я понимала, что должна быть на седьмом небе от счастья, но этого не было. И все из-за проклятой тревоги.

Наша жизнь пошла по налаженной тропе, я прекрасно окончила школу, даже не смотря на свои проблемы осенью и зимой, и подала документы в университет Глазго, только в один единственный университет, и была рада тому. Калеб тоже не протестовал, его документы уже давно ждали отправки, но он пока еще медлил. Я догадывалась почему. Возможно, он не станет продолжать пока что учебу, желая посвятить время живописи. Я часами могла слушать, как он рассказывал о старых улочках Глазго и о том, как провел там год. Его глаза светились, когда он рассказывал об этом, и мое желание учится, только возрастало. День со дня я ожидала, когда же Калеб предложит мне поехать туда и посмотреть дом, или точнее говоря не понятно какую недвижимость, перешедшую ко мне от Сторков именно в Глазго. Как странно было думать о благодарности к ним и о том, что они купили недвижимость именно в том городе, в котором я так жаждала учиться. Хотя таких вот недоразумений было много.

Я снова вернулась мыслями к тому, что мне досталось в наследство. Все те машины, явно молодежных моделей, дома и деньги, вес говорило о том, что они прям таки знали, чего хочу я. Первым на это указал мне Калеб. А что если они следили за мной? Нет, это была глупая мысль, и я сомневалась, что такое возможно. Даже если у Сторков на старость лет проснулась совесть, и они вспомнили обо мне, им просто могли посоветовать купить именно что-то молодежное, а дом в Глазго… так это заветная мечта Фионы. Это было, чуть ли не единственной мечтой Фионы, о которой я помнила, потому что она почти никогда не мечтала. Мы выживали, и на мечтание у нее не было сил или желания.

Но откуда эта тревога, снова спросила я себя. Все было так хорошо, но мое сердце оставалось неспокойным. Возможно все началось с того момента, когда Ричард и Мизери уехали. Я была расстроена от этого известия, и теперь я заметила, как Прат задумался о том же. Не то чтобы он не раздражал меня и всех в нашей многочисленной семье, нет, но я понимала, что возле нас он удерживался от проблем. А Ингред, глава Бесстрастных тонко намекнула ему держатся подальше от проблем. Так почему бы Прату пока не пожить с нами? Я терялась пока в этих планах. К тому же, станет намного легче, как мы уедем с Калебом прочь. Прату не будет, кого доставать, и он вряд ли продолжит злить Терцо, могла ли я надеяться, что тогда он немного успокоиться? Хотя о чем это я – это же Прат! Все это был слишком сложно, чтобы раздумывать об этом ночью. Все казалось слишком тяжелым для размышлений и пугающим. Протерла глаза от туманной пыли. Или от усталости?

Но и не думать я не могла. Время близилось к рассвету, и стоило вернуться к Калебу, может мне удастся заснуть? Ведь с утра мы едем домой – луна пусть еще и полная, но теперь волки могут обращаться и поблизости дома, не тревожа тем самым соседей. Бет по-прежнему было сложно, но ее вел Теренс, и участие моего таланта стало им не так необходимо. На нем настаивали родители. В любом случае, Бет и Теренс все еще были слишком юными оборотнями, чтобы разгуливать без наблюдения, даже не смотря на то, как их это раздражало. Так же оставался не выясненным тот факт, куда поступит Бет. И с этим тоже были сложности. По сути дела они двое были в некоторой опасности – мы не знали, спаслись ли еще какие-нибудь оборотни лутонской своры, и если так, им захотят отомстить. Или же, они слишком молодые чтобы уезжать далеко от моей семьи и оставаться без присмотра. Одно я знала точно, что не хочу провести следующий учебный год, бегая по лесам за Бет, и выслушивать ее мысленные причитания на меня. Точнее говоря, я определенно точно не желала учиться с Бет. Лутон вполне подходящее место для нее.

Тревожным так же оставалось то, как начала меняться Ева. Голод, он пришел быстрее, чем ожидал Грем, а значит, они вскоре так же уедут. По этому поводу я не сожалела, потому что знала, как мечтает Ева побыть с Гремом. И отрывки мечтаний Евы просачивались ко мне, вот откуда я узнала об ее желании, о свадьбе. Калеб же подозревал это намного раньше меня.

Но вот видишь, глупая, а ты думаешь, откуда эта тревога. А от чего бы ей не взяться – Ричард и Мизери уехали, Прат, Грем и Ева думают об этом, да и к тому же с сентября ты вряд ли увидишь своих друзей до каникул, а также детей и родителей. Один Калеб будет с тобой. И, конечно же, я была этому рада, я так этого хотела, чтобы только мы двое, но все остальные составляли весомую часть моей жизни.

Да еще к тому же эти сны. Нет не кошмары, по крайней мере, не теперь. После того, как прошли «волчьих полгода», как называл их Прат, все улеглось, и остались сны. Сначала кошмары, о крови, о волках, обращающихся телах. Но потом пришли сны. И они терзали и разъедали мою душу и совесть посильнее кошмаров. Это были сны о том, как я убиваю волков. Что вместо Аераса я вонзаю нож в спину Волчицы, и что я вместо Прата отрываю головы, и что это я вместо Калеба освобождаю от боли Изегрима. И что хуже всего, все время меня при этом наполняло несравнимое удовольствие происходящим. Я упивалась тем, какой сильной была. Но не рассказывала о снах никому, и если бы Калеб видел бы их в моих воспоминаниях, я думаю, что уже высказался по этому поводу. Но он молчал, и все остальные тоже видимо оставались в неведении. А я ликовала. И хоть не признавалась себе, но, наверное, хотела бы почувствовать то чувство триумфа вновь. Это было плохо, и я понимала, но не могла себе отказать в удовольствии вспоминать все, что произошло в те дни, когда мы боролись со сворой. Я была сильной. Я стала сильной. И оставалось слабое утешение для совести – во всем виноваты волки.

И оставалось только прятать эти ощущения подальше от таланта Калеба. Мне не хотелось увидеть, как его лицо станет разочарованным, или отчужденным, когда он поймет, о чем я думаю.

Я побрела назад к Калебу и нашему маленькому табору. Все еще была ночь, но по слабости я поняла, что организм уже чувствовал приближение рассвета. Как и лес. Трава становилась влажной от росы, утренние птицы начали просыпаться, распугивая ночных зверьков редкими вскриками и трелями. Их голоса меня не пугали в отличие от холода. Руки стали ужасно холодными, как и нос, и я знала, что раз Калеб сыт, возле него мне не согреться.

Когда я нашла место нашей стоянки, с радостью увидела, что угли еще не совсем потухли. Разворошив их, я подкинула несколько поленьев, и только потом пошла к Калебу. Почти следом за моей спиной раздался шорох потрескивающего дерева, охваченного голодным пламенем, и вспыхнул свет, так стало намного легче ориентироваться.

Калеб слишком крепко спал, чтобы уловить мой приход. Я присела рядом и посмотрела на его лицо, освещенное неясным туманным светом уходящей луны, и загорающихся лучей рассвета, а также бликов костра – весь этот свет падал на его лицо, делая абсолютно фантастическим и не реальным. Теперь, когда я часто видела Калеба спящим, то начала ненавидеть это состояние коматоза. Его лицо напоминало посмертную маску, бледную, застывшую, восковую, а на ощупь ледяную и твердую, словно замерший камень. Когда я просыпалась, а Калеб еще спал, на несколько часов мною овладевал страх, что он мертв. Калеб в это время не дышал, не двигался и, конечно же, не думал, оставив доступными только сны, которые я могла смотреть при желании. Но я старалась не пользоваться своим преимуществом, используя талант лишь, чтобы убедиться в том, что он все еще нежив, как и раньше. Что он существует, не смотря на законы природы и смерти.

Нагнувшись, я поцеловала Калеба, прекрасно зная, что он сейчас не ответит на поцелуй. Не двинется, не задышит и не поднимет голову, чтобы поцеловать меня в ответ. Это тоже мне не нравилось – мне казалось я целую холодный мрамор или гранит, который даже с рассветом не оживет.

Оборотни беспокойно заворочались, раскрываясь, и мне пришлось подойти к ним, чтобы поправить одеяло, зная, какой холодной была сегодняшняя ночь, особенно теперь, ближе к рассвету. Они тоже не проснулись, слишком вымученные за эти ночи. Как и я.

Я уже начинала ненавидеть лунные ночи, потому что их приближение всегда грозило изменением в настроение друзей, а так же вот такими вылазками. Не то, чтобы я была против побыть с Калебом и оборотнями на природе, но ночи были слишком длинными и насыщенными. Слишком для меня – как самой слабой из них.

Полежав недолго возле Калеба, я решила пойти к костру, там явно было теплее. Завернувшись в свой спальник, я устроилась на достаточно безопасном расстоянии, чтобы искры не долетали до меня в отличие от тепла. Здесь было хорошо и уютно, может не так, как возле Калеба, но его бездвижимая и бездыханная фигура нагоняла тревогу. Опять эту чертову тревогу.

Я проснулась уже в машине от звука мотора и плавного ощущения, что она едет. Яркое солнце било в лицо сквозь открытое окно с моей стороны, а пояс безопасности неудобно пережал живот. Стоило открыть глаза, как я поняла, что это был не пояс безопасности – тяжелая голова Бет покоилась на мне, а вся остальная часть тела наполовину свесилась с сиденья. Смотря на нее, я даже не могла представить, как она еще не свалилась на пол. Калеб и Теренс сидели впереди, обсуждая прошедшую охоту, так, как обсуждают фанаты прошедший матч.

- Нет, ты представляешь, я уже думал, что загнал лису, а она хитрюга юркнула в нору.

- Ты еще не такой хороший охотник, как думаешь, - подразнил его Калеб, словно не знал, какие оборотни самовлюбленные, и мельком глянув в зеркало заднего вида, уловил мой взгляд. Он ничего не сказал, по поводу того, что я проснулась, а просто улыбнулся. Я улыбнулась в ответ.

Почти следом проснулась Бет. Но она не спешила подниматься с меня. Подняв заспанное лицо ко мне, ей еще хватило наглости ухмыльнуться:

- А ты мягкая. – а потом подумав добавила. – И теплая.

- Я ведь живая, помнишь?!

После непродолжительного сна и бессонной ночи нечего было ожидать от меня хорошего настроения, даже не смотря на улыбку Калеба. Ведь он был там, спереди, а я здесь. С оборотнем, у которого еще не прошли дни лунного обращения (в ее случае раздражения).

- И саркастическая, - скривилась Бет, и все-таки убрала с меня свою лохматую голову. Ее волосы скомкались, превращая всегда блестящие локоны в подобие птичьего гнеда. В них, как я заметила даже позастревали сучки и листья. Видимо ее, как и меня перенесли в машину еще спящей, иначе бы она заметила присутствие потусторонних предметов в волосах. Это напомнило мне о моих волосах. Их длина мне нравилась, как и цвет, но в последнее время, я все чаще останавливала взгляд на ножницах, а иногда раскрыв их, приставляла к волосам. И так смотрела на себя в зеркало думая, смогу обстричь или нет. Так и не решившись сделать подобный шаг, я оставила идею о походе к парикмахеру на ближайшее будущее. Честно говоря, я просто не знала, понравиться ли Калебу идея о стрижке. Он любил гладить мои волосы, пропускать их сквозь пальцы и смотреть, как они переливаются рыжим в лучах солнца, если нам удавалось побыть на природе, подальше от людей.

Бет дулась, тоже имея плохое настроение (я даже не обращала внимания, зная, что это просто уходящая на спад луна), потому мы не говорили, а парни продолжали свой разговор. Это не мешало мне время от времени встречаться глазами с Калебом. Что-то такое интимное и таинственное недоступное другим, подогревало мою кровь. И теперь я думала о том, как бы спланировать время, чтобы побыть несколько дней или часов только с ним. В лесу этого не удавалось.

Когда я в очередной раз перехватила взгляд Калеба, слова Теренса заставили меня прислушаться, а потом и вовсе остолбенеть.

- В этом году мы тоже не празднуем твой день рождения?

Теренс откинулся назад и заложил руки за голову, мечтательно всматриваясь вперед на дорогу.

- Помню, когда ты только переехал, Оливье закатила по этому поводу очумелое празднество! Не хочешь устроить что-либо подобное?

- День рождение Калеба? – переспросила я, перегнувшись к их сиденьям. Это было несколько неудобно, я даже бесцеремонно подвинула ноги Бет, на что она недовольно засопела, но я этого не замечала.

Теренс ошарашено вытаращил глаза на меня, очевидно не ожидая подобной реакции. А потом его ухмылка стала ироничной.

- Ну да. Если память мне не изменяет – это 4 июня. Через полторы недели. Ты что забыла, какой сегодня день?

- Да нет, - с трудом выдохнула я, и, обернувшись к Калебу, увидела только его застывший профиль, очень сосредоточенный на дороге. – Я вообще не знала, когда у него день рождения.

Запала на миг тишина, и Теренс и Бет почти одновременно заговорили:

- Как так? – Бет явно преуспела в том, чтобы уметь перекричать Теренса. Его вопроса я даже не расслышала. – Вы встречаетесь 2 года, и ты даже не поинтересовалась, когда у Калеба день его рождения? Это как-то неестественно.

Я ничего не ответила и просто вернулась на свое место. Конечно же, неестественно. А о чем вообще думает Бет, мы ведь говорим не о человеке – а о вампире.

Время возле Калеба текло не так, как с другими. Оно будто бы ускользало от меня, и месяцы теряли свое значения, и размывались. А если бы я разделяла их, то, наверное, подумала бы о чем-то таком довольно важном для людей, как день рождения. А ведь это действительно было важно! По крайней мере, для меня. Сколько ему исполниться вскоре? 84. Разве это не повод, чтобы отметить его взросление, особенно если на его облике возраст никак не отражался? Я так думала, но может не Калеб – иначе, почему он мне не говорил?

Я больше не смотрела в зеркало, хотя чувствовала, как глаза Калеба следят за мной. Чтобы успокоиться, и уговорить себя не злиться на него, я смотрела в окно. Точнее говоря, я совершенно ничего не видела из того, что было за ним. И это немного успокаивало. Вся картинка сливалась и смазывалась, как испорченная фотография перед моими глазами, и я могла думать о чем-то другом, чем Калеб. Не стоит обманывать себя – ты только и делаешь, что думаешь о нем. Замечаешь его запах, то как поворачивается голова в сторону зеркала, а потом чувствуешь взгляд его серебристых глаз на себе, и по телу разливается тепло. Но злость от этого не стает легче.

Когда мы оказались в городе, я сухо попросила Калеба остановиться возле магазина. Он, молча, выполнил мою просьбу, и когда я вышла из машины, поспешил за мной. Не смотря на него, я тихо кинула:

- Я схожу одна.

Сердитый резкий стук дверцы возвестил о том, что Калеб понял, как я зла. И его это не устраивало. Проигнорировав его реакцию на мои действия, я зашла в супермаркет. Народу почти не было, и я побрела к лоткам с фруктами, а от них к сладкому – это вряд ли поднимет настрой, зато хоть как-то вычеркнет из памяти тот сухой паек, которым мне пришлось питаться несколько дней во время охоты оборотней. А так же может мне удастся забыть откормленного зайца, которого притащила Бет, почему-то посчитав, что я смогу его приготовить. И как ей такое только в голову пришло!

Пока я отбирала нужные продукты, меня все время раздражало хихиканье кассирши. Говерли была милой девушкой, довольно симпатичной, но как говорил Прат – без мозгов. Лучшая кандидатура для дяди. И когда я подошла к кассе именного его там и застала. Однако далековато от нашего дома. Чего не сделаешь ради великой любви!

Облокотившись на прилавок, Прат нацепил на лицо тупую ухмылку ухажера, что меня едва не вывернуло. На полу возле него стояли купленные продукты – тонна купленных продуктов. Итак, или вампиры начали есть, или меня решили закормить до смерти. Или… все-таки кое-кто планировал вечеринку по поводу дня рождения Калеба, о котором я вообще ничего не знала до сегодня. Я тут же почувствовала себя обманутой не только Калебом, а и всей семьей, и конечно же одинокой.

Подойдя к кассе, я натянуто улыбнулась Говерли, что тут же заставило ту покраснеть. Растолкав локтем Прата чтобы выставить свои покупки, я хмуро глянула и на него. Прат же ничуть не смутился. Идеальное по своей красоте лицо Прата, искривилось в понимающей улыбке. За это мне захотелось надавать ему по лицу. Жаль, что я не могу подпортить ему физиономию. Очень жаль – настроение как раз располагает.

- Неожидал тебя здесь увидеть. – улыбнулся он, игнорируя то, как я хмурюсь и поджимаю губы. – Как отдых?

Тон Прата, и то, как он вел себя, только подначивали меня к совершению какой-то глупости. Я развернулась к нему корпусом и, поставив руки на прилавок, мило улыбнулась, что должно было обмануть Говерли, в моих истинных намерениях. Но наверное не Прата. Он должен был ожидать от меня чего-то такого. Ведь это была его школа.

- Ничего плодотворно. А как твое лечение?

Брови Прата удивленно взлетели вверх, а потом нахмурились. Такого бестолкового и непонятного вопроса он не ожидал. Прат явно не понимал, к чему я веду. А стоило бы. Все-таки я училась у него.

- Какое лечение?

- Твой триппер, его уже вылечили?

Говерли перестала улыбаться и краснеть, побледнев как полотно, зато вспомнила о том, что мои продукты нужно пробить по кассе. И на том спасибо. Я не собиралась ночевать в магазине, ожидая, когда она сообразит, зачем я здесь.

- Тоже плодотворно, - растянул слова Прат, медленно на его лице расцвела улыбка, и он явно оценил мою шутку. При этом он так же отметил изменившееся настроение Говерли, которое сулило ему отказом, но ничуть не сожалел об этом. Я тоже считала, что она слишком уж тупа даже для него.

Но все же, его глаза метали молнии, ведь в городе уже насчитывалось женщин 20, которые были антиклубом Прата, и состояли все они из брошенных им пассий, после нескольких страстных встреч. Видимо он ожидал благосклонности Говерли, и мои слова теперь явно подмочат его репутацию в городе вообще. Зато дел у местного фельдшера прибавиться – те, кто с ним спал, захотят провериться на разные венерические болезни. Ну вот, не успела вернуться в город, а уже сделала доброе дело. Даже два, учитывая то, что уберегла Говерли от разбитого сердца.

Конечно, было подло вымещать злость на Прате, но он-то мог мне сказать о празднике. И я ни на миг не поверила, что до нашего отъезда он не знал о нем. Стоит только вспомнить довольное лицо Прата, когда мы отправлялись в поход. И что странно, ведь Прат всегда любил раскрывать подобные секреты, так как терпеть не мог сюрпризы, как таковые. И ему было все равно, что остальные может их любят. Эту особенность я переняла у него. Сюрпризы никогда не несли в себе ничего хорошего. Это я уже давно усвоила.

Рассчитавшись и не смотря на Прата, я пошла прочь, испытывая странное удовлетворение оттого, что сделала. И при этом горечь, потому что это напомнило мне о триумфальных снах про волков. Прат догнал меня почти тут же, но без пакетов.

- Я не при чем, - поспешил заверить меня Прат. Можно подумать я ему поверила.

Я остановилась, не доходя до машины нескольких метров, и обернулась к нему, при этом заметив, как тени за стеклами машины оживились.

- Почему интересно ты промолчал? Ты не из тех, кто будет хранить секреты. Тебе так нравиться их раскрывать, особенно чужие. – сказала я прищурившись.

- Меня подкупили, - честно признался он без зазрения совести.

Я посмотрела в его искрящиеся от смеха и самодовольства глаза (от недовольства моим поступком не осталось и следа), и поняла, что он не лжет. Ему нравилась сама мысль, что он участвует в чем-то секретном, и ему при этом еще и оплачивают участие. Он бы и хотел, чтобы этот секрет был более грязным, но при таком раскладе не выбирают.

- Коррупция, - констатировала я. – И что стоят твои 30 серебряных монет?

Карие глаза Прат стали хитрыми и узкими, он напомнил мне китайца. Такой взгляд с прищуром я нередко замечала у Сони, и догадывалась теперь, чье это пагубное влияние.

- Не могу сказать. За это мне тоже заплатили. Это должен был стать сюрприз и для тебя и для Калеба.

Темные волосы Прата развевались от ветра, и более красивой или глупой картинки мне не приходилось видеть. Он был хорош в новой кожаной куртке и темной рубашке и знал это. Даже его поза свидетельствовала о самовлюбленности, но я все же не могла сердиться на него. Для этого был кандидат получше. Хотя зачем себя обманывать – стоит Калебу взять меня за руку и посмотреть в мои глаза, как я тут же забуду о гневе. Значит, решено – в глаза ему не смотреть и воздерживаться от телесного контакта, пока не изолью свою ярость. А иначе это все равно будет меня мучить.

- Тогда прости меня за триппер.

- Да ничего. Но лучше ты бы упомянула сифилис – ним я, по крайней мере, когда-то действительно болел.

Я покачала головой, понимая, что Прата уже ничто не исправит.

- Ты до сих пор болен, - поспешила заверить его я. Краем глаза я следила за машиной, и понимала, что стоит возвращаться, но хотела еще немного побыть на улице.

- Это не заразно. Если только я тебя не укушу. – сверкнул белозубой улыбкой Прат, и я улыбнулась в ответ. Его улыбка и настроение были заразительными и какими-то успокаивающими.

- Тогда это смертельно, - поправила его я.

- Но не заразно ведь, - усмехнулся дядя, и шикарным движением надев очки и подняв воротник, потрусил обратно в магазин. Как там говорят – горбатого могила исправит, так вот, это явно не про него. Даже умерев, Прат оставался невыносимым, эгоистичным типом, которого, по непонятной мне причине, я продолжала терпеть и любить. Как и все в моей семье – он привносил отрезвляющее оживление.

Разговор с ним поднял мне настроение, до того момента, как я села в машину. Стоило оказаться там, как повисло неловкое молчание – до этого они трое что-то с жаром обсуждали. Бет даже покраснела от усердия. Темные локоны уже более аккуратно обрамляли ее лицо, от чего она выглядела милой, но вовсе не спокойной. Хотя, когда в последний раз, я видела Бет спокойной? Она даже когда спала, пиналась и разговаривала.

- Что замышляете? – вполне нейтральным голосом поинтересовалась я, хотя в середине все клокотало. Зачем было играть в такие глупые игры – я уже и так все знаю, так зачем разыгрывать из себя шпионов? Молчание так и не рассеялось.

Бет с отсутствующим видом уставилась в окно. Теренс посмотрел на Калеба, тот сохранял молчание. Я была зла на своих друзей.

Но все же, главной причиной злости оставалось то, что Калеб ничего мне не рассказал о самом дне рождения. Потому что идея праздника была хорошей, и я бы хотела сама его приготовить. Как он мог мне не рассказать!!!! Стоило посмотреть на Калеба, и его потемневшие глаза, как я снова вспомнила о злости.

«А почему ты сама не спросила? – напомнило мне мое противное сознание, причем довольно ехидно. – Ты ведь могла о таком важном для тебя событии, как ты говоришь, подумать и сама!»

Напоминание об этом еще больше рассердило меня. Когда мы высадили оборотней, возле дома Бет, я по-прежнему не могла вернуть себе спокойствие. Бет нагнулась над пассажирским окном, куда я пересела, и ее лицо сделалось очень виноватым, и это почти растопило мое сердце.

- Прости.

Я махнула рукой, словно это забытое дело. Бет подождала секунду-другую, а потом отошла, видимо поняв, что не все так просто. И наша машина отъехала.

- Ты очень зла? – Калеб покосился на меня, не отрываясь от дороги. Дом Фослеров остался далеко позади, и по тому маршруту, который выбрал Калеб, я поняла, что мы едем ко мне домой. На миг сердце сжалось, потому что на уровне подсознания я надеялась, что приехав к нему, мы помиримся, и все будет хорошо. А потом поняла, что это лучшая идея. Я хотела помыться, и отдохнуть, а если я еще больше разозлюсь на Калеба, придется пешком пилять домой, потому что я не захочу чтобы он меня подвозил. Такого исхода мне не хотелось.

- Очень, - коротко отозвалась я, стараясь не смотреть на него. Очень трудно было это сделать, особенно если учесть, как всегда возле него начинало биться сердце. И мы так давно не целовались, что я начинала ощущать тоску, словно давно его не видела. И вот эти порывы нужно было пока придержать при себе.

- По шкале от 1 до 10, сколько?

- 9.

- Да, действительно, очень, - втянул в себя воздух Калеб, и перестал смотреть в мою сторону, а только перед собой.

- Будут комментарии? – я смогла теперь глянуть в его сторону и то мельком, чтобы не попасть в плен его серебристых глаз, а иначе злости конец.

- Конечно. – откликнулся он, совершенно равнодушным тоном. И не знаю, что меня больше задело – то, что он уже не смотрел на меня, или то, как он это говорил. – Не думал, что это важно.

- Важно для кого? Если для меня, то важно, - возмутилась я, постаравшись развернуться к нему полностью корпусом, но ремень безопасности помешал, и я села, как и раньше, слегка поворачивая голову.

- Просто я уже и забыл, какие чувства символизирует день рождения. Возможно, когда-то я радовался этому, а теперь для меня это просто день. Такой же, как и все остальные. 31 декабря и то более значительная дата – тогда я переродился. – Он на миг замолчал, и тяжело вздохнул, и это привлекло мое внимание. Калеб напрягся, но в то же время лицо его стало печальным. Что же его так огорчает? То чего он не может объяснить, или то, что я могу не понять его объяснения? – Наверное, тебе пока что этого не понять.

- Говоришь, прям как Самюель. Я с 5 лет слышу – тебе этого не понять. И что мне такого не понять, если я живу между вами так долго. Я уже практически, как вы.

- Это точно. – ледяным тоном отозвался Калеб. Ну вот, ляпнула!

Я набрала побольше воздуха, уже зная, что он сейчас скажет, но Калеб замолчал и уставился на дорогу. Одна его рука на миг взметнулась вверх, и я уже знала этот его жест, когда он треплет свои волосы – он начинал о чем-то думать или же переживать.

Снова молчание. Ну конечно не ожидала, что Калеб будет говорить без умолку, после нашей ссоры, но вот такое глухое молчание мне не нравилось. Я уже видела подобное выражение лица ранее. Он что-то решал. А может это моя буйная фантазия и нечистая совесть не давали мне покоя? Калеб и не должен быть радостным – у нас реально не шуточная ссора, по крайней мере, я давно уже не припоминала ничего подобного. А я как всегда думаю только об одном – как бы более комфортно было мне одной! Может, я все-таки зря горячусь?

- Не делай такого лица, - я уже почти не сердилась. Скорее начала переживать, когда Калеб о чем-то задумывался, я пугалась. Он давно признал, что я уже вовсе не ребенок, и я боялась, какими станут его рассуждения и поступки относительно моего созревания.

- Какого такого? – переспросил Калеб напряженным голосом.

- Такого, словно что-то задумал.

- Я ничего не задумал. Скорее меня беспокоит твоя реакция на такую ерунду, как ежегодный день, когда я появился на свет в прошлой жизни. Ведь я не меняюсь на протяжении уже многих десятилетий, и для меня это ничего не символизирует. Другое дело ты – с каждым днем рожденья становишься старше, и твоя внешность, повадки, мысли при этом изменяются. Понимаешь о чем я?

Не полностью. Возможно, с такой стороны все выглядело иначе. Само явление дня рождения, есть не что иное, как простой подсчет возраста и того времени сколько мы существуем, и так же того, как мы изменяемся. Калеб не менялся. Он уже никогда не станет старше своих 19 лет, и для него не имеет значения, сколько времени прошло с тех пор, как он родился. И почему я раньше не подумала об этом, до того, как раздувать ссору? Я действительно все еще его не понимала. Точнее я все еще не понимала всех их – даже не смотря на годы, прожитые с ними.

- Тогда возможно я была не права, - осторожно заметила я, надеясь, что черточка между его бровей исчезнет.

Но Калеб удивил меня в очередной раз:

- Почему ты должна извиняться за то, что просто пока не доступно тебе. Ты ведь человек, и для тебя важны дни и недели, так как они не важны для нас. Что такое дни – всего лишь смена дня и ночи, и ничего больше. А для вас дни – это сама жизнь. Мы можем лишь мечтать о вашем осознании дней. Но любить дни становиться все тяжелее. Хотя для меня они перестали бежать так быстро, как раньше. Ты остановила время.

Калеб бережно взял мою руку в свою холодную ладонь, и это заставило посмотреть ему в глаза. Они потемнели и заискрились. Его взгляд заставил мое сердце приостановить на миг свой бег, а потом пуститься с отчаянным стуком. Улыбка Калеба свидетельствовала о том, что он услышал это.

Мы сидели, молча, остановившись перед моим домом, и переплетя пальцы, смотрели друг на друга.

Не знаю, сколько лет будет биться мое сердце, тревожно замирая, захлестнутое необъяснимой страстью к Калебу. Но я понимала, что мне это необходимо – вот так смотреть на него, слушать свое дыхание и ожидать, когда его голова качнется в мою сторону.

- Я поеду домой, чтобы переодеться и скоро вернусь. Есть какие-то особенные пожелания на вечер?

Калеб смотрел на меня, ни следа минувшего раздражения, так словно мы просто говорили, а не ссорились, хотя по сравнению с размолвками Бет и Теренса, нашу ссору и ссорой стыдно назвать. Ни тебе криков, ни битья посуды, а тем более не перекидывания друг друга.

-Захвати пиццу, - пожала плечами я, зная, что он и будет моим особым пожеланием. Не смотря на наш отдых в лесу, избавиться от оборотней на продолжительно время не удавалось. Зато их я многочисленно количество раз заставала за страстными объятиями и перехватывала некоторые картинки, которые, я точно знаю, Бет не хотела бы сделать достоянием моего разума.

Да и не могу сказать, что очень рада влазить в эти картинки. Ужас, я стаю, чуть ли не любителем порнографии, но совесть спасает то, что я невольно стаю свидетелем их отношений. Да и остальных тоже.

Калеб медленно наклонился ко мне, словно давая время прочувствовать момент, и я не смогла возобновить дыхание, зачаровано смотря на него. Вблизи кожа Калеба выглядела такой яркой, и притягательной, что я не удержалась от прикосновения к ней.

Калеб накрыл мои губы своими, и я тут же смогла вновь дышать. Было в этом что-то символическое, когда я понимала, что именно без него дышать сложно. Даже не знаю, смогла бы я жить без Калеба. Он стал неотъемлемой частью меня и моей жизни.

- Не обрезай волосы, - попросил он, стоило нам разомкнуть губы. Я удивленно взметнула руку к волосам, а потом поняла, что он просто увидел мои воспоминания. Не знаю отчего, но я почувствовала смущение, словно хотела сделать преступление.

- Если ты не хочешь, то я не стану обрезать их. В общем-то, я и сама еще не решила.

- Мне нравиться, как они рассыпаются по твоим плечам, - тихо сказал он, и я покраснела. Было в его словах много интимного, о чем не говорят вслух, хотя при этом он не сказал ничего такого.

Как я оказалась на улице, даже и не помню, меня, словно зачаровали голос и глаза Калеба. Тяжело вздохнув, я скинула наваждение, но при этом ощутила несуществующую пустоту. Она образовалась с его уходом, и я понимала, как сильно зависима от Калеба. Возможно, дело было в том, что я человек и мною управляют гормоны, и не будет ли все по-другому, когда я стану вампиром? Нет, наверняка нет, ведь Ева по-прежнему любит Грема, даже сильнее, чем во время своей человеческой жизни. Я знала, что моя любовь к Калебу это не просто гормоны. Не может быть, чтобы любовь и все чувства, что ее сопровождает, можно описать просто физиологией. Я не могла с таким согласиться. Да, меня при этом можно было обвинить в том, что с начала я была захвачена красотой Калеба, и на это влияло мое тело, но потом, чем больше я узнавала его, чувства становились только сильнее. Сердце ведь не обманешь.

Толкнув дверь, я зашла в дом, и, покидав портфель и спальник в коридоре пошла в гостиную, спеша узнать с каким счетом проиграли или выиграли Блекхокс в последнем матче, который мне пришлось пропустить.

В доме было тихо. Никого, кто бы дышал или нет. Значит, все мои куда-то уехали. На столике лежала записка:

«Рики и Соня простудились, мы с Терцо поехали к врачу в Лондон. Вернемся завтра. Не позволяй Прату приводить домой девиц. Самюель»

Я блаженно откинулась на диване, и накрылась этим листком, от которого веяло духами Самюель, а значит домом. Как же хорошо, когда все идет по-старому.